Уважаемый Эрнест Георгиевич!

Наконец прочёл Вашу статью и восхитился этим замечательным литературным произведением. Статья, как всегда у Вас, яркая и поэтичная. Написано увлекательно. Многие мысли узнаваемы, но ряд положений развит по сравнению с ранее высказанными.

Конечно, для более полного осмысления статьи потребуется определенное время и я уверен, что к ней будут возвращаться и возвращаться, ибо Вы прикоснулись к очень `объемной` и я бы сказал, если хотите, извечной проблеме - философии `Я` в целом, и его `параметрам свободы`, в частности.

Здесь я, как человек, знакомый с Вашим творчеством, хочу высказать свои соображения  только, по некоторым, на мой взгляд, ключевым моментам поднимаемого Вами вопроса.

Я окидываю взглядом весь абрис статьи и у меня складывается ощущение, что

Вы "против" общественного договора.  Я  - "за". Но, возможно, расхождение не столь серьёзное, потому что мы, наверно, понимаем под этим несколько разные вещи.

Вы пишете: `В основаниях общественного договора лежат четыре блока:

Первый. Договоренность о незыблемости права собственности;

Второй. Договоренность о незыблемости власти как института и о незыблемости ее иерархии;

Третий. Договоренность о незыблемости способов и методов удержания народных масс в руках;

Четвертый. Договоренность о незыблемости и правомочности религиозного сознания`.

Это так и не так.  Вы, судя по контексту, имеете в виду глобальный, планетарный общественный договор. Этот мегадоговор состоит их множества национальных, региональных, местных договоров, которые, собственно говоря, и имеют чаще всего в виду, когда говорят об общественном договоре.

Теория общественного договора сначала развивалась как обоснование абсолютистской власти (теория Гоббса): соглашаясь жить в обществе, люди тем самым дают согласие на любые действия правителей по поддержанию порядка в этом обществе, и изменять форму правления не могут.

Затем она превратилась в политическом отношении в свою противоположность и стала в интерпретации Руссо обоснованием демократического политического строя: государство есть политическая ассоциация граждан, не имеющая иного интереса, кроме общего интереса граждан. Соответственно, государство управляется общей волей, которая выявляется посредством участия свободных и равных граждан в демократических процедурах.

Поскольку глобальный мегадоговор признаёт суверенитет политических единиц (государств), он включает в себя субдоговоры, заключённые как `по Гоббсу`, так и `по Руссо`. Соответственно, способ заключения общественного договора в рамках этих политических единиц может меняться. О незыблемости власти и иерархии, следовательно, речи нет. Это относится, по крайней мере, к той системе международного права, которую Вы называете `старовестфальской`. Гарантии незыблемости власти и иерархии пытались предоставить друг другу некоторые социально и идеологически близкие системы - `Священный союз` европейских монархий после разгрома Наполеона, страны Варшавского Договора (так называемая `доктрина Брежнева`), современные идеологи `лиги демократий`, якобы призванной защищать права человека. Во всех случаях это было выходом за рамки `вестфальских` норм.

Что касается незыблемости права собственности, то, действительно, организаторы мировых систем всегда старались обеспечить его более надёжно, чем стабильность политических режимов. Но и здесь нельзя сказать, что оно было непременным условием глобального общественного договора. Элита большинства стран на протяжении семи десятилетий была вынуждена мириться с существованием СССР и признавать его частью мировой системы, не  пытаясь добиться восстановления прав экспроприированных собственников. 

Несомненно, в настоящее время предпринимаются попытки закрепить право собственности в глобальном масштабе, причём с ретроспективной компенсацией ранее нарушенных прав собственности. Идея такой компенсации выглядит абсурдной и обречённой, потому что система прав собственности, свойственная развитой рыночной экономике, вовсе не была свойственна человечеству на протяжении большей части его истории. С одной стороны, даже ирландцы в XIX веке, как замечал Энгельс, не воспринимали идею собственности, у которой нет обязанностей, а только права. С другой стороны, на определённом этапе, который во многих странах закончился исторически недавно, объектом собственности был сам человек.

Если принять идею компенсации, должны ли потомки рабов, освобождённых в своё время без вознаграждения рабовладельцев, компенсировать им сегодня это вознаграждение? Или, наоборот, потомки рабовладельцев должны платить потомкам рабов компенсацию за эксплуатацию их предков? Последнее представляется более справедливым, но ничуть не более разумным. В любом случае воскрешение давно изжитых отношений не разрешает проблем ныне живущих людей, а лишь отягощает их. Это следует учитывать также при разработке выдвинутой Вами концепции геоэкономического трибунала. Такой трибунал необходим для рассмотрения актов геоэкономической агрессии в пределах жизни нынешнего поколения. Но опрокидывание геоэкономических претензий в более или менее отдалённое прошлое неминуемо натолкнётся на полную невозможность определить точку отсчёта, начиная с которой могут предъявляться претензии.

Рассмотрим Ваш тезис:

`...в социальном плане человек есть продукт конструирования и самопроектирования. Этой же миссией наделено и сообщество, в котором он пребывает: мировое сообщество сколотило для себя и для человека `мировую систему` и адекватного ей - `системного человека`.

Для этого созданы все условия: 1) человек заключил с миром кабальный `Общественный договор`; 2) к этому `идеально` приспособлена жесточайшая система его `образования`.

Так всё-таки: проектирование или самопроектирование? И если самопроектирование - то не есть ли оно саморазвитие и самореализация?

Должен сказать, что, будучи далеко не в восторге от различных конкретных условий действующих общественных договоров, я являюсь принципиальным сторонником идеи общественного договора. По существу возможно лишь три принципа отношения человека к другим людям: 1) традиция - человек ведёт себя так, как повелось, как заведено предками, богами, природой - и убеждён, что никак иначе жить просто невозможно. 2) анархия, солипсизм - существую только я, только моя личность реальна, внешний мир является лишь препятствием для моего хотения. 3) общественный договор - я признаю существование равных мне людей и мы, исходя из понимания наших интересов, договариваемся об условиях совместной жизни. 

Разумеется, в рамках общественного договора общество формирует человека так же, как и человек формирует общество. Разумеется, общественные институты и лица, выступающие от имени общества, склонны направлять этот процесс в своих собственных интересах. Но в том-то и дело, что противостоять этому процессу легче в тех случаях, когда человек признан субъектом договора. Он соглашается формировать себя в соответствии с условиями договора - но и обретает права на предъявление претензий другим субъектам договора, вплоть до участия в выработке условий, на  которых он себя формирует. Более того - в принципе он может принять участие в перезаключении общественного договора - индивидуальном (посредством эмиграции) или коллективном (посредством революции, реформы в рамках демократического процесса или даже путём давления на власть имущих).

Возможно, в процессе развития современного общества будут расширяться возможности заключения `малых` общественных договоров в рамках различных автономий, в том числе экстерриториальных, объединений, субкультур, без изменения большого общественного договора.

Собственно говоря, с тех пор как человеческое общество в своём развитии переросло структуры, бессознательно следующие традиции, только общественный договор и позволяет человеку рассчитывать на то, что другие признают его человеком и будут с ним считаться. Если во мне пробуждаются здоровые начала - нет гарантий того, что одновременно они пробудятся и в других. В то же время, если в других пробуждаются не те же начала, что во мне, у меня нет априорных оснований утверждать, что они  непременно нездоровые.  Каждый их нас должен отстоять своё право развиваться в избранном направлении до тех пор, пока это не препятствует такому же развитию остальных.

Следует заметить, что лозунг свободы может служить таким же орудием закабаления людей, как и иные лозунги. В самом деле: что может быть нелепее, чем бояться, что тебя обвинят в том, что ты недостаточно свободен! Однако именно такой страх есть весьма типичное состояние нашего соотечественника. Между тем действительно свободный человек ощущает свою свободу внутри и свободен в том числе от обязанности кому-то её доказывать. Если же он внутри не свободен, то вряд ли станет свободным от того, что барин приказал. Обвинение людей в том, что они `рабы`, может быть использовано в том числе для их порабощения: `Докажи, что ты свободен, что не боишься сделать то, к чему я тебя призываю`. Нет, если я действительно свободен, я подумаю, правда ли мне это нужно, и если мне это не нужно - не буду делать, что бы вы обо мне ни говорили. А если нужно - сделаю, потому что это нужно, а не для того чтобы кому-то что-то доказать.

Вы апеллируете к `допроектному` человеку, счистившему с себя уродующие его, на Ваш взгляд, наслоения цивилизации, и руководствующемуся здоровыми инстинктами и разумом. Подобный ход мысли весьма созвучен ходу мысли автора `Общественного договора`. Тем удивительнее в Ваших устах негативная оценка этой идеи:

`Одновременно с этим вырисовывается потрясающий вывод `человека фундаментальных опор`: здравый смысл и здоровые инстинкты не оставляют у него малейшего сомнения о дальнейшей судьбе того мира, от которого он был командирован к его опорам.

По большому принципиальному счету здесь мы имеем уже дело с человеком, не затронутым проектным домогательством, - он не изувечен и не измордован всевозможного рода установлениями, правилами, нормами, законами, кодексами, мнениями, авторитетами, границами и др. железными обручами `Общественного договора`, которые вгоняют его в стальной панцирь, разорвать который не дают ему ни возможности современной философии, ни наука с ее разросшимися до гигантских масштабов ячейками (научными дисциплинами); ни социология, постоянно терзающая его вопросами о его самочувствии, ни политология, докучающая ему приставленным к виску `дамокловым мечом` разборок элит и их вождей; ни культурологией, припечатавшей человека к несгибаемым императивам моралей, этик, эстетик, культур техногенного мира; ни экономика, попадающая в тенета тех или иных формационных и цивилизационных моделей, которым слепо должен следовать человек через их беспрерывное `улучшение` посредствам революций, войн, реформ, сеющих чудовищное неравенство, голод, нищету и т.д."

В отличие от Руссо, Вы ищете `естественное состояние` в античности. Напомню, что для античного человека рабство воспринималось как естественное явление. А также что его жизнь протекала в рамках правил, заданных обычаями рода, предполагала своим непременным условием верность родовым богам. Но дело не только в этом. На Ваш взгляд, новый мир может быть построен на основе развития гибких геоэкономических структур, которые, в свою очередь, должны базироваться на достижениях современного технологического развития. Руссо рассмативал проблемы организации общества, не затрагивая производственно-технологических проблем.  В истории общественной мысли его принято определять как идеолога простого товарного производства. Однако Вы исходите совсем из другой ситуации, в которой `мир уже поделён подвижными экономическими границами и эти границы проходят через страны, которые становятся звеньями мировых воспроизводственных циклов`. Вы воспринимаете как данность `договорную страницу геоэкономического атласа`, которая отражает `сформировавшийся наднациональный слой организационных структур, потоков, уровней, а также стимулы к созданию своей, отличающейся от национальной, системы глобальных нормативно-правовых договорённостей` [1].  Спрашивается: может ли `естественный` человек поддерживать эту систему отношений и договоров? Способен ли он хотя бы функционировать в рамках этой системы, не говоря уже о том, чтобы преобразовывать эту систему, освободившись от представления о тех понятиях, на которых эта система основана?

Вообще-то идея освобожденяи человека от наслоений цивилизации с успехом реализуется одним из институтов этой цивилизации - современной поп-культурой. Она с успехом `освобождает` значительное количество людей от различных `несгибаемых императивов` и сознательного отношения к действительности, ориентируя их на спонтанное самопроявление.

Стремление освободиться от собственного разума означает, что место разума заступает инстинкт. Если человека разумного нужно убеждать в необходимости определённых действий, то человеком чувствующим удобно управлять посредством манипуляции, воздействия на базовые инстинкты. Соответственно, его поведение более предсказуемо. Но и его возможности как производителя, организатора, изобретателя гораздо более ограничены. В итоге люди разделяется на тех, кто обеспечивает функционирование системы и тех, кто способен только на исполнение узкого диапазона заданных ролей. Результат заставляет вспомнить не о `новом мироздании`, а скорее о `Машине времени` Г. Уэллса.

Понятно, что Вы имеете в виду прямо противоположную перспективу:

`Как подготовиться к гуманитарной революции (как прорыв новому гуманитарному Ренессансу), способной сформировать Человека-мыслителя, Человека-созидателя, Человека-гуманиста нового тысячелетия?`

Однако давайте не будем забывать, что в современном мире множество людей не обладает необходимыми знаниями, навыками, квалификацией даже для того чтобы успешно интегрироваться в сложившуюся экономическую и социальную структуру. Любые прорывы на новые рубежи ведут к решению глобальных проблем лишь в том случае, если они создают новые способы интеграции людей в модернизирующиеся или вновь возникающие общественные структуры.  Чтобы научить людей включаться в эти структуры, необходимо развивать в них сознание собственной личности, способной к принятию решений, отдельной от личностей других людей и в то же время способной воспринимать их как равных, а не как препятствия на собственном пути. Было бы весьма прискорбным воспитать очередную генерацию `сверхчеловеков`, творчески самореализующихся на чужих костях. В то же время чрезмерное почтение к массовым предрассудкам способно породить немногим лучшие последствия. В действительно гуманистическом обществе мыслитель реализуется в диалоге с обществом. И даже если его идеи отвергнуты, дискуссия не прошла даром - она обогатила общественный опыт. Но для этого обе стороны должны уметь слушать и уважать друг друга.

Формулировка общественного договора в современных условиях усложняется. Он включает не только общественно-политические, правовые, гражданские условия совместного проживания людей, но охватывает также сферу воспроизводства условий их существования (экономику), а также их взаимоотношения со средой обитания (экологию). Оптимальные формы и степень регулирования этих сфер общественным договором являются предметом постоянной дискуссии. Отрицая идею общественного договора, мы можем фактически прийти к сворачиванию этой дискуссии и превратить данные пробллемы в сферу действия `традиции`, точнее - псевдотрадиции, выгодной тем, кто привык действовать без всякого контроля.

Ваша статья, на мой взгляд, интересна и ценна тем, что заставляет задуматься над этой проблематикой. Более того - она проникнута поэтическим предчувствием качественного перелома в истории человечества, который несомненно, назревает по мере того как явным образом исчерпывают себя структуры, схемы и представления, рождённые `неоконсервативной революцией` конца 70-х - начала 80-х годов. Набросанная Вами перспектива стмулирует размышления о путях будущего развития, а высокий слог зовёт к решительной постановке творческих задач.

___________________________

[1] Кочетов Э.Г. Геоэкономический (глобальный) толковый словарь (Основы высоких геоэкономических технологий современного бизнеса. Сборник стратегических понятий-новелл. Екатеринбург: ОАО `ИПП `Уральский рабочий`, 2006. С.208, 154.

СОКОЛОВ Вячеслав Вячеславович - аналитик, кандидат экономических наук

23.03.2009,

www.viperson.ru

Док. 551086
Перв. публик.: 23.03.09
Последн. ред.: 23.12.10
Число обращений: 0