|
|
Георгий Тараторкин: Для меня до сих пор неожиданность, что я стал актером. Часть первая
Назад
|
Георгий Тараторкин: Для меня до сих пор неожиданность, что я стал актером. Часть первая
|
- Тараторкин: "Только не подумайте, что я кокетничаю", - в этот момент и возникают опасения, что, наверное, все-таки кокетничаю. Кто так сочтет, Бог ему судья. Я действительно по сей день удивляюсь тому, чем занимаюсь. Может быть, поэтому мне по сей день это интересно. Может быть, поэтому по сей день иногда мне думается, а то ли это, что мне суждено было от природы, от Бога? Кто знает, кто же знает?
Он никогда не хотел становиться актером. Для него не существует понятия "роль". Каждый раз, выходя на сцену, Георгий Тараторкин проживает судьбу. Быть может, именно поэтому его талант зрители считают великим.
Георгий Тараторкин - победный ребенок. Он родился в Ленинграде в 45-м году, когда война уже заканчивалась. Для него город на Неве - святое место. Двуликий Ленинград его вырастил и сформировал характер.
- Тараторкин: Как-то мы с мамой ехали в трамвае. Тогда я был маленький, но уже соображавший и, как все ребятишки, стоял коленочками на скамеечке. Тогда были такие скамеечки. Сейчас возвращаются эти костяные ручки. Дело было зимой, и я горячим пальчиком делал "монетки" на замерзшем стекле, народу немного, вечерний трамвай. Вошли два человека на остановке, и, видимо, ожидая трамвая, они вели какой-то разговор на немножко повышенных тонах, что-то обсуждая, выясняя. На этих повышенных тонах они оказались в вагоне трамвая, совершенно естественно, без какой-либо чванливости, какого-то местечкового высокомерия. А просто естественно покойным голосом кто-то сказал: "Товарищи, потише, пожалуйста, вы же в Ленинграде".
Серые узкие улочки, бедные кварталы. Величие, мощь и парадность архитектурных памятников. Город Достоевского и Блока. Город военной блокады и нищеты.
- Тараторкин: Город, в котором были люди, пережившие этот ужас. Город, в который вернулись истинные ленинградцы. Город, в котором красота, созданная на протяжении предшествующих времен, веков была рядышком с только что произошедшим ужасом.
После войны семья Тараторкиных жила бедно. Георгий рос без отца. Его юное чуткое сердце прекрасно чувствовало, как сложно приходится маме одной, поэтому он старался прилежно учиться в школе.
- Тараторкин: Я не могу сказать, что я был такой зашкаливающий озорник, просто помню, что в какой-то последний момент нашего общего озорства во мне срабатывал какой-то инстинкт, потому что озорство могло закончиться тем, что я порвал бы брюки, штаны какие-то, которые на мне были. А это было в высшей степени неприятно, мягко говоря, потому что они были единственными.
В одной руке сачок, в другой - резиновый мяч. Мальчонка с большими, немного грустными глазами. Счастливым и по-ленинградски непростым - именно таким было детство Георгия Тараторкина.
- Тараторкин: Я как-то, спустя годы, был в Ленинграде и подошел к школе, тогда она еще не была отремонтирована, не было никакой покраски и сохранились надписи: "Ура, Гагарин! Мы в космосе", - в таких местах на стене школы, где невозможно написать. Как мы могли это написать? Я помню, кто-то кого-то держал за руки и за ноги из окна, тот зависал, потому что надо было что-то совершить столь же невероятное, как то, что Гагарин полетел в космос. Мама вообще у меня была фантастическая. Мама, работающая всегда на двух, а то и на трех работах, чтобы были какие-то возможности нас накормить и обуть, и еще обязательно купить абонемент в Мариинку на самый верх. Мама была бухгалтер, и их бухгалтерия - это был особый мир. И если начиналась продажа абонементов в Мариинку (бывший тогда Кировский театр), а у мамы не было денег, то бухгалтерия скидывалась, чтобы мама могла купить абонемент на галерку.
Георгию было семь лет, когда после долгой болезни умер его отец. На маму, Нину Александровну, легли все заботы о детях. И несмотря на то, что она много работала, семья с трудом сводила концы с концами.
- Тараторкин: Мой папа очень рано умер, ему было 35 лет, и была болезнь, которая тогда была неизлечима, как и сейчас, к сожалению, есть неизлечимые болезни. От чего умер папа, сейчас лечится, а мы остались. Сестренке было пять, мне семь. Самое, может быть, сильное открытие человеческое, одно из самых сильных: когда я чуть-чуть подрос и начал ощущать мир отношений, мир чувств. И я помню, как мне открылось, что мама осталась одна с нами: со мной и сестренкой, когда ей было 30 лет. А я уже понимал, что 30 лет - это так мало. Это просто начало начал. У нее никогда не было никаких "потенциальных пап". Все было отдано нам. Все было отдано и, все отдав, мама, когда ей было всего 50 лет, уснула и не проснулась.
Мама научила Георгия самому главному: мечтать и верить, что даже самые дерзкие мечты сбываются. В те годы Тараторкин не думал становиться артистом, хотя иногда представлял себя на сцене.
- Тараторкин: Вы наедине с самим собой иногда признаетесь в том, чего на самом деле иногда хотелось и хочется, но как-то не решаешься на реализацию этого. Я же помню, сколько раз я с Чапаевым свято верил, что я выплыву, когда по воде фантанчики от пуль. Мне казалось, что мое дыхание сольется с его дыханием, мои мальчишеские силы добавятся к его командирским силам, и все будет нормально. У меня не было таких реальных мечтаний - стать только артистом. Другие проходили все этапы самодеятельности, театров Нет, со мной этого не было. Я делал какие-то шаги, но тут же либо сам останавливался, либо обстоятельства меня останавливали. Это же страшно: вдруг на людях, вслух Мой первый выход на сцену. Я должен был при полной темноте, называется - чистая перемена, вырубка. И быстро надо было с тумбой, на которой канделябр, быстро это вынести в полной темноте и подключить - и смыться. Я так ответственно к этому отнесся, очень волновался. Надел белую рубашку и в этой белой рубашке я в полной темноте Извините, как потом было, я помню, бежал режиссер по техническому коридору и довольно громко, так, чтобы только зритель не слышал, довольно громко взывал: что за идиот при полной темноте выперся в белой рубашке?! Это был я.
Шел 63-й год. Тараторкин устроился на работу в знаменитый ленинградский ТЮЗ, но вовсе не актером
- Тараторкин: Я оказался в ТЮЗе в качестве электрика, совсем не намереваясь в артисты, а только потому, что в этом году было решено: я не буду поступать. К концу школу был в порядке в смысле здоровья. Решили, что будет тайм-аут. Какие-то денежки буду зарабатывать, маме будет полегче.
В ту пору Тараторкин увлекался живописью, неплохо рисовал и мечтал о большом художественном будущем.
- Тараторкин: Я думал, я поступлю к художникам, буду им краски размешивать, а иногда мазочек-другой - и они опупеют от степени моего дарования. Но художникам не нужен был тот, кто размешивает краски, никакой помощник. А помощники нужны были в электроцех. Я думал: ну какая разница. Буду числиться в электроцеху, но зайду к художникам, опять же помешаю, мазну - и все будет нормально. Я поступил к электрикам. Узнал, что вилка - это не только то, чем едят, но и то, что в розетку втыкается. В этот год был набор в студию при ленинградском ТЮЗе, и я шел тем же самым техническим коридором, где ходят работники сцены, электрики, монтировщики, а на встречу мне шел красивый седовласый человек с тростью с таким красивым набалдашником. Я шел навстречу, зачарованный его красотой, гармонией. И когда мы поравнялись, на секундочку он притормозил, и я притормозил. И вдруг он абсолютно как-то так естественно, даже не в вопросительной интонации, а как само собой разумеющееся: "Вы документы в студию отнесли?" - "Нет". - "Надо отнести". И пошел дальше.
Это был Александр Маркович Рачковский. В те годы он заведовал документацией набора студентов в ТЮЗ.
- Тараторкин: Он гений педагогики, он замечательный режиссер. Создал потрясающий театр. Ленинградский ТЮЗ той поры, 60-70-х, с хвостика 80-х по сию пору живущая легенда. И будет жить. На фоне нынешнего контекста то, казалось бы, в ту пору само собой разумеющееся становится удивительным, уникальным, фантастическим.
ЗеЯ. Так любя студенты ТЮЗа называли Зиновия Корогодского. В Ленинграде 60-70-х годов Театр юного зрителя под его руководством был местом паломничества не только детей и молодежи, но и всей городской интеллигенции.
- Тараторкин: Точно знаю, если бы мне судьба не п
Док. 537520
Перв. публик.: 23.01.08
Последн. ред.: 11.01.09
Число обращений: 86
Кулиджанов Лев АлександровичТараторкин Георгий Георгиевич
|
|
|
|
|
