Свежий северный ветер раскачивал вековые сосны, шумел в кронах, их черные тени плясали на ослепительно желтой под летним финским солнцем садовой дорожке больничного сада. Саблин катил кресло на колесах, в котором сидел бледный и по-больничному одутловатый капитан Сурин с загипсованной ногой. Генералу, которому капитан был давно знаком, казалось, что тот слегка повредился умом и сильно постарел.
- Хорошо, Иван Андреевич, пусть так, - терпеливо говорил Саблин. - По-вашему, среди финнов нет агентов НКВД. Хотя как вы можете за них ручаться?
- Ручаться? - Сурин нервно дернулся. - А кто за кого может ручаться? Вы за себя - можете? Кругом предатели, понятно?! А этих финнов я знаю лет десять. Финны вообще не умеют хитрить.
- Допустим... А ваши помощники?..
Саблин уселся на скамейку, развернув Сурина лицом к себе.
- Они-то русские, - продолжал он. - Наша русская душа, она такая кудрявая, как говаривал Достоевский
Неуловимость саблинского взгляда нервировала.
- Достоевский? Начитались книжонок на парижских хлебах! - выкрикнул Сурин. - Превратились в приват-доцента, ваше благородие? Подозреваете всех наших? И меня в том числе? Так убейте меня!
- Помилуйте! Что вы так разволновались? Вам не полезно. Я только спросил: вдруг вы чего-нибудь в свое время не заметили. А сейчас вспомните.
- Я заметил.
- Что?
- Ко мне из Парижа приезжали только ваши люди. - Он смотрел прямо
в ускользающие темные глаза генерала. - Лично - ваши.
- Как вы смеете! - Саблин беспокойно перекинул правую ногу на левое колено, подавшись вперед.
- Ищите предателя у себя, - не отводил глаз Сурин.
