Олег Горелов: Временное правительство: банкротство российской элитыНазад
Олег Горелов: Временное правительство: банкротство российской элиты
История буржуазной республики в России (февраль 1917 г. - октябрь 1917 г.) имеет богатую историографию1. Однако сущностные характеристики произошедшей в феврале 1917 года смены политического режима в форме понятий, категорий и т.д. до сих пор еще не сформулированы, а оценочные характеристики сводятся зачастую к абстрактным, описательным, в чем-то скорее эмоциональным определениям типа "свержение прогнившего режима" и т.д. Не предпринимается практически попыток ответить языком определений на вопросы: чем принципиально отличается функционирование политического режима Временного правительства от думско-монархического; чем отличается функционирование политической элиты периода Временного правительства от элиты предшествующего периода; каково место периода буржуазной республики в общей динамике эволюции политической (управленческой) системы в России; какое место период буржуазной республики занимает в общемировой классификации политических режимов и элит; какие исторические аналогии в мировой истории имеются в отношении периода Временного правительства и т.д.
Ответы на эти вопросы предполагают использование определенного методологического и теоретического инструментария, рассмотрения данных проблем с точки зрения системного подхода, наблюдений смежных с историей наук - политологии, теории организации и других. Необходимость использовать категории и определения смежных наук диктуется и тем, что сама отечественная историография, пользующаяся в основном описательными методами, не выработала в этом отношении четких определений и категорий.
В данной статье делается попытка рассмотрения периода Временного правительства с точки зрения анализа имеющейся литературы как исторического характера, так и социально-теоретического плана; приложения к конкретно-историческому материалу категорий и определений, разработанных в смежных общественно-политических дисциплинах.
Начнем с определения государственной или политической элиты. В политическом словаре (руководитель коллектива А.А. Миголатьев) указывается, что в современной политологии и социологии под политической элитой понимается, как правило, "меньшинство общества, отделенное от основной его массы благодаря исключительным возможностям в обладании властью, статусом и богатством"2. Политология выделяет в отдельную элитную группу властвующую или правящую элиту, которая обособлена внутри политической элиты. Степень обособления, степень наличия или отсутствия каналов коммуникаций правящей элиты с другими элитными слоями и с обществом в целом определяет специфику политического режима. Роль правящей элиты возрастает в условиях отсутствия или слабости каналов коммуникационных межэлитных и социальных связей, а также в условиях общественных трансформаций, осуществляемых целенаправленно властью, в частности в условиях модернизации традиционных обществ3.
Обобщая другие определения элиты, необходимо отметить еще также некоторые ее черты, не вошедшие в цитируемое определение. Эти качества могут быть сформулированы следующим образом: государственная элита общества - это социальный слой, обладающий таким положением в обществе и такими качествами, в том числе морально-психологическими, которые позволяют ему управлять обществом либо оказывать существенное воздействие на процесс управления им, влиять на ценностные ориентации и поведенческие стереотипы в обществе и в конечном счете более активно, результативнее, чем все другие слои общества, участвовать в формировании тенденций развития общества, одновременно обладая гораздо большим, чем другие группы, суверенитетом в формировании своего собственного положения.
Исходя из приведенных определений и категорий, есть смысл рассмотреть их применительно к конкретной ситуации периода от февраля к октябрю 1917 года, выделяя специфические особенности политического режима, функционирования элит и системы государственного управления России данного периода в целом.
Была ли элита?
Одним из основных признаков элиты является ее относительная малочисленность и отделенность от основной части общества.
Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 года завершилась свержением самодержавия, привела к серьезным изменениям в форме государственного строя, в системе государственного управления. По существу, это была первая полномасштабная в истории страны попытка осуществить либеральную модель государственного управления, характеризующуюся попыткой вовлечения масс, всего общества в механизмы и процедуры государственного управления. Специфика периода с конца февраля по начало июля состояла в том, что в России практически одновременно родились и сосуществовали две власти - Временное правительство и Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Данный период истории отечественного государственного управления получил название двоевластия. Наряду с Советами на местах в первый период после революции одним из претендентов на власть стали общественные исполнительные комитеты. Зачастую они возникали даже раньше Советов и действовали на губернском, уездном, волостном и даже сельском уровнях. Если Советы олицетворяли собой леворадикальный лагерь революции, то общественные исполнительные комитеты - центристский. Таким образом, можно говорить о троевластии в России данного периода, об относительно большом числе субъектов, причастных к государственному управлениию. Можно говорить не о малочисленности, а о многочисленности политической элиты периода буржуазной республики, о крайней ее разнородности в политическом, социальном и культурно-ментальном аспектах.
Некорректно также говорить об отделенности элиты от основной части общества в условиях многоцентрия власти, водоворота политических событий, борьбы политических институтов и т.д., во всяком случае до начала июля 1917 г. Ликвидация двоевластия в начале июля 1917 г. привела к формальному сосредоточению всей полноты власти в руках Временного правительства и одновременно привела постепенно к радикализации Советов, их большевизации, к превращению значительного слоя политической элиты в контрэлиту, выступающую против правящей элиты. В условиях нерешенности целого ряда наболевших для народных масс вопросов - о войне, земле, Учредительном собрании - оппозиционные Советы набирали все большее влияние, поляризируя спектр общественных настроений. Фактическая сила и влияние контрэлиты были столь существенны, что и в данном случае говорить об отделенности (автономности) Временного правительства и его властного аппарата (властной элиты) не приходится: оно реально испытывало политический прессинг со стороны радикализирующихся Советов и общества в целом, маневрировало, будучи вынуждено (в чем-то формально-декоративно, в чем-то реально) дрейфовать навстречу общественным настроениям. Об этом, в частности, свидетельствует изменение политической конфигурации четырех составов Временного правительства.
Относительно данного периода мы вправе говорить о кардинальной смене политической элиты и основных структур и механизмов системы государственного управления по сравнению с предшествующим периодом отечественной истории. Временное правительство упразднило Департамент полиции, создав Главное управление общественной полиции (затем переименованное в Главное управление по делам милиции), были ликвидированы Особое присутствие правительствующего Сената, Корпус жандармов, Министерство императорского двора, Канцелярия императора. Правительство учредило ряд новых ведомств - Министерство продовольствия, Министерство труда, Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных действий бывших министров и других высших должностных лиц в сфере государственного управления. Правительство приступило к подготовке выборов в Учредительное собрание, к реформе местных органов власти, к созданию земельных комитетов, оформлению компетенции фабзавкомов. В августе был упразднен Святейший синод, создано Министерство вероисповеданий.
Временное правительство отстранило от власти генерал-губернаторов, градоначальников, земских начальников, передав их функции комиссарам Временного правительства - губернским, городским и уездным. Комиссарами назначались, как правило, главы соответствующих земских управ. В условиях дореволюционной системы государственного управления представители земского самоуправления практически не имели выхода на общероссийский уровень и возможности приобретения навыков общегосударственной деятельности. Единственная общественная общероссийская организация, где была возможность приобщения земских и городских деятелей к общегосударственным делам, - это Земгор. Но и он давал крайне ограниченные возможности приобщения данного слоя политической элиты (земского и городского) к общегосударственным делам.
В определении властной элиты есть еще одна деталь - морально-психологические качества, решимость, ее готовность выполнить функции элиты. Психологически даже представители Государственной думы (наиболее объективно подготовленного слоя потенциальной элиты) не были психологически готовы к выполнению задач руководства страной. "Мы способны были, - писал В.В. Шульгин, - в крайнем случае безболезненно пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи под условием, что императорский караул охранял нас. Но перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала у нас кружилась голова и немело сердце"4.
Таким образом, в качественном отношении, в отношении профессионализма, опыта и практики ведения государственных дел новые властная, а особенно политическая элиты (если вообще можно, строго следуя определению, их так называть в этот период) не были вполне адекватны государственным задачам, стоявшим перед властью России в этот переломный момент ее истории. Не были они готовы к выполнению реальных функций элиты и в морально-психологическом отношении.
"Исчезло сознание существования власти"
О проявившейся неспособности и неподготовленности новой местной элиты к управлению убедительно рассказывает в своих воспоминаниях управляющий делами Временного правительства В.Д. Набоков: "Огромное большинство бюрократии... охотно... подчинилось бы новому порядку и никаким саботажем не стало бы заниматься.
Временное правительство поступило, как известно, иначе... Управление губернией временно возлагалось на председателя губернской управы в качестве губернского комиссара Временного правительства... Председатель управы был нередко ставленником реакционного большинства, а губернатор - лицом вполне приемлемым и не обладающим никакой реакционной окраской. Временное правительство очень скоро - почти тотчас же - убедилось в том, что рассматриваемая мера была крайне необдуманной и легкомысленной импровизацией. Но что было ему делать. И в этом случае, как и во многих других, оно должно было считаться не с существом, не с действительными реальными интересами, а с требованиями революционной фразы, революционной демагогией и предполагаемыми настроениями масс. Так, всему этому была принесена в жертву вся полиция...
Результатом такой политики явилось массовое увольнение и выход в отставку - добровольный или вынужденный - целого ряда высших чиновников, военных и гражданских. К этому же приводила ликвидация ряда учреждений и, наконец, естественное прекращение работы (например, в Государственном совете). И вот ставился вопрос: как быть с этой многочисленной армией людей, очутившихся, по их собственным заявлениям, в положении раков на мели? Ничтожное меньшинство этих людей не заслуживало внимания и не возбуждало симпатии - среди них были, конечно, и люди вполне обеспеченные в материальном отношении. Но подавляющее большинство представляли люди, многие годы добросовестно тянувшие бюрократическую лямку, дожившие иногда до преклонных лет, обремененные многочисленными семьями, - люди, всю жизнь бывшие совершенно чуждыми политике, но честно и усердно трудившиеся. А среди членов Государственного совета были такие люди, как Н.С. Таганцев, А.Ф. Кони и другие, менее известные люди, но вполне почтенные и безупречные...
То обстоятельство, что министерство внутренних дел - другими словами, все управление, вся полиция - осталось совершенно неорганизованным, сыграло очень большую роль в общем процессе разложения России. В первое время была какая-то странная вера, что все как-то само собою образуется и пойдет правильным, организованным путем. Подобно тому, как идеализировали революцию (великая, бескровная), идеализировали и население. Имели, например, наивность думать, что огромная столица, со своими подонками, со всегда готовыми к выступлению порочными и преступными элементами, может существовать без полиции или же с такими безобразными и нелепыми суррогатами, как импровизированная, щедро оплачиваемая милиция, в которую записывались профессиональные воры и беглые арестанты. Всероссийский поход против городовых и жандармов очень быстро привел к своему естественному последствию. Аппарат, хоть кое-как, хоть слабо, но все же работавший, был разбит вдребезги. И постепенно в Петербурге и Москве начала развиваться анархия. Рост ее сразу страшно увеличился после большевистского переворота. Но сам переворот стал возможным и таким удобоисполнимым только потому, что исчезло сознание существования власти, готовой решительно отстаивать и охранять гражданский порядок... Я хорошо помню, что Милюков неоднократно возбуждал вопрос о необходимости более твердой и решительной борьбы с растущей анархией. Это же делали и другие. Но я не помню, чтобы были предложены когда-нибудь какие-нибудь определенные практические меры, чтобы они обсуждались Временным правительством. Отсутствие хорошо организованной полицейской силы и безусловно преданной правительству силы военной парализовали его. Здесь и был зародыш разрушения, и росту его не могла воспрепятствовать вся огромная энергия, проявленная Временным правительством в деле органического законодательствования"5.
К сказанному задним числом Набоковым необходимо все же добавить, что разрушение старого режима и его аппарата, в том числе и властной элиты, было идеологическим фундаментом Февральской революции и политической системы того времени, поэтому его идеи о возможности сохранения старого аппарата имеют в основном ностальгически-теоретическое звучание.
Локализм - против государственности
Как уже говорилось выше, земство дофевральского периода не было непосредственно вписано в механизмы вертикальной властной мобильности и формирования государственной властной элиты. Для властной элиты, находившейся на стадии своего закостенения и препятствовавшей своему обновлению, земства, кроме всего прочего, служили еще и своеобразным механизмом "выпуска пара" - через них открывалась возможность приложения сил на почве общественной деятельности слоям разночинной интеллигенции, для которых продвижение по сословной "Табели о рангах" стало крайне затруднено, особенно с середины ХIХ века.
Ставка на земства имела в чем-то вынужденный характер: другой контрэлиты (сформировавшейся не только на общероссийском уровне, но и на местном) в России не было.
Отсюда вытекает вопрос о качестве контрэлиты в лице земств, ее способности к общегосударственной деятельности и общегосударственному управлению. Уже отмечалось, что опыта общегосударственной деятельности земства до февраля 1917 г. не приобрели. Общероссийских объединений они не имели (за исключением Земгора). Абсолютной поддержкой общественности земства, как оказалось, не пользовались. В силу этого наряду с земствами на местах революция создала и альтернативные земству органы местной власти - Советы и общественные исполнительные комитеты.
Практически одновременно с Временным правительством в Петрограде в ходе всеобщей политической забастовки по опыту революции 1905-1907 гг. рабочие инициировали создание параллельной государственной власти в форме Совета рабочих депутатов. Выборы в Совет прошли 27 февраля. Председателем исполкома был избран лидер меньшевистской фракции Государственной думы Н.С. Чхеидзе, товарищами председателя - эсер А.Ф. Керенский и меньшевик М.И. Скобелев. 1 марта Совет рабочих депутатов слился с Советом солдатских депутатов. Советы стали возникать повсеместно, и именно им поначалу принадлежала инициатива в овладении властными функциями, в том числе законодательного плана.
Наряду с Советами на местах в первый период после революции одним из претендентов на власть стали общественные исполнительные комитеты. Зачастую они возникали даже раньше Советов и действовали на губернском, уездном, волостном и даже сельском уровнях. Если Советы олицетворяли собой леворадикальный лагерь революции, то общественные исполнительные комитеты - центристский. Временное правительство отнесло общественные исполнительные комитеты к обычным общественным организациям, не признало за ними властных полномочий, не обеспечило им правового оформления и финансовой поддержки. Не был создан также общероссийский руководящий орган этих организаций - самого массового института народного представительства на тот момент.
Таким образом, говорить об опыте государственного управления только что возникших Советов и общественных исполнительных комитетов не приходится. Неоправданная радикальность и недальновидность Петроградского Совета в решении общегосударственных проблем проявилась наиболее ярко в разрушительном для механизмов управления "Приказе N 1". Этим, видимо, можно объяснить нежелание (и объективную невозможность) Советов становиться реальными органами государственного управления - для этого Советы с их площадной демократией, разноголосицей и лозунговостью явно еще не были готовы. Ни Советы, ни общественные исполнительные комитеты, таким образом, не подпадают под определение контрэлиты, существовавшей продолжительный период времени оппозиционной силой наряду с властной элитой и имевшей благодаря этому определенные навыки и реальные возможности взять на себя функции властной элиты. Власть Советов имела децентрализованный характер. По всей стране действовало свыше девятисот Советов, не имевших по существу единого централизованного управления и контроля6.
Но и земства, руководители которых были объявлены комиссарами Временного правительства, не оправдали, на наш взгляд, возложенных на них надежд. До февраля 1917 года основная критика земств со стороны правительства сводилась к тому, что земства в своей деятельности за местными нуждами и интересами не видели общегосударственных проблем, нужд и интересов. Вектор локализма в деятельности местной власти в период буржуазной республики проявился в полной мере, поставив страну на грань развала государственности.
Весьма афористично о "негосударственности" психологии русского человека высказался в 1908 году писатель Д.С. Мережковский: "В химерической государственности народ любит собственно одну только ослепительную точку - самодержавие. Но любит ли он и самую государственность? Для него государственность значит казенщина, а казенщина значит мертвая вода, которая на что ни брызнет, все мертвит"7.
Народ отвернулся от этой "ослепительной точки", и точку опоры потеряла государственность. Общее настроение распада, замыкания на свои личные интересы этого времени передает А.И. Солженицын, оценивая общий дух времени как право "каждому ехать с винтовкой, куда считаешь правильным. И с телеграфных столбов срезать проволоку для своих хозяйственных надобностей"8. Страна покрылась сетью самоуправляющихся республик и самоуправлений, игнорирующих центральную власть.
"Временное правительство, - пишет А.С. Ахиезер, - оказалось во власти либеральных идей, но не имело реальной среды для проведения либеральной политики. Мощное давление активизирующегося традиционализма стало решающим фактором в обществе"9.
Новая политическая и властная элита и народ находились в разных цивилизационных измерениях, говорили по существу на разных языках. Иван Бунин приводит пример предвыборного выступления оратора перед крестьянами, призывающего "исполнить великий долг перед Учредительным собранием" и проголосовать. При этом крестьянин так "расшифровал" выступление представителя политической элиты: долг - это долги крестьянина перед властью, а голосование - это ожидающее его наказание, в результате которого он будет "голосить". "Ну и пес! - восклицает крестьянин. - Долги, кричит, за вами великие! Голосить, говорит, все будете, все, значит, ваше имущество опишу перед Учредительным собранием. А кому мы должны?.. Нет, это новое начальство совсем никуда Ну да постой: как бы не пришлось голосить-то тебе самому в три голоса!" Другой крестьянин у Бунина точно знает, что нужно делать в этой ситуации: "Покуда буржуазию не перережут, будет весь люд голодный, холодный Будут буржуазию резать, ох будут"10.
Демократические ценности, пропагандировавшиеся Временным правительством, и свободы, достижение которых оно ставило себе в заслугу, оставались не востребованными крестьянством. Вот одно из свидетельств голосования крестьян в Учредительное собрание: "Население голосовало, как говорится, наугад, смотря по тому, на кого указывают голосовать влиятельные в волости лица. "А мне ни к чему, кто они такие, кандидаты - то - незнакомые какие-то Значение выборов население, видимо, не сознавало и относилось к ним как к какой-то повинности, кстати, не совсем приятного свойства". Особенностью голосования являлось стопроцентное голосование за один список. Глава семьи опускал зачастую бюллетени за всю семью, если не за всю деревню"11.
Специфика элиты мобилизационной модели
История властной элиты периода буржуазной республики - попытка кардинальным образом изменить механизмы функционирования государственного аппарата. В классической западной модели властная элита осуществляет свои функции, получая от государства весомое вознаграждение за свой труд. В российской модели существовала хроническая неспособность государства платить за труд чиновничества, во всяком случае среднего звена государственного управления. Механизмы оплаты труда приобретали уродливые формы: кормление, крепостное право, практическая легализация мздоимства и взяточничества. Эффективность функционирования государственного аппарата достигалась постоянным "прессингом" государства на аппарат. Этот же факт некоторым образом уравновешивал недовольство общества своим положением: в похожем "подневольном" положении в глазах масс был и аппарат, и чиновники. Данная модель взаимоотношений власти и общества послужила объективным обоснованием концепций "народной монархии" в России (И.Солоневич и другие).
Попытка одномоментно изменить эту систему, как оказалось, провалилась. Опыт советского государства показал, что традиционные механизмы формирования властных элит постепенно реанимировались: репрессивный "прессинг" на аппарат сталинского времени может быть рассмотрен и интерпретирован в том числе и в категории традиционной российской модели функционирования властной и политической элит.
О специфике формирования и функционирования политической элиты в истории России интересно рассуждает О.В. Гаман-Голутвина в книге "Политические элиты России". Тезисно ее сравнительный анализ элитообразования в России по сравнению с западной моделью выглядит следующим образом.
Мобилизационное общество - милитаризированный тип развития. Импульс развития - извне (военная угроза). "Главная потребность государства - иметь наготове войско" (С.М. Соловьев)12. Всесословность обязанностей. Несовпадение интересов государства и населения. Перманентный конфликт на этой почве. Особое место в системе государственного развития субъективного фактора - государственного управления - и его носителей - властной и политической элиты. Политическая элита имеет дихотомическую структуру: верховная власть и правящий класс. Хроническое отсутствие ресурсов для решения государственных задач вносит противоречие не только между государством и обществом, но и между верховной властью и правящим классом. Верховная власть - инициатор модернизации. Правящий класс - инструмент модернизации. Насилие инициатора над "инструментом" ради осуществления целей модернизации. Внутриэлитное противоречие приобретает крайние формы - верховная власть репрессирует правящий слой либо правящая элита свергает в своих интересах верховную власть. Инструмент внутриэлитного взаимодействия - чистка. Инструмент осуществления преобразований - рекрутируемая по принципу службы элита. Землевладельческое сословие - тормоз, блокиратор преобразований. Успех в осуществлении преобразований сопутствовал монархам, наделенным качествами жестких прагматиков власти и организации. "Тяжесть" российской власти: и психологическая, и физическая. Стремление правящего слоя "закрыться" в правящую касту. Стремление верховной власти делать процесс формирования элиты открытым и регламентированным. Сформированная по принципу "привилегии за службу" элита проходит два этапа в своем развитии: когда она энергична, зависима от власти; второй этап - стремление закрепить за собой наследственно полученные привилегии. Здесь она начинает расходиться с верховной властью. (Функции распоряжения и владения). Прессинг государства на общество объясняется опережающими потребностями модернизации и нехваткой ресурсов. Прессинг верховной власти на элиту объясняется необходимостью обеспечить открытый характер ее формирования. Необходимостью защитить себя от элиты с помощью репрессивного аппарата. (Извечная борьба власти и элиты за репрессивный аппарат.) Необходимость борьбы с коррумпированностью чиновников и элиты в условиях хронической нехватки ресурсов (жалованья). "Дирижирование" конкуренцией в элитном слое со стороны верховной власти, ослабляющее внутриэлитную сплоченность. Полиэтнический состав, пестрота элиты как одно из средств ослабления внутриэлитной сплоченности. Конфронтационный характер взаимоотношений власти и возникшей оппозиции. Силовое решение их конфликта. Специфика контрэлиты - это не конкурирующий со стоящей у власти группой экономический клан, а интеллигенция, не преследующая собственных корпоративных целей, поэтому движение контрэлиты обретает форму борьбы за идеалы, а не за экономические интересы. Интеллигенция - политическая контрэлита. Причем сосуществование элиты и контрэлиты базируется не на принципе конкуренции и сотрудничества, а на принципе смертельной вражды, не имеющей правил игры. Низкая степень сплоченности характерна не только для элиты, но и для контрэлиты. В противостоянии с правящим классом верховная власть находит поддержку во внеэлитных слоях ("народная монархия"). Открытая вертикальная мобильность в формировании элиты открывает перспективу внеэлитным слоям, делает их сторонницей власти в противостоянии с элитой. Высокие издержки (моральные, политические, нравственные, физические) функционирования такой модели. Таким образом, делает вывод автор, "мобилизационный тип развития, выступая эффективным инструментом решения чрезвычайных задач в чрезвычайных обстоятельствах, приводит к истощению физических и психологических ресурсов элит и населения; чреват тяжелейшими последствиями политического и нравственного характера, что накладывает серьезные ограничения на его использование в качестве модели развития"13.
Политологические признаки режима
Временного правительства
Существует довольно много работ о типологии и признаках политических режимов14.
В отечественной историографии все более определенно закрепляется представление о мобилизационном типе российской государственности15.
Из работ последнего времени, посвященных типологии политических систем, можно выделить книгу профессора политологии из Университета Сан-Диего Чарльза Ф.Эндрейна "Сравнительный анализ политических систем". Основополагающим признаком мобилизационной системы автор называет стремление политической элиты осуществить с помощью власти фундаментальные изменения в обществе "с помощью идеологических призывов, политической организации и вовлечения масс в политический процесс"16. К числу характерных признаков мобилизационной системы автор относит эксплуатацию конфликтов, "разгорающихся по поводу несовпадения ценностных установок". Автор подразделяет популистские и элитистские мобилизационные системы. В обеих системах одно из центральных мест в функционировании режима занимает коллективистская идеология, вовлечение масс в политический процесс, но в элитистском типе мобилизационной системы существует более высокий уровень иерархичности элиты, дистанцирование властной элиты от общества, более высокий уровень централизации власти и т.д. Политический режим Временного правительства автор относит к популистской мобилизационной системе. Идеологической основой существования режима были лозунги разрыва со старым режимом, коллективистская солидарность, политическое равенство и т.д.
Анализ популистских мобилизационных систем приводит автора к выводу об их недолговечности. Наряду с Россией 1917 года, к популистским мобилизационным системам автор относит режим в Италии в 1918-1922 гг., Испании в 1932-1936 гг., Чили в 1970-1973 гг. "В названных четырех странах, - пишет автор, - с помощью таких мобилизаторских организаций, как крестьянские лиги, союзы, фабричные комитеты, рабочая милиция, советы, возникало движение, управляющее лишь частью общества. В течение такого революционного периода существовала система двоевластия. Власть согласительных лидеров в центральном правительстве была слабой. Популисты получали возможность управлять в тех или иных сельских или городских районах. Однако... эти децентрализованные популистские движения не могли удерживать власть длительный период и никогда не добивались центральной власти. Вместо этого они всегда уступали место бюрократическому авторитарному режиму или элитистской мобилизационной системе... В России популисты-мобилизаторы тоже лишились в конце 1917 г. контроля над обществом. Лениным была установлена, а Сталиным после него укреплена элитистская-мобилизационная система, целью которой являлась индустриализация страны. Утверждая, что правят от имени пролетариата и беднейшего крестьянства, советские лидеры разгромили независимые профсоюзы, подавили крестьянские движения, уничтожили самоуправляющиеся крестьянские и ослабили местные советы, состоявшие из выборных делегатов. На их место к управлению Советским Союзом пришли централизованное государство, однопартийная система и могущественная тайная полиция"17.
Давление на Временное правительство традиционализма, реализующееся в деятельности Советов, ни за что не отвечающих, но во все вмешивающихся, вело к дестабилизации власти вообще, к периодическим кризисам Временного правительства в апреле, июне и июле, приводившим (за исключением июньского) к смене составов Временного правительства. Периоды правительственных кризисов означали, естественно, юридическое отсутствие правительства, практическое безвластие. За неполных восемь месяцев деятельности Временного правительства, при четырех сменившихся его составах, периоды безвластия (правительственных кризисов) насчитывают почти два месяца (!) - 3-4 мая, 3-23 июля, 26 августа - 24 сентября.
Ликвидация двоевластия в начале июля 1917 года и сосредоточение всей полноты власти в руках Временного правительства привели постепенно к радикализации Советов, их большевизации. В условиях нерешенности целого ряда наболевших для народных масс вопросов - о войне, земле, Учредительном собрании - оппозиционные Советы набирали все большее влияние, поляризируя спектр общественных настроений. Перед перспективой леворадикальной диктатуры все более зримые контуры стала приобретать личная власть А.Ф. Керенского, которому Временное правительство предоставило исключительные полномочия.
3-е коалиционное правительство было сформировано 25 сентября. В своей декларации от 26 сентября правительство провозгласило намерение стать "твердой властью" и силой остановить "волны анархии".
Но и наделенное, по существу, диктаторской властью Временное правительство оказалось неспособным в решении этой чрезвычайной сложности задачи. Большевизм объективно оказался более последовательной силой, способной предотвратить распад российской государственности. Осенью стал происходить заметный рост влияния Советов и большевистской идеологии, что сделало последовавший за этим октябрьский переворот отнюдь не случайным. Придя к власти на волне радикального популизма, разрушающего по существу государственность, большевики, тем не менее, сумели оказаться прагматиками, обуздать стихию популизма и осуществлять в дальнейшем политику, объективно отвечающую задачам восстановления имперской государственности, патерналистского государства, властной и политической элиты (номенклатуры), отвечающей модели государства элитистско-мобилизационного типа развития на новых идеологических и социально-классовых основаниях.
