Российский менталитет и его влияние на природу уголовного судопроизводстваНазад
Российский менталитет и его влияние на природу уголовного судопроизводства
Нынешнее состояние уголовно-процессуального законодательства и практики его применения оценивается нами как неблагополучное. Многие идеи и положения, закрепленные в новом УПК РФ, либо вообще не реализуются, либо искажаются правоприменительной деятельностью, что вынуждает обращаться к истокам уголовно-процессуального нормотворчества, к тем факторам и условиям, которые определяют суть и содержание этой отрасли права на данном этапе российской действительности.
Известно, что любая человеческая деятельность осуществляется под влиянием двух факторов: объективного и субъективного. При этом объективный фактор располагается ниже субъективного, выступая в отношении последнего как первичное. В первооснове общественных явлений лежат географические, климатические, религиозные, исторические и другие условия. В единстве они формируют особую психологию и сознание народонаселения, его дух и душу. Это - конкретное историческое состояние нации, на котором должно базироваться субъективное усмотрение человека, принимающего то или иное решение национального, регионального или иного общественного масштаба.
Указанное обстоятельство обозначается в современном русском языке словом "менталитет" (от лат. "mentalis" - "образ мыслей, совокупность умственных навыков и духовных установок, присущих отдельным людям и общественной группе";[1]mentality" - "умственное развитие, умонастроение"[2]). Его осмысление как научной категории позволяет анализировать и оценивать различные стороны общественной жизни, в том числе и правовые. ср. англ. "
В отечественной науке не пришли к единому пониманию рассматриваемой категории. Словарь С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой определяет менталитет как "мировосприятие, умонастроение".[3] С. И. Самыгин и Л. Д. Столяренко под этим термином понимают "глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное, совокупность готовностей, установок и предрасположенностей индивида и социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определенным образом".[4]
Есть мнение, что менталитет представляет собой "присвоенные индивидом специфические для данной культуры способы восприятия и особенности образа мыслей, выражающиеся в специфических для данной общности формах поведения и видах деятельности".[5]
Формирование целостного и единого его понимания затрудняется тем, что в различных научных областях: философии, психологии, теории права, культурологии существуют расхождения в понимании этой категории, вызванные "тем, что еще не выработалась приемлемая методология теории менталитета".[6]
Из множества определений менталитета остановимся на дефиниции, предложенной А. Ю. Мордовцевым, которая, на наш взгляд, достаточно полно отражает сущность рассматривааемой категории. Менталитет - это "исторически сложившаяся и устойчивая матрица типизации поведения, схема смыслопостроений, позволяющая представителям определенного социума и (или) типа цивилизации относительно сходно, единообразно воспринимать окружающую действительность, оценивать ее и действовать в ней в соответствии с определенными, сложившимися в обществе установками и стереотипами, понимая друг друга, сохраняя стабильность и целостность национального (цивилизационного) пространства".[7]
Таким образом, менталитет есть сознание коллективное, неличностное, в котором находят выражение черты мировосприятия представителей некоторой группы, общности людей. Он характеризует то общее, что присутствует в разрозненных индивидуальных представлениях о мире, что объединяет людей в сфере переживаний, интересов, эмоций и, следовательно, определяет их поступки.
Значение менталитета заключается в том, что он объединяет общество, "являясь важнейшим компонентом культурной традиции, осуществляет в рамках культуры связь времен, благодаря чему этническая общность способна идентифицировать себя".[8]
Оценивая роль менталитета в истории культуры, А. С. Панарин подчеркивает, что менталитет создает "скрытые социокультурные барьеры", на которые не раз наталкивалась и о которые разбивалась преобразовательная воля реформаторов, поэтому менталитет определяется им как "инвариант культуры - долговременные структуры архетипического или ценностного порядка, посягательства на которые угрожает опасными деформациями".[9]
В настоящее время многие ученые отмечают, что институты, привнесенные из чуждой цивилизации, как правило, не воспринимаются народом. Например, Е. А. Ануфриев и Л. В Лесная утверждают, "что коренные реформы так же вредны обществу, как и воздействие на любой живой организм того, что не заложено в нем от природы". Они рассматривают менталитет как генетический код организма культуры, менять который опасно для жизни.[10] Это объясняется тем, что каждый народ наделяет особым смыслом свои начинания, собственную культуру, формирует представления о государственной власти, правовом положении личности в обществе и т. д. В связи с этим менталитет "преграждает" дорогу элементам, которые не соответствуют его органичной структуре. В результате "взаимодействия" менталитета с чужеродными элементами происходит, как правило, их тотальное отторжение либо поверхностное, несущественное восприятие.
В период смены правовой системы России проблема воздействия российского менталитета как на генезис всей системы права, так и на отдельные его отрасли, стала особенно актуальной. Без учета этого фактора невозможно выработать оптимальную правовую систему. Законодатель, обращаясь к нормотворчеству, должен, наряду с другими факторами, учитывать влияние менталитета, а точнее, исходить из менталитета как отправного, первостепенного фактора.
Проблема поиска путей судебно-правовой реформы в России впервые на научно осмысленном уровне была поднята в ХIХ в. вначале М. М. Сперанским, а затем реформаторами Александра II. При этом возникли два направления: первое - "русских исторических начал", связанное с именем главы II отделения собственной его императорского величества канцелярии Д. Н. Блудова; второе - "общечеловеческих начал", сторонником которого был руководитель Государственной канцелярии С. И. Зарудный.
Д. Н. Блудов считал, что "необходимо постоянно иметь в виду, чтобы новый этот порядок согласовался с образом управления, потребностями и гражданским положением государства, а также и с потребностями, обычаями, привычками и степенью образованности всего населения".[11]
С. И. Зарудный же полагал, что "законодатель не создает, не изобретает новых начал, а лишь изменяет и улучшает существующие, пользуясь опытом других государств".[12]
Именно это направление в итоге было признано приоритетным, поскольку имелся западный образец, обеспечивающий в более цивилизованных странах Европы благополучие и порядок. Иной путь требовал приложения больших усилий и времени, а реформаторы, как известно, долго ждать не хотят, им нужно "все и сейчас".
В результате естественное историческое развитие российской правовой системы было форсировано. Западная модель судебной реформы, волевым порядком навязанная российскому обществу, на наш взгляд, во многом способствовала ослаблению государства как сдерживающего фактора народной "разрушительной силы". Народ утратил веру в государство как в своего защитника, а, потеряв веру, почувствовал вседозволенность. Ярчайшим примером тому является дело Веры Засулич. Террористка, виновность которой в покушении на жизнь крупного государственного чиновника сомнений не вызывала, была оправдана. В этом решении выразилось представление русского народа о справедливости, не совпадающее с его представлениями о праве, законе. Постулат римского права о необходимости соблюдения даже плохих законов, разделяемый большинством европейцев, всегда был чужд российскому народонаселению. Крах государственности России в начале ХХ в. в значительной мере, думается, был связан с неудачной судебной реформой второй половины ХIХ в. Первопричина этого видится в игнорировании авторами реформы специфики российского национального менталитета.
Люди, сотворившие государственный переворот 1917 г., меньше всего думали об объективном историческом пути развития России и об особенностях менталитета ее народонаселения. Но законы природы выше человеческих
