Александр Фоменко: Борман и Гестапо-Мюллер после 1945 года...Назад
Александр Фоменко: Борман и Гестапо-Мюллер после 1945 года...
политолог Досье `Сарагоса` Пьера де Вильмаре
Осенью 1990 года, сидя в уютной гостиной дома Пьера де Вильмаре в Нормандии, я впервые ус-лышал от него, что Мартин Борман вовсе не погиб в бункере в 1945 году, — и поежился. Но вете-ран деголлевских спецслужб и автор многочисленных исторических исследований спокойно про-должал объяснения: `Я это знаю, потому что я сам перевозил его в моей машине в 1947 году в Ав-стрию, а затем он, через Швейцарию, оказался в Аргентине... Я рассказывал обо всем этом в евро-пейских газетах. И никогда известные историки, гораздо более известные, нежели я, великие исто-рики — не пытались выяснить, является это правдой или нет. Была полная тишина! Нет никакой возможности выяснить истину в деле Бормана. Все блокировано...`
Суть этой версии сводится к тому, что Борман в 1945 году исчез из берлинских развалин, через пару лет перебрался в Латинскую Америку, умер в январе 1959 года в Парагвае и был похоронен на немецком кладбище в местечке Ита, на юге Асунсьона. Но три или четыре года спустя его ос-танки были перевезены в Берлин и вновь захоронены на месте уже запланированных строитель-ных работ. Зимой 1972-73 года их, разумеется, нашли строители — что послужило доказательст-вом смерти `серого преосвященства` фюрера в 1945 году.
В интервью газете `Орор` 30 июля 1974 г. де Вильмаре обвинил западногерманского прокурора, ведшего берлинское дело, в попытке использовать обнаружение останков как повод для закрытия `досье Бормана`. Несмотря на то, что стоматолог Райдар Зогнэс обнаружил в челюсти, принадле-жащей скелету Бормана, остатки очень специфической глины — и именно из местечка Ита в Асунсьоне! Глины, не существовавшей в Берлине! Историк и юрист Хью Томас пытался обратить внимание прессы и специалистов на эту странную `деталь`, но, разумеется, безуспешно.
В те годы и Советы, и Запад по разным причинам были равно заинтересованы в закрытии дела Бормана — как, впрочем, и дела Мюллера.
Причины эти разъясняются в новой книге, вышедшей в 2002 году в серии `Разведка и тайная вой-на`, научный совет которой пестрит именами и званиями историков и отставных разведчиков. По-лучив в 1995–1996 гг. около сотни документов из досье `штази` на Бормана (с помощью Томаша Мияновича, постоянного корреспондента `Свободной Европы`, и при посредстве пастора Гаука, под чьим контролем находились восточногерманские архивы после падения Берлинской стены), де Вильмаре сумел существенно дополнить свою версию послевоенной `большой игры` с участи-ем `политических призраков`. Автор погружает читателя в предысторию и подробности той мно-голетней тайной операции, в которой, начиная с поворотного в военном отношении 1943 года и вплоть до не менее поворотного, в отношении политическом, 1951-го, участвовали руководитель советской контрразведки СМЕРШ Виктор Абакумов, Мюллер и Борман. `Первый — с благосло-вения Сталина; остальные— без ведома Гитлера, но при очевидном потворстве Гиммлера`, — ут-верждает де Вильмаре.
Именно участием в `большой игре` со Сталиным объясняет де Вильмаре и жесткое сопротивле-ние Бормана попыткам военных создать союзную вермахту отдельную Русскую армию, и ту пора-зительную медлительность и пассивность, которую Мюллер и Гиммлер проявили непосредствен-но перед и в день покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. — хотя о заговоре они знали заранее. Впрочем, после провала покушения Мюллер действовал достаточно решительно и хладнокровно — против ненавистного англофила Канариса, явно не имевшего `провосточных симпатий`.
Ссылаясь на данные, полученные им после войны от людей из близкого окружения Бормана и Мюллера, а также на многочисленные южноамериканские публикации 1947–1950 годов, автор ут-верждает, что Борман намеревался после войны возглавить Германию, союзную с СССР, — как это было в идиллические времена договора в Рапалло или пакта Молотова–Риббентропа. А Мюл-лер видел себя великим полицейским — стражем этого `нового евразийского порядка`. Впрочем, в случае отказа Москвы они были готовы предложить услуги своей сети и Западу в случае его но-вого — и неизбежного, по их мнению — конфликта с Востоком.
Не все их надежды сбылись, но все-таки Мюллер и Борман сумели — каждый по отдельности — продолжить после 1945 года достаточно бурную деятельность. Причем вдалеке от следователей и судей Нюрнбергского трибунала, которые, под неусыпным оком союзнических спецслужб, стара-лись свалить ответственность за все несчастья России и Европы на менее удачливых руководите-лей нацистской Германии, не запятнав при этом чистых риз победителей.
За кулисами же, как и в довоенное время, продолжалась реальная работа реальных людей, не осо-бенно обращавших внимание на политические ярлыки, ими самими и расклеивавшиеся. Согласно де Вильмаре, уже 10 июля 1944 г. на встрече в Страсбурге с ведущими промышленниками и бан-кирами страны Борман и Мюллер конкретизировали планы по переводу за границу около 700 миллионов долларов — трех четвертей тайной имперской казны. С этого времени в испанской Са-рагосе начала действовать группа немецких дипломатов и предпринимателей, ставшая нефор-мальным экономико-политическим штабом Бормана — вплоть до его окончательного отъезда в Аргентину.
Именно он руководил размещением (в Южной Америке и Турции) фондов Третьей империи и созданием на их основе своеобразной холдинговой группы. С последующим вливанием больших объемов этих средств в растущую экономику ФРГ: в течение четырех или пяти лет, начиная с 1950 года, при посредничестве группы Тиссена было репатриировано более половины южноамерикан-ских авуаров Бормана (около 400 миллионов золотых долларов).
При этом соглашение с Абакумовым `о ненападении` строго соблюдалось, и сеть Бормана в Юж-ной Америке не вела никакой деятельности протии СССР. Более того, тамошняя немецкоязычная пресса, вроде `Дер Вег`, критиковала только американскую политику и открыто прославляла со-ветско-германский пакт 1939 года.
Но если в 1938 году на обложке вполне либерального журнала `Тайм` красовался портрет оче-редного `человека года` — канцлера Адольфа Гитлера, то Борману и Мюллеру в 1948-м приходи-лось вести себя куда скромнее. За их передвижениями неусыпно следили все заинтересованные лица и организации — в книге помещены копии донесений американских, западно- и восточно-германских агентов: 1945, 1946, 1950 и даже 1960 годов.
Впрочем, за ними лишь следили и особенно не беспокоили. Когда, например, 16 июня 1948 г. гла-ва ФБР Эдгар Гувер поставил Трумэна в известность относительно присутствия Бормана в Буэнос-Айресе, президент США не особенно заволновался. В Буэнос-Айресе, кстати, Бормана принимал у себя в доме генерал Умберто Соса Молина, министр обороны Аргентины и соратник генерала Пе-рона. (`Он же вдохновлял в 1952 г. путч Нагиба и Насера, с целью свержения короля Фарука`, — походя добавляет автор.)
А когда известный `охотник за нацистами` Симон Визенталь появился в Аргентине, ему объясни-ли видные члены тамошней еврейской общины (допущенные Борманом до управления его фонда-ми), что организация бывшего рейхсляйтера — это очень влиятельная финансово-промышленная группа, чьи интересы простираются поверх идеологий.
Тогдашний представитель Визенталя в Аргентине Шимон Самуэльс задним числом (в сентябре 1993 г.) признал в газете `Пахина 12`, что в этой стране сам `Израиль заморозил наши поиски на-цистских военных преступников`. В том же 1993 году Цви Ашарони, один из участников захвата Эйхмана, рассказал этой же газете, что в свое время директор `Моссад` запретил своим людям трогать ферму Йозефа Менгеле, чье местоположение было им известно: Бонн и Тель-Авив дого-ворились. (28 декабря 1993 г. `Юманите` перепечатала эту информацию без комментариев — и еврейская община Франции промолчала.)
Так же реалистично поступала, впрочем, и верхушка нацистской партии — когда дело касалось их собственного окружения. Стоило государственному радио отстранить от микрофона, из-за вскрывшегося еврейского происхождения, советского агента журналиста Броннера, как его покро-витель Геббельс вмешался лично: `Это — друг. И это — мое дело!` Совсем как Геринг, который говорил: `У меня свои евреи! Оставьте их в покое!` И оставляли... (Этого Броннера автор книги в 1947 году обнаружил в узком кругу интеллектуалов, группировавшихся вокруг Вальтера Ульбрих-та, коммунистического вождя Восточной Германии.)
Вообще, по мнению де Вильмаре, `с 1935 по 1941 год Гитлер, Розенберг, Гейдрих, Мюллер — все поддерживали идею отправки евреев в Палестину. Ялмар Шахт, министр финансов Гитлера, даже отправился в 1938 г. в Лондон, чтобы убедить англичан облегчить евреям Европы достижение этой земли обетованной. Но англичане отказали. Они рассматривали Палестину как свой собст-венный заповедник. <…> Несколькими месяцами позже Эйхман предлагает обязать Францию раз-решить эвакуацию около 4 миллионов европейских евреев на Мадагаскар, где они могли бы осно-вать свое собственное государство. Гитлер находит проект столь замечательным, что 18 июня 1941 г. сообщает о нем Муссолини. Виши отказывается. Все остается на бумаге...`
Автор привлекает внимание читателя к весьма странному обстоятельству. Несмотря на то, что Адольф Эйхман подчинялся по службе Мюллеру с 1939 г., когда подотделы по еврейским делам были присоединены к IV Управлению ведомства имперской безопасности, ни следователи Нюрн-бергского трибунала, ни израильские следователи и судьи, занимавшиеся делом Эйхмана, предпо-чли особо не интересоваться его начальником. И в знаменитых мемуарах Эйхмана, отредактиро-ванных им в тюрьме и опубликованных посмертно, нет никаких подробностей относительно дея-тельности `шефа`.
`Даже если Мюллер числился пропавшим или убитым в пору Нюрнбергского процесса, — пишет де Вильмаре, — есть все основания удивиться тому, что он также исчез и из сотен работ, посвя-щенных Холокосту, где его имя упоминается лишь походя и без комментариев`. А ведь после 1941 года он лично курировал все эти вопросы как на захваченной вермахтом внутренней терри-тории России, так и в Прибалтике, Белоруссии, на Украине, и на Западе: в Скандинавии, Нидер-ландах, Бельгии, Франции и даже Швейцарии, `территорию которой бороздили, безо всяких за-конных оснований, следователи гестапо и СД`.
Согласно де Вильмаре, первые годы после войны— до падения Абакумова — никто не мешал Мюллеру заниматься созданием спецслужб ГДР (sic!). Автор утверждает, что в Чехословакии (на чешской стороне Эрцгебирге, у Хомутова, у Карловых Вар, у Бора, к западу от Пильзеня и на чеш-ской стороне Богемских гор) существовали тайные центры подготовки агентов и коммандос, предназначенных для заброски в Западную Германию: `И именно Хайнрих Мюллер и генерал Ханс Раттенхубер, бывший начальник личной охраны Гитлера <…> руководили этими центрами, под наблюдением ставки советских спецслужб в берлинском районе Карлсхорст и ее представите-ля в Лейпциге`.
В специалистах недостатка не ощущалось: по оценкам автора, от 80 до 100 тысяч немцев сразу после войны жило среди беженцев по подложным паспортам — Мюллер начал их выдачу кадро-вым сотрудникам гестапо еще в феврале 1944 г. И после войны только в Южную Америку и на Ближний Восток – в основном в Сирию и Египет — сумели перебраться около 20 тысяч человек. (В Каире, Дамаске, Саудовской Аравии и Ираке уже к середине 1950-х гг. немецкие компании, под южноамериканскими вывесками, потеснили англо-американцев.)
Большое количество своих людей Мюллер задействовал в обеих частях Германии. В 1951 г. канц-лер Аденауэр признал, например, что 134 бывших сотрудника Риббентроппа получили места в западногерманском МИДе. Среди них была дюжина знакомцев Мюллера. Десятки высших офи-церов абвера, СД, гестапо были имплантированы Мюллером в западногерманскую разведку БНД в качестве восточногерманских агентов. (Так, Хайнц Фельфе, бывший сотрудник аппарата Гиммле-ра, стал шефом управления контрразведки БНД. Через пять лет он был осужден на 14 лет за шпио-наж в пользу СССР, после освобождения в 1967 г. уехал на восток, а в 1991 г. оказался уже в объ-единенной Германии.)
Мюллер всегда презирал Запад и не всегда скрывал своего восхищения СССР: он, похоже, был искренним энтузиастом пакта Молотова–Риббентроппа. Пауль Леверкюн, один из помощников адмирала Канариса, рассказывал автору книги в 1950 году, что `в пору сотрудничества гестапо и НКВД эйфория достигла такой степени, что в августе 1940 г. Мюллер предложил верховному ко-мандованию вермахта (до конца 1941 г. распоряжавшемуся во Франции) создать специальное под-разделение с целью поддержания максимальных контактов с остатками коммунистической пар-тии`.
`Для всех нас, — говорил тогда Мюллер своим помощникам, — враг — это Англия и Виши!` Ко-гда в сентябре 1940 года заместитель шефа СС во Франции Карл Бёмельбург предложил аресто-вать французских коммунистов, `которые лишь частично поддерживают игру в сотрудничество с нами против агентов британского империализма в южной зоне` Франции (то есть международно признанного тогда правительства Французского государства во главе с маршалом Петэном), Мюл-лер просто не позволил провести необходимые облавы.
В известном разговоре с Шелленбергом в 1943 году шеф гестапо даже называл советское влияние в Европе `неизбежным следствием исторического развития, свойственного нашей эпохе, особенно если иметь в виду духовную анархию нашей западной культуры — включая и идеологию Третьей империи. Национал-социализм — не что иное, как куча навоза в этой духовной пустыне. Напро-тив, все видят, что в России развивается действительно чистая духовная и биологическая сила. Духовная и материальная революция, к которой стремится коммунизм, предлагает своего рода положительный заряд — в противоположность нашему западному негативизму`.
Вполне буржуазный Шелленберг был совершенно сбит с толку: Мюллер говорил об арестованных им советских агентах из знаменитой `Красной капеллы` как о `чистых прогрессивных револю-ционерах, обладающих уверенностью в себе, которая полностью отсутствует у наших западных интеллектуалов, за исключением, может быть, некоторых членов СС` .
Закончил же он предложением скорее договориться со Сталиным: `Это был бы такой удар, от ко-торого бы Запад, со своим сатанинским лицемерием, никогда бы не оправился...`
Все это может показаться весьма удивительным, но только если не вспоминать о том, что слово `национал-большевизм` не всегда было ругательным в среде сторонников всего нового и прогрес-сивного. Ведь 15 июля 1934 года заявил же известный коммунист Карл Радек в `Известиях`, что не существует причин, по которым немецкий фашизм и Советская Россия не могли бы идти нога в ногу. Ведь фашистская Италия и Советская Россия уже являлись к тому времени хорошими друзь-ями...
Подобные настроения в Германии олицетворял, в частности, знаменитый полковник Вальтер Ни-колаи, бывший начальником разведки кронпринца (наследника престола) в годы Первой мировой войны, шефом военной разведки — вплоть до 1925 года. В 1917 г. он организовал отправку из Швейцарии — через Скандинавию — в Россию знаменитого поезда с 224 революционерами, из которых добрых два десятка были его собственными (!) агентами. Николаи принимал самое дея-тельное участие и в интригах, предшествовавших приходу Гитлера к власти, но затем, в борьбе за место начальника военной разведки, проиграл адмиралу Канарису . (Который при этом утверждал, что `Николаи в своей завороженности отдельными большевиками дошел до степени “настоящего друга Москвы”`.) `Это именно Николаи, — пишет де Вильмаре, — с конца 1919 г. продвигал кон-цепцию тайных германо-советских соглашений, чьим повторением стал договор 1939 г.`
Интересна также фигура генерала Рудольфа Бамлера, руководившего в 1938–1939 гг. управлением III F абвера. На этом посту он показал себя настолько фанатичным нацистом и сторонником сбли-жения с СССР (после 1937 г.), что Канарис отправил его сначала в Данциг, а затем в Норвегию. Попав в плен на Восточном фронте, он делил дачу с фон Паулюсом и впоследствии состоял в той же в группе Абакумова (в Карлсхорсте), руководя школой тайных полицейских агентов, работав-ших на К-5 — предшественника восточногерманского МГБ.
Де Вильмаре удивляется, что с тех пор как Шелленберг в своих, откровенно цензурованных, ме-муарах бросил фразу о том, что, по его мнению, начиная с 1943 года Мюллер находился в связи с советскими секретными службами, никто не пытался прояснить этот вопрос. Вокруг фигуры шефа гестапо словно существует некая `фигура умолчания`. Например, глава западногерманской раз-ведки Гелен в своих мемуарах не раз говорит о том же Шелленберге, но никогда — о Мюллере! `Чрезвычайно противоречивый историк Дэвид Ирвинг, которого наши “комиссары мысли” по-следние два десятка лет зовут “ревизионистом”, — иронизирует де Вильмаре, — подготовил французскую версию мемуаров Рейнхарда Гелена — и не обратил внимания на это умолчание`.
Хотя при желании можно было бы внимательнее присмотреться к некоторым странным событиям в жизни шефа гестапо. Например, согласно данным, полученным де Вильмаре в немецких архи-вах, после 1937 года Мюллер располагал 2450 сотрудниками, внедренными в дипломатический корпус. При этом и в самом Министерстве иностранных дел существовали советские агенты, и во многих немецких посольствах — не только в Токио или Вашингтоне, но и в Париже, Брюсселе, в Швейцарии. И — никаких проблем, `за исключением четырех или пяти дел, начатых после 1941 года. Слепота или пассивность людей Мюллера поражает`.
Мюллер так никогда и не потревожил ни Жака Дюкло, ни других товарищей из аппарата француз-ской компартии, связанных с Москвой. И это вовсе не гестапо, а служба прослушивания военной разведки (абвера) и подразделения полевой жандармерии, подчинявшейся вермахту, осенью и зи-мой 1941/42 года начали потихоньку вскрывать советскую разведывательную сеть `Красная ка-пелла`, которой, по утверждению де Вильмаре, знаменитый Леопольд Треппер руководил вместе с Мюллером. Дескать, именно поэтому `дирижер` так легко выскользнул из гестаповского заклю-чения 13 сентября 1943 г. — и ни один из подчиненных Мюллера не понес наказания! Хотя обыч-но в случаях побегов Мюллер легко отправлял провинившихся тюремщиков на смерть. (Похоже, что у Треппера были основания опасаться разоблачений: не зря же он 22 октября 1974 года в по-следнюю минуту отказался встретиться с историком в телестудии — лицом к лицу.)
Сам де Вильмаре попытался проследить послевоенную судьбу Мюллера до самого конца. Боль-шое значение придает автор роли генерала Виктора Абакумова — руководителя контрразведки СМЕРШ, а затем и министра государственной безопасности (при этом называя Жданова `покро-вителем, если не другом, Абакумова, разделяющим его антисемитизм`).
Он утверждает, что `шеф контрразведки и его люди принадлежали к антисемитскому аппаратно-му клану, который интриговал вокруг Сталина, особенно начиная с 1949 года`. Именно поэтому якобы они столь тесно работали с Мюллером даже и после войны. Французский историк утвер-ждает, что вплоть до лета 1951 года, когда он был отстранен от своих обязанностей (на него было заведено дело, которое вел его противник генерал Серов), Абакумов держал под рукой многие тонны документов, захваченных в Германии и ставших впоследствии `Особым архивом` при Со-вете Министров СССР.
Даже после падения Абакумова Мюллер продолжал курсировать, до осени 1952 года, между Брно, Лейпцигом, Берлином (Карлсхорст) и Москвой. Лишь после ХIХ съезда, когда все его покровите-ли покинули ЦК, он решил переместиться в Южную Америку. Но в 1954 году не кто иной, как ге-нерал Иван Серов приказал шефу чехословацкой разведки Рудольфу Бараку найти и доставить Мюллера в Москву — живым (об этом сообщил автору сам, ныне покойный, Барак).
Операция по поимке Мюллера была проведена столь безупречно, что послужила образцом для агентов `Моссад`, когда через несколько лет они захватили Эйхмана. Очнувшийся ото сна только в самолете Мюллер был доставлен в Прагу, где с ним пытались беседовать чехословацкие това-рищи. Мюллер считал себя достаточно важной птицей и согласился говорить только со своим ста-рым партнером— советским генералом Коротковым, специально приехавшим в Чехословакию. Затем Мюллера отправили в Москву, и конец его неизвестен. (Надо сказать, что де Вильмаре на-зывает версию американского автора Грегори Дугласа о Мюллере — агенте американцев — `ро-манной`, а самого его — `неким московским агентом влияния в США`.)
Разумеется, что ни советские, ни российские спецслужбы никогда не пускались в объяснения от-носительно всех этих странных догадок и свидетельств. Если факт смерти Бормана в 1959 году в Парагвае был все-таки упомянут в газете `Совершенно секретно` (N 4, 2000), то по поводу Мюл-лера продолжается молчание. Французский автор считает причиной этого политкорректное неже-лание привлекать излишнее внимание и к истории нацистско-советского сотрудничества до и по-сле 1939 года, и к весьма прагматичному использованию бывших нацистов после 1945 года. И до-бавляет: `Со своей стороны, ни Бонн, ни американские секретные службы в Германии никогда не желали признавать проникновения в свои структуры агентов не только КГБ, но и Мюллера — причем еще до КГБ`. И это совсем не удивительно: запретили же в свое время в Соединенном Ко-ролевстве книгу, из которой следовало, что английский куратор антисоветского прибалтийского сопротивления был советским агентом...
В первый раз рассказывая мне о своих встречах с Борманом, де Вильмаре так объяснял внутрен-ний смысл своей исследовательской работы: `Я ищу такие документы, которые показывают, что история — не такая простая вещь...`
И знакомство с его книгами лишний раз позволяет задуматься об этом. Вскрывая подоплеку и взаимосвязь, казалось бы, весьма далеких друг от друга событий, де Вильмаре предлагает читате-лю не одномерную, но стереоскопическую картину истории.
[1]В это время Мадагаскар, наряду с другими частями французской колониальной империи, находился под юрисдикцией правительства маршала Петэна в г. Виши.
[1]Прославленный Фредериком Форсайтом тайный канал переброски людей за границу Германии `Одесса` касался лишь некоторых кланов СС. Автор книги утверждает, что существовало еще семь или восемь каналов, и, например, канал `Паук` еще в 1949 г. находился под контролем Бормана.
[1]Последнее сравнение `прогрессивных революционеров` с `некоторыми членами СС` выпало из советского перевода `Мемуаров`.
[1]В 1934 г. Николаи стал директором Института истории новой Германии и одновременно возглавил Бюро по еврейским делам при МИДе.
