Почему Александра II, царя-Освободителя, реформатора, чтут в Болгарии, в Финляндии, там установлены памятники ему, а в России памятника нет? (Напомним, что опекушинский памятник Александру ╤╤ был снесен в Кремле 85 лет назад, во время субботника, при непосредственном участии Ленина.) И почему вообще народная память почитает правителей России, не отличавшихся либерализмом, и равнодушна к памяти правителей-либералов, реформаторов? Запланированное открытие в Москве у Кутафьей башни памятника Александру ╤╤ скульптора Александра Рукавишникова, возвращение Москве памятника царю-либералу, царю-реформатору, хотелось бы верить, - один из сдвигов в сторону очеловечивания политики и общественного самосознания.
Если задаться вопросом, какой период российской истории в наибольшей степени корреспондируется с нынешним временем либеральных преобразований, то прежде всего в отечественной истории вспоминается "время великих реформ" царя-Освободителя Александра II. Действительно: реформа местного самоуправления, судебная реформа и суд присяжных, военная реформа... Сразу и не скажешь, из какого времени терминология. Задачи решались во многом схожие. Многое можно почерпнуть из опыта первой попытки масштабных либеральных реформ. Немаловажно, однако, извлечь из того времени уроки не только положительного опыта...
Это необходимо хотя бы в силу основного парадокса этой страницы отечественной истории: первый в истории России правитель, осмелившийся на "революцию сверху" в рамках либеральной парадигмы, впервые в истории России оказался жертвой политического террора, осуществляемого теми (по крайней мере, от имени тех), ради кого, по мысли реформаторов, осуществлялась крестьянская реформа.
Налицо в последнее время усиление пессимистических оценок в освещении реформ Александра II, тенденция к изучению специфики осуществления реформ в России в рамках концепции "второго эшелона" или "догоняющего развития", со всеми вытекающими из этого пути трудностями и парадоксами. Большинство историков сегодня сходятся на том, что начатые по инициативе власти реформы оказались незавершенными; что три революции в России в начале ХХ века - отдаленный и опосредованный результат незавершенности предыдущего раунда реформ.
Александр II первым набрался смелости начать преобразования России в русле мировых цивилизационных процессов. На нашей памяти было время, названное Ильей Эренбургом "оттепелью". Менее известно, что начало реформаторской деятельности Александра II поэт Ф.И.Тютчев окрестил также "оттепелью".
Что же произошло? То же, что и с другими реформаторскими начинаниями ХIХ-ХХ веков: оттепель сменилась заморозками, реформы - контрреформами.
"Когда завязывалось сложное и трудное дело, - писал об Императоре известный историк В.О. Ключевский, - Александром овладевало тягучее раздумье, пробуждалось мнительное воображение, рисовавшее возможные отдаленные опасности, и тут появлялись колебания, даже делались крутые повороты и отступления... Мнительность становилась источником решимости. Восстание снизу - его главное опасение... Но та же мнительность, твердо ставя цели, внушала Александру робость в выборе средств".
Мудрено ль было Государю не споткнуться в реформах, пишет историк Г.Е. Миронов, "если проводились в жизнь эти реформы их противниками И главная опора Государя - российское дворянство - в массе своей не была сторонницей последовательных и далеко идущих реформ. Чтобы преодолеть то, что сегодня ученые называют террором среды, нужно было, видимо, иметь иное мужество, чем то, которым обладал Александр..."
Другой составляющей "террора среды" была угроза "снизу". Она распадалась, в свою очередь, на потенциальную угрозу темного крестьянского бунта, на разнузданную пропагандистскую деятельность "революционной демократии" и на реально начавшуюся в России полосу революционного политического террора.
Характерно, что определение "Освободитель" впервые прозвучало как бы авансом еще в 1858 году из уст давнишнего противника самодержавия - Александра Герцена. Казалось - показатель примирения оппозиции, наступления согласия в обществе. Но в России всегда так - всегда без меры, всегда мало... особенно когда речь идет о либеральных шагах власти.
Еще совсем недавно русскому Государю в голову не могло прийти окружать себя плотным кольцом охранников, переживать за свою безопасность. Николай I свободно и без охраны прогуливался по улицам Петербурга: это было в порядке вещей. Еще меньше поначалу опасался за свою жизнь Александр II: ведь его деятельность, считал он, направлена на народное благополучие. Тем более шокирующим оказался для него выстрел 4 апреля 1866 г. из толпы, стоявшей у решетки Летнего сада. Судьба оказалась благосклонной к Императору - он не пострадал. Террористом оказался Каракозов, член тайного революционного кружка. С этого времени террор становится постоянным, все набиравшим силу фактором.
Если на начальной стадии принятия решения о реформе угроза крестьянского бунта была побудительным мотивом, то после ее начала - в определенном смысле тормозом, ибо, вопреки ожиданиям и планам, начало крестьянской реформы ознаменовалось всплеском крестьянских волнений.
Чем же были недовольны крестьяне? Всегдашняя формула русской интеллигенции - "народ всегда прав" - до сего дня затрудняет объективное восприятие событий того времени. Но попытаемся непредвзято увидеть облик российского крестьянина в документе, вышедшем непосредственно из крестьянской среды вскоре после освобождения.
Перед нами "Манифест о воле", составленный в апреле 1861 г. крестьянами Лебединского уезда Харьковской губернии. "...Земля помещичья отдается вся крестьянам, - говорится в "манифесте". - [Помещик] пусть собирает хлеб со своим семейством, что соберет, то и его, а если будет оставаться несобранный хлеб, то собрать миром и миром разделиться... Податей и повинностей пять лет никаких не платить, государь прощает... Помещику остается земли пахотный участок на его семью такой же, как и мужику, а больше ничего". Забрать, поделить, податей не платить - вот представления крестьянина о справедливости. Еще - заставить помещика самому за сохой походить, в воспитательных целях: "Помещик должен пахать на своем участке сам сохою, и если не умеет направить сохи, то крестьянин... должен направить, но не смеяться". Трудотерапия, современным языком. Добрососедство подразумевается далеко неравноправным и не в пользу помещика, который "должен жить с крестьянами в соседстве хорошо, и если скот или птица сойдет на его огород... и он будет прогонять, то дом и все постройки его раскидать, место расчистить и его из села выгнать". Политическая программа крестьянского бунта без намека на "конструктивную оппозицию", на позитивное решение проблемы, ничем не отличающаяся от времен разинщины и пугачевщины.
"Кончилась красиво задуманная революция сверху тем, - пишет Г.Е. Миронов, - что крестьян обложили платежами, превышающими стоимость перешедшей к ним земли. Помещики скоро прокрутили выкупные суммы. Конечно же, Александр II не желал того, но получил он после реформы нищих крестьян и бедных помещиков, мечтал же о создании двух крепких сословий. Однако проблема, вокруг которой и сталкивались интересы двух сословий, оказалась нерешенной".
Некий коллежский советник Колчин доносил из Пермской губернии в апреле 1865 года: "Крестьяне видят, что Положение 19 февраля нарушено владельцами... крепостное состояние... не прекратилось"
Приехали. Получилось как всегда. Истинно заметил Жванецкий, что история России - "борьба невежества с несправедливостью".
Будущее не заставило себя долго ждать. Незавершенную крестьянскую реформу пришлось завершать спустя полвека Петру Столыпину. Время было безвозвратно упущено. Наследники народников-террористов - эсеры - и продолжателю дела Александра вынесли смертный приговор. И здесь начинается мистика: Столыпин погибает в Киеве в 1911 году, куда приехал на торжественное открытие памятника Александру II в связи с полувековым юбилеем крестьянской реформы
В России до последнего времени не было памятника жизни Александра Освободителя. На месте его гибели стоит храм его смерти - "Спас на Крови".
Справедливости ради надо сказать, что памятники Александру II стояли, и довольно много, чуть не в каждом губернском городе. Большинство из них были сооружены в 1911 году, к 50-летию крестьянской реформы. Но простояли памятники недолго: в 1917-м вместе с царским троном попадали и памятники эпохи. Такова была, например, судьба памятника Александру II в Москве. Памятник был красив и величественен: сказалась рука мастера - того самого Александра Опекушина, который всем нам известен по памятнику А.С. Пушкину на одноименной площади. Торжественное открытие памятника Александру II состоялось на территории Кремля в августе 1898 года. Присутствовала императорская чета - Николай II и Александра Федоровна. Внук открывал памятник деду. После помпезного торжества открытия памятника московский генерал-губернатор Великий князь Сергей Александрович устроил в своем дворце пышный прием. Пройдет всего восемь лет, и погибшему от руки эсера-террориста Сергею Александровичу тоже поставят скромный памятник в Кремле. Пройдет еще десятилетие, и памятники в Кремле - Александру II и Сергею Александровичу - будут снесены во время субботника...
В народной памяти Александр II не запечатлелся в качестве царя-мученика. В чем причина российского национального феномена небрежения либеральной ментальностью?
Марк Алданов замечает на этот счет: "Если б Александр II при осуществлении своих реформ тоже потоками проливал кровь, то и его, должно быть, прозвали бы великим".
Успех сегодняшних преобразований в немалой степени зависит от нас самих, от нашей способности учиться у собственной истории, изменять себя. Задача власти - преодолевать свою несправедливость. Народа - свою невежественность. Надо учиться ценить благородство своих правителей-реформаторов. И не только в прошлом.
