Александр Неклесса: Мир на краю истории, или Глобализация-2Назад
Александр Неклесса: Мир на краю истории, или Глобализация-2
на пороге третьего тысячелетия
Я был спокоен, но Он потряс меня; взял меня за шею и избил меня, и поставил меня целию для Себя. Окружили меня стрельцы Его; Он рассекает внутренности мои, и не щадит; пролил на землю желчь мою. Пробивает во мне пролом за проломом; бежит на меня как ратоборец. Вретище сшил я на кожу мою, и в прах положил голову мою. Лице мое побагровело от плача, и на веждах моих тень смерти. При всем том, что нет хищения в руках моих, и молитва моя чиста.
Иов. 16:12--17
Конец Нового времени
1
Драматичные события, охватившие Россию в последнее десятилетие, во многом просто заслонили от нас и внешний мир, и непростые процессы, в нем разворачивающиеся. Живя своим достаточно напряженным настоящим, мы, кажется, утратили ощущение дальних горизонтов истории. Между тем даже скорость разбегания галактик в природном универсуме, похоже, лишь слабое отражение интенсивности потока истории в мире людей.
новое мироустройство XXI века, новая механика мира рождается прямо на наших глазах. Привычная паутина международных связей, роль и вес регионов, контуры элитных группировок -- все это изменяется, пребывая в движении. Всемирный концерт стран и народов, основанный на межгосударственных отношениях и кодифицированный международным правом, фальшивит и идет вразнобой, находясь в явной растерянности и замешательстве.
В одном только прошлом году ушла в небытие монополия пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН на ядерное оружие. Индия и Пакистан без лишних церемоний и особых приглашений открыто вступили в "атомный клуб" (покинув ряды его тайных "членов-корреспондентов"). События вокруг Ирака и Косова показали, насколько непрочным стало международное право, базировавшееся на принципе незыблемости национального суверенитета и отказе от применения силы без санкции мирового сообщества. Было принято принципиальное решение о вступлении в североатлантический альянс трех восточноевропейских государств, резко меняющее архитектуру европейской безопасности. США также объявили о своем намерении пересмотреть в ближайшие годы основу уже глобальной системы безопасности -- договор о ПРО.
В этих условиях, естественно, заметно меняются роль и функции ООН. Происходит сдвиг в пользу более узких по составу, но и более влиятельных в современном мире организаций -- Большой семерки, НАТО. Фактически рухнула ялтинско-хельсинская система баланса сил в Европе. Самым драматичным образом изменилось положение России в мире, оказавшейся сейчас на грани политического и экономического банкротства. Одновременно кардинально модифицировался облик Китая, нового, Большого Китая, уже поглотившего одного из восточноазиатских драконов -- Гонконг -- и теперь искоса поглядывающего на следующего кандидата. Да и сам факт четырехкратного увеличения ВВП "желтой империи" за годы реформ заставляет все чаще задумываться экспертов, занимающихся стратегическим анализом и планированием.
Перемены в мире, если вдуматься, оглушительнее взрывов, прозвучавших в Южной Азии или на землях Междуречья. Радикально преображается весь социальный ландшафт планеты. Zeitgeist, "дух времени", становится все благосклоннее к динамичным и многоликим субъектам мировой экономики, чьи подвижные очертания не совпадают с государственными границами, да и взаимоотношения давно уже не определяются и тем паче не исчерпываются дипломатией на правительственном уровне. Именно здесь, в этих мозаичных и изменчивых пространствах, зарождаются многоходовые коллизии, привлекающие затем взоры мира: кризисы в Восточной Азии, России, Бразилии, рождение европейского конкурента у мировой резервной валюты...
Мы, живые свидетели первых, утренних зарниц третьего тысячелетия, вполне ощущаем подспудные, тектонические толчки разламывающейся эпохи. И как когда-то Фауст в глубинах алхимической реторты пытался разглядеть облик рождающегося на свет нового существа, так и человечество в отблесках нынешних финансово-экономических пертурбаций может вдруг узреть марево грядущих пожарищ -- геоэкономических бурь и потрясений XXI века.
2
Реально утверждающийся на планете порядок все отчетливее проявляет себя как порядок экономический -- Pax Economicana. Глобальная экономика -- это свершившаяся мировая революция нашего века, и она же становится повсеместно правящей системой. Подобное коренное изменение можно описать вполне внятной формулой: если раньшемировая экономика была ареной, на которой действовали суверенные государства, то теперьона -- достаточно автономный персонаж, оперирующий на поле национальных государств.
Однако появление уникального глобального субъекта не привело к одновременному удалению с поля прежних игроков. Возникла эклектичная реальность, более сложная и даже отчасти парадоксальная в своих проявлениях, сочетающая яркие и характерные черты обеих систем. При этом, естественно, происходит качественный сдвиг в привычных способах проекции власти.
Экономика меняет внутреннее содержание, ей уже тесно в рамках прежних смысловых конструкций. Она начинает проявлять себя не только как способ хозяйствования, но и как доминирующая система управления обществом -- как политика и даже идеология наступающей эпохи, становясь, по сути, новой властной системой координат... В результате привычные геополитические императивы почтительно уступают место реалиям геоэкономическим.
Силовые маневры эпохи уже не связаны ни с завоеванием территорий, ни даже с прямым подчинением экономического пространства противника. Они скорее нацелены на навязывание своей политической воли и видения будущего, на установление и поддержание желаемой топологии мирохозяйственных связей, на достижение стратегических горизонтов, определяемых геоэкономической конкуренцией, на упрочение либо подрыв той или иной системы социально-экономических ориентаций...
Столкновение стилей и форм хозяйствования, соперничество основных центров мирового развития, социальные и финансовые коллизии, непростые взаимоотношения между региональными сообществами -- все это драматичные игры нашего времени, которые сводят потенциал военной силы скорее к угрозам ее применения и рамочной демонстрации возможностей, нежели к полномасштабной реализации боевой мощи. Но одновременно в мире разворачиваются нешуточные, хотя зачастую и невидимые сквозь голубую призму "зеркала троллей" геоэкономические битвы, в ходе которых на планете складывается новая реальность, другое мироустройство.
Что же такое нынешний глобальный мир, формирующееся транснациональное сообщество, глобальная экономика? Ответы на эти вопросы не столь элементарны, каковыми они представляются на первый взгляд. Распространенные толкования и трактовки глобализации, особенно в духе концептуалистики "единого мира", нередко являются своего рода fables convenues*.
* fables convenues -- миф, признаваемый, по соглашению или по сложившейся традиции, за истину.
Однако на деле ни транснациональное сообщество, ни глобальная экономика, очевидно, не есть некое универсальное предприятие всего объединенного человечества. В мире сейчас возникает нечто существенно иное, чем просто единый хозяйственный организм планеты.
3
В рассуждениях на тему глобализации вообще и глобальной экономики в частности присутствует немало расхожих штампов и мифов, которые не вполне подтверждаются статистикой уходящего века, а иной раз прямо противоречат ей. Это, например, касается утверждений о якобы последовательном росте внешнеторгового оборота по отношению к производству, или увеличения доли вывоза капитала от ВВП, либо нарастания движения трудовых ресурсов на протяжении XX века. На самом же деле процессы и глобализации, и диссоциации носят отнюдь не линейный характер, косвенно свидетельствуя о сложности реального мира и неоднозначности процессов, в нем происходящих.
Социальная организация эпохи Нового времени, судя по всему, достигла своей вершины, глобализации -- хотя это определение и не получило в те годы распространения -- где-то во времена, близкие к первой мировой войне. (Именно к тому моменту на планете сомкнулись границы транснациональных колониальных империй, в которых "никогда не заходило солнце".) Затем -- на протяжении всего "последнего" столетия -- человечество было погружено в пучину конкурирующих версий нового мироустройства: российской, германской, американской... И заодно -- яростного состязания мировых идеологий, пришедших на смену мировым религиям.
Удельный же вес внешнеторгового оборота и доля вывоза капитала, о которых упоминалось выше, также достигли своего максимума непосредственно перед первой мировой войной (не говоря уже о миграционных потоках). Затем динамика этих показателей шла по синусоиде, дважды снижаясь после мировых войн, вновь обретя прежний высокий уровень лишь в середине текущего десятилетия, когда тема глобализации, кажется, получила второе дыхание. Однако начало и конец нынешнего столетия -- более чем различные вселенные...
Нынешняя глобализация -- это, пожалуй, совсем иная историческая модель: вместо гаснущей идеи универсальной христианской цивилизации -- проект глобального, планетарного присутствия и ощутимого влияния современных центров силы, демонстрирующий их выраженное намерение управлять развитием всего мира. Это также новый, постмодернизационный синтез встающего из вод истории неотрадиционного Востока и погружающегося в пучину постхристианского бытия Запада.
Интернационализация производственных и торговых трансакций сейчас в значительной мере связана с особым феноменом -- с миром транснациональных корпораций (ТНК) и операциями, осуществляемыми между их филиалами. На сегодняшний день число подобных корпораций превысило 53 тысячи, численность их дочерних филиалов -- 450 тысяч. Появляется и новый класс ТНК -- мультикультурные, глобальные... в среде же национальных экономик происходит сложный и многогранный процесс образования региональных коалиций и союзов. (Тут невольно вновь вспоминается былое разграничение карты мира пунктирами колониальных империй, а затем -- военно-политических блоков.) Так что реально протекающий процесс обустройства планеты, похоже, с не меньшими основаниями можно определить и как "новый регионализм" или даже "новый региональный миропорядок" -- то есть формирование макрорегиональных геоэкономических пространств на фоне социально-экономического расслоения мира.
Действительно, статистические данные о "сближении народов планеты" в этих -- социально-экономических -- категориях просто убийственны. За последние десятилетия соотношение уровней доходов богатых и бедных, "золотого" и нищего миллиардов планеты не только не сократилось, но заметно увеличилось: с 13:1 в 1960 году до 60:1. А ведь по сравнению с серединой столетия совокупный объем потребления, судя по тем же оценкам ООН, вырос приблизительно в 6 раз. Однако 86% его приходится сейчас на 1/5 часть населения, на остальные же 4/5 -- оставшиеся 14%. Но и в этих цифрах отражена не вся истина. Доля мирового дохода, находящаяся в распоряжении беднейшей части человечества -- а в настоящее время примерно 1,3 млрд человек живет в условиях абсолютной нищеты, -- еще на порядок ниже, составляя лишь около 1,5%. Таким образом, в мире, помимо североатлантической витрины цивилизации, соприсутствует ее гораздо менее заметный темный двойник: "четвертый", "зазеркальный" мир, населенный голодным миллиардом.
На планете, по-видимому, происходит все же не столько социально-экономическая конвергенция (коррелянтом которой могло бы служить политическое и социальное единение глобального сообщества, чего также не наблюдается), сколько унификация определенных правил игры, повсеместная информатизация, обеспечение прозрачности экономического пространства... И венчает процесс наиболее впечатляющее проявление нынешней глобализации, ее главный образ и символ -- мировая коммуникационная сеть.
В целом же развитие механизмов стратегического планирования и контроля за ситуацией на планете -- в немалой степени обоснованное глобальными вызовами и угрозами, вставшими перед цивилизацией во второй половине ХХ века, -- способствовало становлению системы глобального универсального хозяйственного управления (высоких геоэкономических технологий): прежде всего ресурсами планеты, но также и всей мировой экономической деятельностью, распределением и перераспределением совокупного мирового дохода. Понятно, что цели и методы подобной структуры не могут ограничиваться лишь хозяйственной сферой.
И еще одно более чем актуальное пространство, где "никогда не заходит солнце", сформировалось к концу столетия. Это глобальный финансовый рынок, темпы роста которого сейчас в несколько раз превышают скорость увеличения мировой торговли и экспансии производства (чьи нужды международные финансовые трансакции вроде бы призваны обслуживать). Это то пространство, где интенсивно развиваются собственные и, надо сказать, весьма удивительные высокие технологии, разработке которых человеческий гений, кажется, отдает в последние десятилетия гораздо больше умов, усилий и энергии, нежели другим видам интеллектуального творчества.
Все это, вместе взятое, очерчивает контур принципиально новой в сравнении с началом века мировой ситуации, знаменуя наступление какой-то другой глобализации, или, в русле модных теперь формулировок, -- глобализации-2.
Финансовые игры
на глобальном поле
1
Кардинальное воздействие на судьбы современной экономики и цивилизации оказывает энергичная и призрачная неоэкономика финансов. Ее генезис теснейшим образом связан с реализацией транснациональных схем координации и управления мировым хозяйством, с лавинообразной глобализацией деятельности банковского сообщества, с появлением феномена оффшорных зон и огромных массивов "беспризорных денег" (или, на профессиональном языке, "евродолларов")... И наконец -- с рождением нового поколения экономических игр: масштабных финансовых технологий, ставших возможными во многом благодаря революции в области информатики.
Новое информационное пространство позволило эффективно объединить географически разноликий мир в единое целое, осуществлять глобальный мониторинг экономической деятельности, контроль над ней. При этом интенсивно развивавшаяся отрасль информационно-коммуникационных услуг быстро превратилась в самостоятельный сегмент мирового хозяйства, в часть постиндустриальной сферы, растущую едва ли не самыми бурными темпами. Действительно, если привычные виды промышленного производства, имеющие дело с материальными объектами, оказались в тисках "пределов роста", то горизонты виртуальной реальности стали своего рода дальним рубежом цивилизации, вполне свободным от подобных ограничений.
Становление финансовой неоэкономики тесно связано также с проявившимся в начале 70-х годов фатальным кризисом бреттон-вудской системы, вполне совпавшим с логикой развития информационной революции и приведшим к стремительной виртуализации денег, прогрессирующему росту всего семейства финансовых инструментов. В результате мир финансов стал практически самостоятельным, автономным космосом, утратив прямую зависимость от физической реальности (что нашло свое выражение в отказе от рудиментов золотого стандарта, то есть самого принципа материального обеспечения совокупной денежной массы).
Пороговым событием здесь явилось изменение статуса и состояния фактической мировой резервной валюты - доллара. В августе 1971 года США отказались от золотого обеспечения своей валюты (на уровне 35 долларов за унцию). Таким образом, перестал действовать -- хотя уже и усеченный, после 1934 года существовавший только для других стран -- принцип обмена американских бумажных денег на золото. После устранения формальной связи доллара с золотом рыночная цена последнего поднялась за короткий срок на порядок, и произошло это в условиях роста добычи желтого металла с применением современных технических средств. В целом же обесценивание доллара за последние 100--150 лет составляет почти три порядка, причем приблизительно двухпорядковое падение его реальной покупательной способности приходится на вторую половину этого срока.
Новая финансовая реальность оказалась необычайно эффективной и жизнеспособной именно в условиях технологизации, компьютеризации и либерализации валютно-финансовой деятельности, раскрепощенной как в национальных границах, так и на обозначившихся просторах транснационального мира. Быстрое развитие микропроцессорной техники, цифровых технологий, телекоммуникаций создавало необходимую информационную среду, способную координировать события и действия в масштабе планеты, а также в режиме реального времени, оперативно производить многообразные платежи и расчеты и мгновенно перемещать их результаты в форме "электронных денег", стимулируя таким образом интенсивный рост новой глобальной субкультуры -- финансовой цивилизации.
2
К концу ХХ века на планете уже сформировалось вполне самостоятельное номинальное поле разнообразных валютно-финансовых операций, все более расходящихся на практике с потребностями и нуждами реальной экономики, с ее возможностями, объемом; более того, подвергающих дальнейшее развитие общества, а возможно, само его существование серьезной опасности. Новая экономическая эра открыла шлюзы, сдерживавшие развитие откровенно спекулятивных тенденций. Быстрыми темпами стала расти хищническая квазиэкономика, паразитирующая на новых реалиях и имеющая мало общего с конструктивным духом экономической практики Нового времени.
Создается впечатление, что в мире происходит постепенное, но постоянное, неумолимое и последовательное вытеснение идеологии честного труда альтернативной ей идеологией финансового успеха. Деморализация экономических отношений -- явление весьма тревожное, влекущее за собой массу серьезных следствий. Еще Аристотель рассматривал экономику как часть этики. Не исключено, что тотально аморальная экономика в длительной перспективе попросту невозможна. Утрата же доверия к стабильности контекста экономических операций в условиях финансовой цивилизации достаточно быстро приводит как к экономическим, так и к социальным потрясениям. Причем эти потрясения вполне могут быть связаны не столько с реальной хозяйственной ситуацией, сколько с ее конъюнктурной интерпретацией -- то есть с состоянием общественной психологии и особенно с политикой СМИ.
Экономика не есть некая универсальная технология, рассчитанная на все времена и для всех народов, но -- хотя это далеко не всегда очевидно -- весьма и весьма специфичный феномен культуры. В нынешнем расщеплении социальных и финансово-экономических целей общества можно, кстати, усмотреть определенную историческую преемственность еще от времен Великой депрессии, когда в массовых гекатомбах уничтожались продукты хозяйственной деятельности человека ради достижения финансовой выгоды. Тем самым тогда же был проложен путь для еще более внушительного вида поставленной на поток "экономики деструкции" -- индустрии высокотехнологичных, промышленно- и ресурсоемких войн ХХ века...
Глобализация финансовой деятельности вкупе с негативными последствиями моральной коррупции -- при относительной слабости институциональной и правовой среды в масштабе планеты -- позволяет преодолевать ряд законодательных ограничений и норм, существующих в пределах национальных границ. На карте мира на протяжении последних десятилетий появляются как бы условные государства: терминалы транснациональных организмов, наподобие оффшорных зон, истинное предназначение которых -- нередко реализация разнообразных схем лукавой экономической практики, включая весьма асоциальные комбинации.
Одновременно за последние десятилетия было разыграно несколько вполне легальных, даже как бы "официальных" стратегических валютных и финансовых комбинаций, последовательно поднимавших ставки в глобальном казино. Один за другим возникали многоходовые, долгосрочные сюжеты более чем масштабных "игр взрослых детей".
В 70-е годы -- центробежное распространение мировой резервной валюты, обеспечивающей чудесный источник перманентного кредита (евродоллары), а заодно многоходовые стратегии с нефтедолларами, пропускаемыми сквозь банковское сито и превращающими ресурсы третьего мира в плоть и кровь глобальной кредитно-финансовой системы.
В 80-е годы мировое финансовое сообщество на основе аккумулированного глобального долга и последующей его рециклизации фактически получает возможность косвенного управления такими макроэкономическими объектами, как национальные экономики. Что, в частности, позволяет отодвинуть далеко в будущее тревожный сценарий резкого скачка цен на природные ресурсы. В результате вместо ожидавшегося взлета стоимости полезных ископаемых на планете разразился настоящий сырьевой бум1.
3
В 90-е годы уже сама кризисность мира, кажется, становится одним из парадоксальных источников дохода. Выражается это в разрастании комплексной экономики управления рисками, хеджировании, появлении инновационных форм страхования, реализации схоластичных, но изощренных, хорошо продуманных схем валютно-финансовых спекуляций и интервенций, в развитии финансовой математики, в целенаправленной организации и даже прямом провоцировании финансово-экономических пертурбаций... В результате в смысловом поле мировой экономики параллельно с двумя столь значимыми для нее реалиями -- мировой резервной валютой и глобальным долгом сформировался, кажется, третий, самостоятельный, весьма внушительный феномен глобального риска.
Заодно прорисовываются другие впечатляющие перспективы -- например, перспектива столкновения различных финансовых инструментов в борьбе за многомерное Lebensraum геоэкономических континентов и электронных сетей -- специфическое жизненное пространство XXI века...
Все это, вместе взятое, постепенно лишает деньги их прежнего содержания (и в каком-то смысле реального наполнения), превращая в род особой, энергичной и агрессивной финансовой информации.Поток операций на валютно-финансовых рынках в настоящее время в десятки раз превосходит реальные потребности финансирования международной торговли2. Их ежедневный объем примерно соответствует совокупным валютным резервам всех национальных банков (которые теоретически могли бы быть использованы в целях стабилизации при развитии глобального кризиса)3. А, к примеру, сложившийся на сегодняшний день колоссальный по объему рынок вторичных ценных бумаг (производных финансовых инструментов) в несколько раз превышает совокупный валовой продукт всех стран, создавая крайне несбалансированную ситуацию, рискуя уже в ближайшем будущем вызвать тектонические подвижки глобальной финансовой системы и мировой экономики в целом...4
Летом 1997 года базирующийся в Базеле влиятельнейший Банк международных расчетов (BIS) опубликовал свой ежегодный отчет, в котором впервые констатировал реальный характер угрозы срыва мировой банковской системы, ее постепенного выхода за пределы действенного контроля и профессионального прогноза. Аналогичные опасения высказал затем весной 1998 года председатель федеральной резервной системы США Алан Гринспен, допустивший вероятность "системных нарушений (финансовой системы. -- А. Н.), превосходящих нашу способность понимания или возможности эффективного ответа". В настоящее время ежегодный объем мировых финансовых трансакций оценивается астрономической суммой -- порядка полуквадриллионом долларов, что создает ситуацию кредитного риска в глобальном масштабе, чреватую общесистемным кризисом. Суммарный объем вторичных ценных бумаг еще в позапрошлом году пересек отметку в 100 трлн долларов5. Серьезное беспокойство в этой связи проявляет, в частности, американская комиссия по стандартизации финансовой отчетности, пытающаяся хоть как-то рационализировать этот буйный и неустойчивый сегмент финансового рынка.
Финансовый "кубик Рубика" постепенно объединяет сюжеты мировой валюты, глобального долга, а также управления рисками в единый взаимосвязанный комплекс. Теоретически можно представить контуры и сформулировать стратегические коды четвертого вида глобальной игры -- контролируемой деструкции, или организованного хаоса, -- логически завершающей утверждение на планете особой, неоархаизированной среды, еще дальше отстоящей от прокламируемых идеалов мирового гражданского общества. Суть механизма -- в возможности искусственной организации и последующего использования развернутых кризисных ситуаций с целью повышения... уровня контроля над динамикой мировых процессов и сохранения устойчивости возводимой архитектуры геоэкономических пространств. Иначе говоря, успех данной стратегии создает условия для перманентного внешнего управления самыми разнообразными экономическими массивами, а в перспективе -- и всей социальной средой.
Клиентам, оказавшимся в сложном положении, предлагается универсальный свод правил -- своего рода "кодекс должника", предполагающий выполнение ряда обязательных условий для получения помощи по выходе из кризиса. Это может быть, скажем, введение режима функционирования национальных денежных систем на основе внешней валюты (что дает второе дыхание мировой резервной валюте и ее намечающимся конкурентам); определение квот и порядка заимствований финансовых ресурсов; установление жесткой взаимосвязи объемов национального бюджета, экспортной выручки, уровня внутреннего потребления и внешних выплат (продлевающих жизнь глобальной "долговой экономике"); осуществление обязательного страхования национальных и финансовых рисков (раздвигающих временные рамки для применения второго поколения производных финансовых инструментов); проведение заранее оговоренной социальной политики и т. п.
4
Попробуем теперь обобщить все эти построения и понять если не внутренний смысл, то хотя бы логику происходящего.
Деградация модели расширенного воспроизводства Нового времени прошла несколько нисходящих ступеней. Вначале был соблазн сверхдоходов, получаемых за счет эксплуатации иных геоэкономических регионов и видов деятельности, искусно поставленных в подчиненное положение. Данный процесс, в свою очередь, стал источником дополнительных ресурсов и питательной средой для различного рода финансовых операторов, развития соответствующих технологий, приведших к появлению достаточно неожиданной "постиндустриальной" надстройки (так и тянет сказать -- "крыши") над привычной хозяйственной деятельностью -- финансово-правовой системы.
Метаморфоза денежной сферы, ее превращение в необъятный виртуальный континент в свою очередь способствовали развитию в ее недрах целого семейства изощренных финансовых практик. По форме -- более-менее легальных операций и инициатив, однако все отчетливее расходящихся с нуждами реальной экономики, разрушающих ее смысловое поле, паразитирующих на результатах конструктивной деятельности человека. Дошло затем и до откровенных спекулятивных атак и подрывных акций, имеющих целью получение дополнительной прибыли без производства реальной стоимости6. (Как не создают ее, к примеру, азартные игры, хотя они способны и приносить доход, и перераспределять материальные ценности. А ведь у нас речь идет об "играх", основанных не на слепой случайности, а методично организуемых и управляемых, то есть в определенном смысле -- "шулерских".)
Дальнейшим этапом становится смещение подобных практик в серую, трудно контролируемую зону еще более сомнительных операций. При этом нередко используются разночтения в законодательствах различных территорий или общее несовершенство правовой базы, с трудом поспевающей за стремительным разрастанием разношерстного семейства финансовых инструментов. Тут уже происходит фактическое смыкание полулегальных спекулятивных комбинаций с прямо криминальными действиями, "слипание" горячих денег и денег грязных...
Проявляется также (в качестве самостоятельного вида квазиэкономической активности) и такой род хозяйственного вампиризма, как прямая деконструкция цивилизации, инволюционное расхищение ее плодов, наиболее подходящее название для которого, пожалуй, "трофейная экономика". Следующим логическим шагом в этой цепочке становится общий хаос, возникающий в результате завершения исторической мутации феномена экономики.
Некогда Новое время, освобождаясь от заскорузлой психологии "собирания богатств", формировало энергичную экономику, преображавшую, перестраивавшую мир, превращавшую золото, сокровища в деятельный капитал. И вот теперь капитал постепенно умаляет свою производственную составляющую, вновь трансформируясь в квазизолото финансово-информационных потоков. В подобной механике мира цели социального развития оказываются в какой-то момент подчинены корыстным и в общем-то конъюнктурным интересам финансовой олигархии. (При этом финансовая неоэкономика является таким же тупиком торгового модуса геоэкономики моря, как военная промышленность и связанные с нею войны -- тупиком, жерновами производственной экономики суши.)
Однако происходящая ныне смена исторического регистра, изменение баланса сил не только освобождает скованного до поры виртуального джинна, но и одновременно порождает химеричного неокриминального Голема, стремительно растущего и набирающего вес.
В последние годы происходит явное умножение сфер человеческой практики и рост числа территорий, прямо пораженных "трофейной" и криминальной активностью, сливающихся в единый феномен деструктивной квазиэкономики -- более чем специфической хозяйственной сферы, подчиняющейся качественно иным, нежели легальная экономика, фундаментальным законам и уже сейчас ворочающей сотнями миллиардов долларов. Распечатываются и интенсивно эксплуатируются (в глобальном масштабе, с применением самых современных технических средств) запретные виды псевдоэкономической практики: производство и распространение наркотиков, крупномасштабные хищения, рэкет, контрабанда, коррупция, казнокрадство, компьютерные аферы, торговля людьми, "дешевое" захоронение токсичных отходов, отмывание грязных и производство фальшивых денег, коммерческий терроризм и т. п.
Симптоматично, что некоторые из видов деятельности, в сущности, той же природы, такие, как игорный бизнес, распространение порнографии и некоторые другие виды индустрии порока, расположены в легальной сфере, а их коммерческий результат включается в подсчет ВВП соответствующей страны. Эффект от разрастания и усложнения практик "экономического инцеста" начинает все сильнее сказываться на большом социуме, подрывая его конструктивный характер, вызывая многочисленные моральные и материальные деформации, ведя к повреждению и перерождению общества. Происходит повсеместное упрощение, формализация цивилизации, словно в гигантской мясорубке перемалывающей свои достижения, приводящей многообразные проявления человеческого гения, его "цветущую сложность" к некоему единому знаменателю ради составления бессмысленного, по сути, финансового реестра. А между тем становится все труднее избавиться от впечатления, что утро XXI века заслоняет тень Второй великой депрессии, но на этот раз глобальной и, что более важно, выходящей за рамки собственно экономических неурядиц.
Мы видим, как под воздействием всех этих разрушительных процессов и тенденций на громогласно обозначенном краю истории зреет новая, весьма непривычная форма организации общества. Достигнув пика земного могущества, человечество наконец-то сумело заглянуть за скрытую в клубящемся тумане кромку и обнаружило по ту сторону крутой скат и внизу -- контуры нового, странного Мира Постмодерна, ломающего горизонт истории.
Новое мироустройство
1
Переплавленное в тигле интенсивного взаимодействия стран и народов новое мироустройство постепенно замещает прежнюю национально-государственную модель Ойкумены более сложным, полифоничным сочетанием геоэкономических регионов. В рамках глобальной, но все же не универсальной экономики проступают контуры ее специализированных сегментов -- самобытных "больших пространств", внутренняя мозаика которых объединена культурно-историческими кодами, общим стилем хозяйственной практики, социально-экономическими интересами и стратегическими замыслами.
Эти миры-экономики подчас разрывают географические рамки, объединяя ведущих игроков той или иной лиги, невзирая на их гражданство и национальное происхождение. В результате над прежней национально-государственной схемой членения человеческого универсума все более отчетливо нависает внешняя оболочка "нового регионализма" и групповых коалиций. Или, иначе говоря, -- каркас геоэкономических рубежей Нового мира.
Властная система координат сопрягает формирующиеся региональные центры силы с ведущими персонажами прежней национально-государственной системы, чьи реальные границы в экономическом универсуме уже сейчас заметно отличаются от привычно четких административно-государственных разграничительных линий, плавно трансформируясь в ползучий суверенитет множащихся по миру зон национальных интересов и региональной безопасности. В переходной, дуалистичной конструкции глобального мироустройства сопрягаются, таким образом, два разных поколения властных субъектов: старые персонажи исторической драмы -- национальные государства и разнообразные сообщества-интегрии. Одновременно происходит кристаллизация властных осей Нового мира, контур которых представлен разнообразными советами, комиссиями и клубами глобальных НПО (неправительственных организаций).
При этом типология взаимоотношений внутри нарождающегося Pax Economicana заметно отличается от принципов организации международных систем уходящего в прошлое мира Нового времени (национально-государственный суверенитет, политическое равноправие, единые для всех законы международного права). Так, например, ключевой вид деятельности: финансово-правовое регулирование -- то есть реальный механизм "глобального планирования и долгосрочного перераспределения ресурсов" -- отнюдь не "открытое акционерное общество" и не "организация объединенных наций", включающая все страны и народы планеты. Напротив, это подчеркнуто обособленная, элитарная отрасль хозяйствования, доминирующий слой глобальной экономики, представляющий ее практически автономный верхний этаж.
С реалиями данного космоса в наибольшей степени связаны, конечно же, Соединенные Штаты, однако и тут существуют достаточно серьезные противоречия. Расширяющийся интернациональный космос (естественная вотчина НПО и ТНК, но прежде всего -- мир банковских и финансовых сетей) постепенно обретает все большую свободу, но все менее поддается регулированию извне. И хотя этот метарегион все еще имеет определенную географическую привязку, системный центр, однако по самой своей специфике, сути, характеру деятельности он -- транснационален. Проявляя собственное историческое целеполагание, этот виртуальный континент оперирует смыслами, способными вступать в конфликт с целями и ценностями всех земных регионов, включая материнский -- североатлантический.
Новый полюс мира стремится охватить своей сетью координат все прочие геоэкономические пространства и континенты, взять их под властный контроль, искусно объединив в единую иерархичную и хорошо управляемую конструкцию.
2
Конец ХХ столетия -- окончание периода биполярной определенности и ясности глобальной игры на шахматной доске ялтинско-хельсинского "позолоченного мира". Однако в результате громких и широкоизвестных событий не только оказалась сломанной привычная ось Запад--Восток, но и достоянием прошлого становится обманчивая простота конструкции Север--Юг. Правда, можно сказать еще точнее: оси эти не сломались, а -- расщепились.
Модель нового мироустройства носит, по сути, гексагональный, шестигранный характер (и в этом смысле она многополярна). В ее состав входят (конечно, отнюдь не на равных -- и в этом смысле она однополярна) такие регионы, как североатлантический, тихоокеанский, евразийский и "южный", расположенный преимущественно в районе индоокеанской дуги. А также два транснациональных пространства, далеко выходящие за рамки привычной географической картографии.
Раскалывается на разнородные части знакомый нам Север. Его особенностью, основным нервом становится штабная экономика Нового Севера. С той или иной мерой эффективности она сейчас определяет действующие на планете правила игры, регулирует контекст экономических операций, взимая таким образом с мировой экономики весьма специфическую ренту.
Теснейшим образом связана с транснациональным континентом и спекулятивная, фантомная постэкономика квази-Севера, извлекающая прибыль из неравновесности мировой среды, но в ней же обретающая странную, турбулентную устойчивость.
Не менее яркой характеристикой северного ареала является впечатляющий результат интенсивной индустриализации эпохи Нового и новейшего времени -- геоэкономический Запад. Здесь создано особое национальное богатство: развитая социальная и промышленная инфраструктура, обеспечивающая выпуск сложных, наукоемких, оригинальных изделий и образцов (своего рода "высокотехнологичный Версаче"), значительная часть которых затем тиражируется -- отчасти в процессе экспорта капитала -- в других регионах планеты.
Географически данные пространства пока еще во многом "сшиты", однако их стратегическое целеполагание и исторические замыслы уже заметно разнятся, а кое в чем и противоречат друг другу. Тут скрыта подоплека многих непростых и актуальных сюжетов. Интересен, например, внутренний, геоэкономический смысл продвижения НАТО на восток, дающего шанс высокотехнологичной промышленности Запада, испытывающей в настоящее время серьезные затруднения, обрести второе дыхание, обеспечив себя уже в ближайшем будущем "фронтом работы" порядка 100--200 млрд долларов.
И наконец, новой геостратегической реальностью стал находящийся в переходном, хаотизированном состоянии постсоветский мир, похоронивший под обломками плановой экономики некогда могучий полюс власти -- прежний Восток. Как ни обозначай "сухопутный океан" Евразии: Российская империя или СССР, СНГ или новые независимые государства, -- это, безусловно, своеобразная мир-экономика, во многом еще непознанная terra incognita. Ее полифоничный организм, придя в хаотичное движение на рубеже тысячелетий, пребывает сейчас в мучительных схватках, и не исключено -- готовится предъявить миру в наступающем веке идущий из глубины социальных разломов и общественных трансформаций некий доселе неведомый "российский проект".
Очевидно утратил единство также мировой Юг, бывший третий мир, представленный в современной картографии несколькими автономными пространствами. Так, массовое производство как системообразующий фактор (в геоэкономическом смысле) постепенно перемещается из североатлантического региона в азиатско-тихоокеанский. Здесь, на необъятных просторах Большого тихоокеанского кольца, включающего и такой нетрадиционный компонент, как ось Индостан--Латинская Америка, формируется второе промышленное пространство планеты -- Новый Восток, в каком-то смысле пришедший на смену коммунистической цивилизации, заполняющий образовавшийся с ее распадом биполярный вакуум.
Добыча сырьевых ресурсов -- это по-прежнему специфика стран Юга (во многом мусульманских или со значительной частью мусульманского населения), расположенных преимущественно в тропиках и субтропиках -- большей частью в районе Индоокеанской дуги. Будучи кровно заинтересованными в пересмотре существующей системы распределения природной ренты, члены этого геоэкономического макрорегиона терпеливо ожидают своего "часа пик", медленно, очень медленно, но все же приближающегося по мере исчерпания существующих запасов природных ресурсов. Не исключено, что такой "час пик" может наступить и в результате внезапного, скачкообразного развития какой-либо иной благоприятной для производителей сырья стратегической ситуации или инициативы.
В долговременной перспективе Юг стремится также к установлению нового экологического порядка, солидаризируясь с государствами планеты, хотя и лишенными крупных запасов природных ископаемых, однако обладающими мощным биосферным потенциалом.
Одновременно на задворках цивилизации формируется еще один, весьма непростой персонаж -- архипелаг территорий, пораженных вирусом социального хаоса, постепенно превращающийся в самостоятельный стратегический пояс Нового мира, -- Глубокий Юг. Это как бы "опрокинутый" транснациональный мир, чье бытие определено теневой глобализацией асоциальных и прямо криминальных тенденций различной этиологии. Тут можно было бы перечислять многое. Но, пожалуй, достаточно упомянуть всего два факта, чтобы отнестись к проблеме серьезно: беспрецедентное разграбление в рамках "трофейной экономики" постсоветского пространства и поражающий воображение объем оборота наркокартелей (по оценкам специалистов, он составляет ежегодно 400--600 млрд долларов).
При этом Глубокий Юг в своих откровенно асоциальных проявлениях фактически смыкается с финансовой эквилибристикой квази-Севера, вкупе с ним порождая единое эклектичное пространство, существующее за счет весьма своеобразной цивилизационной ренты -- планомерного расхищения национального богатства, созданного трудом многих поколений людей.
В результате оптимистичные схемы постиндустриального общества выглядят весьма поблекшими. А в ряде случаев они уступают место неприглядной реальности цивилизационного регресса и деиндустриализации -- этого грозного симптома надвигающегося на планету глобального кризиса. На земном шаре можно насчитать примерно три десятка территорий, где утверждается повседневность перманентных конфликтов и отчаяния, происходит распад политических, экономических и правовых институтов, разрушается сама основа стабильной организации общества...
Современная экономика, равно как и политическое мироустройство, переживает сейчас глубокую внутреннюю мутацию. Под прежним названием, "ярлыком" формируется некий новый феномен -- политэкономия XXI века, квинтэссенцией которой становится инволюционный путь от капитала к ренте, от классического индустриального хозяйства Нового и новейшего времени к изощренному механизму извлечения сверхприбыли в виде разнообразных геоэкономических рентных платежей.
Мировая экономика, сливаясь с современным мироустройством, становясь, по сути, его основой, постепенно начинает походить на известный многоярусный "китайский шар", внешняя оболочка которого -- транснациональный метарегион, существующий за счет организации глобального рынка (наподобие национального), взимающий с мирового хозяйства своего рода скрытый налог, дань, определяющий правила игры, форсированно развивающий одни отрасли и "гасящий" другие, наконец, активно внедряющий виртуальные схемы неоэкономической практики, извлекающий прибыль из утонченных форм кредита и управления рисками (то есть умело манипулирующий категориями времени и вероятности).
Словно знаменитая лента Мёбиуса, эта внешняя оболочка плавно переходит в собственную трансрегиональную "изнанку", получающую свою "черную" ренту на путях прямого присвоения и проедания ресурсов цивилизации. Внутри же шара в той или иной последовательности располагаются другие геоэкономические миры-пространства: специализирующиеся на перераспределении горной или биосферной ренты, на ренте инновационной и технологической в ее различных модификациях...
3
Эти рождающиеся из пены и крови ХХ века миры -- субъекты нового геоэкономического мироустройства. Быть персонажем в глобальной игре, осмысленно участвовать в ней -- значит хорошо представлять себе интересы того или иного экономического полюса мира, стремящегося с максимальной эффективностью реализовать свою фундаментальную специфику. Но, оставив за рамками рассмотрения гипотетические цели слабых на сегодняшний день игроков (как, например, стремление Юга добиться установления нового международного экономического и экологического порядка), бросим все же беглый взгляд на пестрый спектр реально работающих стратегических инициатив.
На планете фактически идет интенсивное состязание различных по духу и смыслу геоэкономических концептов:
-- нового мирового порядка, организующего сложную систему планомерного распределения и перераспределение жизненно важных ресурсов планеты, видов экономической деятельности и совокупного мирового дохода;
-- неконтролируемого развития ("невидимая рука рынка"), перерастающего в неолиберальную метафизику, связанную с сетевым характером кредитно-денежных трансакций, табунами "горячих денег", субъективными интересами финансовых операторов и все более стохастичным, спонтанным естеством сверхоткрытого мира виртуальной реальности;
-- паллиативной структурной перестройки, то есть адаптации различных сегментов мировой экономики к нуждам глобального рынка в рамках его североцентричной конфигурации (по данному пути пошла большая часть стран Африки и Латинской Америки, а также постсоветской Евразии, включая Россию);
-- формирующейся концепции неосоциального устойчивого развития, сопрягающей экономическую деятельность с императивом решения ряда назревших экологических и социальных проблем, но также несущей в себе ядовитые семена "экофашизма".
Все это сосуществует с различными вариантами идеологиинеопротекционизма, включая модификации идеи "большого пространства", в форме ли "нового регионализма" или дивелопментализма-- специфической стратегии развития Восточной Азии, и т. д.
Периодически возрождается к жизни (будучи одновременно связанной с интересами международного военно-промышленного комплекса) концептуалистика форсированного сверхразвития, делающая ставку на научно-технический прорыв, поддержанный бюджетными вливаниями и мощью государственной машины, а также на творческие ресурсы цивилизации как на центральный фактор современного производства.
Наконец, с повышением вероятности развития полномасштабного финансово-экономического кризиса вновь начинают обсуждаться разномастные концепты активного госрегулирования, автаркии и мобилизационных схем управления.
Однако дальняя граница и высший предел стратегической мысли -- это все же организация самого нового контекста, магистрального направления социального планирования, призванного обеспечить оптимальную преадаптацию к творимой реальности Нового мира.
Собственные цели преследует и темный двойник цивилизации, активно воплощающий проект демодернизации, последовательно извращая социальные и экономические механизмы, формируя благоприятную для себя среду, способную обеспечить беспрепятственную сверхэксплуатацию природы и деконструкцию цивилизации.
* * *
Таковы новые черты глобальной архитектуры. Она пока не является ни достаточно четкой, ни окончательно сформировавшейся, ни даже в каких-то своих частях непротиворечивой... В отличие от устойчивых границ привычной государственно-административной карты планеты, очертания геоэкономического атласа мира носят зыбкий, несфокусированный и к тому же -- учитывая параллельное бытие региональных и транснациональных пространств -- трехмерный характер. Территории геоэкономических регионов взаимосвязаны и взаимозависимы. В условиях перманентно идущего здесь передела мира их "земли" меняют свою принадлежность, сосуществуют, частично наплывая друг на друга, а их внешние контуры подвижны, изменчивы. Далеко не всегда явственны различия между теми или иными членами Атлантического или Тихоокеанского миров, традиционного Юга и Глубокого Юга и т. п.
Не проявился окончательно и вектор развития большинства субъектов посткоммунистического мира. Мобилизационная, административная модель экономики, в целом покинув пределы данного "большого пространства", продолжает существовать на некоторых его частях и осколках, а также в латентных и неявных формах. В какой-то момент она может постучаться в дверь вместе с конструктивистскими проектами будущего обустройства планеты. Например, в случае резкого обострения тех или иных глобальных проблем, либо плавного перехода к системному, "административно-плановому" регулированию всего контекста глобальной рыночной экономики, или же, напротив, ее коллапса в результате реализации радикальных сценариев развития мирового финансово-экономического кризиса.
Pax Economicana, новое геоэкономическое мироустройство человеческого универсума, все более заставляет считаться с собой, учитывать свою специфику при стратегическом анализе и планировании ближних и дальних горизонтов развития. Соперничество внутри нового поколения международных систем и исторических проектов уже сейчас является источником коллизий, по крайней мере не менее значимых и судьбоносных, чем традиционные формы конфликтов стран и народов планеты. В результате столкновения систем целеполагания и жизненных приоритетов, планов желаемого мироустройства и схем взаимодействия геоэкономических регионов рождается Новый мир третьего тысячелетия, в котором человек, изменяя геометрию и пределы цивилизации, остается, однако, существом, создающим весь этот драматичный космос, поверяющий на нем, как на оселке, и степень собственных достоинств, и опасную глубину изъянов.
Миру, оказавшемуся на кромке истории, может статься, еще придется вспомнить пророческие слова: "Я был спокоен, но Он потряс меня...". Вот только найдутся ли у нас в тот момент необходимые слова оправдания?
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Подробнее см.: Неклесса А. Генезис и практика программ структурной перестройки // Рубежи. 1997. N 7.
2. Вот данные, характеризующие динамику этого расщепления в США, приводимые яростным критиком современной финансовой системы Линдоном Ларушем: "За период 1956--1970 годов из 100% годового оборота иностранной валюты ежегодно около 70% (с очень небольшими колебаниями по годам) приходились на импорт и экспорт, то есть на финансирование и платежи по импортным и экспортным счетам. После возникновения валютной системы с плавающими курсами... этот процент стал быстро падать, так что в 1976 году из 100% годового оборота иностранной валюты в США на импортно-экспортные сделки приходилось всего 23% (вместо 70%). В 1982 году данный показатель упал с 23% до 5%. В течение 80-х годов он снизился с 5% до 2%. Сегодня же он -- менее половины процента" (Executive Intelligence Review. 1997. N 1).
3. Internationale Politik. Bonn. 1997. N 12. S. 9.
4. Как тут не вспомнить слова Аристотеля о существующем "не по природе, но больше за счет известной опытности и технического приспособления" искусстве (или, говоря современным языком, технологии), связанном с представлением, "будто богатство и нажива не имеют никакого предела", и "стремящегося увеличить количество денег до бесконечности"? В основе этого "не являющегося необходимым" искусства, по рассуждению философа, "лежит стремление к жизни вообще, но не к благой жизни".
5. Для любителей точных цифр и профессионалов приведу последние известные мне данные в этой области. Банк международных расчетов оценил объем производных финансовых инструментов в мире на конец 1997 года в 103 трлн долларов. На декабрьских (1998 год) слушаниях в одном из комитетов американского Сената была приведена оценка ситуации на конец 1998 года: 150 трлн долларов. Интересны также имеющиеся данные о совокупном объеме фактической мировой резервной валюты -- американского доллара накануне его столкновения на глобальных просторах с евро. Так, за три осенних месяца 1998 года Федеральной резервной системой США было напечатано 13,8 млрд долларов, а общий объем наличных денег в обращении составил 457,9 млрд. На тот же момент показатель денежной массы М1 равнялся 1112,7 млрд, М2 -- 4380,8 млрд и М3 -- 5940,1 млрд долларов.
6. Так, для данного класса человеческой деятельности вполне обоснованно введение категории "отрицательная стоимость", соответствующей производству вреда, причинению ущерба окружающей среде, техносфере и людям. Отчасти отрицательная "ценность" подобного рода активности уже учитывается в современных экономических отношениях -- например, в виде наложения штрафов, повышенного налогообложения, судебных издержек, иных финансовых санкций.
