Я оказался в свое время вовлеченным в те события, которые были связаны с публикацией Ракового корпуса А. И. Солженицына. Буду благодарен вам за опубликование некоторых корректив к их солженицынской версии (Угодило зёрнышко... - Новый мир, 1998, N 11).
Я бы не стал спорить с А. И. по поводу оценок событий, людей, движущих ими мотивов, по поводу стилистического яда, источаемого в адрес человеческого клубка, в который он включает и меня. Каждый пишет, как он слышит... Но два момента, затрагивающих честь и достоинство конкретных людей, оставить без ответа не могу.
Первый - это я, Александр Дольберг, по определению А. И., темноватый для меня эмигрант из СССР, отпущенный, когда не отпускали еще никого. Инсинуация, что, дескать, не с поручением ли от ГБ, очевидна здесь для любого советского человека. Я действительно покинул СССР, когда еще не отпускали никого. Но только отпущен не был, а ушел самочином: в августе 1956 года во время туристской поездки в ГДР перешел в Западный Берлин (рискуя поимкой и сроком) и попросил там политического убежища. В конце года приговорен заочно Московским городским судом к 15-ти годам ИТЛ по хорошо известной А. И. статье 58.1 еще сталинского УК. В новой России реабилитирован. В свое время эта скромная история довольно широко освещалась в эмигрантской и западной печати, так что просветиться по ней было совсем нетрудно. А недавно о ней абсолютно независимо от меня по архивным материалам написало Новое литературное обозрение (N 24 за 1997 год. Дмитрий Зубарев, Из жизни филологов).
Второй момент удручает меня куда глубже первого. Мне приходится вступаться за человека, которого уже нет в живых, - моего покойного друга Павла Личко. Этот словацкий журналист сыграл решающую роль в публикации Ракового корпуса, привезя из СССР рукопись романа и, главное, заверив уважаемых издателей, что А. И. ничего не имеет против опубликования, без чего книгу бы ни в одном приличном месте не взяли. А. И. ныне утверждает, что последнее было сделано против его воли. И опять же не стал бы я теперь с ним спорить, противопоставляя его словам то, что говорил нам - и очень убедительно - 30 лет тому назад Личко- ведь не докажешь, - если бы не утверждения о гэбэшной заданности роли последнего. А вот против этого есть уже прямые и давно известные общественному мнению факты. А. И. пишет, что после 1968 года он дальнейшей развязки о Личко не знает. Так вот, в 1970 году того арестовали и в органах подвергли жестокому прессу - требовали компромата на Солженицына. Но он ничего не выдал и получил срок, по нашим меркам, небольшой - 18 месяцев. Но все это время его, человека с больными легкими, держали на сортировке сухого лука. Едкая пыль была для него пыткой, от которой он стал полным инвалидом - астматиком. Нормально жить и работать он никогда уже больше физически не мог. Умер, года не дожив до падения коммунизма. Трагическая эта история в свое время освещалась среди прочих в лондонском Таймсе, разумеется, без упоминания Солженицына, а после посмертной реабилитации Личко стала сюжетом, в частности, большой программы на словацком телевидении.
Так что для А. И. вполне можно было узнать развязку о Личко, за него, по сути, погибшем.
С уважением
Александр ДОЛЬБЕРГ.
Англия.
3 декабря 1998.
Прочитав (с опозданием) в Новом мире (1998, N 11) продолжение мемуаров Александра Исаевича Солженицына, я решила попросить вас опубликовать несколько коротких личных примечаний, касающихся английского издания романа Раковый корпус.
Мне совсем непонятно, почему Александр Солженицын обрушивается как на злейших врагов именно на людей, старавшихся с самого начала приблизить его необыкновенное творчество к читателям за рубежом бывшего Советского Союза, именно на переводчиков Ракового корпуса - Николаса Бетелла и Александра Дольберга и на моего мужа, словацкого журналиста и переводчика Павла Личко, которого А. Солженицын ругательно называет коммунистом-партизаном. Коммунистом он стал во время войны, когда воевал против фашизма, и ушел из коммунистической партии в сентябре 1968 года, после оккупации Чехословакии. Я должна признаться, что для меня грубые, унижающие оскорбления Александра Солженицына были травмой, и мне не хочется разбирать их.
Теперь конкретно к обвинениям в мемуарах Александра Солженицына. Павел Личко никогда не продавал рукопись романа Раковый корпус. Он был очень доволен, когда удалось опубликовать его в Лондоне в серьезном издательстве. Гонорар был богатый: Павел Личко получил 18 месяцев тюрьмы, и 18 дальнейших лет продолжалась перзекуция (преследование. - Ред.) - до ноября 1988, когда он умер, точно за год до падения коммунизма в ЧССР. Павел Личко никогда и никоим образом не был связан с КГБ. Наоборот, он стал его жертвой. В 1990 году он был полностью реабилитирован.
Почему он так старался, чтобы с произведениями Александра Солженицына как можно раньше могли ознакомиться и нерусские читатели? Во-первых, Павел Личко, отличавшийся глубоким художественным чутьем, считал Александра Солженицына самым великим современным русским писателем, разоблачающее творчество которого выходит уже за рамки художества и может повлиять на развитие общества вообще.
Во-вторых, Александр Солженицын был для него символом величайших моральных качеств, и он смотрел с опасением на его дальнейшую судьбу. Павел Личко был уверен, что чем известнее будет автор и его произведения за границей, тем менее опасностей угрожает ему дома. Это убеждение показалось (оказалось? - Ред.) верным. Позже, когда советская власть бесстыдно сослала Александра Солженицына в ссылку, мир встретил его как уже всемирно известного писателя - частично также благодаря замечательному переводу Николаса Бетелла и Александра Дольберга. Итак, спрашивается: в чем их грех?
Александр Солженицын, по его собственным словам, не знает разгадку о Павле Личко. По-моему, он эту разгадку сам нашел, хотя только в скобках. Вообразить его моим самым преданным другом, который лучше меня о моих книгах хлопочет? - с чего бы? (Новый мир, 1998, N 11, стр. 97). Потому что такая правда, бывают и такие люди. Нравится ли это кому-нибудь или не нравится.
С уважением
Марта ЛИЧКОВА.
Братислава, Словакия.
12 февраля 1999.
В редакцию журнала Новый мир
ОТВЕТ
Как А. Дольберг, так и Марта Личкова в своих возражениях обходят главное: Павел Личко в личных встречах с моим близким другом писателем Борисом Можаевым (при целевых приездах Личко в Москву) дважды получил от меня категорический запрет передавать на Запад Раковый корпус (данный мною конкретно и только для Словакии). Остаётся необъяснимым: почему он растоптал этот запрет? Почему настойчиво обманывал английское издательство, что моё желание - печатать книгу в Англии? Что вообще даёт моральное право решать за другого (да ещё кто в несвободе и в острой борьбе) и действовать прямо против его воли?
О человеке, который поставил меня под удар КГБ, а затем пережил обсуждаемые события на 20 лет, - диковато прочесть у г-на Дольберга, что он погиб за меня.
