Интервью Александра Неклессы, заместителя директора Института экономических стратегий, заместителю главного редактора журнала "Эксперт" Татьяне Гуровой
1. Мышка бежала...
- Александр Иванович, события 11 сентября 2001 года, многие аналитики трактуют как обострение отношений между Севером и Югом, так ли это?
- Вопрос, точнее, то сомнение, которое в нем присутствует, - на мой взгляд, выстрел в десятку. Конфликт по оси Север-Юг реален, но то, что произошло 11 сентября, все-таки сигнал другой проблемы и, пожалуй, более серьезной.
- Какой же?
- Знаете грустную сказку о том, как курочка снесла яичко, да не простое, а золотое. Дед бил его бил, не разбил, баба била-била, не разбила, а мышка бежала, хвостиком махнула - яичко упало и разбилось... Почему же непростое, очень крепкое яичко, не поддававшееся деду с бабой, не устояло против мышиного хвостика? Мне кажется, если правильно ответить на этот нелепый вопрос, можно многое понять о мире XXI века.
- Не могли бы Вы сами развернуто ответить на столь интригующую загадку?
- Отвечу, но, если позволите, не сразу. И ответ будет, что называется, с двойным дном. Суть ситуации, казалось бы, можно сформулировать просто: теракт в США - оборотная сторона современной цивилизации, с ростом ее мощи автоматически возрастает уровень угроз и разнообразие рисков. Но это все же плоская констатация... Элементы высокоорганизованного общества начинают систематически выходить из-под контроля и оборачиваться к человеку теневой стороной, только когда сама цивилизация оказывается в кризисе. Именно это сейчас и происходит.
Теракт в Америке - трещина тектонического разлома, момент истины, обнаживший новое положение вещей. То, что случилось, - произошло впервые, однако ясно: ящик Пандоры открыт, и вряд ли его удастся захлопнуть. Более того, рискну утверждать, что подобного события - крупномасштабного террористического акта - ждали, гадая лишь о его конкретных формах. И, надо сказать, успешно гадали: не случайны прямые визуальные и сюжетные совпадения с продукцией Голливуда или, скажем, с романом Тома Кленси "Долг чести".
- Не слишком ли общий ответ?
- Ну, это еще не ответ, скорее, его преддверье. Есть у данной проблемы и второй уровень, более прагматичный, что ли. Кризис цивилизации это также сбой господствующей системы управления; и рождение, деятельное утверждение неких альтернативных форм. В подобном столкновении проверяется, кто более конкурентоспособен, за кем, попросту говоря, будущее.
- О каких системах управления и организационных схемах идет речь?
- Тут есть простой ответ и более сложный. Чаще всего говорят о разделении систем управления на жесткие, административные и гибкие, рыночные. О замещении национально-государственной системы геоэкономической конструкцией. Или о перспективах "новой мировой анархии". Все это так, но основная оппозиция возникает сейчас между "легальной властью", централизованной схемой управления ("яйцом") и новой - неформальной, сетевой ("мышками"). Входим в этот лабиринт?
- Продолжайте, ведь у Вас, надеюсь, есть своя нить Ариадны?
- Что ж, начнем, как и полагается, ab ovo, что, кстати, в буквальном переводе означает - "от яйца". Так вот, современные институты весьма развиты, диверсифицированы, имеют различные подсистемы, реализуя те или иные функции. По степени гибкости, по способности к разделению рисков - то есть к оперативной обратной связи - их можно поделить на две группы: учреждения и корпорации. Это своего рода правое и левое полушария социосистемы: учреждения - жестче, консервативней, корпорации более гибки и динамичны. Корпорации легко преодолевают национальные рамки, формируя глобальную систему, в которой сами видоизменяются. Учреждения также стремятся реализовать тот или иной вариант международной институциональной стратегии. Однако коррозия захватывает и интернациональные бюрократические структуры - особенно структуры первого поколения, наподобие ООН и связанных с ней учреждений. С другой стороны, проявляется неоднородный характер экономической среды, ее "двухярусность". Это уже более сложная и гораздо менее отрефлексированная коллизия.
- То есть современную ситуацию нельзя определить как "торжество экономического либерализма во всемирном масштабе"?
- Экономическая история неоднозначна. В прошлом веке проявилась тенденция слияния политических проблем с экономическими, стремление установить контроль над экономической деятельностью, реализовать в этой сфере тот или иной грандиозный управленческий проект. Методы при этом существенно разнились: от явных, грубых форм администрирования, свойственных социалистической и корпоративной моделям государственности, до гораздо более гибких, - проклюнувшихся в административных интенциях международных институтов развития, в системах финансового контроля или в некоторых типологических особенностях генерации ТНК. Так, наряду с витринным конфликтом ХХ века между "социализмом" и "капитализмом", развивался менее очевидный, но более универсальный процесс подавления и маргинализации экономического многоголосья, компрометации экономического либерализма, введения в эту область человеческой деятельности все более разнообразных "надстроек".
В сущности, все три социальных проекта ХХ века - коммунизм, фашизм, глобализм - несли в себе энергии антиутопии. И чем жестче становилась "скорлупа" технологически развитого общества, тем больше оно начинало походить на заложенную в основании цивилизации бомбу. В итоге, вместо прогноза благостного конца истории или пессимистичного сценария "горизонтального" столкновения цивилизаций, мы наблюдаем "вертикальный" цивилизационный разлом, через трещину которого проглядывает новый мир, с иными законами бытия и собственной шкалой ценностей.
- Ну, а новая, сетевая организация - "мышки"?
- Сетевая организация - другая мегатенденция наших дней. По потенциалу своих управленческих кодов, по эффективности процедур она стоит выше привычных форм организационной культуры. Основной "кирпичик" последней - формальный институт, у сетевой же организации - личность. Институты основаны на формальной иерархии, штатном расписании, ролевых функциях, стереотипизации процедур. Сетевая же организация основана на концептуальном единстве, автономии частей, аутсорсинге и разделении рисков. И выраженной креативности. Здесь царит полифония, подчас какофония индивидуальных проектов и групповых коалиций. Их основа - синергия миссии и личностей. Кроме того, сетевая организация, будучи принципиально абюрократичной, способна к чудесному качеству - "преадаптации", то есть может схватывать на лету ту или иную тенденцию и готовить результат, для которого пока нет массового "потребителя".
Наконец, новая культура, подобно вирусам, может присутствовать во плоти прежних социальных организмов, в недрах которых прочерчиваются границы новоявленного "столкновения цивилизаций" - конфликта между централизованной иерархией и сетевой культурой, между администратором и творцом, между центростремительными и центробежными тенденциями.
- Сетевая организация, она, что, выросла вне западной цивилизации?
- Наоборот, в нынешней форме она во многом порождение присущей этой цивилизации технологической мощи, не столько даже промышленной, сколько инфраструктурной и инновационной. Однако по своим амбициям и горизонтам "сетевая культура" явно перерастает рамки современного общества, преподнося ему подарки не только в виде Интернета, хотя это наиболее внушительное - с точки зрения пропорций - сообщество "мышей". Кстати говоря, здесь опровергается распространенный стереотип - сетевые организации все еще подсознательно воспринимаются как своего рода "малые предприятия".
"Сетевая культура", то есть слабоформализованные в окружающей среде сообщества, конечно же, существовала и раньше. В конце концов, вся наша цивилизация создана таким сообществом, воспринимавшим себя не как формальный институт, но как "закваску", как "соль земли". В момент утверждения Константином Великим начал христианской государственности общая численность самих христиан в Римской империи вряд ли превышала 5-6 процентов населения... Но христианство, будучи мировоззрением монотеистическим и творческим, понимающим Творца как свободную личность, преображало человека-функцию (язычника) в свободного человека, закладывая тем самым основу современного мира. И к тому же христианская цивилизация кардинальным образом влияла на менталитет людей к данной культуре не принадлежащих.
- Каким образом?
- Во-первых, через экспансию культуры, через глобальное распространение ее кодов. А во-вторых, через механизмы секуляризации, демистификации мира, через создание той особой персонализированной, инновационной среды, которая определяет динамизм современной цивилизации. Возникает удивительный эффект: люди иных культур, живущие в современном мире, в ряде случаев незаметно для себя, бессознательно, через саму среду Большого Модерна усвоили мироощущение и модели поведения доминирующей культуры.
Но есть тут и совершенно особое обстоятельство. Одно из основных понятий христианского мировоззрения - личная свобода. И по заложенному в ней алгоритму, личная свобода как свобода универсальная должна была привести общество к моменту легализации иных кодов бытия. Так что сама логика развития нашей цивилизации допускает и даже предполагает возможность взлета иных, в том числе враждебных, мировоззрений. Так что, в каком-то смысле мы подошли к моменту истины христианской цивилизации, хотя речь, по-видимому, может идти о глубоком кризисе со страшными проявлениями.
2. ЧЕРНЫЙ СЕНТЯБРЬ КРАСНЫЙ ОКТЯБРЬ
- Но мир пережил серьезную катастрофу, а Вы утверждаете, что это проявление новых организаций и методов управления...
- А знаете, где наиболее эффективно реализуются новые принципы? В среде НПО - неправительственных организаций. Среда же эта - самая, что ни на есть эклектичная. Здесь и неформальные клубы различных уровней компетенции, и религиозные сообщества, и группы влияния, и такие международные организации, как, скажем, "Гринпис", "Эмнисти интернейшнл" или столь модное ныне движение антиглобализма, но одновременно к этой типологии тяготеют разнообразные асоциальные и криминальные организации, наконец, - организации террористические... В начале года я ездил в Киргизию, где, в частности, обсуждалась ситуация с наркотрафиком. Ситуация практически безнадежная. Почему? Дело во многом именно в организационной асимметрии государственных органов и криминальных кланов. Высокая степень обратной связи и персональное разделение рисков внутри наркокартелей серьезно повышает их адаптивность и эволюционные возможности. В результате борьба с наркотрафиком подчас напоминает усилия по локализации вирусных эпидемий; усилия, приводящие к появлению все более изощренных и жизнестойких форм этой напасти.
Сейчас, в меняющемся мире возникает принципиально иной класс угроз. Это борьба не только интеллекта, финансов, организационных принципов, технических возможностей и технологических решений, но, прежде всего, - борьба мировоззрений, борьба кодекса поведения прежней цивилизации и моральных начал новой культуры. Деградация социосреды все чаще напоминает ситуацию поздней Античности - синкретизм и размывание культурных горизонтов, падение морали и распространение идеологии общества потребления, движение народов и "сжимание" цивилизации варварством. На планете выстраивается своего рода глобальный Undernet, эксплуатирующий открывающиеся возможности для не ограниченных моральными препонами форм деятельности и иллегальных организаций, где неформальность и гибкость подобных организмов оказывается их существенным преимуществом...
- И с тем же самым мы столкнулись сейчас в случае теракта в США?
- Да, конечно. Мир испытал воздействие диверсифицированной, духовно или идеологически мотивированной организации неопределенных пропорций, использующей для достижения своих целей террористические методы и широкий спектр средств, созданных цивилизацией. Присутствие идеологической компоненты важно, поскольку продуцирует максимальные усилия членов организации, их готовность к самопожертвованию. Если Вас не шокирует, скажу, что здесь в извращенных целях применяется принцип, известный как соборность, - то есть сочетание свободной личности с общим делом. Вообще гражданство и лояльность в новом веке оказываются интимными, персонализированными понятиями. Однако свобода без любви, без сострадания, равно как и свобода, выражающаяся в ненависти, - это нечто демоническое. В середине девяностых годов папа Иоанн Павел II предупреждал о распространении в мире "культуры смерти", сейчас это определение приобретает дополнительный смысл. Перед нами новое, действенное зло. Цивилизация столкнулась с агрессивными организациями прямого действия, против которых у нее нет адекватной защиты. Символические сторожевые башни Нового Света - его Геркулесовы столпы - повержены в прах и лежат в руинах.
- Нет адекватной защиты, видимо, в рамках существующей административной системы управления?
- Существующие системы национальной безопасности в принципе настроены на совсем иной класс угроз, в новых конфликтах их мощь, внутренне ориентированная на принцип эскалации (а не диверсификации), словно уходит в песок. Они были созданы для борьбы с системами нападения таких же государств или их коалиций. По крайней мере, - с агрессией отчетливо выраженных институтов, с чем-то, что, как минимум, имеет географически локализуемую институциональную структуру, имя, в конце концов. А против новых типологических субъектов эти системы не работают. Возникает феномен "диффузных войн" - происходит диффузия временных и пространственных рамок конфликтов, их субъектов и объектов, применяемых средств и т.п. В условиях трансформации миропорядка, когда "родовые признаки" прежнего цивилизационного контекста и государственности отсутствуют или ослаблены, современные военные системы становятся все менее эффективными, вспомним конфуз Америки в распавшемся на кланы Сомали или вязкость ситуации в Косово и Македонии, когда вектор активности смещался от конфронтации с Сербией на "Албанскую армию освобождения". США, обладающие огромной мощью, столкнулись с безликим противником и анонимной агрессией.
Предпринимаемые в борьбе с новым системным терроризмом действия подчас напоминают поведение слона, пытающего передавить то разбегающихся, то вновь собирающихся в стаи мышей. В какой-то момент возникает риск потери лица, и начинается поиск мальчиков для битья. Тут приходит на ум эпизод из повести Рея Бредбери "451° по Фаренгейту". Помните, когда власти оказались не в силах поймать героя, они выпустили механического пса на подставную цель, которую затем с триумфом уничтожили. Бюрократия умеет избегать провалов, по крайней мере, публично. Кроме того, чрезвычайные ситуации предоставляют возможности решения под прикрытием момента каких-то иных, побочных или вовсе посторонних, но с трудом реализуемых в обычных условиях задач.
- Так что же делать?
- Это серьезный вопрос. То, что произошло 11 сентября, должно, прежде всего, изменить сам подход к проблеме. Ведь кризис данного типа был запрограммирован, ожидание крупной террористической акции длилось не один год. Но дело даже не в том, что глобальная трансформация не осознавалась во всей полноте, - бюрократический механизм в принципе плохо приспособлен к преадаптации, к "борьбе с тенью", то есть в данном случае к реальному противостоянию еще не реализовавшимся угрозам. Понимаете, даже сейчас мы рассуждаем, приспосабливаясь к логике административных структур, способных более-менее эффективно реагировать на угрозу, лишь после ее реализации. Кроме того, мы упускаем из виду, возможно, центральное обстоятельство - критическую роль играют не только совершенство процедур, но состояние личности, не только новые идеи, но и старые моральные ценности.
Цивилизация, переходя в новое качество, сталкивается с новым классом угроз всерьез и надолго. Разрабатываются и апробируются соответствующие военные средства и технологии. Однако все чаще приходится задумываться не столько о повышении эффективности существующих систем и подходов, сколько о принципиально новых путях обеспечения стратегической стабильности, об иной концепции действий, о целенаправленном и результативном изменении правил игры. Образно говоря, "стратегия Буша" (младшего) не может быть повторением, пусть и модифицированном, "стратегии Буша" (старшего). Именно понимание идеологии террористов и социальной структуры террористических организаций может дать ключ к повышению эффективности борьбы с терроризмом как явлением в целом. На уже упоминавшейся Бишкекской встрече мною была предложена для обсуждения квазиэкологическая методология противодействия негативным явлениям в центральноазиатском регионе. Суть концептуальной схемы - отход от рефлекторной политики ("борьбы с симптомами") и переход к системным действиям, типологически схожим со стратегией противостояния вирусным эпидемиям или экспансии нежелательных популяций ("обеспечение социально-экономического благополучия", "подрыв патогенной среды обитания").
- Осознается ли новый характер угроз в управленческом корпусе?
Конечно же, осознается. Вопрос в другом - в характере долгосрочной стратегии безопасности. Нам все-таки чаще приходится сталкиваться с гипертрофией прежней логики: надежды возлагаются на совершенствование уже существующих подходов и технологий, но на новом уровне. Так, начинают обретать плоть модели, в рамках которых социальное пространство уподобляется цифровому. Действительно, специалисты по безопасности признают, что выследить компьютерного преступника в Интернете значительно легче, чем преступника в обычном мире: компьютерные сети, набор серверов и протоколов, представляют собой среду, где варианты действия ограничены и фиксируемы, процессы могут быть в любой момент раскодированы и, таким образом, контролируемы. А вот вне сетей, в реальном, а не виртуальном сообществе, кодов поведения существует великое множество при явном дефиците "протоколов". Если и дальше следовать данной логике, то задача состоит в том, чтобы сузить множество вариантов поведения человека и уверенно контролировать оставшиеся. Идеал такой среды - тотально контролируемое общество. Попытка создать "всеобщий каталог", ввести личный код, систематизировать персональную информацию уже предпринималась и в странах Шенгена, и в США; корпорацией Oracle сейчас разрабатывается наиболее универсальная в этом смысле система Digital Angel. Все это между тем коренная ревизия основополагающих принципов и американской мечты, и соответствующей системы ценностей, уплощение личности, превращение субъекта в объект.
Сейчас, однако, в новой психологической атмосфере ведутся активные дебаты о жизненной необходимости ограничить ключевые свободы, о разрешении спецслужбам доступа к приватной информации. И, вновь, надежды возлагаются на технологии - информатику, биометрику, цифровые коды, телекоммуникационные системы, - эволюция которых начинает угрожать основной ценности современной цивилизации - свободной личности. Это порочный круг. Подобный сценарий является на деле тупиковым. Это ответ окостеневающего охранительного механизма на растущий организм, стремление переломить, а не оздоровить логику развития. Возможно, с технологической точки зрения задача тотальной слежки и может быть решена, но приведет это к созданию еще большей угрозы. В конечном счете, получится, что основной источник опасности - сама свобода.
- Александр Иванович, Вы несколько раз употребили выражение "новый системный терроризм". Какой смысл Вы вкладываете в это понятие?
- Системный терроризм имеет несколько аспектов. В частности, новый терроризм учитывает взаимосвязанность мира, системный характер протекающих в нем процессов - предъявляя соответствующую стратегию угроз. Его акции строятся на принципе домино, а менталитет организаторов напоминает стиль мышления опытных шахматистов, способных просчитывать последствия и идти на обманные комбинации и конъюнктурные жертвы. Обратите внимание, кстати, на значение символических объектов, жестов и процедур в новой стратегии действий. В сложном, глобализированном обществе неизбежно возникает "эффект бабочки", когда достаточно незначительное событие в одном месте способно вызвать лавинообразные последствия в другом. Скажем, в среде финансово-экономических операций, хотя и хорошо управляемой, но все же достаточно уязвимой для подобных системных воздействий.
- Агрессивные сетевые организации как альтернативные существующей системе появляются только в странах Юга?
- Нет, конечно. Хотя подобный стереотип действительно распространен. То есть источник бед - какой-то нехороший, грязный и одновременно обездоленный мир. Но меняется весь миропорядок, сетевые организации и системные процессы самого различного толка возникают и развиваются в интернациональной среде НПО. Достаточно, наверное, упомянуть "бизоньи стада" горячих денег, в момент кризиса способные растоптать финансовые, экономические, политические и социальные системы целых государств, причинив немало бед и страданий населению. Квази-Север "нового кочевничества" в ряде своих деструктивных проявлений вполне сливается с Глубоким Югом, - это лишь различные аспекты одного фундаментального явления, единого "диффузного пространства". Планетарный Undernet - теневая глобализация асоциальных процессов - потому и глобален, что равнодушен к конкретному месту жительства.
- Что же тогда составляет его основу?
- В пространстве исторического действия возник новый субъект - свободно действующая личность, отсеченная от прежних культурных корней. Этот новый человек способен безжалостно распоряжаться своей и чужой свободой, действуя как "с той", так и "с другой" стороны социальной иерархии. Сейчас у него в руках могучие инструменты. При этом диалог подобных личностей и пассионарных групп различных толков ведется "через головы" других людей, психологически воспринимаемых как безликий хор статистов.
Гибкость и неподконтрольность, принципиальная непубличность действий новой неформальной элиты, не нуждающейся в институализации своих социальных претензий (по крайней мере, в прежнем смысле этого понятия), проявляется во внешней иррациональности, анонимности, даже эзотеричности семантики социальных связей. Новые субъекты этих отношений, действующие поверх прежних социальных конструкций, подвергаются обвинениям в произвольном толковании закона и прямом пренебрежении им, гегемонизме, терроризме; однако же, они не столько подавляют, сколько игнорируют институты публичной политики и демократии, утрачивающие прежнее значение и приобретающие черты маргинальности в меняющейся социальной среде.
- Давайте напоследок вернемся к вопросу о культурном происхождении сетевых организаций. Современные сетевые организации, скорее, продолжение развития именно христианской культуры, может на каком-то ином ее ответвлении. Свобода выбора остается. Фактически добавляется еще и терпимость...
- Это центральный пункт нового контекста. Начало третьего миллениума - своего рода горный хребет христианской культуры, на которой все еще стоит наша цивилизация. Христианский вектор истории творил и творит различные версии земных культур в лоне единой цивилизации. Однако у всех этих культурно-исторических типов есть некоторые общие начала, одно из которых - особое ощущенье свободы. Христианская культура - и шире: цивилизация "людей Книги" - тесно сопряжена с проблемой личности и свободы, данное ее качество предопределяет широкий, иногда кажется, слишком широкий спектр возможностей.
"Сетевая культура" - прямое порождение современной цивилизации, по своей природе она амбивалентна, что, впрочем, вполне естественно; свобода привнесена в мир, но ее прочтение двойственно. Социальный Постмодерн в ряде своих проявлений есть плохое прочтение свободы, однако, без нее человек совсем иное существо. То есть я хочу сказать, что сейчас возникла ситуация своеобразного пика, пограничья современной культуры, что и предопределило нынешний кризис, - потому что человечество, вышедшее на этот пик, вынуждено сделать фундаментальный выбор.
2001 г.
http://www.archipelag.ru/geopolitics/stolknovenie/11september/114/]
Док. 534230
Перв. публик.: 19.12.01
Последн. ред.: 19.12.08
Число обращений: 267
Неклесса Александр Иванович
|
