Из аналитического доклада "Социалистическая идея и необходимость ее отражения в уголовном законе и в уголовном праве". СПб.: Изд-во Р.Асланова, "Юридический центр Пресс", 2007.
Законодательство влияет на экономику. Экономика, в свою очередь, воздействует на всю правовую систему. Это давно известные истины. Другое дело, что в разное время и в разных странах они проявляются по-разному. Сегодня, в эпоху глобализации это, наверное, особенно заметно1.
Разумеется, уголовное право не выпадает из общей схемы и так же тесно связано и с экономикой, и со всеми экономическими процессами, протекающими в стране. Сначала одно принципиальное замечание. С ним, как правило, не соглашается большинство, а оно между тем имеет действительно принципиальное значение. Экономика всегда и везде беременна криминалом. Любая экономика криминальна по сути. Так было, так есть и так будет еще очень долго. Во всяком случае, до тех пор, пока существует капитал в его нынешнем виде и нынешнем понимании. По-моему, Д.И. Менделеев когда-то заметил, что капитал не имеет национальности; его национальность - процент.
В обоснование этого тезиса можно привести известные слова К.Маркса о преступной сущности капитала. Недаром сам Маркс сравнивал капитал с вампиром - эдаким милым созданием, выпивающим кровь своих жертв2. В конце же первого тома "Капитала" он уже утверждал, что "новорожденный капитал источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят", и цитировал при этом работу Т.Дж. Даннинга, профсоюзного деятеля и публициста,- "Профсоюзы и забастовки" (Лондон, 1860): "Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы"3. На самом деле эти слова принадлежат вовсе не Даннингу, а другому автору: Даннинг цитировал "Quarterly Reviewer". Вот такое двойное цитирование получилось.
Разумеется, сегодня капитал вынужден вести себя по-другому в большинстве стран. В большинстве, но не во всех. В некоторых он ведет себя предельно нагло. Наиболее известные формы такого поведения сегодня - это "экономическое убийство", суть которого выражается в чрезмерном, чудовищно несопоставимом с возможностями экономики конкретной страны внешнем заимствовании, а оно идет, естественно, на закуп американских товаров и услуг. В результате страна направляет все свои деньги в США, не получая взамен очень часто ничего, кроме слов и деклараций4. Вторая форма - это так называемое "легализованное мошенничество", "в результате которого целые государства вынуждены время от времени становиться на колени, превратившись в жертвы спекулятивных финансовых операций колоссальных размеров"5. Значит, ничего не меняется: капитал способен учитывать только частный интерес. Общий интерес будет учтен только там и тогда, когда частные лица с помощью объединения выигрывают больше, чем без него. Этим все и объясняется.
Конечно, роль и значение капитала в современном обществе не те, что были двести-триста лет назад. В нынешних условиях капитал "не только архитектор современного социума, он еще и организационная матрица структуры современного преступного мира"6.
Итак, экономика и криминал друг без друга не живут. Степень же выраженности этого криминала, степень криминализированности экономики - это совсем другой вопрос. Все зависит от целого ряда условий, в том числе и от участия государства в решении экономических проблем страны.
Помимо степени выраженности необходимо учитывать и степень восприятия криминала в экономике именно как криминала. При этом степень восприятия со стороны государства на уровне официальной доктрины будет одна, а степень восприятия населения будет совсем другая. Более того, она будет разной у разных групп населения. Хорошо в свое время это показал Эрнандо де Сото в работе "Иной путь", а позже в "Загадке капитала".
Речь, таким образом, следует вести не о полной декриминализации экономики, а о создании определенных рамок, контуров этой криминализации, приемлемых и терпимых для государства, общества и народа на современном этапе развития. Рамки эти мобильны и достаточно быстро, с исторической точки зрения, могут меняться. Кроме того, есть внутренняя терпимость, а есть внешняя, когда внутри государства все более-менее нормально, но государство становится изгоем в мировом сообществе именно в силу высокой степени криминализации своей экономики.
Проблема декриминализации экономики напрямую связана с проблемой декриминализации управления. Эта задача более сложная и более опасная. Декриминализация управления предполагает и декриминализацию государственного управления. По сути дела речь идет о декриминализации государства. Именно поэтому названная задача является и сложной, и опасной для любого честного и глубокого исследователя.
Значит ли сказанное, что декриминализация экономики невозможна и этим не стоит даже пробовать заниматься? Нет. Не значит. Это как дезактивация зараженной местности: если хочешь жить - надо делать. Или покидать эту местность. Стопроцентной декриминализации, как и полного искоренения всей преступности, а равно причин и условий, ее порождающих, добиться не удастся ни при каких условиях: не надо ставить перед собой нереальных и недостижимых целей, но опустить ее порог на приемлемую высоту, а затем постепенно опускать порог терпимости все ниже и ниже, и вслед за ним опускать и уровень присутствия криминала в экономике, можно и нужно.
Мероприятия должны приниматься комплексно и представлять собой единую, сложную систему организационно-технических, социально-политических, информационных, образовательных, правовых и иных мер, направленных на достижение одной цели: декриминализировать нашу экономику.
Криминализация экономики в нынешних условиях имеет различные формы:
- внешняя криминализация, то есть то, что "прилипло" к экономике. Без экономики эта форма в принципе невозможна. Речь идет о растащиловке всех мастей - все виды корыстных преступлений в сфере экономики, значительная часть этих преступлений встречается и в других сферах жизни (например, бытовые кражи);
- внутренняя криминализация, порожденная самой экономикой и очень часто работающая на корпорацию, то есть как бы полезная экономике (во всяком случае, какому-то ее сегменту): всевозможного рода "схемы" ухода от налогов, сокрытия доходов, отмывания денег, легализация "черного нала" и др.;
- пограничная криминализация, которая приходит извне, но порождена современными внутренними экономическими отношениями, несовершенством законодательства, слабостью правоохранительной системы, коррупцией этой системы и т.п.; рейдерство.
Я юрист, поэтому готов говорить прежде всего о правовых мерах.
Мы сегодня имеем очень слабо проработанное и бессистемное законодательное поле. Произошло это по большому счету в силу того, что в сознании наших депутатов-законописцев (на самом деле написание законов, как я уже отмечал, нужно отдать специалистам, а депутаты должны принимать "всего лишь" политическое решение) укоренилось то, что Ч.Беккариа называл когда-то ложными понятиями о пользе7, а Г.Спенсер - "грехом законодателя"8. Значит, начинать работу необходимо с ревизии всей законодательной базы в сфере регулирования экономики на предмет придания ей системности, упорядоченности, а главное, гармоничности. Законы не должны противоречить друг другу и сами себе. Приоритеты должны быть расставлены четко и понятно всем.
Гармонизация законодательства означает выстраивание единой политической линии на всем законодательно регулируемом пространстве. При этом ликвидируется пробельность законов, исключаются дублирующие нормы, выстраивается единая, ясная и понятная, прозрачная система законодательства. Это легко продекларировать, но чрезвычайно трудно сделать. Все парламенты мира в той или иной степени бьются над этой проблемой, но они до сих пор очень далеки от намеченной цели. Надо менять подходы к нормотворчеству и к самому закону.
Одновременно в обязательном порядке необходимо ввести криминологическую экспертизу. Говорю об этом с 1988 года. Специалистами Института прокуратуры уже разработан проект закона на эту тему. Но проект - это не закон. И этот проект все никак не может превратиться в закон.
Параллельно нужно решать задачу профессионализации всех сфер управления государством и экономикой. Пора кончать с хаосом и придурковатыми - иначе не скажешь - утверждениями, что, де, "рынок все отрегулирует". Нигде он ничего не регулировал и регулировать не будет.
Все перечисленные задачи сложные и масштабные по объему работы. Но самая сложная - это все-таки работа по гармонизации законодательства. Здесь не отделаться одной ревизией собственно "экономических" законов, нужно будет перелопатить едва ли не весь массив законодательства. Но решение именно этой задачи даст наиболее разительный эффект. Хорошо бы привлечь к этому делу математиков-программистов - специалистов по работе и конструированию поисковых систем. Юристы могут сказать, что искать, и дать логические связки, а алгоритм поиска и все остальное остается за программистами. Такая интеграция наук может не просто облегчить решение задачи, а вывести ее на качественно новый уровень, с которого уже и проблема криминологической экспертизы (а если нужно, то лингвистической, социальной и др.) будет решаться по-другому. На это нужны время и деньги.
Если мы действительно хотим достичь положительного результата, то не исключаемой ни при каких обстоятельствах составляющей всей работы должна стать научная экспертиза, а еще лучше - включение ученых в работу с первых шагов на постоянной основе.
Мы можем разработать великолепные научно обоснованные и потребные для общества законы, но они останутся на бумаге, если не обеспечить правоприменения. В народе по такому случаю издавна говорят: "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги".
Речь идет о позитивном правоприменении и, разумеется, об охранительном. Иными словами, деятельность правоохранительных органов сегодня настолько далека от идеала, что не выдерживает никакой критики.
Чтобы было понятно, поясню на таком примере. Современная система борьбы с преступностью, которая должна защищать и экономику тоже, сформировалась лет 200-300 назад. И с тех пор в ней, по сути, мало что изменилось. И это на том фоне, когда общественные отношения в мире стали совершенно неузнаваемыми для человека тех эпох. Глобализация на дворе! Значит, и идеологию борьбы с преступностью надо менять, задействовать совсем другие механизмы. Но этого никто не понимает или делает вид, что не понимает, поэтому все остается как прежде. При таком отношении никаких серьезных успехов в деле борьбы с преступностью, в том числе и на уровне декриминализации экономики, не предвидится. Им просто неоткуда взяться.
Экономические процессы, происходящие в обществе, всегда объединяли народы9. Пример развития торговых отношений более чем показателен в этом отношении. Сегодня ситуация кардинально меняется. "Экономический процесс вместо того, чтобы стать фактором, объединяющим народы, превращается в фактор социальной деструкции. Человек перестает быть существом общественным (как его воспринимал еще Аристотель), а современные формы хозяйственной деятельности (на постэкономической стадии развития человечества) не только еще более способствуют этому, но даже генерируют дезинтеграционные тенденции. Причем эти тенденции усиливаются настолько, что общество постепенно становится индифферентным к общечеловеческим ценностям"10. Добавлю: к праву, законности, морали и т.д.
Бич современной экономики, наносящий одновременно огромный урон рядовым гражданам, - рейдерство. Это относительно новое для нас явление очень часто определяют как недружественный захват предприятий или любого бизнеса. Оно пришло к нам вместе с тем, что мы до сих пор почему-то называем рынком, но, как и сам рынок, превратившийся в наших условиях в базар, быстро стало приобретать откровенно криминальные черты. Если позавчера для силового захвата предприятий нанимались бандитские структуры, вчера привлекались работники спецслужб, то сегодня к ним уже добавилась спецтехника, включая боевые вертолеты. Завтра, видимо, будет использоваться стратегическая авиация и воздушно-десантные войска.
На этом фоне просто нелепо звучат утверждения представителей правоохранительных органов, что рейдерство - это всего лишь "спор хозяйствующих субъектов". Такая позиция, наблюдающаяся уже несколько лет, свидетельствует только об одном: о слабости государства. Весь государственный механизм сегодня слаб. Речь идет не о законодательных органах в лице Государственной Думы и Совета Федерации, не о Правительстве и не о Президенте в отдельности. Каждый из этих институтов власти, а тем более конкретные персоны, есть за что критиковать, и критики такой предостаточно. Дело в другом: сумма отдельных недостатков сегодня, по закону эмерджентности, породила новое качество - ослабление всего государственного механизма.
Разумеется, такая ситуация не могла возникнуть с сегодня на завтра, она рождена предшествующими годами анархии и бесправия. В рамках настоящей работы не представляется возможным подробно останавливаться на этой проблеме, поэтому обозначу лишь некоторые реперные точки.
Рейдерство - это морской термин, означающий захват корабля. Какое-то время рейдерами называли даже пиратов, но затем пришли к выводу, что это совершенно излишне. Где-то в середине 70-х годов термин "пришел на сушу". Разумеется, не у нас, а на "диком Западе", где им стали именовать то, что сейчас называется недружественным захватом предприятий. В Советском Союзе в условиях плановой экономики ничего подобного быть просто не могло, хотя встречались отдельные случаи передела бизнеса в среде "теневиков", но о рейдерстве никто даже не вспоминал.
С внедрением рыночных и псевдорыночных отношений это явление появилось и у нас. По-иному быть просто не могло. Однако на "диком Западе" о "диких" формах рейдерства уже успели забыть. Там это явление культивируется совсем в других формах, закамуфлированных под закон. Как правило, группа сильных юристов, используя несовершенство законодательных актов и просчеты менеджмента конкретной компании, отбирает эту компанию у законных владельцев на как бы законных основаниях (по закону все правильно, а по существу - голый произвол и насилие над здравым смыслом). Все, кроме потерпевших, довольны. Мы же культивируем до сих пор силовые способы захвата, лишь слегка прикрывая их судебными решениями или решениями исполнительных органов власти. При этом в массовое сознание насаждается откровенно ложный тезис, что речь идет о споре хозяйствующих субъектов, в который государству и его представителям вмешиваться ни в коем случае нельзя. Получается странная картина: у фермера украли корову, и хозяин идет в милицию, где у него безропотно принимают заявление и проводят предусмотренные дефективным УПК мероприятия. Но вот того же фермера лишили путем не очень хитроумных комбинаций его законного пакета акций, на сумму от реализации которых он мог бы купить целое стадо коров, и милиция на пару с прокуратурой умывает руки: "спор хозяйствующих субъектов". Абсурд! А до абсурда можно, как известно, довести все. Еще немного - и мы можем услышать, что силовое изъятие, например, меховой шубки у гражданки в темном переулке - это тоже "спор хозяйствующих субъектов" (скажем, дворнику не платят за уборку территории, и он решил таким образом пополнить свой бюджет, тем более что гражданка, экая негодница, бросила окурок и категорически отказалась его убрать). Ситуация абсурдна, но именно в силу этого и жизнеспособна. Надеюсь все-таки, что до этого не дойдет.
Истоки такого подхода лежат в искривленном понимании роли и значения государственного принуждения в экономике. Появилась "группа товарищей", которые по-настоящему болезненно, иногда даже очень болезненно воспринимают любые попытки "навести порядок в доме". В этой связи любые споры и любые способы их разрешения между двумя субъектами (которых они очень часто определяют произвольно) объявляют именно спором хозяйствующих субъектов. Очень часто формально все выглядит правильно.
Однако при этом часто откровенно игнорируется то обстоятельство, что способ разрешения таких споров связан с насильственным захватом предприятий, с причинением вреда здоровью конкретным людям, с повреждением и уничтожением имущества (здания, сооружения, автомобили и т.д.). Ответ на все подобные замечания опять же один: "Спор хозяйствующих субъектов". Никакие уголовные дела, несмотря на жалобы потерпевших, имеющих даже зафиксированные телесные повреждения, не возбуждаются. Неужели по таким вполне очевидным фактам необходимо применять какое-то специальное решение властного органа, ждать указаний Президента, изменять закон? Конечно же, нет. Вполне достаточно и действующего, хотя и дефективного, УПК.
Но есть и другие факты, и их тоже предостаточно. Решение принято, но как оно выполняется?
Некоторое время тому назад на одной из московских фабрик была конфликтная ситуация. Суд принял явно незаконное решение о наложении ареста. На фабрику тут же прибыла силовая группа во главе с судебными приставами. Через двадцать часов это незаконное решение было отменено и новое решение было предъявлено приставам. Ответ ошарашил всех присутствующих: "У нас уже есть одно решение - первое, отмененное, и мы сначала его выполним. Затем будем выполнять второе". Неужели эти работники юстиции были такими глупыми, что не понимали, что никакого решения у них нет, у них в руках всего лишь бумага, не имеющая никакой юридической силы, то есть юридически ничтожный документ? Конечно же, понимали. В этой связи абсолютно всем ясно, что были включены совсем другие механизмы - коррупционные.
К сожалению, это всего лишь один из примеров подобного рода. Сегодня в рейдерских группах, как это ни прискорбно звучит, участвуют многие работники правоохранительных органов. Даже Генеральная прокуратура вынуждена была обратить на это внимание, обнародовав пример из практики Свердловской области. Там "следователь следственного управления одного из районных управлений Екатеринбурга вступил в преступную группу по захвату двух предприятий и, используя свои полномочия, в рамках расследуемого им дела задержал не имеющих к делу никакого отношения руководителей этих предприятий, чтобы нейтрализовать их противостояние захвату. Более того, следователь лично пытался незаконно проникнуть на территорию предприятий для завладения документацией"11.
Отсюда следует сделать один важный вывод: масштабное рейдерство возможно только при масштабной коррупции.
Но общество не может позволить безнаказанно себя обижать. Когда государство самоустраняется из экономической и социальной сферы жизни общества, в обществе стихийно формируются другие механизмы самозащиты. Именно так появилась и процветает "теневая юстиция". У нас она имеет явно криминальное происхождение, а в США наравне с "теневой юстицией" развивается и "неформальная юстиция", не только не имеющая криминального подтекста, но, наоборот, способствующая борьбе с криминалом. "Уже сейчас в США в суды общей юрисдикции попадает всего 5-10% споров сторон, остальные решаются по каналам неформальной юстиции"12.
Очевидно, что подобная ситуация продолжаться долго не может. Государство не может постоянно ссылаться на спор хозяйствующих субъектов, если хозяйствующие субъекты применяют при разрешении спора тяжелую артиллерию. Оно должно вмешаться, в том числе и силовым способом, привлекая потенциал уголовного права. Даже нынешних норм УК РФ, как правило, вполне достаточно, чтобы эффективно противодействовать рейдерству. Закон можно и подправить, но никакое изменение закона не даст эффекта, если будет безмолвствовать юстиция. А она безмолвствует.
В прошлые годы мы как-то не обращали внимания на идеологическую составляющую уголовно-правового запрета, ограничиваясь дежурными замечаниями о "советском" или "социалистическом" характере нашего права. Считалось, что это объясняет все и никаких других пояснений и мотивировок давать не стоит. На смену названным "заклинаниям" в 90-е годы пришло другое: все враз заговорили о "демократическом" праве. Однако что это такое - также никто объяснить не удосужился.
Между тем уяснение именно этой составляющей уголовного закона объясняет очень многое.
Идеологическая составляющая уголовно-правового запрета выступает вовне не в форме деклараций и призывов, от кого бы они ни исходили, а в форме диспозиции соответствующей статьи Особенной части УК и в форме наказаний. При этом речь идет как о системе и видах наказаний, описанных в Общей части УК, так и о конкретных наказаниях, содержащихся в статьях Особенной части. С точки зрения экономического подхода к человеческому поведению, наказание есть своеобразный "налог", который платит преступник, а облагается им вся преступность. Этот налог должен в определенной мере способствовать снижению уровня преступности, как акцизные налоги способствуют на начальном этапе снижению потребления уровня бензина, алкоголя, табака и т.п. Слишком высокие налоги одновременно способствуют появлению фальшивой - контрафактной - продукции. А если налоги долго не пересматривать, то они также перестают работать. Это объясняет то обстоятельство, почему систему наказаний нельзя создать "раз и навсегда". Ее надо постоянно изучать и по возможности эволюционно изменять. Иначе эффективность будет теряться. Правда, совсем она не исчезнет, этого произойти не может в современный период времени. Впрочем, как писал еще Ф.Энгельс в своей работе "Положение рабочего класса в Англии", когда человек беден, "жизнь не имеет для него никакой прелести, почти все наслаждения ему недоступны, кары закона ему больше не страшны"13.
Поясню сказанное несколькими примерами.
В УК РСФСР была статья 64 "Измена Родине". Огромную эмоциональную и идеологическую нагрузку несет само слово "Родина". Оно даже пишется в этом контексте с большой буквы. Именно это обстоятельство вызывало бурю негодования "демократов" тогдашнего разлива. Даже один член Политбюро ЦК КПСС, помнится, выказывал неудовольствие по поводу этого термина в уголовном законе. Оно понятно: для них СССР, Родина были, а для многих и остались "этой страной". Было высказано требование: немедленно изъять Родину из Уголовного кодекса и сделать "как во всем цивилизованном мире". Сделали статью 275 УК РФ "Государственная измена". Небольшое, казалось бы, изменение, но оно переворачивает все. Родина не равна государству! Это очевидно.
Но это еще не все. Статья 64 говорила о деянии, совершенном гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР. Статья 275 ограничивается ущербом внешней безопасности Российской Федерации (нормы о шпионаже, кстати, построены так же). Выходит, суверенитет и внутренняя безопасность, подрываемая из-за границы, "этой стране" урона не нанесут. А если и нанесут, то так ей и надо. Давайте вспомним в этой связи, какой шум был поднят представителями "этой страны" в 2005-2006 гг., когда обсуждался, а потом вводился запрет на финансирование политической деятельности из-за рубежа через различные фонды.
Статьи 275 и 276 в нынешних редакциях не работоспособны. Вместо защиты государства Уголовный кодекс стал в определенном смысле потакать его разрушению.
Само политическое устройство государства определяет перечень деяний, являющихся преступными или объявляемых таковыми.
Так, в УК РСФСР было, как известно, две главы: глава вторая "Преступления против социалистической собственности" и глава пятая "Преступления против личной собственности граждан". И та, и другая содержали составы кражи, разбоя, грабежа. Назывались они, правда, по чьему-то изворотливому умыслу по-разному. Так, ст. 89 называлась "Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи", а ст. 144 просто "Кража". Хотя объективная сторона предполагала совершение одинаковых действий, но объект был разный, поэтому преступления против личной собственности граждан карались, с точки зрения закона, менее сурово. Однако на практике это часто приводило к тому, что при похищении приблизительно равного по стоимости имущества за личное имущество суды наказывали более строго. Оно и понятно: судьи тоже люди, и они прекрасно знали, "почем она, копеечка".
Сегодня ситуация изменилась. Ч. 2 ст. 8 Конституции провозгласила равенство всех форм собственности, и в УК осталась одна гл. 21 "Преступления против собственности". Это нормально. Но это не позволяет сделать вывод, что равенство в охране прав собственности действительно существует. Недаром Н.Ф. Кузнецова ставит вопрос: "Почему, в интересах какого социального слоя (класса), вопреки принципу равенства перед законом и судом управляющие частным капиталом за аналогичные преступления преследуются менее строго - или даже вообще не преследуются - нежели их коллеги из государственного сектора (см. гл. 23 и 30 УК РФ)?"14.
А действительно, почему? Почему власть не дает ответа на этот и подобный им вопросы? Понятно, что когда было плановое хозяйство, то были и "плановые" преступления, например, ст. 1521 УК РСФСР - "Приписки и другие искажения отчетности о выполнении планов". Для нынешних студентов это звучит очень непонятно, почти экзотично. С другой стороны, появилась масса преступлений, которых в условиях плановой экономики быть просто не могло, даже перечислять их не буду.
Основной вопрос остается всегда: "Кому это выгодно?" На него не так-то просто ответить, как может показаться. Меня, например, не покидает чувство, что, несмотря на "плотность построения" гл. 22 УК "Преступления в сфере экономической деятельности", целостности охвата сферы нет. В конечном счете, это приводит к тому, что при достаточно большой распространенности этих преступлений практика "весьма незначительна"15. Последние годы ситуация, правда, меняется, но не очень быстро.
Уголовный закон есть всего лишь отражение тех фундаментальных процессов, которые переворачивают наше общество уже два десятка лет, поэтому он не может быть лучше или хуже того, что мы наблюдаем в стране. Академик Д.Львов как-то привел данные, что в результате реформ 80% граждан обеднели, и лишь 20% как-то разбогатели. Средняя часовая оплата труда в России составляла тогда 1,7 доллара в час, а ООН еще двадцать лет назад в одной из своих рекомендаций записала, что оплата ниже трех долларов в час является недопустимой. Государство держит нас всех за рабов16.
Уголовный закон будет выполнять стоящие перед ним задачи и быть эффективным только тогда, когда он написан в интересах всего народа, защищает этот народ. В этом и заключается общественная, социальная роль уголовного закона в современный период времени. В противном случае он будет только способствовать развитию процесса отчуждения власти от народа.
