После унылой зимы вдруг стремительно налетела яркая весна. Снег сошел за две недели, в конце апреля настала летняя жара, и вся копившаяся зимой грязь, к середине дня поднятая в воздух колесами автомобилей и ломовиков, парила над Москвой плотным желтоватым пыльным пологом. Однажды утром я поднялась очень рано, часов в шесть. Захотелось просто погулять, подышать пока еще чистым утренним воздухом. И тут на меня, так же стремительно, как весна, налетели важные события.
Пустынная мощеная улица. Вдали вяло шевелится какая-то людская масса. Очередь. Иду мимо. Засаленная бумажка на двери лавки: "Масло сливочное, в одни руки 200 грамм". В хвосте очереди бородатый дед, поплевав на химический карандаш, пишет девочке лет семи номер на запястье. Другая улица, асфальтированная. Поливальная машина. Еле уворачиваюсь от водяного веера. Шофер из кабины машет рукой и весело что-то кричит - не разобрать. Шагаю торопливо, будто куда-то опаздываю. И вдруг торможу - спешить-то незачем. И вообще - идти некуда, гуляю ведь. Курю, скрывая папиросу в ладони: не принято в Москве, как, впрочем, и в Париже, женщине курить на улице. Но затягиваться приходится. И тогда папироса делается заметной.
Меня обгоняет легковой открытый автомобиль. За рулем военный. Обогнав меня, автомобиль останавливается. Мелькает: за мной? НКВД? И не убежать, деться некуда! Только вперед. Поравнялась с машиной. Военный уже перебрался на правое сиденье и оборачивается ко мне:
- Гражданочка! Угостите папироской!
Папироской? Всего-то! Да, пожалуйста! Бери хоть все. Достаю пачку и протягиваю военному:
- Пожалуйста, товарищ. Возьмите несколько.
- Может, вас подвезти?
Смотрю ему в глаза. Этот парень мне определенно симпатичен. Лицо открытое, дружелюбное, сильное. Детское?
- Не откажусь, - говорю и лезу в автомобиль.
Едем. Вижу его петлицы с пропеллерами.
- А вы, выходит, летчик? "Сталинский сокол"?
- Самый настоящий сокол. А вы, если не военная тайна, где служите?
- В одном учреждении.
- У вас там все такие красивые?
- По-моему, вы хотите мне польстить, - хихикаю, кокетничаю напропалую. Совершенно, как теперь вспоминаю, искренне.
- Хочу.
- Ну что ж, у вас это получилось. Спасибо.
- А мы сможем с вами увидеться еще? Как вы думаете?
- Как я думаю? А никак. Я еще не успела подумать. Начинаю: раз, два, три, четыре, пять. Подумала. А почему бы и нет?
- А как я вас найду?
- Прилетайте
Вместе смеемся.
- Я могу вам позвонить? - говорит "сталинский сокол".
- Нет Это будет не совсем удобно. Такие уж у меня обстоятельства. Тормозите. Я приехала.
Он останавливает автомобиль.
- У вас строгий муж?
- Именно. Строгий. Сердитый. Старый.
- Шутите. А если всерьез?
- Всерьез? Напишите мне ваш номер, я вам сама позвоню.
- Когда?
- Денька через два.
Летчик вырывает листок из записной книжки, пишет, протягивает мне:
- Буду ждать. Услышите женский голос - не пугайтесь. Это домработница.
Гляжу в бумажку. Его звать Павлом.
- Хорошо, что предупредили. Я ужасная трусиха. Ну, до встречи?
- Слушайте, тут налицо явная несправедливость, классовое неравенство, - заявляет Павел. - Это нечестно. Я свое имя вам написал. А вас-то как звать?
- О, вот это военная тайна. Как я могу ее вам открыть, Павел?
- А все же?
- Ну, хорошо. Только больше никому, ладно? Кругом враги. Но вам я верю. Я - Анна. Просто Аня - и все тут. Договорились?
Через несколько дней мы встретились у входа в парк культуры. Идем по аллеям, и встречные то и дело оглядываются на нас. В чем, думаю, дело? Иные даже здороваются. Прошагали трое на ходулях. Остановились и дружно прокричали: "Летчику Трубникову ура! Ура! Ура!" Вдруг поняла - Павел знаменитость.
- Всенародная слава не утомляет? - спрашиваю.
- Иногда. А сейчас даже совершенно неприятно. Тайное свидание с прелестной незнакомкой - а тут на тебе!
- Это я-то незнакомка? Разве мы с вами, Павел, не знакомы? Мы знакомы уже четверо суток. Вы - Павел Трубников, я - Анна Высоцкая.
- Это только имена. Клички. Как у лошадей. Или у собак.
- Я вам напоминаю лошадь? Или собаку?
- Простите, не хотел вас обидеть. К слову пришлось. Просто я очень люблю лошадей. А про вас я, Аня, ничего не знаю Но вы мне интересны.
- Вы мне тоже интересны, Павел.
Касаюсь его руки. Давно хотелось, но не позволяла себе. А тут не устояла. Бицепс как из стали.
- Расскажите мне о себе, - просит он.
- Кое-что расскажу. Но не все. И вы поймете, почему. Ведь это касается не только меня. Я вам давеча наврала. Нигде я не служу. Недавно приехала с Урала. Сняла угол
- У вас что-то случилось?
- Ушла от мужа. Мы крупно поссорились. Я его уличила, скажем так
в недостойном поведении. Взяла чемоданчик и - куда глаза глядят. А куда глаза глядят у граждан страны Советов, Павлик?
- Как это куда, Аня? Конечно - в Москву.
- В Москву, в Москву! Именно А вы, конечно, женаты?
- Уже девять лет. Двое детей. Они с женой в Кинешме. А у вас есть дети?
- Нет. Иначе как бы я сбежала? Видите, какая незадача, Павел? У вас жена и дети, у меня - муж.
- Старый и грозный?
- Скорее - грозный, чем старый. И думаю, он меня ищет. И ведь рано или поздно найдет, собака!
- Неужели это помешает нам с вами видеться, Аня?
- Нет, конечно. Вы мне симпатичны. Разве может что-то помешать видеться людям, которые друг другу симпатизируют?
Погуляли и все тут. Ничего более. Он отвез меня на своем авто в мой теперешний переулок.
- Вот здесь я живу. Видите, окно на пятом этаже, где герань, - показываю. - Квартира тридцать пять. Хозяйка - Наталья Григорьевна. Три звонка. Только лучше вам сюда не приходить.
- Когда мы увидимся, Аня?
- Когда? Хоть завтра. Нет, лучше послезавтра. Или через три дня. Я вам позвоню с утра. Вы когда встаете?
- Ровно в семь.
- Ну, вот я позвоню через три дня в полвосьмого. Договорились?
- Я буду ждать. Боюсь, мне грозит бессонница.
- Выпейте на ночь брому.
Павел усмехается и протягивает мне руку. Исчезаю.
Кажется, несколько дней, остававшихся до свидания, снова бродила по городу. Опять кино, опять "Веселые ребята". Слушала сипловатый мужской голос про то, как любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, и вспоминала Павла. Ждала нашей с ним встречи. Уже, оказывается, ждала. Сколько лет прошло, а это танго до сих пор звучит у меня в ушах.
Иду по улице и вдруг вижу лицо, которое кажется мне знакомым. Не в толпе, не вживую, а на стене, на большой, написанной широкой кистью театральной афише. Комиссарша в кубанке и кожаной куртке с маузером в вытянутой руке. Лицо искажено зверской гримасой, но все равно кажется знакомым. "Скоро премьера! Всеволод Вишневский. "Оптимистическая трагедия". В роли комиссара народная артистка СССР Ольга Лебедянская". Портреты актеров в витрине у театрального подъезда. И тут то же лицо. Вот "Гроза" Островского. Та же Ольга Лебедянская, Ляля. А вот фотография из "Чайки". Видно, хорошо поработали гримеры и фотограф. Тут она совсем молодая и очень похожа на ту, которой была когда-то, в восемнадцатом году. Только почему - Лебедянская? По мужу? Сценический псевдоним?
В киоске Мосгорсправки узнаю, что Велемирова этого года рождения
в Москве не числится. Есть одна Велемирова, но ей почти девяносто лет. Не та.
- А о народной артистке Лебедянской справку я вам дать не могу, - заявляет киоскерша. - Запрещено. Вы что думаете, вы одна ее обожаете? Сотни! Тысячи! А если каждый припрется к ней домой?
- Я, товарищ, не каждая. Мы с ней подруги детства, - говорю. - Только живу на Урале, и мы лет десять не виделись. Адрес у нее сменился, я заходила по старому Очень хочется увидеться.
- Вам хочется, а ей? Нельзя, гражданка! Почему я должна всем угождать? Нынче лакеев нет. Мало ли кому чего хочется. Идите в театр, там ищите. Если вас пустят.
- Жаль. Через пять часов уезжаю, не успеть. А так я ей хоть напишу! Умоляю!
И я выкладываю на прилавок рубль.
- Гражданка! Гражданка! Чего вы себе позволяете? Как не стыдно. - Возмущается киоскерша.
- Очень стыдно, - говорю и добавляю еще рубль.
- Ну, гражданка! Позор! - Киоскерша просто раздувается от негодовани
Док. 539946
Перв. публик.: 20.01.08
Последн. ред.: 20.01.09
Число обращений: 92
Дмитрий Долинин: Лейтенант Жорж
|
