Здесь, думаю, целесообразно затронуть еще один вопрос, касающийся реформирования существовавшего тогда в нашей стране общества. Следует отметить, что о серьезных политических реформах вообще не было речи. В глазах партийного руководства жив был еще сравнительно недавний пример, когда Хрущев хотел поделить партийные структуры на промышленные и сельскохозяйственные. Причем не просто хотел, а добился через ЦК соответствующего решения, и это было сделано. Появились промышленные и сельскохозяйственный райкомы партии. Сделать-то сделали, но в спешке непродуманно. Началась страшная неразбериха, отразившаяся на всей системе управления страной и, кстати, породившая массу злых шуток и анекдотов. И вот с учетом этого ЦК в 1965 году принимает решение об экономической реформе. Ее инициатором, безусловно, следует считать Премьера Косыгина. Реформы начались и даже получили неофициальное название "косыгинских". Возьму на себя смелость сказать, что существенный вклад в обсуждение и в известном смысле содержание этих реформ внес академик Глушков. Бывший Председатель ГКНТ СССР академик Кириллин рассказывал мне, что к нему неоднократно обращался Косыгин с просьбой, точнее неформальным указанием, обеспечить Глушкову специальный статус "высшего советника" в ГКНТ, рабочее место и всяческую поддержку. Помимо жилплощади в Киеве, где он руководил созданным им институтом Кибернетики, Глушкову была предоставлена в Москве специальная, хотя и скромная квартира поблизости от комитета на улице Горького (ныне - Тверской).
Дальнейшее изложение будет так или иначе касаться деятельности именно этих двух людей. Естественно, о Косыгине мне говорить довольно сложно, он был слишком "высоко" для моей скромной фигуры. Глушкову же уделю больше места по той причине, что на каком-то этапе довелось близко познакомиться с ним и иметь содержательные товарищеские беседы. Должен извиниться перед читателем, если тот упрекнет меня в том, что я чересчур отвлекусь от основной темы - реформ, я то искренне считаю, что это не совсем так. В дальнейшем изложении использую свои материалы, опубликованные в портале Наследие (февраль 2006г) "Встречи с интересными людьми. Академик В.Глушков; Президент РСПП А.Вольский".
Начну с самых общих замечаний. Прежде о Глушкове. Должен откровенно признать, что в относительно кратком разделе своей публикации вряд ли сумею найти слова, которые дали бы истинную оценку Глушкову, его блестящим идеям и деятельности, связанным с внедрением в стране Общегосударственной сети автоматизированных центров (ОГАС). Фактически это своего рода пролог к нынешнему этапу развития и выступлению Президента Медведева о необходимости и путях перехода к информационному обществу. Феномен Глушкова - явление не ординарное. Должен сказать, что, по моему мнению, ученых и организаторов науки такого калибра в истории было не так уж много. Думаю, это будет особенно понятно после того, как читатель, ознакомившись с его профессиональными работами в области управления и приложений к экономике, прочтет публикацию самого Глушкова, подготовленную бывшим сотрудником ГКНТ СССР Б.Малиновским. Те кто захотят "копнуть" глубже, могут найти интересные материалы через систему Google, обратиться к воспоминаниям ученых и записям журналистов (например, к интересной книге Моева, включающей несколько журналистских бесед).
Со своей стороны понимаю, что все что я смогу написать о нем, включая и попытку обобщения, будет недостаточно, а м.б. и, не дай бог, недостаточно хорошо. Но оценки - оценками, а есть ещё и другой важный аспект - личные встречи с этим обаятельным и удивительно талантливым человеком, которые наложили отпечаток и на мою деятельность. Впрочем, они в данном случае, наверное, лишь - фон для того, чтобы выразить его мысли, о которых пойдет речь ниже. Писать сегодня о Глушкове, не говоря о главном деле его жизни, по-моему, просто нельзя. Что же касается оценки деятельности Глушкова, думаю, лучше, чем его коллега, выдающийся ученый, Президент Украинской академии наук Б.Е.Патон не скажешь: - Глушков - блестящий, истинно выдающийся ученый современности, внесший огромный вклад в становление кибернетики и вычислительной техники в Украине и бывшем Советском Союзе, да и в мире в целом. Своими работами предвосхитил многое из того, что сейчас появилось на Западе и у нас на пути создания информационного общества.
Теперь о Косыгине. После смещения Хрущева Косыгин занял должность Председателя Совета министров, на которой проработал 16 лет. В 1965 году он выступил с рядом инициатив, получивших, как уже отмечалось выше, название "косыгинских реформ". Эти реформы, с одной стороны, были призваны покончить с "хрущевскими" экспериментами с системой управления народным хозяйством, с другой - дать новые импульсы развитию экономики. Первая задача была выполнена успешно - взамен совнархозов снова вернули министерства. Успешно начали было проводиться в жизнь и главные идеи новых реформ в области планирования народного хозяйства. Смысл этих реформ заключался в том, чтобы попытаться уйти от изжившей себя, по мнению многих, системы "план любой ценой".
Косыгин стремился вдохнуть новую жизнь в плановую социалистическую экономику комплексом взаимосвязанных между собой мер. В основу планирования были заложены объемы только реализованной продукции. Количество плановых показателей, спускаемых сверху и регламентировавших до мелочи каждый шаг предприятия, было снижено более, чем втрое (с 30 до 9 показателей). Из отчислений от прибыли на предприятиях создавались фонды развития производства и материального поощрения, заводы и фабрики получили право самим реализовывать сверхплановую продукцию, устанавливать штатное расписание и сметы. В сельском хозяйстве закупочные цены на продукцию повышались в 1,5-2 раза, вводилась льготная оплата сверхпланового урожая. Снижались цены на запчасти и технику. Уменьшились ставки подоходного налога на крестьян. Реформы дали благоприятные результаты в годы восьмой пятилетки (1965-1970 гг.). Согласно имеющимся оценкам, эта пятилетка оказалась по своим важнейшим параметрам лучшей из советских пятилеток.
Глушкова к Косыгину (в тот период он был 1-м вице-премьером) привел тогдашний Президент АН СССР Келдыш в 1962г. Глушкову в то время не было и 40-ка. Встреча прошла успешно и оказала решающее влияние на дальнейшую работу, а может быть и судьбу академика. В 1965 году Косыгин докладывает на сентябрьском (1965 года) Пленуме ЦК КПСС о замысле предстоящей реформы, о комплексе задач, которые необходимо решить, чтобы ее осуществить, об улучшении управления промышленностью страны, совершенствованию планирования и усилении экономического стимулирования, о структурных изменениях в системе управления. Казалось, отныне академику обеспечивается полная поддержка и право серьезных самостоятельных действий на государственном уровне, аналогичные тем, которые были в свое время у Королева и Курчатова. Его предложения целиком укладываются в содержание заявленной вскоре "косыгинской реформы", более того обеспечивают ее перспективу.
Казалось, события положительно развивались. В Совмине СССР академик (тогда - член-корреспондент АН СССР) Емельянов начал было выступать с лекциями в по современной рыночной экономике. Но тогда эта искренняя и благонамеренная попытка закончилась неудачей, лекции едва начав "прикрыли". На "верху" просто не сумели (а может быть, не захотели) оценить, как это важно. В результате, словно по злой иронии судьбы, высокомерно не заметили и практически упустили уникальный шанс, связанный с тем, что чуть позднее инициативу перехватили "демократы", не понимавшие сути и примитивно представляющие себе проблемы переходного периода. Итог - еще один, очень показательный пример того, как опрометчиво общество подошло к последующим рыночным преобразованиям. Высокие, в том числе и самые высокие партийные и государственные функционеры с их наивно-примитивным представлением о мировой рыночной экономике оказались не подготовленными и дезориентированными. Их элементарно облапошили, примерно по той же схеме, как это сделал Остап Бендер с архивариусом Коробейниковым. В результате они без серьезной борьбы уступили арену более активным политическим авантюристам, сомнительным дельцам, проходимцам, корыстным стяжателям и неучам, поверхностно спекулирующим рыночной терминологией. Замечу: изучать-то в сети партполитпросвета надо было не столько некий "партийный катехизис" - историю партии и позиции давно ушедших фигур (типа, что когда-то сказал Мартов и грузинские меньшевики), сколько сопоставительную экономику. Это была грубая ошибка нашей идеологии и в том числе ИМЭМО, упустившим свою роль в реформе.
Итак не получилось. В результате реформа, которую формально никто не отменял и которая продолжалась несколько лет, в конце концов не получила должного развития в нашей стране. Почему? У меня нет ясного ответа на эти вопросы, хотя и имеется по этому поводу определенное собственное мнение и об этом еще пойдет речь чуть ниже.
Несколько отвлекусь. Как я познакомился с академиком? Скорее всего, мне просто повезло, поскольку еще задолго до этого его имя было не просто хорошо известно в научном мире, а можно уверенно говорить, что был уже знаменит, и как я думал, труднодоступен. Когда в начале 60-х я, молодой тогда инженер, приезжал в командировку в его киевский институт, то даже и не мечтал попасть на прием, хотя бы для краткой встречи (встречался с его сотрудниками - разработчиками компьютеров, помню, Стогния, Рабиновича, имена которых были известны по научным публикациям). Более тесному нашему знакомству с академиком в определенной мере способствовали встречи в Госкомитете по науке и технике, хотя по настоящему, наверное, мы сошлись, будучи вместе в Вене в научной командировке.
В составе группы ученых мы, приехали в Австрию в конце 60-х по линии Международного института системного анализа (IIASA). Помню, сидели рядом с Глушковым на международной конференции в знаменитом венском дворце Хофбург, где проходили мероприятия, связанные с НТП, и слушали доклады с сопоставлениями рыночной и плановой экономики. Помню с интересным докладом выступал тогдашний Канцлер Австрии Крайский. Вместе с Глушковым ходили в расположенный напротив музей мирового искусства, где наряду древнеегипетской частью и разделом, связанным с ренессансом, демонстрировались тогда картины сюрреалистов. Посещение произвело на нас сильное впечатление и породило пищу для размышлений. Мы не раз тогда, а потом и позже обсуждали впечатления от посещения этого музея, в частности, тему о том, как в голове у художников возникают подобные сюжеты, и гадали что они хотели при этом сказать публике. Именно тогда в память запали мне его слова: - целью моей жизни и главной темой научных интересов была попытка продвинуться в понимании того (механизма): "как человек мыслит...".
Может быть это сегодня звучит, как курьез, но тогда, помню, вечером состоялся званый обед. Надо отдать должное превосходной австрийской кухне с великолепными и бывшими тогда в новинку для меня обильными мясными блюдами. Я увлекся и перестарался. Лег с полным животом. Ночью спал плохо, снился сон (сошлюсь на одну из своих публикаций, посвященную знаменитому австрийскому психологу Фрейду): -поздняя осень, на почерневших от сырости ветвях на фоне красноватого неба и уже зашедшего солнца сидят откормленные сытые неподвижные птицы, тетерева или глухари. Они никуда не улетают и их можно сбить даже палкой, как, говорят, бьют на лежбище котиков, а потом нести на кухню и съесть. Утром рассказал этот сон Глушкову и добавил, что в результате своего ночного видения как-то продвинулся в понимании мотивации сюрреалистов: если бы был художником, то нарисовал бы подобную картину и назвал ее "сытость". Для меня ее смысл был бы понятен и близок, хотя зритель, без дополнительных разъяснений едва ли бы разобрался, в чем здесь суть дела. Глушков попросил лист бумаги, под рукой ничего другого не нашлось, и я дал ему свой русско-немецкий разговорник. На обороте на чистом листе он нарисовал эту картину цветными фломастерами (она и сегодня у меня). Спросил: похоже? Да, было похоже. С тех пор у меня был довольно длительный период увлечения сюрреалистами, я покупал, когда мог, книги с их картинами (Сальватор Дали, Рене Магритт, Поль Дельво и все что удавалось) и пытался разгадать, что они имели в виду и как мыслили, изображая свои сюжеты.
Позднее мы сошлись с ним ближе. Он часто приезжал из Киева в Москву по линии ГКНТ, а мне туда доводилось приходить по работе постоянно. Иногда бывал у меня дома в гостях (его московская квартира помещалась в нескольких сотнях метров от моего дома), порой встречались на даче у нашего общего знакомого и близкого товарища, академика Кириллина. Кстати, последний с огромным уважением относился к Глушкову, работал с ним в тесном контакте и очень высоко ценил. А после того как в документах 24-го съезда КПСС появились пункты, связанные с развитием ОГАС (Общегосударственная сеть автоматизированных центров) и поставлены определенные задачи перед ГКНТ, ему там выделили специальный кабинет и назначили постоянного помощника по связи с ним... Позже появилась довольно подробная и содержательная книга воспоминаний о Глушкове, написанная одним из бывших сотрудников ГКНТ (Малиновским), которому довелось с ним много общаться и сотрудничать. Впрочем, основным местом работы Глушкова оставался созданный им в Киеве знаменитый институт Кибернетики (ранее, как, наверное, знают многие читатели, буквально, бранного слова).
У меня есть, наверное, большинство его публикаций, особенно последних. Они по-разному изданы, в основном солидно. Но лично на меня почему-то наибольшее впечатление произвела его скромная публикация (препринт): "Управление научно-техническим прогрессом в эпоху научно-технической революции", 1979г. Я порекомендовал прочитать ее Михаилу Андреевичу Суслову. Он согласился, тема была популярная, а имя автора - хорошо известно членам Политбюро, особенно в связи с неоднозначной и неудавшейся "косыгинской реформой", вызвавшей в бюрократической среде многочисленные споры. Помню было это во время отдыха на юге, и он читал брошюру прямо под тентом на пляже, где обычно работал, прерываясь лишь на плавание и короткие прогулки. Публикация ему понравилась, особенно разделы, связанные с борьбой со сверхдоходами и системой привилегированных счетов для безналичной оплаты за труд через банки. Эти вопросы особенно интересовали его; как раз в это время он готовил проект письма ЦК по борьбе с коррупцией. Письмо вскоре зачитывалось в партийных организациях. Сказал, правда, что с коррупцией в стране следует бороться по линии идеологии воспитательными мерами через партийные организации (тогда это было еще реально), а что касается оплаты через банки, то мы пока, к сожалению, до этого еще не доросла. Но дорастем, нужно время. Сегодня эта забытая идея Глушкова была бы актуальна и реализуема, в том числе и как средство борьбы с "серыми зарплатами". Что касается методов борьбы со сверхдоходами, можно только поражаться, как далеко смотрел Глушков.
Я же тщательно проштудировал брошюру и в свое время использовал ее в своих лекциях в МИФИ в связи с разделом и проблематикой, который назвал тогда "Банк экономических ситуаций". Пользуясь нашими контактами, рассказывал Глушкову о самой идее этого подхода и советовался. Идею он одобрил. Вот что я писал позднее по этому поводу в своей публикации "Страницы истории системных исследований ...": - Читая те или иные разделы сопоставительной экономики (рынок-план) я специально снабжал лекции (порой они переходили в живой диалог со студентами) рассмотрением "житейских" ситуаций, описываемых в СМИ в "духе" французских математиков и системщиков Кофмана и Фора в их великолепной книге "Займемся исследованием операций". К примеру, рассматривал ситуацию с реализацией частично побитых во время перевозки помидор, которые в нашем плановом обществе продавец обязан был реализовать по жестким ценам без всяких скидок, и возникающих при этом конфликтах с покупателями. Понятно, что приведенный случай с овощами носил чисто иллюстративный, но зато прекрасно знакомый всем и понятный по сути конфликта характер. Для использования на своих занятиях в течение многих месяцев вместе с коллегами с кафедры просматривал массу текущих публикаций в прессе, выбирал конфликтные ситуации, типа указанной выше с торговлей помидорами. Разработал для этого некую формализованную структуру представления ситуаций и вводил в свой персональный информационный банк (его и назвал "Банк экономических ситуаций"), куда прикреплял и вырезку из статьи. Иногда в подобных статьях описывался не только сам конфликт, но и метод или подход к его преодолению (во многих случаях, внешне казалось бы совершенно различные конфликты, имели одну и ту же основу).
Любопытно, что позднее, уже работая в ГКНТ, даже снабжал сведениями из этого банка своих высоких коллег, работавших по поручению Премьера Рыжкова в рабочей группе по подготовке реформ в экономике и, признаюсь, удивлялся неожиданной востребованности подобной "скромной информации" и моими комментариями к ней на столь высоком уровне. Дело оказалось не хитрым, но интересным. Суть проблемы, благодаря такому подходу, студенты схватывали буквально на лету. А дальше следовали, например, комментарии из Самуэльсона ("Экономика") или других книг, разбор ситуации, ну и мои комментарии. Не стану скрывать, где хватало ума, пытался критиковать те или иные принципы западной экономики, и порой это было отнюдь не трудно. Особенно с позиции социальных критериев (возможно, читатель, знакомый с книгой Самуэльсона, вспомнит как в окончании одного из разделов, говорится, что молоко получит скорее собачка богача, чем больной ребенок в бедной семье).
Глушкова так и считал "крестным отцом" и соответствующего курса лекций, и самого подхода. Мне помогли и живые, откровенные личные с ним беседы (еще отмечу в этой связи советы академика Кириллина). Иногда вместе с Глушковым разбирали некоторые ситуации, надо сказать, он воспринимал такие беседы с долей юмора, но никогда - снисходительности. Кстати, чувство юмора у него было развито необыкновенно, а уж по количеству анекдотов (я и сам могу рассказать, наверное, сотню подряд) равного ему ни до, ни после не встречал. Думаю, у него была очень сильная ассоциативная память.
Рассказывая Виктору Михайловичу о своей деятельности в качестве заведующего кафедрой МИФИ, связанной с информационной проблематикой, а позднее - директора Международного центра научной и технической информации и судя по его реакции, я видел что наши задачи, несмотря на различие в уровнях, и не говоря уже о подходах к их решению, в определенном смысле имели общий характер. Различие заключалось в том, что объектом его деятельности была в основном управленческая информация, у меня же - научно-техническая. Естественно, что резкой грани зачастую здесь нет, и все мои проблемы были абсолютно понятны Глушкову. Более того, аналогичные проблемы были и у него, только м.б. на более высоком уровне. В этой связи, для иллюстрации думаю, мне целесообразно несколько отвлечься от основной темы и чуть глубже обратиться в область своей практики (должен извиниться, что раздел этот получился относительно большим). Вот что я, в частности, писал в одной из своих публикаций.
... Наши информационные институты были составными частями единой Государственной системы научной и технической и экономической информации (ГСНТИ) и составляли основу научно-информационного ресурса страны. Координацию их деятельности осуществлял ГКНТ СССР, где для этого имелось специальное управление. Наряду с несколькими центральными институтами (среди них такие гиганты, как ВИНИТИ, Всесоюзный центр информации по научным отчетам, Центральный институт патентной информации), существовало в общей сложности более полутора сотен отраслевых, республиканских и региональных информационных центров, а вся армия информационных работников насчитывала по разным данным не менее 200 тысяч человек. Все эти органы в совокупности представляли собой основу единого мощного информационного ресурса государственного значения. (Позднее, когда меня назначили зампредом ГКНТ, словно по иронии судьбы все это хозяйство перешло в мое научно-методическое подчинение)
Отраслевые институты выполняли важную роль по созданию систем специализированной фактографической информации, формированию соответствующих банков данных, подготовки технико-экономических обоснований, аналитической и обзорной информации, повышения квалификации кадров. Некоторые из этих институтов были довольно сильными и относительно хорошо оснащенными (например, в области электротехники, станкостроения, приборостроения, химии), другие довольствовались ролью фактически вспомогательных подразделений при министрах, готовя всевозможные справки и доклады для отраслевого руководства. Управление информации ГКНТ проводило большую работу, пытаясь увязать всю эту деятельность в единый комплекс в плане создания общей методологической базы. Надо сказать что действовало в целом довольно удачно, хотя в системе и оставалась масса нерешенных проблем во многом технического характера. (Позднее во времена "дикой" приватизации и ликвидации многих министерств все это хозяйство было растащено буквально по кускам), и от единой системы остались лишь воспоминания.
Тогда же главными казались и доминировали другие проблемы, во многом, связанные технической совместимостью. Было трудно представить, как их решать в условиях, когда каждая из исходных систем разрабатывалась и функционировала практически изолированно и была оснащена самой разношерстной техникой, выпускавшейся разными отраслями. Многие из них использовали плохо совместимые технические средства, и распространению информации, скажем на магнитных лентах препятствовали буквально непреодолимые проблемы. В результате огромный информационный ресурс использовался явно не эффективно и недостаточно. Реально существовал, образно выражаясь, огромный технологический барьер на пути доступа необходимой исследователю и разработчику информации непосредственно на его рабочее место. Условно назову его первым. Решение этой проблемы придет значительно позже вместе с внедрением и развитием дистанционных технологий. Но все же решение находили, дело двигалось и тогда я рассказывал Виктору Михайловичу о наших первых работах в этой области, связанных с теледоступом из ряда организаций страны с доступом к базам данных в моей организации.
Одновременно мы следили за ходом аналогичных работ за рубежом. На меня лично большое впечатление производили работы американцев, о которых, благодаря личным контактам, я имел сведения буквально из первых рук. Их информационные центры и службы, начиная с какого-то времени, вдруг стали интенсивно вводить все свои фактографические данные в компьютеры, имея в виду объединить их в единую сеть. В печати появлялось все более сведений о практически действующих, прежде всего военных, информационных системах и их сетях (например, ARPA), чувствовалось, что в области технологии и средств доставки информации назревают крупные события.
В 1976 будучи избранным на пост директора московского Международного центра научной и технической информации (МЦ НТИ), я получил приглашение в Женеву выступить там с докладом на тему о перспективах создания Восточно-европейской системы НТИ (мы дали ей условное название ВЕСНА). Доклад я сделал, но выглядел он, не скажу что убого, но в техническом плане значительно отставал от аналогичных усилий в Западной Европе. И это было особенно очевидно во время демонстрационных теледоступов к удаленным базам данных. Было очевидно, что проблем технической совместимости там нет, мы отстаем, и в основе лежит наше общее отставание в области вычислительной техники. Было над чем задуматься. И все же вскоре положение дел начало меняться, хотя и не теми темпами, как хотелось бы, и в нашей стране на фоне ОГАС начались практические шаги по объединению ГСНТИ в единый технический комплекс.
Но все это было отнюдь не единственной проблемой. Несмотря на то, что о важности информационного обеспечении науки в 70-годы, а может и ранее, уже произносились слова с высоких трибун, реального глубокого понимания значения информации, пожалуй, не было. В одной из своих работ я приводил ряд курьезных случаев из своей практики, которые характеризовали отношение к информации и полное неприятие предлагавшихся мер и подходов, иногда даже на уровне терминологии. Доподлинно знаю, что бывший Премьер Тихонов, старенький, правда уже, хотя с виду крепкий (видел его на лыжных прогулках в Жуковке), почти 80-летний человек, как-то с раздражением произнес: что вы говорите мне о каких-то банках данных. Не знаю и знать не хочу никаких других банков, кроме финансовых. Объяснить тогда иным высоким чиновникам, чем мы занимаемся, на что расходуются народные деньги и что такое информационная система, как я где-то писал, думаю было не проще, чем, например, убедить Ивана Калиту выучить азбуку Морзе...
Еще труднее шел разговор, когда приходилось касаться вопроса интеллектуальной собственности и связать это с проблемами информационного обеспечения. Будучи в Женеве я встречался с тогдашним директором международной организации в области интеллектуальной собственности (WIPO) д-ром Богшем. Кстати, тогда же впервые познакомился с его близким знакомым и фактическим советником миллиардером Р.Максвеллом, который вскоре стал основателем и владельцем крупнейшей в мире информационной империи (её так и называли по имени Максвелла). Тогда с ним установились, казалось, многообещающие контакты, которые продолжались в Москве. К сожалению, вскоре он таинственно погиб, оставшись вдруг один на яхте в открытом океане. Я знал его сыновей и мне, что бы ни говорилось, его искренне жаль, он был исключительным энтузиастом информационных технологий и систем и, я думаю, оказал большое влияние на развитие этого направления в мире. Но это было уже после... А в то время, да и позднее, контакты с этими людьми продолжались, в том числе, когда меня перевели на работу в Госкомитет по науке и технике СССР. Я писал об этом в своих журналистских публикациях, в том числе о неудачной попытке Максвелла создать совместное предприятие с ВИНИТИ; тогдашнее руководство института оказалось к этому просто не готовым (о чем я Максвелла, кстати, предупреждал). Тот факт, что информация, хотя и специфическая, но важнейшая экономическая категория, со всеми свойствами других экономических категорий, в частности, полезностью (в экономическом толковании этого термина) воспринимался с трудом. А уж если говорить об отношении чиновников, то тут дело обстояло и вовсе плохо.
Информация о важности значения и проблематики, которой даже столь практичные люди, упомянутые выше в связи с WIPO, активно занимались, вкладывали средства и уделили значительную часть своей жизни, воспринималась чисто формально. Такое впечатление, что думали, будто все это "от лукавого". В статье "Я - заместитель министра СССР" (www.nasledie.ru), я описал эпизоды своей неудачной попытки представить порученный мне и моим сотрудникам для разработки проект постановления ЦК КПСС и СМ СССР на Президиуме Совмина. Бывший Премьер Н.Рыжков, видимо предварительно ознакомившись с моими материалами, поначалу не хотел давать мне слово для выступления. Вступился член Политбюро Талызин, бывший министр связи и Председатель Госплана (он бывал у меня в институте раньше). Пытаясь внести в постановление какие-то положения о научно-информационном рынке, я для большей, как мне казалось, убедительности, помню, начал свое выступление со специально придуманного мной для сопоставления понятия "информационный коммунизм". В основе лежало, что по существующему в стране положению любые сведения из научно-технических отчетов или о содержании диссертаций поставлялись организациям, независимо от реальной стоимости информации, лишь по цене ксерокопирования. К примеру, это могло быть и уникальное ноу-хау и диссертация, о детских сказках. Я назвал тогда принцип, который закладывался в основу подобного подхода при информационном обеспечении: "всем, всё, быстро и бесплатно". Но до "коммунизма" мы тогда как раз не доросли.
Тут-то и нужен был информационный рынок, как важный элемент будущего информационного общества, и это направление, может быть, следовало включить в состав одного из главных приоритетов рыночных преобразований. Выступление мое тогда смяли. Магического слова "Интернет" (своеобразное заклинание, вроде "сим-сим открой дверь" из сказки про Али бабу из "Тысяча и одной ночи"), тогда в природе не существовало, а объяснить кратко, что мы примерно всем этим как раз и занимаемся, я не умел. На пути создания информационного рынка стоял мощнейший бюрократический барьер (боюсь он не полностью перодолен и сегодня), который я условно назвал "вторым". Характерно, что об этом же говорил и Глушков. Конечно, у него был совершенно другой "калибр", но даже и у него все равно удачно получалось далеко не всегда. Мы, буквально сидя на золотой информационной жиле, ее истинную цену представляли плохо, пытались жить явно не по средствам, но ума понять это не хватило. Позднее страна дорого заплатила за такое понимание (а точнее, непонимание), и в начале 90-х годов, в силу неверно (преступно?) истолкованного принципа открытости нового общества, значительная часть нашего научно-информационного потенциала ушла, как вода через решето, из под которого вдруг убрали спасительный тазик. Ушла фактически за бесценок, причем зачастую неизвестно даже кому...
Перехожу к заключительной части раздела, связанного с экономической и так уж получилось одновременно информационной (ОГАС) реформой. Здесь, к сожалению, уместны слова сродни роману А.Толстого "Хождения по мукам". Терминология эта (насчет "хождения") на сей раз взята из книги самого Глушкова и наших бесед. Одна за другой мелькали фамилии разного уровня начальников, руководителей ведомств, министров, членов Политбюро и близких к ним бюрократов, готовящих проекты решений. Всех их надо обойти, убедить (чтобы не говорить ублажить), доказать, что необходимо переходить на другой уровень в управлении страной, иначе неминуем управленческий и экономический кризис, а в конце концов коллапс. И это в условиях, когда даже начальник ЦСУ, уверенный в своей непогрешимости, убеждает Косыгина, что ЦСУ было организовано по инициативе самого Ленина (а ведь он, как помнит история, в трудное время и гвозди лично распределял). ЦСУ, дескать, справляется с поставленными задачами, и той информации, которую оно дает правительству, вполне достаточно для управления, и поэтому делать ничего не надо. Или министр финансов, который категорически выступает против ОГАС, а его выступление на Политбюро (там дважды обсуждался вопрос ОГАС), по словам Глушкова, отражает не суть вопроса, а годится скорее для анекдота.
Могут спросить, а где были наши экономисты? В их адрес Глушков выражает много нелицеприятных слов. (позднее о том же напишет упоминавшийся в данной публикации член-корреспондент РАН Обминский в статье о Горбачеве). Пишет: "...Наши горе-экономисты сбили Косыгина с толку тем, что, дескать, экономическая реформа вообще ничего не будет стоить, т.е. будет стоить ровно столько, сколько стоит бумага, на которой будет напечатано постановление Совета Министров, и даст результатов больше. Поэтому нас отставили в сторону и, более того, стали относиться с настороженностью. И Косыгин был недоволен (ЛС: и понять можно, он ведь тоже не бог, и на него со всех сторон давили). Меня вызвал Шелест и сказал, чтобы я временно прекратил пропаганду ОГАС и занялся системами нижнего уровня. Вот тогда мы и начали заниматься "Львовской системой"... А Устинов, понимая, что не все так уж просто, дал команду, чтобы никого из экономистов не пускали на предприятия. Мы могли спокойно работать".
Это отсутствие понимания и поддержки проявлялось и на более высоком уровне. Сама реформа, порой негласно пренебрежительно именовалась, как "затея" Косыгина, а стало быть в эту категорию попадала и ОГАС, которая фактически была (но не стала) составной частью этой реформы. В глазах бюрократии ОГАС, как и сама идея информационного общества, становилась своего рода "красной тряпкой", разменной монетой, балластом, подрывавшим саму идею реформы. И все это в условиях определенного противостояния между Косыгиным и Устиновым (отмечу, и это чрезвычайно важно, вместе с Андроповым, с которым они шли в "тандеме"), которые олицетворяли гражданскую и военную экономики. Оборона страны, космическое противостояние, соревнование двух систем, ведущая роль и приоритет ВПК, все большее втягивание в изнурительную и непосильную для страны гонку вооружений (может кто-то и говорил о "принципе разумной достаточности", но голос этот слышен не был, ( и что это такое, тогда, да и позднее, мало кто понимал) - все это, по-видимому сыграло свою негативную роль и в ходе, и в конечной судьбе хозяйственной реформы 1965 года. Фактически против реформы восстали и Госплан, и наиболее сильные министерства, и авторитетные министры, утверждавшие, что в том случае, если выполнение плана будет засчитываться лишь после удовлетворения всех заказов потребителей, предприятия останутся не только без премий, но и без зарплаты. В итоге, победа осталась за министрами. А тут еще ухудшение отношений между Брежневым и Косыгиным (говорят, с подачи все того же Андропова), где роковая роль, по некоторым источникам, отводилась Тихонову (кстати, позднее сменившему Косыгина на его посту).
В порядке иллюстрации обращусь к содержанию, видимо, последней публикации Глушкова "Что скажет история?" Насколько мне известно, та часть о которой пойдет речь, писалась в самый последний период его жизни, в том числе диктовалась лежащим в постели и умирающим Глушковым его дочери. Дочь считает, что рассказ о борьбе Глушкова за создание ОГАС это буквально обвинительный акт в адрес руководителей государства и бюрократии, не сумевших в полной мере использовать могучий талант ученого. В чем-то права. Здесь требовались своего рода "петровские преобразования", когда боярам брили бороды, а такого лидера, к тому же понимающего суть дела, просто не нашлось. До Андропова было еще далеко, да и он-то, имея натянутые отношения с Косыгиным, еще не понятно, как бы ко всему этому отнесся. Впрочем, "дисциплина и порядок" ... - система это обеспечивала. Глушков справедливо считал, что компьютерная программа (ЛС: читай программа перехода к информационному обществу в условиях нашей страны) сложнее атомной и ракетной вместе взятых. Может быть и это пугало руководителей? Традиционными методами решить проблему было невозможно, тем более, что иным казалось, что в своей концепции ОГАС в конечном итоге покушался на саму власть. Со своей стороны, убежден, что это заблуждение. Все как раз наоборот.
Преодолеть психологический барьер в сфере руководства так и не удалось. В одном из фрагментов книги Глушков пишет о том, как после очередной комиссии по поводу ОГАС: "Госплану поручили делать заново эскизный проект. Госплан потребовал на это два года, а был уже 1966-й. До 1968 года мусолили-мусолили, но абсолютно ничего не сделали. И вместо эскизного проекта подготовили распоряжение Совета Министров СССР о том, что поскольку очень мудро ликвидировали совнархозы и восстановили отраслевой метод управления, то теперь не о чем заботиться. Нужно, чтобы все министерства создали отраслевые системы, а из них автоматически получится общегосударственная система. И все облегченно вздохнули - ничего делать не надо, и такое распоряжение было отдано". В конце января 1982 года к умирающему Глушкову (напомню, тогда же, словно по злой иронии судьбы, умер Суслов) в реанимационную палату пришел помощник министра обороны Устинова и спросил - не может ли министр чем-либо помочь? "Пусть пришлет танк" в бессильном раздражении ответил академик, так и не сумевший преодолеть стену бюрократии и некомпетентности. Через десять лет танк приехал, только теперь на него, словно в насмешку, влез Ельцин. Идеи Глушкова остались не востребованными. Ельцин, с его примитивными представлениями, решил добиться всего, как он сказал, передавая позднее с извинениями власть в своей прощальной речи "одним махом". Посетовал, что "не получилось". Ну а что получилось слишком хорошо известно. В нелепую, может, шутку скажу, что, мысля в терминах исторического материализма о смене формаций, полагал, что за капитализмом следует фаза социализма. И если от нее отказаться, то прямехонько сразу вернемся в капитализм. Не учел, ни он сам, ни его премудрые советники, что капитализм на месте не стоял, а развивался и за последние годы ушел далеко вперед.
И все же, почему не получилось у Глушкова и Косыгина? Выскажу личное мнение. Идеи Глушкова носили столь сильный и долгосрочный характер, что даже Косыгин, при всем своем таланте руководителя и работоспособности, к сожалению, просто не смог их переварить, не говоря уже о том, чтобы воплотить. Дай бог мне ошибиться, но он просто оказался недостаточно к этому подготовлен, да и методы и возможности у интеллигентного премьера, мягко говоря, были совершенно иные, чем, например, у Берия, курировавшем в свое время наши атомную и космическую программы. И ведь это Косыгин, что ж говорить практически об остальных? Программа ОГАС, как важнейший шаг в направлении постепенного перехода к информационному обществу была действительно сложнее космической и атомной, а психологически и организационно гораздо труднее, т.к. затрагивала все и всех: и промышленность, и торговлю, планирующие органы, сферу управления и даже деятельность и структуру основного директивного органа (ЦК КПСС). Кроме того, она потребовала бы серьезной структурной перестройки всей системы управления. Вот здесь, как говорится, и нашла коса на камень. Как только Косыгин в предположительной форме поставил вопрос о ликвидации отраслевых отделов в ЦК КПСС, он на этой почве сразу же серьезно схлестнулся, например, с секретарем ЦК КПСС Устиновым. От руководящей роли партии, как организующей и направляющей силы в любом виде отказываться не собирались. И все же, могло ли у Глушкова получиться? Не могу с уверенностью ответить на этот вопрос. Он намного обогнал время. То, что рано или поздно так или иначе задуманное им произойдет, сомнений не вызывает. А тогда он напоминал отважного Дон Кихота, который бился с ветряными мельницами.
И вот прошло четверть века. Многое, очень многое поменялось в стране, да и сама страна стала другой. Понятно, это самостоятельная специальная тема. Здесь же хочу упомянуть два ключевых события 2008 года, связанных с личным участием Президента страны Дмитрия Медведева и фактическим провозглашением новой информационной политики (условно, НИП). Эти события - Заседание Президиума Государственного совета "О реализации стратегии развития информационного общества в Российской Федерации" и его выступление на XII Российском Интернет - форуме. На заседаниях Президиума Госсовета, по словам Медведева, всегда рассматриваются наиболее актуальные вопросы развития нашей страны. К числу таковых относится вопрос создания в Российской Федерации информационного общества. Тема емкая, она непосредственно касается всех слоев населения и управления страной. Так, например, говоря об обучении государственных и муниципальных служащих компьютерной грамотности, Президент приравнял её к умению читать и писать. Медведев даже ввел в свой лексический арсенал новое понятие - "информационный капитал личности", до этого он использовал более общее понятие - "человеческий капитал". Президент выступил с соображением об образовании именно в этой сфере специального координирующего органа - Совета при Президенте. По убеждению Президента, "практически у любого государственного служащего на столе должен стоять компьютер, ... и он должен быть нормальным, полноценным пользователем Рунета и Интернета в целом". И еще. Президент "хотел бы обратить внимание на такой аспект - это развитие различного рода дистанционных технологий, прежде всего в образовании и медицине".
О чем он, скромно изданный препринт Глушкова? Наверное, Глушков прежде всего чувствовал себя математиком. Достаточно сказать, что лучшим отдыхом своим во время многочисленных переездов из Киева в Москву и обратно считал разработку и доказательство математических теорем. И все же, постепенно его интерес все более смещался в направлении экономики, в первую очередь, макроэкономических моделей. Сегодня, когда речь заходит о Глушкове, он не менее часто одновременно предстает как разработчик вычислительной техники, а также, как системщик и экономист. В частности, уместно вспомнить, что именно ему принадлежит реализация идеи машин "Мир" - прообраз персональных компьютеров, и это лишь один из примеров его личного участия в технических разработках. Возможно, со мной далеко не все согласятся, но у меня сложилось впечатление, что именно та публикация ("Социально-экономическое управление..."), которую выше я выделил в данном разделе, наилучшим образом характеризует потенциал Глушкова, но при этом наименее известна специалистам. Повторяю, мне она кажется может быть наиболее значительной. Разумеется, я не стану пытаться излагать здесь даже в реферативной форме содержание "препринта". Да, наверное, просто и не сумею, там все предельно емко; тот случай, когда говорится: из песни слова не выкинешь. И все же приведу в качестве иллюстрации несколько (не все) тем, хотя бы в виде ключевых понятий и слов: -"Понятие первого и второго информационных барьеров в управлении; система показателей; слабость классического рыночного механизма в условиях НТР; информационный рынок; условия, которым должны удовлетворять механизмы экономического стимулирования; борьба со сверхвысоким доходами" (а стало быть и справедливость!). Умница Глушков не только заранее предугадал, но и предложил свои способы борьбы со сверхдоходами, наживаемые сомнительным путем. Работа, опубликованная им в виде скромного препринта, была написана в 1979 году. Умер Глушков через три года, не дожив даже до своего шестидесятилетия. Почти тогда же вышел на пенсию, подав заявление об уходе (единственный в той нашей истории подобный случай) хорошо понимавший и поддерживающий идеи Глушкова академик Кириллин. Назначение премьером лояльного Брежневу, но откровенно слабенького другого зампреда СМ престарелого Тихонова, не оставляло никаких шансов на возможные в ближайшем времени изменения, не говоря уже о программе перехода к информационному обществу. Вот истинная цена упомянутого выше решения "ничего делать не надо". Время, казалось, остановилось. Назревал окончательный кризис власти.
Я сравниваю Глушкова с Кейнсом - в каком-то смысле одним из моих кумиров, блестящим английским математиком и джентльменом, который занимался проблематикой устойчивости так называемых сверхбольших систем (а кто еще, кроме меня, пусть это звучит самонадеянно, сегодня может это сделать?). В свое время он математически предсказал неустойчивость Версальского мира, а затем внес огромный вклад в практическое решение проблем выхода из мирового экономического кризиса конца 20-х - начала 30-х годов прошлого века. Глушков считал, что, хотя это абсолютно необходимо и очень важно, изучение движения денег в процессах развития общества не достаточно. Он занимался вопросами необходимого и оптимального информационного обеспечения управленческих решений в сверхбольших человеко-машинных системах, связанных с социально-экономическими процессами. Каждый уровень развития выдвигает свои требования к составу, времени доставки и даже форме информационного обеспечения соответствующих процессов принятия решения. Если эти требования не выполняются, возможен коллапс. Глушков предлагал развивающуюся систему, которая обеспечивала выполнение этих требований. В последние несколько дней своей жизни он что-то диктовал дочери. Говорят, все еще продолжал свою борьбу за то, что не успел сделать. Думаю, как раз в этот период я был как-то в кабинете у академика Семенихина, нашего крупнейшего разработчика оборонных стратегий, соратника Глушкова. Он следил за событиями и сказал мне тогда: - в квартале от больницы, где лежит Глушков, работает наш экстрасенс, его окна находятся в прямой видимости палаты Глушкова. А я подумал, значит "всё"! Люди до последнего мгновения во что-то верят, стало быть это мгновение близко. Так оно и получилось, чудеса случаются редко. И еще. Может быть Глушков и сопоставим с Кейнсом, а в чем-то (понимание роли информационных проблем) и превзошел его, но Косыгин при всем огромном уважении к нему не обладал потенциалом Эрхарда, и решающего тандема не получилось. А позднее не раз приходила мысль, если бы не ранняя смерть Глушкова, думаю экономическая программа (типа "500 дней" или сколько там, бог с ним, названием) под его руководством не потерпела бы фиаско, даже если бы и ее попытался угробить вездесущий живчик поверхностно мыслящий Горбачев. Глушков бы нашел выход.
***
Ну и, наконец, говоря о реформах того времени, нельзя не упомянуть о реформах бывшего Премьера Павлова. Более подробно я пытался раскрыть эту тему еще несколько лет тому назад в своей публикации в портале "Наследие" (2-я группа файлов) "Валентин Сергеевич Павлов. Его взгляды и деятельность в связи с реформами в стране". Павлов говорил: Идея реформ закладывалась еще до Горбачева. Павлов критикует предыдущих руководителей за потерянное время, а теперь приходится догонять уходящий поезд. Он отмечал, что его правительством в отношении реформ принимались, решительные, но эволюционные по своему характеру и сбалансированные меры. При этом вопрос стоял не о том, нужны или не нужны реформы, а о принципиальном направлении и содержании этих реформ. Павлов подчеркивал, что очень многие предпосылки для реформирования "закладывались задолго до появления на политической арене будущих так называемых демократов и реформаторов. Изменения готовились и, по существу, начались до того, как на политической арене появился господин Горбачев". Если же говорить о темпах проведения реформ, то в условиях исторической и экономической специфики такой страны, как Россия, бывший премьер вполне допускал, что "этот процесс мог бы длиться долго". Отвечая бравшему интервью корреспонденту ЛГ, он прямо сказал: "пусть хоть 50 лет. Но зато это было бы поступательное движение, с ростом и развитием экономики и уровня жизни, а уж никак не революционный разгром всех и вся".
Павлов считал, что в плане подготовительной работы многое у нас в стране было сделано. И все же, к сожалению, время для начала активного проведения реформ было в значительной мере упущено. Мудрости и искусства рисковать у наших прежних руководителей не хватило. С точки зрения развития экономики, начиная с определенного периода, это были потерянные годы. Бывший премьер резко критиковал и Горбачева, который, по его словам, сам экономикой не занимался, и таким образом еще более исчерпал ресурс имевшегося времени. А одновременно при нем уже во всю работал по разному понимаемый "яковлевский" лозунг "что не запрещено, то можно", открывший дорогу криминалу и трактовавшийся дельцами, как "не пойман - не вор" и "ловля рыбки в мутной воде". Экономика в значительной мере потеряла рычаги управления и, по существу, уже была разгромлена. "Я был стопроцентно уверен, что Горбачев сам не решится ничего делать было совершенно очевидно, что нужно решительно и срочно начинать".
Павлов говорил о том, что его деятельность в отношении реформ происходила в условиях жесточайшей политической борьбы, подталкиваемой, кстати, самим Горбачевым, когда наша оппозиция, как и всякая другая, исповедовала принцип "чем хуже, тем лучше". Бывший премьер считал, что брал на себя всю ответственность за проводимые реформы, и необходимые позитивные процессы реально уже начались. Реформы, начатые его правительством, уже давали результат и были лучше. Отметим, что сказанное преподносилось на профессиональном, но вполне конкретном, доступном для понимания не экономиста, языке опытного финансиста, управленца и практика, и приводились примеры мер экономического характера, которые удалось тогда предпринять.
По мнению Павлова, возглавляемому им правительству просто не оставили времени для его реформ. Но уже сентябрьская статистика 1991 года (объективная, как он считал, хотя бы потому, что в момент, когда ее составляли, сам он уже сидел в тюрьме) показала вполне значимые позитивные сдвиги в экономике - как результат инициированных его правительством реформ и мероприятий. Отмечу, что словно по иронии судьбы ситуация повторится через несколько лет, когда точно на такой же срок - 8 месяцев премьером станет Е.Примаков. Обозреватель ЛГ А.Ципко (подчеркивающий в своей известной статье в ЛГ свои антикоммунистические позиции, в связи с чем его трудно заподозрить в политических симпатиях к одному из руководителей ГКЧП) считает, что: "В августе 1991 года нам крупно не повезло Валентин Павлов и Владимир Щербаков все же провели бы назревшие рыночные реформы с большим знанием дела и реальной советской экономики, чем бывшие "завлабы и эсэнэсы", занявшие кабинеты на Старой площади". Эти, безусловно, знающие люди, опытные руководители, государственники и к тому же реалисты оказались тогда не востребованы. Добавлю еще от себя. Мне приходилось встречаться и с тем, и с другим, с кем-то больше, с кем-то меньше. То, что это знающие люди, опытные руководители - абсолютная правда. Слышал от одного из них, что на определенном этапе между ними существовали хорошие отношения. Но не знаю, как они сложились дальше, после ГКЧП и сохранились ли вообще, люди оказались очень разные.
Да, видимо, мы упустили шанс, и за это пришла расплата. Что же касается революционных действий Гайдара в области экономики, то он со своей так называемой "шоковой терапией" применительно к такой стране как Россия, по справедливому мнению Павлова "все довел до абсурда" и вовлек страну в новые глубокие проблемы долгосрочного характера. Страна просто получила другую, "перевернутую" проблему: то не хватало товаров, а теперь при отпущенных ценах и наполнившихся прилавках стало не хватать денег. Ума для этого особого не требовалось, образно говоря (где-то я уже использовал такой пример - ЛС), это как пиджак перелицевать, не штопая дырок. Вроде и что-то новенькое, а на деле - чепуха. Прилавочное изобилие оказалось столь же далеким от реального, как иные "красивые" телесюжеты от действительной жизни. В результате, практически каждая семья почувствовала это сразу, как только были исчерпаны прошлые сбережения, которые к тому же из сберкасс оказались изъяты. А поскольку увеличения производства не произошло, то теперь уже никакой перспективы, кроме сокращения потребления, у основной массы населения, у которой к тому же украли их долю в общественной государственной собственности, впереди не осталось. Так пришла бедность. В этом и корни нынешнего социально-экономического кризиса. Собственное производство развивается недостаточно, у населения катастрофически не хватает денег, и не видно перспективы, как их честным трудом можно получить.
Касаясь вопроса о "приватизации по Чубайсу", Павлов отмечал, что по этому поводу можно написать много криминальных романов. Грабительский принцип, который закладывался в такого рода приватизацию (и не только в нее; это характерно и для других направлений действий тогдашних правителей) примитивно прост. Суть его: "расходы и обязательства - за государством, то есть за населением, основная часть доходов - у узкой группы лиц".
Что касается стратегии приватизации по Павлову, то он, прежде всего, четко формулировал ее главную цель: "создание и концентрация ресурсов для структурной перестройки экономики без инвестиций никакая перестройка немыслима". Именно эту ясную и понятную цель начало проводить и намеревалось продолжить его правительство (то, что названо у Ципко "приватизацией по Павлову и Щербакову"). Основной тезис: приватизация общенародной собственности не может быть самоцелью, а лишь средством накопления инвестиций. Собственность надо было не раздавать, а продавать (подчеркнем, по реальным, а не заниженным, а то и вовсе символическим ценам), и торопиться с этим вовсе не следовало. Деньги же, по мнению Павлова, следовало использовать для реконструкции объектов внутри страны через инвестиции, технологии, ресурсосбережение и т.д., но никак не для вывоза за рубеж и текущего потребления представителей нового имущего класса, или как их именуют, "жирных котов". Мысль абсолютно и единственно понятная и верная. По своему духу она целиком совпадает с одним из выступлений Путина в связи с юбилеем ТПП. И еще, Павлов считал, что нельзя "допускать открытой прямой продажи государственной собственности в обход трудовых коллективов, иначе собственность может достаться либо криминалу, либо иностранцам". И с горечью констатировал: "Так, кстати, и получилось".
Касаясь гуманитарной стороны реформ, начатых его правительством и противопоставляя их нынешним, бывший премьер говорил о принципиальном различии между той системой, которую закладывало его правительство и той, которую реализовали Гайдар и его команда. "В нашей идеологии реформ "мы и мысли не допускали о снижении реальных доходов населения". Даже в труднейшем 1991-м году при пустых прилавках и гигантских очередях, говорил Павлов, "были и полные холодильники дома, и полные прилавки на рынках, в кооперативных магазинах, заказы на производстве, бесплатное питание в больницах и школах, в пионерлагерях, шахтах и многое другое. Очереди были, но далеко не везде и не за всем. Зато не было голодающих и бездомных, беспризорников (а их сегодня, как минимум, два миллиона (кто-то пишет что чуть ли не вдвое больше), а это значит каждый шестой или седьмой ребенок, кем они вырастут?), не выданных зарплат, пенсий, пособий, денежного, продовольственного и вещевого довольствия военнослужащим".
Павлов возвращается к вопросу о том, что его реформы фактически были блокированы. Эти реформы не состоялись не потому, что были плохо задуманы, а потому что сам Горбачев этим заниматься не хотел, а Павлову времени оппозиция не дала и выступила со своими. И у демократов (позднее экс-премьер России Примаков метко назовет их в своих книгах "псевдолибералами") сформировался план "экономического блицкрига" против народной власти в виде своего варианта реформ на базе "шоковой терапии". Главная же цель, как отметит Примаков, - проскочить "точку возврата". И вновь приходит на ум мысль Ципко о том, что в отношении реформ в 1991 году нам крупно не повезло. Павлов и Щербаков, вне всяких сомнений, провели бы реформы значительно лучше, и за это следовало бороться. Уверен в этом и я, тем более, что довелось встречаться и беседовать и с тем и с другим. Теперь уже эту мысль в той или иной форме повторяют все чаще самые различные политические деятели и экономисты. А как можно бороться за власть и за возможность проведения "своих" реформ Ельцин продемонстрировал оппонентам в 1993 году.
Не впервые в истории России ей не повезло. Вспомним хотя бы ещё одного экс-премьера России Столыпина, провозгласившего в 1906 году курс социально-политических реформ и одновременно начавшего проведение аграрной реформы. Тогда, да и позднее многие полагали, что это был бы действительный рывок страны в направлении прогресса. Кому-то эти реформы были не выгодны. Столыпин погиб от руки террориста Богрова в 1911 году. Реформы тогда фактически остановились, и шанс был упущен. Через 65, а потом через 80 лет были провалены еще две здоровые попытки.
В заключение раздела несколько печальных слов в итоге. В 2008 году по ТВ была организована передача про инициатора той, такой нужной и своевременной, но неудавшейся "косыгинской реформы". В ней подтверждалось, что у него были напряженные отношения некоторым членами Политбюро, в частности с Андроповым, который отдавал предпочтение административным методам управления. Не в этом ли, помимо того, что, как казалось "взбунтовавшимся бюрократам", существенно терялась управляемость, одна из причин неуспеха "косыгинских реформ"? Что касается отношений Косыгина с Сусловым, то мне в той мере, в которой я это знаю, они всегда казались хорошими. Во всяком случае на тех редких общих встречах, когда мне удавалось присутствовать, именно с ним они часто держались вместе, обычно о чем-то беседуя. Однако влияния поддержать Косыгина, тем более после резкого ухудшения здоровья и возникших проблем с памятью, у него, просто не хватило. Впрочем, подробностей, должен сказать, я не знаю. Когда в конце жизни Косыгин попал в больницу, ему никто из коллег не звонил. Потом позвонил Брежнев и сказал, чтобы он подал заявление об уходе по здоровью, на его место уже назначен Тихонов. Тут же сняли машину и дачу. У Чазова тоже медицинской машины почему то не нашлось, и он ушел из больницы пешком, сказав: теперь никому не нужен. Вскоре (в 1980г) умер. Что же касается Павлова, сегодня к его биографическому очерку в Большом экономическом словаре добавились еще четыре цифры, и, теперь это выглядит, как 1937-2003.
www.nasledie.ru
viperson.ru
Док. 534539
Перв. публик.: 30.01.09
Последн. ред.: 16.11.10
Число обращений: 3
Феномен М.А.Суслова (личность, идеология, власть). Наследие и некоторые уроки ушедшей эпохи.
|
