Выступление 26.09.2005.Глобальный НЭП: геоэкономика и сетевая культура. Часть 1.Неклесса А.И.Назад
Выступление 26.09.2005.Глобальный НЭП: геоэкономика и сетевая культура. Часть 1.Неклесса А.И.
"В мире усиливается напряжение между двумя расходящимися линиями: финансы и энергетика. Финансы и энергетика, - вот здесь проходит какая-то радикальная черта, которая актуальная для рассмотрения и для решения вполне практических проблем. Собственно здесь и решаются сейчас экономические и политические игры. Растущие цены на углеводороды, которые предопределены политическими причинами, ситуация с Китаем крайне острая в этом контексте и так далее..."
12 октября 2005
Экспертное собрание. Заседание 26 сентября 2005 г.
А.И.Неклесса,
заместитель генерального директора Института экономических стратегий,
член Бюро Научного Совета "История мировой культуры" при Президиуме РАН,
председатель Комиссии по социокультурным проблемам глобализации
Глобальный НЭП: геоэкономика и сетевая культура
Часть I. Беседа об основаниях, экономической истории и высоких геоэкономических технологиях
"В мире растет напряжение между двумя расходящимися векторами экономической деятельности: финансовым и энергетическим. Финансы и энергетика - два камертона современной экономики, тональности которых значимы для рассмотрения и решения как стратегических, так и насущных проблем в данной области практики. На поле, очерченном этими векторами, разворачиваются сегодня геоэкономические игры и штабные учения по организации нового мироустройства."
Человек, начинающий некую процедуру - в данном случае заседания Экспертного клуба Министерства промышленности и энергетики РФ - приступает к делу с определения рамок и категорий, являющихся генеральными персонажами предстоящего действа. Так, в пьесе "Гамлет" герой это сюжет ситуации, а суть интриги - столкновение различных типов ментальности. Нечто подобное происходит сегодня в мировой экономике.
Меня представили как экономиста, но следовал бы представить как геоэкономиста. Что звучит, соглашусь, несколько вычурно. Почему же я прибегаю к такой лексической, а точнее, семантической коррекции? Нам как-то скучно становится, когда в области практики речь заходит о формулировании тех или иных категорий. Однако чем фундаментальнее, чем радикальнее претерпеваемое изменение, тем большей точности требуют слова. Неправильно понятое слово (категория) приводит к разработке неправильной траектории действия, неправильная траектория ведет к неуспеху. В реальной же практике область применения такого самостоятельного направления, как экономика - сужается. Это вызывающая констатация, которая нуждается в дополнительной расшифровке: экономика в современном мире настолько тесно сплетается с политикой, что возникает новый комплексный феномен, для которого и требуется - как для всякого явления, опознанного человеком - своя категория, лексема, слово. И оказавшись в подобной ситуации, для ее определения я избрал понятие "геоэкономика".
Понятие геоэкономики на сегодняшний день имеет несколько расшифровок, в данном же случае, я имею в виду самое простое и, возможно, самое точное из них. Уж во всяком случае, наиболее актуальное - область практики, представляющая амальгаму экономики и политики. Акцент при этом остается все-таки на экономике.
О чем я предполагаю сегодня вести речь? Кажется, есть общее понимание, что с экономикой на планете происходит нечто интригующее, но одновременно и настораживающее: какая-то фундаментальная мутация. Так что разговор у нас пойдет об изменениях среды и деятельности. Или, говоря другими словами, о формулах организации среды и формах экономической практики. Среда ведь бывает хорошо исследованная, познанная, но отошедшая в прошлое, актуальная, но претерпевающая трансформацию: порою плавную, эволюционную, подчас радикальную и революционную. Случается, катастрофическую. Экономика относится к сфере практики, следуя классификации Аристотеля. Но с деятельностью происходит то же, что со средой. Мы наблюдаем изменение привычных форм деятельности, сосуществование разнородных регламентов и процедур, их полифонию, или какофонию: словно субъекты, объединенные средой и практикой, действуют в различных системах координат.
Что это за системы координат, и какие из них являются наиболее перспективными? Почему существует множественность мыслительных горизонтов? И на чем основана подобная дивергенция? Ее мы не наблюдаем ни в физике, несмотря на то, что там выдвигаются и обосновываются новые гипотезы, ни в химии, ни в биологии. Все дело в корректном определении характера социальных и гуманитарных наук. Потому что экономика не является наукой в том строгом смысле, в котором это понятие введено в европейскую цивилизацию. Наука - то, что исследует объективную действительность. Поэтому физика, химия, биология - наука: там есть аксиомы, константы, которые могут быть познаны. Познанные однажды в рамках этих дисциплин законы сохраняют свою силу, не отменяются. Просто с открытием новых закономерностей сужается сфера их применения: Эйнштейн ведь не отменяет Ньютона, просто уточняет его. Но в антропологической вселенной дела обстоят иначе. Там время от времени происходит полноценный переворот, который делает практически ничтожными прежние схемы. И дело не в идеологических предпочтениях (точнее, не только в них). Просто мы имеем дело с вселенной людей, в которой отсутствует неизменность социальных констант, а место аксиоматики занято мировоззрением.
На планете одновременно сосуществуют различные уклады: есть даже оригинальная экономика каннибалов Новой Гвинеи и не менее своеобразная экономика индейцев Амазонки. У них тоже существуют экономические связи, отношения, сплошь и рядом неправильно понимаемые: к примеру, у них отсутствует обмен вещами и рынок в нашем понимании. Вместо этого есть процесс дарения. Они дарят и ожидают ответного подарка. Или экономические коды, связанные с климатическими особенностями зоны их применения. Так, товарная экономика развилась в определенной климатической зоне, где осенью собирали урожай, а зимой его хранили. Из наличия хранилищ следовал тот или иной режим распределения, например, продажа. Нам данный алгоритм представляется естественным, но, скажем, в тропической экономике он был бы нерационален. Если вы соберете урожай бананов и складируете его, имея в виду его последующее распределение внутри общины, то спустя некоторое время получите никому не нужную жидкую массу. Поэтому в тропиках существовала иная форма экономической практики, когда племена обмениваются участками, а роль холодильника выполняет дерево, потому что бананы лучше сохраняются не в собранном, а в растущем виде. Ну и так далее, это просто пример, чтобы показать подвижность столь привычных рамок.
Однако, не являясь наукой в строгом смысле этого слова, на чем базируется экономика? Позволю небольшое отступление. Практик для меня - человек, который действует, видя определенный ландшафт вокруг себя и горизонт. Он видит его и реализует соответствующую стратегию, по возможности оптимальным путем. Но как быть, когда актуальным становится не сам горизонт, а нечто находящееся за горизонтом? Ведь это практически невозможно увидеть. Практически, потому что есть такое явление как миражи. Миражи, однако, часто оказывают нам дурную услугу, поскольку множат мифологию: читая профессиональную литературу, видишь, как много быличек рассказывается с позиций футурологии. Ситуацию усложняет то обстоятельство, что миражи исходят из пространства, где не просто возникает следующий горизонт, а, скорее, проблема, в каком направлении этот горизонт вообще находится. И для "МинПромЭнерго", это действительно проблема, потому что категория промышленности в современном мире становится комплексной, неоднозначной. Что считать промышленной, индустриальной деятельностью: сводится ли она, как сейчас принято говорить, к аппаратной части или же включает в себя широкий диапазон "виртуальных" компонентов и нематериальных активов? Или экономическая активность трансформируется в условиях денежного строя в финансовую категорию? Или же в категорию ресурсную и - энергетическую?
В мире растет напряжение между этими двумя расходящимися векторами экономической деятельности: финансовым и энергетическим. Финансы и энергетика - два камертона современной экономики, тональности которых значимы для рассмотрения и решения как стратегических, так и насущных проблем в области практики. На поле, очерченном данными векторами, разворачиваются сегодня геоэкономические игры и штабные учения по организации нового мироустройства. У нас сегодня два часа, поэтому полагаю, сегодня можно будет обо всем этом поговорить подробно, затрагивая основания, историю и контекст.
Сегодня мы работаем в системе координат, которая нам кажется единственно разумной - в системе рыночной экономики или системе капитализма. Что такое капитализм, тем более капитализм российский, так и не было толком определено. Подразумевалось, что это пространство операций в контексте свободного рынка. Но если ознакомиться с трудами людей, которые основательно изучали данную тему, то мы с удивлением увидим, что капитализм - ими рассматривался подчас как феномен чуть ли не противоположный категории свободного рынка. Мне нравится знаменитое трехтомное исследование Фернана Броделя, в котором он определяет капитализм как антирынок, из чего проистекает много практических следствий. Почему антирынок? Потому что капитализм - это последовательная и системная деятельность по извлечению системной прибыли, иногда, упрощая ситуацию, ее называют сверхприбылью. То есть это пространство системных операций, в которых решаются задачи как операциональные, так и социальные, иногда политические, хотя произрастало это из достаточно простых форм.
Бродель приводит в качестве примера операцию с горшками. Он пишет примерно следующее: есть свободный рынок: базар, на котором торгуют горшечники из разных деревень. Лепят горшки, привозят их на рынок. Кто-то из них более умелый торговец, кто-то менее умелый. Горшечник, продавая свои горшки, вынужден подстраиваться к самой низкой цене, поэтому и уровень издержек производства, необходимых издержек производства, постоянно растет в либеральной экономике. А в реальной экономике он не растет. Это проблема, почему так происходит. Проблема, которой давались различные объяснения. Но вернемся к модели либерального базара, на котором конкурируют горшечники. В какой-то момент туда приходят те, кого назвали капиталистами. Они скупают горшки, а точнее - самих горшечников. Они организуют производство, опознают конъюнктуру, устанавливают цены. Да, конечно, определенную роль играет (со временем) антимонопольное законодательство, но, тем не менее, это принцип деятельности: внутри public market появляется private market, превращая рынок в пространство системных операций. Знаете, с феноменами бороться легко. Антимонопольное законодательство в состоянии бороться с феноменами. Бороться с принципом системных операций - тем более реализуемом в глобальном масштабе - бессмысленно, потому что, согласно этому же принципу, если какая-то рабочая (отраслевая, национальная, региональная) площадка становится слишком "горячей" или просто неудобной, ее бросают и переходят на другую площадку
Европейский капитализм формируется где-то в XIII-XIV веках, когда возникают города, денежная экономика, торгово-финансовые схемы, которые производят такие инновации в своей сфере деятельности, как банкноты (ассигнации), как национальный долг, как центральный банк. Все эти инструменты приносят колоссальную прибыль. Причем прибыль заметно большую, нежели обычные операции.
Однако обустройство предметного поля финансово-торговых операций происходит параллельно с процессом формирования национального государства, которое по мере становления и укрепления отчуждает высокие финансовые технологии того времени в свою пользу. Возникает кризис, требующий разрешения, ведется поиск новых плодоносных полей для применения искусства системных операций и получения системной прибыли. И таковым оказывается промышленное поле деятельности (это уже примерно XVII-XVIII вв.). Почему? - потому что промышленная деятельность в этот период переживает период необычайного взлета: практически любые операции на этом стремительно расширяющемся пространстве были обречены на успех. Это означает, что вы можете допускать массу ошибок, можете работать достаточно небрежно - и все равно вы будете иметь значительную прибыль, поскольку все ваши ошибки, все недочеты списываются за счет того, что инновационная промышленная "рента" растет столь стремительно, что поглощает отдельные недочеты. Забегая несколько вперед, отмечу, что понятие нового предметного поля экономической деятельно весьма и весьма важное понятие, особенно в современной экономике - это ее ахиллесова пята, из-за чего современная экономика находится в перманентном кризисе. И новые предметные поля экономической деятельности - это именно то, что сегодня востребовано временем.
Итак, возникает промышленность, основанная на творческих энергиях новой эпохи, новой цивилизации. В предыдущих цивилизациях ничего подобного не было: не было, к примеру, понятия "расширенного производства" и вся экономика строилась на понятии "баланса". Нас поражают, скажем, пирамиды, зиккураты, прочие колоссальные конструкции Древнего мира: они как бы аккумулировали человеческую энергию в период изобилия, а в период "тощих коров" давали людям определенный достаток. Особенно это относится к ирригационным сооружениям, хранилищам зерна - то есть сооружениям, служившим для демографического и социального баланса общества. Расширенное воспроизводство характерно для эпохи Модернити, времени, когда человечество переживает промышленный, индустриальный взлет, инновационный взрыв, генетически связанный с развитием эмбриона современного общества - городской культурой. Новая культура, стремительно развиваясь, вовлекала в свою орбиту все новые сообщества и территории.
К концу позапрошлого века на планете была выстроена общепланетарная конструкция. Со времен Берлинского конгресса 1885 года мир полностью поделен ведущими мировыми державами по принципу эффективного управления, - это была своего рода зональная глобализация (слова для обозначения этого феномена в те времена не было, но само явление уже существовало). Она была специфическая, напоминая арбуз, разрезанный дольками: германская доля - относительно скромная, французская - огромная, британская - колоссальная. Мир был разделен практически весь, особенно это заметно по границам на Африканском континенте - часто просто прямым линиям, проведенных без учета рельефа местностей и этнического состава населения.
Зональная глобализация в каких-то своих аспектах была даже более полной: например, в том, что касалось свободного перемещения людей, - тогда путешествовать по миру можно было практически без паспортов. Что же касается движения товаров, отношения внешней торговли к ВВП, то только к концу прошлого столетия пропорции были восстановлены. Казалось, мироустройство достигло равновесия, и, примерно как физики того времени поговаривали, что в природе не предвидится фундаментальных открытий, так и в жизни общества предполагался период освоения произведенной экспансии. Но именно в начале ХХ века круто меняется русло общественного развития.
Не затрагивая политические пертурбации, назову четыре фактора, взорвавшие на пороге ХХ века ситуацию в экономической сфере: это использование электричества, это двигатель внутреннего сгорания, это производные нефтехимии и искусственные материалы и, наконец, это средства коммуникации и примыкающая к ним индустрия массовых развлечений. Если вдуматься, то любое из этих открытий породило многочисленные производные, направления деятельности, оказавшиеся не просто новыми отраслями экономической практики, но изменивших образ жизни современного человека, внеся заодно и новый обертон в само понятие цивилизации.
В результате перевернулось соотношение между потребителем и производителем: до этого, хотя вещи и были дорогими, но потребитель гонялся за производителем, ибо многого недоставало. Однако в результате инновационного прорыва и еще такого фактора, как введение конвейерного производства положение радикально изменилось.
Кстати говоря, в 90-е годы кризисную ситуацию в России нередко сравнивали с периодом американской годами "великой депрессии", не замечая при этом их кардинального различия. Почему я хочу какие-то моменты прояснить - хотя они, в общем-то, известны - и в то же время в разговорах часто приходится сталкиваться с непониманием или с мифологизированным пониманием реперных точек маршрута современной экономики.
Что касается "великой депрессии" - это была своеобразная бедность, бедность возникшая из изобилия. Иначе говоря, производство стало настолько эффективным, а вещи, соответственно, такими дешевыми, что для их изготовления уже не требовалось прежнее количество работников. Но возникла острая нужда в другой категории - потребителях, причем потребителях вполне определенного рода - платежеспособных, а не просто людей, нуждающихся в тех или иных товарах. Отсюда колоссальное количество лишнего труда и колоссальное количество лишнего продукта, которое уничтожалось, сжигалось, выплескивалось; и надо было с этим срочно что-то делать. Социальная и политическая матрица мироустройства оказалась неприспособленной к произошедшему экономическому перевороту. Так что, ни бедность из мира не ушла, ни нищета, но потребителей не хватало, их даже стало меньше, поскольку значительное количество работавших превратились в безработных.
Миром, однако, правят достаточно умные, хотя и не всегда мудрые люди, и они кое-что сделали, причем сразу по нескольким направлениям. Результаты их действий со временем полностью перевернули мир и сформировали новую реальность. Что именно они сделали?
Во-первых, они создали нового потребителя: средний класс, систему социального обеспечения внутри страны, а затем и общество массового потребления, сокрушая при этом основы протестантской этики и культуры.
Во-вторых, воплотили в жизнь идеи фритредерства, сломав протекционистские перегородки зональной глобализации.
В третьих, реализовали комплексный план повышения емкости каналов потребления: с одной стороны на основе форсирования искусственного потребления (моды, стереотипов); с другой - развития кодов высокотехнологичной деструкции: от морального устаревания продукта до индустрии материалоемких и высокотехнологичных войн.
В четвертых, резко расширили сферу нематериального производства и индустрию оказания разнообразных услуг.
Наиболее серьезной проблемой была реализация контркультурного переворота. Когда сегодня, говоря о капитализме, оперируют категорией протестантской этики, то это не просто не соответствует современной практике. Основной противник у экономики XX в. - как раз протестантская этика, которая не позволяла шиковать, переводя практикующего подобное поведение субъекта в разряд нувориша или парвеню, и сдерживала, таким образом, создание вещей-однодневок, а в более широком плане - механизмы престижного, искусственного, избыточного потребления, столь необходимые новому положению дел.
В идеале вещи должны быть утром рождаться, чтобы быть вечером выброшенными. И особое место в этой логике занимает такое явление, как мода. Мода, а не гротескное выливание молока или сжигание зерна в топках. Так что требовалось не просто сломать протестантскую этику, но реализовать иную систему ценностей. Мне довелось жить в Соединенных Штатах в пятидесятые годы, то есть в Америке Эйзенхауэра, и побывать несколько раз в современной Америке: в результате я вполне ощущаю разницу между прежней, протестантской Америкой и Америки новой, пережившей контркультурный переворот.
Другой непростой задачей был взлом имперских границ. На это потребовалось время, и новое состояние дел стало столь привычной нам сегодня глобализацией (или "глобализацией-2"). Прежняя же форма глобализации никоим образом не устраивала тех, кто создавал конструкцию глобального рынка. Имперское мироустройство предполагало наличие мощных тарифных барьеров, а основным локомотивом индустриальной экономики являлись США, у которых, фактически, не было своей "дольки" в "глобальном арбузе" и которые претендовали при этом на весь "арбуз". Естественно, что основным протагонистом идеи фритредерства стали Соединенные Штаты.
Прорыв в данной области произошел в годы Второй мировой войны. И за поддержку в этой войне Великобритании Америка потребовала определенную плату: снятия таможенных барьеров. Так была заложена конструкция Всемирной торговой организации (ВТО), на том этапе в виде протянувшейся без малого на полстолетия серии переговоров в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ). В этом же ряду стоит создание Организации объединенных наций, Международного валютного фонда и Всемирного банка, бреттонвудские соглашения и т.п.
Деструктивная экономика это не только индустрии материалоемких и высокотехнологичных войн, когда некое государство (вроде Ирака) подвергается серьезному разрушению, а потом достаточно серьезные средства и усилия тратятся на восстановление разрушенного. (Хотя нечто подобное мы можем наблюдать на примере Японии или Германии). Деструктивная экономика не такая уж однозначная практика, когда начинаешь ее анализировать с точки зрения экономики, даже с точки зрения бухгалтерии.
Если кто-то из вас видел фильм "All that Jazz" ("Вся эта музыка" в русском переводе), то, возможно, помнит центральную коллизию, которая весьма характерна как кейс. Известный театральный режиссер ставит модный мюзикл, и в ходе постановки с ним случается инфаркт. Это в свою очередь ведет к неразберихе, нарушению сроков, а, кроме того, нет гарантии, что после инфаркта результат работы талантливого режиссера окажется столь же качественным как его предыдущие произведения. Совет директоров (ибо, вы знаете, нет Майкла Джексона, нет Мадонны, то есть я хочу сказать, что Майкл Джексон - это предприятие, которое мы видим примерно как видим айсберг: на сцене это Майкл Джексон, но за форматом сцены это мощное, с большим количеством нулей предприятие) собирается и начинает подсчитывать убытки, а подсчитав их, директорат расстраивается, но в это время главный бухгалтер - не случайно же он главный бухгалтер - говорит: "Давайте просчитаем ситуацию иначе, давайте посчитаем что случится, если наш режиссер умирает. Тогда мы получаем страховку, мы попадаем в форс-мажор, мы не несем ответственности" и далее понятно, что происходит
То есть счет с "негативной стороны" в экономике становится все более изощренным пространством операции. Иррациональные числа в современной экономике вполне рациональны. Забегая вперед, приведу такой пример: психология тесно связывает понятия прибыльности предприятия с его капитализацией; в реальном же мире дела далеко не всегда обстоят подобным логичным образом. Прибыльность предприятия может быть низкой, или даже отрицательной величиной, но его капитализация - величиной положительной и даже высокой. Возможны и более экзотичные сочетания, в России это случается сплошь и рядом, примеры вы знаете, и в сфере СМИ, и некоторых других областях
Но продолжим разговор. После войны складывается новый мир, где работать прежними методами в экономике становится весьма затруднительно. Мировая экономика тяготеет не только к глобальному охвату, но и к новой формуле разделения труда. Появляются высокие геоэкономические технологии, когда отраслью экономики становится не производство того или иного продукта, а того или иного вида деятельности, глобальных услуг. Попробуем рассмотреть некоторые из них.
Во-первых, это новые деньги, которые возникли в 1971-73 году после отмены США золотого стандарта в различных его модификациях, после чего исторический процесс "порчи монеты" достиг логического результата.
Новые деньги - это деньги, которые не обеспечены ликвидностью: драгоценными металлами и т.п. Более того, деньги эти не обеспечиваются и достоянием государства. Так что обанкротить США невозможно, поскольку страна является эмитентом фактической мировой валюты, и на росте задолженности в долларах она, как это не парадоксально звучит, способна не только не терять, но даже получать прибыль. Потому что Америка эмитирует мировую валюту, но мы знаем, что деньги "гниют", являясь объектом перманентной инфляции. Другими словами привычная банковская схема отношений кредитор-заемшик меняется на прямо противоположную - кредитор платит заемщику процент, равный проценту обесценивания ссуды.
Ведь как действует обычная банковская механика: вы занимаете деньги в банке и платите проценты, но если вы эмитируете свои долговые расписки как универсальные деньги, то все происходит с точностью наоборот: вы занимаете деньги у мира, а мир платит за это проценты, за то, что вы занимаете у него деньги. Долларовые банкноты или соответствующие электронные платежи (расписки заемщика для приобретения товара) предъявляются (если предъявляются) уже обесцененными: процент инфляции из них вычтен.
Приведу одну не слишком точную аналогию: глобальные деньги - это, в сущности, то же самое, что использование английского языка в мировой финансово-экономической практике, причем умные люди даже просчитали и оценили это лингвистическое преимущество в 30-50 миллиардов долларов ежегодного дохода. Другими словами, если вы составляете договоры на родном языке - и не просто родном языке, а на родном юридическом языке - то можете рассчитывать на некоторое системное преимущество. В нашем случае происходит нечто аналогичное. Вы заполняете мир расписками, которые обходятся вам по цене 3 цента 100-долларовая бумажка (да и то это только к агрегату M0 относится, основная же масса платежей происходит в электронной форме). Но что возможно, не менее важно: вы получаете некоторый контроль над банковскими проводками, а главное над обитанием и флуктуациями капитала в мире. Откуда проистекает возможность ареста долларовых авуаров того или иного субъекта плюс иные приятные и удобные возможности.
Другая высокая геоэкономическая технология - глобальный долг. Генезис глобального долга относится примерно к тому же периоду. В 1973-м году происходит нефтяной кризис в результате "войны Судного дня": цены на нефть резко поднимаются, доходы нефтедобывающих государств резко возрастают. Но страны эти не имеют инфраструктуры, абсорбирующей избыточные финансы (знакомая ситуация, не правда ли?), и потому не могут производительно использовать свалившиеся на них деньги. Так что единственный путь - сбросить деньги в банки, что они и делают: сбрасывают деньги в надежные западные банки. Банки постепенно переполняются, кредит дешевеет, становится избыточным, деньги начинают подгнивать уже в банках, а когда они гниют в банках, то банки банкротится. Инфляция в этих условиях само собою растет, банки вынуждены давать кредиты все менее надежным заемшикам на все менее выгодных для банков условиях и, в конце концов, начинают давать займы под проценты ниже уровня инфляции.
Постепенно в мировой банковской системе складывается весьма сложная ситуация. Дело доходит до признаков системного дефолта: первые тектонические подвижки происходят в Латинской Америке. Но выручили два обстоятельства. Сначала, на первом этапе этого "кризиса изобилия" выручило то, что семидесятые годы были периодом активной деколонизации. На планете возникло множество новых государств, которые весьма охотно брали деньги, и не менее охотно и быстро их тратили: строили стадионы, дворцы, строили все, что угодно, воровали, перекладывали из банка в банк А когда наступал момент выплаты, банки предоставляли новый кредит, на сей раз на оплату предыдущих. Ситуация где-то к восьмидесятым годам приняла критический характер, надо было что-то делать. И в этот момент та организация, которая отвечала за змейку валют, то есть Международный валютный фонд, плюс Всемирный банк реконструкции и развития создали механизм из двух технологий.
Одна технология называлась финансовая стабилизация, другая - структурная перестройка, так ее переводили на русский язык. Точнее было бы сказать структурная адаптация (structural adjustment, но adjustment это не совсем перестройка, скорее поднастройка, прилаживание, адаптация). Тем не менее, слово прижилось. В чем была суть этих программ? Если совсем кратко, то в переключении имеющихся у страны ресурсов и ее внутреннего потребления на выплату внешнего долга. Но внешний долг выплатить было невозможно, кажется, это сделала лишь одна страна: Румыния.
Глобальный долг - это не просто долг, но динамичная система контроля над мировыми ресурсными потоками и доходом. В рамках этой системы происходит оптимизация добычи полезных ископаемых; затем полезные ископаемые выбрасываются в возрастающих количествах на рынок, а государство по логике данной технологии получает денег, с помощью которых может выплатить задолженность. Спасая, таким образом, мировую банковскую систему от краха. Однако системные следствия от применения данной технологии на этом не прекращаются. Все большее число стран начинает повышать экспорт сырья - ведь это их основной источник валюты - поэтому цены на него снижаются. Сырья добывается больше, но доход от его продажи может и понизиться, то есть знаменитые "ножницы цен" резко возрастают.
Теперь финансовая стабилизация. По своей сути это - бюджетная операция, при помощи которой внутреннее потребление, то есть расходные статьи бюджета, в особенности социальные (у которых заметно меньше лоббистов), начинают сокращаться. А образовавшийся бюджетный профицит также направляется на выплату внешней задолженности. Причем данная расходная статья подчас становится ведущей в национальном бюджете. Таким образом, банковская система не только вышла из кризиса, но сформировала новую "змейку", фактически, опоясывающую мир - систему перманентного, глобального долга.
Если быть точным, в ликвидации банковского кризиса сыграло роль еще одно обстоятельство: политика администрации Рейгана, направленная на резкое увеличение оборонных расходов, что вело к серьезному бюджетному дефициту США. И банковский корабль выплывает из турбулентной зоны.
Еще один пример высокой геоэкономической технологии - это управление рисками. Но продолжим после перерыва.
