ТРАХТЕНБЕРГ: Сережа Зверев к нам пришел. Он только проснулся, пришел к нам. Как бы было хорошо, если бы мы к тебе пришли с микрофоном.
ЗВЕРЕВ: Да, и с утра в шоке, и вы - с микрофоном.
ТРАХТЕНБЕРГ: А, здравствуйте, Сергей! Как вам спалось?
ЗВЕРЕВ: А сейчас сколько времени, кстати?
ДОВЛАТОВА: 19 часов 11 минут московское время.
ЗВЕРЕВ: У меня такое раннее утро сегодня. Это что-то!
ТРАХТЕНБЕРГ: К сожалению, приходится на работу вставать. А ты встаешь, когда хочешь, да?
ЗВЕРЕВ: Нет, не когда хочу. У меня съемка закончилась поздно вчера. Практически утром закончилась. Я в 8 приехал домой. Но я в таком был перевозбужденном состоянии, что я не мог уснуть.
ТРАХТЕНБЕРГ: А чего снимали-то?
ЗВЕРЕВ: А чего-то снимали. И ходил-ходил, и то телевизор, потом что-то еще. Но потом все-таки заставил себя уснуть. И вот только проснулся, принял душ, позавтракал и приехал к вам.
ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, и хорошо, что приехал, хорошо, что уснул.
ДОВЛАТОВА: И, главное, хорошо, что ты проснулся.
ЗВЕРЕВ: Знаете, самое главное для здоровья, для голоса - это сон. И чем ты больше спишь, тем у тебя лучше самочувствие. Говорят, типа, "мне хватает 4 часа". Мне 4 часа не хватает. Мне вот хорошо, когда я сплю, например, 9 хотя бы.
ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, да! А лучше 29.
ЗВЕРЕВ: Это и то маловато. Нет. Маловато для меня 9. Но и то как-то я могу работать, я, правда, буду очень раздражительный и буду тупить. Но если я сплю 12 часов, все, - это идеально.
ТРАХТЕНБЕРГ: 12 часов для тебя нормально?
ЗВЕРЕВ: Я тогда сделаю больше дел, больше работы, чем я сплю, например, 4 часа. Я ничего не сделаю.
ТРАХТЕНБЕРГ: А вот Довлатова, она вообще не спит, она думает только гадости, про меня придумывает какие-то.
ДОВЛАТОВА: Ну, зачем же вы так говорите, Роман? Это мысли вслух.
ТРАХТЕНБЕРГ: Ладно. На самом деле мы сейчас будем говорить о Сергее Звереве и писать его биографию в прямом эфире. Вот мне тут письмо прислали мои друзья, такая группа "Стоматолог и Фесун", они сейчас делают такой диск, называется "ЖЗЛ", то есть "Жизнь замечательных людей".
ДОВЛАТОВА: Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
ТРАХТЕНБЕРГ: С Алексиным они вместе делают. И уже есть несколько песен, в частности, есть песенка про Ксюшу Собчак, есть песенка "Письмо Батурину" называется. Есть песенка, называется "Я хочу на место Константина Эрнста". Вот песенку они прислали, стихи следующей песни, шлягера, мелодию пока не знаю, "Зверев Сергей" называется. Я стихи прочту:
Он мужчина брутальный и такой нереальный,
Он звезда, что сияет, и всем путь освещает.
Он король эпатажа, кроет всех трехэтажным.
И назло всей Европе сам находится в шоке.
И припев:
Зверев Серега, тебя так много! Ну и отлично!
Ты такой симпатичный.
И второй куплет есть:
Он такой вездесущий, даже телеведущий,
И на троне гламурном восседает недурно.
Сам себя подстригает и наряды меняет.
Все он делать умеет, даже сына имеет.
И опять:
Зверев Серега, тебя так много!
Ну, и отлично, ты такой симпатичный!
ЗВЕРЕВ: Ух ты, какая песня!
ТРАХТЕНБЕРГ: Тебе посвященная. Даешь добро?
ЗВЕРЕВ: А там нет еще мелодии-то?
ТРАХТЕНБЕРГ: Не дошла, очень тяжелая. Они мне прислали, там даже уже есть черновой вариант.
ЗВЕРЕВ: И как-то они прям хорошо это все сложили. Это ж прям работа была какая серьезная.
ТРАХТЕНБЕРГ: Еще подкорректируют. Это рыба, они написали, это первый такой вариант.
ДОВЛАТОВА: Ты можешь еще что-нибудь про себя хорошее туда включить.
ТРАХТЕНБЕРГ: А вот сейчас мы как раз и узнаем, что там хорошего. И, может, ты снимешься в клипе у них.
ЗВЕРЕВ: А они прям уже и поют, и снимают клипы, и все у них?
ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, конечно, богатые ребята такие.
ЗВЕРЕВ: Да?
ТРАХТЕНБЕРГ: Конечно.
ЗВЕРЕВ: Я бы снялся бы. У меня как раз новые стринги сейчас есть в стразах. Красиво. Чего нет-то?
ДОВЛАТОВА: Биография в прямом эфире. Это, дорогие друзья, возможность вам познакомиться с Сергеем Зверевым не тем, которого вы знаете сегодня, а тем, каким он был еще давным-давно.
ТРАХТЕНБЕРГ: Да ладно, давным-давно. Ему сколько? Совсем недавно. Лет 20.
ЗВЕРЕВ: Мне как всегда, да, вот. Не больше.
ТРАХТЕНБЕРГ: На вид не больше 20.
ДОВЛАТОВА: Прекрасно. Значит вот каким он был 20 лет назад. Сережа, когда ты родился? Где же ты родился?
ТРАХТЕНБЕРГ: Когда - не надо говорить, а вот где. Нас интересует так, где ты родился и кем были твои родители?
ДОВЛАТОВА: А почему когда - не надо, если это было 20 лет назад?
ТРАХТЕНБЕРГ: 20 лет назад.
ЗВЕРЕВ: Так уже и понятно, когда, если 20 лет назад.
ТРАХТЕНБЕРГ: Ты же умеешь считать. Ты же у нас единственная счетовод.
ДОВЛАТОВА: И, таким образом, я могу посчитать, что Сергей Зверев родился в 1988 году.
ТРАХТЕНБЕРГ: В Антверпене.
ДОВЛАТОВА: Вот он сейчас сам скажет, где.
ЗВЕРЕВ: Но родился я на самом деле на Байкале.
ТРАХТЕНБЕРГ: А где?
ЗВЕРЕВ: Есть такой поселок Култук. Многие думают, что на Байкале есть только Иркутск. На самом деле там очень много всяких поселков, деревень. Но я родился в маленьком, таком рабочем поселочке.
ТРАХТЕНБЕРГ: Но ты не прибедняйся. В Иркутске тоже плохо, я там был.
ЗВЕРЕВ: Как - плохо? Там хорошо.
ТРАХТЕНБЕРГ: Да, ладно! Чего ты рассказываешь! В Иркутске есть центральный проспект, деревянные дома, которые сносить нельзя, которые представляют ценность какую-то архитектурную и художественную.
ЗВЕРЕВ: Конечно.
ДОВЛАТОВА: Историческую.
ТРАХТЕНБЕРГ: И люди в 35 градусов моются на улице под колоночкой, потому что там нету ни водопровода, ничего. Как это? Это хорошо?
ЗВЕРЕВ: Ну, сейчас много строится новых домов, есть уже потепление, и есть надежда на то, что уже немножко полегче стало. Вот за этот последний год более-менее. Единственное, что болит душа за то, что вырубили половину тайги. Скорее всего, за это. Это очень богатое место. Страна наша может гордиться, что есть Байкал, например, столько свежей воды. И грибы, ягоды, нефть. Богатейший край. Но он такой нищий. Но есть надежда, что сейчас уже будет получше, конечно. И люди там всегда добрые и они очень терпеливые. Они много работают. Говорят, что там одни алкаши. Это неправда. Там очень много работают люди. И они верят, что все-таки жизнь будет на Байкале более лучше. Сейчас очень много новых домов строится, и частных домов.
ДОВЛАТОВА: Он так говорит, такое впечатление, что он руководит какой-то строительной корпорацией на Байкале.
ТРАХТЕНБЕРГ: Мы все в шоке, о чем вы думаете, и быстро, и дальше как положено. Сережа, а ты приезжаешь туда, вообще, в Култук-то свой?
ЗВЕРЕВ: Я - очень редко. Я родился в Култуке, жил там 50 на 50, я жил еще в деревне, где жила моя бабушка и моя тетя. А это от Култука еще 200 с лишним километров.
ТРАХТЕНБЕРГ: И там есть жизнь?
ЗВЕРЕВ: А там как раз и очень интересно, очень красивые места. Ну, и здесь места красивые, в Култуке, и в деревне еще лучше.
ДОВЛАТОВА: А как называлась деревня?
ЗВЕРЕВ: Деревня называлась, это даже не деревня, а село Гужиры.
ТРАХТЕНБЕРГ: А что это значит?
ЗВЕРЕВ: Гужиры - это на бурятском что-то значит, я понятия не имею, что это значит, но там же бурятов очень много.
ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, гужиры, не до жиру, наверное.
ЗВЕРЕВ: Нет, Гужиры - это как раз деревня или поселок, я не знаю, что это. Село Гужиры очень такое село, Богом помеченное, там есть белый камень, шаман-камень. Все это недалеко, там есть река, красивейшая река. Природа - необыкновенная красота просто.
ТРАХТЕНБЕРГ: Что мы про природу пришли, Серега, говорить?
ЗВЕРЕВ: Я хочу сказать, что это богатый край и там очень талантливые люди. Откуда у меня корни русские, российские? Потому что у меня было с чего взять, это русские песни, это фольклорные костюмы. Это у меня бабушка фольклорно выражалась, тетя и дедушка. Кстати, дедушка у меня, дедушка Андрей, он воевал, он дошел до Рейхстага с 41-ого до 45-ого. И после того, как закончилась война, он еще воевал на одной войне, которую мы не знаем. И тоже там победил, и приехал такой весь в орденах. Конечно, очень тяжело было ему. И дедушка, и дядя мой, они были ранены, особенно мой дядя Кеша, у него контузия была. Потом служил мой отец, мой брат, я служил. То есть у меня такая была семья.
ТРАХТЕНБЕРГ: Подожди, до твоей службы мы дойдем. Итак, ты родился на Байкале и воспитывался 50 на 50 в Култуке этом, то в Гужирах. А в детских садик тебя не отдавали?
ЗВЕРЕВ: Отдавали. И ясли. У меня первая любовь была, когда мне было 4 года, в яслях я влюбился в бурятку Абадуеву Таню. Она была невозможно красивая, нереально красивая. И первый раз была звезда в шоке, когда Абадуева Таня нагадила в моей сексуальный горшок. У нас у всех, у каждого был свой горшочек. Мой горшочек был с ягодками такой. И эта звезда, короче, нагадила. Но ей можно было, потому что она моя была, любимая самая звездуля.
ТРАХТЕНБЕРГ: Она красиво хоть нагадила?
ЗВЕРЕВ: Она была необыкновенно красивая, у нее были раскосые глаза. Она была как балерина, статуэточка такая, тоненькая-тоненькая. Такое впечатление, что у нее были глисты, очень худая. Потом мы встретились уже, сколько лет прошло, она, конечно, такая же все красивая.
ТРАХТЕНБЕРГ: Глистов вывела, нет?
ЗВЕРЕВ: Я не знаю, но она очень хорошо выглядит до сих пор.
ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, этот детский садик был обыкновенный или с каким-то уклоном, может быть, модельным, может быть, парикмахерским?
ЗВЕРЕВ: Нет, детский садик был, я не случайно сказал, что это Богом помеченное место. Потому что детский находится до сих пор, он без изменений, он так и остался с того советского периода. Он на таком месте солнечном, и там всегда солнце. Вот, например, когда у нас днем ложились спать, то спать было невозможно, потому что так ярко светило солнце. Ну, уснуть нереально просто. Наши все храпели, спали, я не мог уснуть, потому что это просто солнечное место. И у нас такие беседки были, играть было очень интересно, песочницы, все такое яркое, советское в хорошем смысле этого слова детство.
ТРАХТЕНБЕРГ: Во что играли-то в детском садике?
ЗВЕРЕВ: Ну, во что только не играли.
ТРАХТЕНБЕРГ: В докторов я знаю, в парикмахеров не играл, просто интересно?
ЗВЕРЕВ: Ну, там были, конечно, какие-то куклы, но мне было не до кукол, потому что я был любимчиком девчонок. И я там просто был звезда вселенной, мне казалось. И у меня столько было подруг, я им всем задание давал, естественно, был главный тусовки. И я уже себя чувствовал такой звездой нереальной, я помню. И единственная была проблема: я терпеть не мог, я не мог научиться, не знал, как разложить раскладушку, там она какая-то была тяжелая. И это за меня кто-то все время делал, из ребят или из девчонок. И я не понимал, как это. И проблема была еще, как зашнурить, зашнуривать
ДОВЛАТОВА: Завязать шнурки.
ЗВЕРЕВ: Завязать шнурки, как это можно, тоже постоянно за мной, 4 года мне было.
ТРАХТЕНБЕРГ: Интересно, а ты научился?
ЗВЕРЕВ: Научился. Я вставляю просто, не люблю шнурки с детства. Я научился. И в 4 года, по-моему, в 4 года первый раз. Начало зимы, меня мама поставила, как я помню, утром рано, почему-то меня так рано в ясли водили, на снег и сказала: ну, вот с сегодняшнего дня ты будешь ходить сам. Я помню, как мне было обидно. За то, что, как же так, теперь сам ходить. Тогда я понял, что это у меня начало какой-то новой жизни, которую я не знаю. Это было начало моей новой жизни, и потом незадолго меня уже перевели из яслей в детский сад. И это казалась такая взрослая жизнь, я сам уже ходил, за ручку меня водили. Но водила меня уже в то время матерщинница соседка, тетя Люда.
ТРАХТЕНБЕРГ: Тетя Люда, пользуясь случаем, хотим вам передать привет и большое спасибо за бесценный вклад в развитие Сергея Зверева.
ЗВЕРЕВ: А почему меня водила соседка? Потому что папа работал в две смены, мама работала в две смены.
ДОВЛАТОВА: А где работали родители?
ЗВЕРЕВ: Мама работала, такой "Автомежтранс", она работала там, перевязывала, перевязки.
ДОВЛАТОВА: Она была медицинским работником?
ЗВЕРЕВ: Да, она санитаркой была. А папа был механизатором. Вот они до ночи на работе, я в детском саду, и вот эта матерщинница тетя Люда меня водила туда-сюда.
ДОВЛАТОВА: Дорогие родители, не бросайте, пожалуйста, своих детей на соседок теть Люд, иначе может получиться звезда, которая всегда в шоке.
ТРАХТЕНБЕРГ: Не знаю, сегодня он не в шоке, он сидит такой расслабленный.
ЗВЕРЕВ: Не, я расслабленный, потому что мне надо же все вспомнить, а знаете, когда умный и красавец. Надо что-то выбирать одно. Сейчас я вот включил ум, вспоминаю.
ДОВЛАТОВА: А скажи нам, пожалуйста, умный и красавец, а в школу ты когда пошел, в каком возрасте?
ЗВЕРЕВ: Нет, это вы сразу перепрыгнули. Дело в том, что в 6 лет у меня папа погиб. И через год мама вышла замуж. И мой отчим решил, что надо уезжать в какую-то теплую страну, теплый край, где можно заработать нормально, и чтобы хоть было солнце. Вот восточно-казахстанская область. По-моему, он там служил, поэтому знал.
ТРАХТЕНБЕРГ: Рядом с Чуйской долиной.
ЗВЕРЕВ: Это был город Усть-Каменогорск. И вот вся семья выехала в Восточно-Казахстанскую область, город Усть-Каменогорск. Это новый промышленный город-центр.
ДОВЛАТОВА: А соседку Люду тоже взяли с собой?
ЗВЕРЕВ: Тетя Люда матерщинница, короче, осталась там.
ДОВЛАТОВА: Правильно говорят, что все то, что ребенку до 6 лет привил, то в нем и осталась.
ЗВЕРЕВ: Но у меня потом соседка матерщинница появилась там, куда мы приехали, там еще круче была. С такими наворотами, что будь здоров.
ТРАХТЕНБЕРГ: Хочу сказать, что был я в том Усть-Каменогорске, еле живой уехал оттуда, там еще царят времена начала перестройки, начала 90-х годов. Уважаемые слушатели, не рекомендую вам посещать этот город. Как ты, Серега, выжил?
ЗВЕРЕВ: А в то время это был молодежный город, молодежный центр с огромным центром культуры, Дворец металлургов. Это было что-то необыкновенной красоты. Город очень яркий, он молодежный, там очень модно одеты люди молодые. Там очень интересно было жить и учиться. Я пошел, кстати, не сразу, я поступил в техническое училище.
ТРАХТЕНБЕРГ: Школа обыкновенная была?
ЗВЕРЕВ: Так получилось, что я в первый класс пошел в школу обычную, но приехала моя тетя и бабушка, и они сказали, что же вы ребенка так мучаете, он такого цвета у вас, вот погибнет прямо ребенок.
ДОВЛАТОВА: Какого цвета был Сергей Зверев в то время, мы выясним позже.
ЗВЕРЕВ: Бледный.
http://www.radiomayak.ru/
Док. 529076
Перв. публик.: 09.07.08
Последн. ред.: 02.12.08
Число обращений: 65
Зверев Сергей
|
