Морщакова Тамара Георгиевна - судья Конституционного Суда в отставке, член Совета при Президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, член Совета по судебной реформе
Т.Г. МОРЩАКОВА - Спасибо. Так получилось, что мне нужно как-то обозначить свою позицию и по поводу того, что потом будем обсуждаться, хотя, конечно, гораздо приятнее ее обозначать, когда ее достаточно развернутое обсуждение уже прошло.
Я хотела бы начать с наиболее общих вещей. Мне кажется, что иногда в потоке наших совершенно справедливых неудовольствий и критики, которую мы хотим довести до сознания людей, до сознания профессионалов, занимающихся, в частности, проблемами судебной власти, мы теряем некую общую основу, и это представляется мне опасным, потому что тогда имеющие самые лучшие пожелания и стремления что-то поправить могут приводить - по принципу раскачки маятника - в совершенно противоположную сторону.
Чтобы то, о чем я говорю, не было загадкой, перейду сразу к уже помянутой сегодня добрым словом Владимиром Петровичем концепции судебной реформы. Действительно, начало преобразований в этой области было совсем неплохим. Мы сейчас сетуем на то, что, видимо, концепция была не очень хороша, раз так все получилось. Именно здесь, мне кажется, на самом первом уровне наших рассуждений надо расставить точки над i.
Надо, все-таки, не забывать, что эти преобразования имеют вполне определенные цели, что они проводятся не ради самого судейского сообщества, что они проводятся ради того, чтобы общество могло получить адекватное общественным потребностям, реальное осуществление судебной власти. И если мы с вами будем говорить о некоторых последних оценках нашего развития в этой сфере, то мы должны, наверное, прежде всего, остановиться на таких, я бы сказала, кардинальных, оценках, которые выражаются в словах, на самом высоком уровне произнесенных - что судебная реформа:
а) состоялась;
б) как это интерпретируется все время - вроде бы завершена и
в) непонятно, что теперь дальше делать
Вот этот последний вывод заканчивается многоточием, потому что заявление о том, что судебная реформа состоялась, воспринимается в нашем сознании как синоним того, что она завершена. Но в результате у нас у всех остается очень много вопросов.
Мне бы, конечно, не хотелось, и я искренне убеждена в том, что мы не имеем права просто ругать, отрицать все то, что уже сделано в этой области. Действительно, проведены колоссальные преобразования и они заключаются не просто в изменении некоторых законов, они заключаются в совершенно новом концептуальном и уже конституционно закрепленном положении судебной власти.
Я хотела бы сначала очень коротко остановиться на одном моменте. Цели судебной реформы в концепции были заявлены. Уже не раз самыми разными силами проводились исследования, чтобы ответить на вопрос: ну, хорошо, а реализация этой концепции, которая была утверждена, она осуществилась или она не осуществилась? И здесь я позволю себе сказать, может быть, то, что кому-то покажется странным, а кому-то, как раз, нормальным. Я считаю, что, несмотря на вполне официальное признание целей судебной реформы, которое состоялось не только тогда, когда концепция судебной реформы была принята высшим законодательным органом страны, но и когда она нашла, практически полное подтверждение, закрепление и одобрение в нашей Конституции, - эти цели судебной реформы в очень многом - даже после принятия Конституции и собственно в процессе реализации конституционных норм - оказались недостигнутыми, нереализованными. Практически, мы сейчас с вами находимся в таком положении, когда мы по-прежнему, ставим очень много тех же самых вопросов, которые ставились, когда разрабатывалась и принималась и концепция, и Конституция, пошедшая, можно сказать, - хотя это, конечно, не так по философии, - вслед, по стопам этой концепции как акт конституционно-учредительной организации - именно это и должна была делать Конституция: провозгласить свои приоритеты в области организации судебной практики.
Теперь ставиться вопрос: стоит ли менять эту концепцию, не заменить ли ее новой? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте посмотрим, что же свершилось и что еще не свершилось из того, что планировалось свершить.
Начиналась концепция этой реформы с описания состояния тогдашней юстиции. Конечно же, оно с тех пор существенно изменилось. И общество давно живет другой жизнью, и судебная власть существует уже в другой социальной среде. Но главные два момента, с которых все начиналось, - это то, что раньше было принято называть "базисом", - так вот в области концепции реформы все начиналось с такого совершенно ничтожного базиса, который назывался "нищетой юстиции" и "кадровым голодом".
Давайте посмотрим на эти проблемы, и будем рассуждать в таком материалистическом ключе. Исчерпана проблема "нищеты юстиции"? - Я думаю, что нет, потому что государство пока вложило в эту область неадекватно мало но сравнению с потребностями. Хотя, конечно, сделано очень много, и отрицать это нельзя, и каждый такой шаг представляется для общества ценным.
Теперь, что касается "кадрового голода". Может быть, с ним справились, потому что существовали меры по повышению какого-то статуса работника судебной системы? - Нет, проблема кадрового голода многократно усилилась. Когда-то мы с вами имели дефицит кадров в пределах 4-8%, теперь - 30%.
Значит, наверное, все наши претензии к суду не могут никогда быть решены, если судей-то самих нет. Если у нас с вами не хватает на рабочем месте пары сотрудников, мы уже ощущаем то, что они должны были бы делать, ложится на другие плечи и фактически лишает нормально работающих специалистов возможности делать свое дело достаточно эффективно.
Значит, это все осталось. Давайте возьмем третий вопрос из этой концепции, который можно считать при подведении некоего баланса тоже недостаточно реализованным. Разве у нас судейская корпорация действительно обрела ту силу и то положение в обществе и государстве, которые позволили бы ей руководствоваться в своей деятельности только тем, что она должна реализовать интерес права и никакой другой? - Нет, она такой самостоятельности не обрела. Кажется, что, если позволить себе такие субъективные оценки, ни на чем, кроме собственного мнения не основанные, то можно, действительно, получить упрек в их недостаточной объективности. Но мы можем с вами и ориентироваться на то, как нас оценивают извне.
Совсем недавно Парламентская Ассамблея Совета Европы написала очередное заключение, в котором рассматривается, в том числе, и вопрос о достижениях нашей судебной реформы. И в этом заключении Парламентской Ассамблеи собственно и обозначаются все те недостатки нашей системы судебной власти, которые и отмечались тогда, когда реформа только начиналась. Конечно, мы продвинулись, но независимость судей не обеспечена, прозрачность судебной системе не обеспечена, значит, совершенно очевидно, и в обществе продолжают сохраняться претензии к деятельности этой важной структуры.
Теперь, к вопросу о том, почему, собственно, так много внимания должно посвящаться судебной власти? Уже говорили, что суд существует не для самого себя, он существует для того, чтобы защищать определенные общественные интересы. Общественным интересом я называю здесь, прежде всего, охрану самой высшей ценности: прав и свобод граждан, - для этого и существует судебная власть. Но мы должны себе честно ответить себе на один вопрос: может ли суд, который сам не является достаточно защищенным и не имеет должного статуса, приличествующего судебной власти, способен ли он защищать нас с вами? - Я думаю, что нет. Мне кажется, что можно сделать такой упрек и нашему обществу, если хотите, потому что, как представляется, по крайней мере, по выступлениям наших средств массовой информации, оно не очень ратует за оформление такого статуса судебной власти, который позволил бы ей быть действительно независимой. В ответ на провозглашение независимости судей у нас немедленно рождается тезис о том, что независимость - не самоцель, что независимость, в конце концов, означает то же самое, что вседозволенность, и мы с вами везде прочитаем, что судей нужно привлекать к ответственности, что судей нужно сажать, что судей нужно немедленно наказывать за каждый их неверный шаг, выражающийся в удовлетворении интересов одной или другой стороны в деле. Кстати должна сказать, что по результатам последнего исследования, проведенного ВЦИОМом по выявлению отношения к судебной системе, мнение наших граждан о судебной системе заключается в том, что мы иногда слишком демонизируем недостатки судебной системы, бороться надо против очень многого в ней, но как нельзя выплескивать из корытца вместе с водой ребенка, нельзя вместе с недостатками отбрасывать суть демократических преобразований.
Если общество будет настаивать на ограничении независимости судебной власти, если общество будет настаивать на том, что судья - такой же гражданин, как и любой другой, поскольку у нас равенство, - а это кругом уже прозвучало, это не выдумки, это настроение, которое у нас культивируется, - и если общество будет настаивать на этом, нам нечего надеяться, что какие-то преобразования судебной власти мы сумеем провести в жизнь с тем, чтобы она действительно была защитником прав и свобод граждан.
Итак, я полагаю, что первое, что должно быть нами осознано: мы не реализовали концепцию судебной реформы, хотя много шагов в направлении, определенном этой концепцией, были сделаны. Прежде всего, было признано не просто наличие некой системы судов в стране, а была признана необходимость почитать то, что являют собой суды, такой же властью, как и все другие. Но вот вопрос: освободилась ли судебная власть при таком ее конституировании на уровне основного закона государства от своей зависимости от двух других властей? Принято считать, что на судебную власть чаще всего влияет администрация. Конечно, у нее в руках исполнительная власть и другие средства, с помощью которых возможно осуществлять давление. Но и законодатель проявляет себя по отношению к судебной власти, я бы сказала, как хозяин в ее собственном доме, в доме судебной власти, ни сколько не обращая внимания на то, что у этой власти есть свои принципы, которые не должны нарушаться прежде всего законодателем, потому что, если принимается Конституция, которая должна существовать в любом демократическом обществе и в интересах развития этого общества по правовому пути, то эта Конституция как средство самоограничения власти должна прежде всего ставить пределы и законодательному произволу. Я позволю себе, может быть, очень резкое высказывание, но я полагаю, что по отношению к судебной власти этот законодательный произвол проявляет себя в полной мере.
Если мы с вами посмотрим даже на то, как законодатель много позволяет себе, отклоняясь от того, к чему его обязывает Конституция, то эта картина вызывает грустные размышления. Я хочу прежде всего сказать о том, почему до у нас сих пор судьи, будучи незащищенными прежде всего от законодательной, а потом уже и от исполнительной власти, не могут верить в то, что страна, общество, государство действительно признали их независимый статус. Я бы сказала, что по отношению к статусу судьи законодатель не один раз допускал различного рода манипулирования, и, прежде всего, они заключались в том, как развивался, так называемый, второй этап судебной реформы, который начался с активных законодательных мероприятий, приходящихся на 2000, 2001 и последующие годы. Эти мероприятия позволяют теперь говорить нам о том, что основное законодательство по тематике судебной реформы и судебной власти мы имеем, и реформа завершена или состоялась. А как вел себя законодатель, когда он принимал эти нормы? С моей точки зрения - недопустимо.
Существовало очень выверенное конституционное положение, оно было закреплено в переходных положениях Конституции, не говоря уже о том, что оно безусловно вытекало из многих конституционных принципов, на основе которых должна была строиться судебная власть. Какие же это принципы? - Независимость, несменяемость судей, неприкосновенность. Вот все эти вещи и претерпели колоссальные изменения в ходе второго этапа судебной реформы. Никакого пиетета по отношению к этим конституционным принципам законодатель не проявил. И прежде всего он просто забыл о переходных положениях Конституции, согласно которым, прямо было записано, что судьи, приобретшие и осуществляющие уже свои полномочия на основе определенного статуса, который был предоставлен им по закону, в частности, по закону о статусе судей Российской Федерации, сохраняют свои полномочия. Так написано было в конституционном тексте, до того, когда они должны были быть завершены в соответствие с условиями их предыдущего назначения или выборов. На самом деле мы с вами имеем большое желание, и желание реализованное, законодательной власти придать судейскому корпусу, - который по Конституции и по закону о статусе судий приобрел полномочия пожизненно, когда судьи были провозглашены несменяемыми, когда им не было даже установлено возрастного предела за исключением очень узкой категории судей Конституционного суда, - совершенно другой статус. И это страшно не только от того, что кто-то должен из судебной системы уйти просто по этой воле законодателя, в действительности расходящейся с волей Конституции, с волей основного закона, это страшно тем, что законодатель показал судебной власти, кто в доме хозяин: сегодня он таким образом определил возрастные пределы, а завтра он предложит какие-то другие способы реализации своих задумок. И дело не в том, что нужно обязательно ограничить полномочия законодателя, он, конечно, властен определять, какой судейский корпус он должен иметь в стране, а в том, что, когда он устанавливает новые правила, он не имеет права распространять их на тех, кто уже имеет другой статус и приобрел его по другим правилам.
Если мы посмотрим насколько такие заботы законодателя были обоснованы российской реальностью, то вынуждены будем признать, что, принимая такое регулирование, законодатель на самом деле нисколько не стремился сделать шаг целесообразный, потому что в российской судебной системе очень мало судей, которые сумели сохранить свое желание работать судьями за пределами тех возрастных границ, которые законодатель им теперь устанавливает - у нас их, практически, нет. Во многих случаях российские судьи покидают свои должности, не достигнув даже ныне установленного возраста отставки. И тогда возникает вопрос: зачем все это нужно? - Я полагаю, что это нужно оказалось только для того, чтобы судей, которые остаются в своих судейских креслах, поняли, что нужно оглядываться. Вот это постоянное воспитание в судьях сознания необходимости оглядываться, оно не позволяет встать судебной власти на ноги как самостоятельной и независимой.
Конечно, для того, чтобы указать судье его место, применяются и более простые, привычные, чисто административные способы. Уже многократно говорилось, что судейский корпус у нас фактически в любой данный момент наполовину не является корпусом судей, получивших назначение как несменяемые. Три года, которые судья должен провести после первого своего назначения в судейском корпусе, во многом определяют весь его судейский менталитет на будущие годы. Еще хуже, с моей точки зрения, обстоит дело с самим процессом подбора судейских кадров, и здесь я хочу обратить внимание представителей не профессионального сообщества, а представителей нашей общественности, почему-то этот вопрос никогда не возникает у общественности, как появляется судья на своей должности? Мы с вами что-нибудь знаем об этом? Мы не знаем ничего, кроме конституционного положения, что судью назначает президент. И это положение на самом деле служит хорошей цели, самым высоким решением высшего должностного лица защитить судью при назначении на должность от любых других посягательств на его самостоятельность. Но оказывается ли это действительно так? - Нет, потому что, как всегда, у нас отсутствуют процедуры. Все процедуры, которые прописаны для назначения судьи на должность, не обеспечивают его будущей независимости. Мы знаем, что он должен сдать квалификационный экзамен, и он сдает его. Мы знаем, что он должен получить заключение квалификационной коллегии судей, органа состоящего из судей, по крайней мере, наполовину, но мы не знаем, что происходит между этими акциями, которые являются необходимыми в процедуре судебного назначения. Мы знаем, что в отношении судьи должен собираться какой-то материал, который его характеризует, мы с вами пока не имеем системы, в которой какие-то специальные государственные институции были бы озабочены не тем, чтобы собирать компромат на судью, иметь досье на каждого из них, а тем, чтобы готовить судью.
Говорили здесь о недостатках юридического образования в стране, и на самом деле подготовка судьи слабая, это обсуждалось и на последнем съезде судей. Необходима специальная какая-то государственная институция, которая до того, как судья назначен, вместо, может быть, этих трехлетних, не похожих даже на испытательный срок условий, занималась бы именно тем, что выявляла бы пригодность к судебной профессии, выявляла бы какие качества судье необходимы. Сейчас идет только в порядке обсуждения, только ставится вопрос о том, что необходима какая-то психологическая поддержка, психологическое обеспечение и при отборе кандидатов в судьи и при осуществлении самим судьей судейской деятельности, но это только начинается, мы с вами еще ничего не имеем. Вместо этого имеем мы необходимость собрать на судью в абсолютно разных инстанциях все, что про него могут сказать плохого. Вообще конкурс на судейские должности закрыт для общества, мы ничего не знаем ни о его методах, ни о результатах, ни об этапах этого конкурса. Во многих случаях конкурс по существующим правилам может быть просто обойден, потому что конкурс может заключаться не в том, чтобы впервые получить доступ к судейскому креслу, он может заключаться еще и в том, что судья, уже работающий, хочет получить другое место в судебной системе. И такой перевод (слово "перевод", может быть, здесь не очень подходящее) тоже должен иметь какие-то конкурсные основы. Пока у нас человек, вновь претендующий на должность судьи, оказывается в неравном положении с тем, кто претендует на эту же должность, на таком же уровне, не повышаясь в судебной системе на следующую ступеньку, в своем же звене судебной системы, но если он претендует на эту должность второй раз, он просто перебивает любой конкурс, он идет вне конкурса. На самом деле, может быть, это и не является нормальным. А еще хуже, что в процессе этих конкурсных мероприятий, кто является поставщиком информации в отношении того, достоин судья судейского кресла или нет? - Совершенно определенные органы. К ним обращаются и на местах, и в центре, заставляя их собирать эту информацию. А потом вы хотите, чтобы эти судьи были независимы от них? И эти же судьи в отношении представителей этих же органов, осуществляющих и дознание, и следствие по делам, должны будут выносить объективные приговоры? - Я думаю, что все это действительно уже совершенно неадекватно потребностям и конкурсного отбора, и поиска таких судейских кадров, которых не ставились бы изначально в зависимость от тех, кто занимается их отбором.
А скажите, пожалуйста, вот работает в Администрации Президента кадровая комиссия, что совершенно необходимо, потому что именно Президенту принадлежит это федеральное полномочие назначать федерального судью. Но эта комиссия работает в открытых процедурах? - Нет, она работает в закрытых процедурах. А результаты ее оценки, кстати, об этом и Президент сказал на Съезде судей, предъявляются самому судье? - Нет. Тем самым судья оказывается в менее защищенном положении, даже чем просто гражданин, потому что каждый гражданин в силу непосредственного действия 24 статьи Конституции имеет право от любых государственных органов получить ту информацию, которые они собирают о нем. А судья не имеет права получить эту информацию, хотя в ней не содержится никакой государственной тайны. Вот с таким незащищенным судьей мы хотим придти к тому, чтобы судья защищал нас. Я думаю, что это нереально.
И это только один из больных вопросов - вопрос кадровый. А теперь из этих кадровых вопросов давайте посмотрим на другие параметры отбора: из кого мы можем надеяться получить судью? - Конечно, выпускник университета - это хорошо. Но по закону ему требуется определенный стаж юридической деятельности. Конечно, по мировым представлениям судья должен быть элитой юридического сообщества, но кого мы можем получить в судьи? Адвоката? -Не можем. Не пойдут, очевидно, люди, привыкшие к самостоятельному плаванию в своей профессии на то, чтобы быть вписанными структуру, где авторитет судейской должности не слишком высок именно потому, что он не обладает подлинной независимостью и должен ориентироваться на очень многих, я уже не говорю сейчас, это отдельная песня, об ориентации судьи на своем рабочем месте на судейскую бюрократию. Но из кого мы можем получить судью? - В большинстве случаев это либо люди, уже имеющие какой-то стаж работы в самой судебной системе: пришедшие в кандидаты на судейские должности либо из помощников судей, либо из каких-то других работников судов - должностей таких просто в судах почти нет! Их мало, очень мало! Вот, мне подсказывают: из секретарей? Наверное, это не самый достойный контингент, мы на сами должности секретарей не можем найти нормально образованных людей при такой зарплате, которую они имеют. А тем более, мы не можем получить судьями работников, прошедших действительно хорошую закалку по юридической профессии. А много очень кандидатов в судьи идут к нам из силовых ведомств, например, сотрудники МВД. А требования к судейской независимости должны быть судьей ведь усвоены внутренне, они должны быть близки человеку, который пришел на это место. Для того, чтобы отвыкнуть от старых привычек, которые характерны были для прежней юридической деятельности нужно время и время, нужны длительные сроки. По нашим представлениям год - это ведь тоже длительный срок для подготовки судьи на судейской должности. Планируется сейчас такой закон, и я очень рада этому.
Наконец, я думаю, что может быть вообще, хотя это прозвучит странно, плохо когда данные о судьях, которые кандидируют на судейские должности, собирают другие силовые ведомства. Наверное пора судебному ведомству самому укреплять свою кадровую службу. То, что мы имеем в общей судебной системе судебный департамент, не решает кадровых вопросов судей, это едва решает кадровые вопросы самого судебного департамента. И по сути вся кадровая работа - не в смысле слежки за кадрами, а в смысле подготовки того контингента юристов, который может претендовать на занятие судейских должностей, - у нас оказалась заброшенной. Худо-бедно эта работа когда-то постоянно велась в таком органе, как Министерство юстиции. Я думаю, что во многих ситуациях, освободившись теперь от Министерства юстиции, суды не так много приобрели, но очень много потеряли. Потому, что действительно вот эта организационная деятельность не является имманентно присущей тем формам, в которых осуществляется правосудие, это нечто дополнительное.
Когда мы с вами говорим о том, что суды - это учреждения, где человек чувствует себя плохо, неуютно, то мы не должны забывать, что в судах нужно как бы выделить эти две стороны деятельности: одна - это деятельность по осуществлению правосудия, судья должен придти в зал заседания и работать с участниками судебного процесса, обеспечивая им максимальную возможность реализации их процессуальных прав и обязанностей, но он вовсе не должен заботиться о том, будут ли у него закрываться окна в зале, эта служба вообще должна существовать отдельно, будут ли обеспечены помещения для того, чтобы люди, пришедшие в суд, могли получить там свою судебную защиту, могли действительно комфортно себя чувствовать. Государство этого не выполнило.
Кроме того, что не выполнило государство, многое не выполнила и сама судебная система. Я постараюсь просто назвать эти два аспекта. На практике мы с вами страдаем оттого, что приходится работать со случаями колоссального искажения правосознания тех, кто осуществляет правосудие. Да, мы должны это констатировать. На самом деле, судьи иногда, а правильнее сказать, очень часто, применяя закон, придают такой смысл этим нормам, который никакому законодателю не снился. Я просто назову два примера, которые полностью лежат на совести самой судебной системы. Судебная система не мотивирует своих решений. Это не вытекает ни из какого законодательного регулирования. Можно оправдать это разными объективными обстоятельствами и в том числе, тем, что у нас 30% официально существующих должностей судей не заполнено, но это факт, который не позволяет говорить о том, что судебная система может защитить гражданина. Или еще только назову один факт: судебная система не воспринимает новые нормы закона так, как законодатель их замыслил. Очень чувствительная сфера: судебное решение об аресте. Из правосознания судейского корпуса неистребимо, что за это отвечает обвинительная власть, и что судебное решение по-прежнему может оставаться на уровне некоего штампа, который просто проставляется на представленных документах. В результате, теперь у нас обнаружилось в практике, что лицо, содержащееся под стражей, арестованное по судебному решению, в ходе предварительного расследования и далее в ходе всего судебного процесса на протяжении многих месяцев и даже лет продолжает содержаться под стражей без настоящего судебного решения, а настоящим можно признать только такое, которое суд принимает на судебном заседании с участием сторон, с предоставлением им равной возможности высказать свои доводы за и против этой меры пресечения, поскольку законодательство и международная правовая норма ориентирует все суды на то, что такое ограничение свободы допустимо только тогда, когда иные меры не могут дать необходимого результата. Поэтому мне кажется, что нам нужно во всем дальнейшем нашем движении обозначить главную рамку этой судебной реформы. Мы можем внести массу изменений в законодательство, но мы, во-первых, все-таки, должны стремится к достижению поставленных целей, которые во многом не реализованы, и, во-вторых, мы не можем как общество, - а если говорить о гражданском обществе, о оно должно быть ответственным обществом, - мы не можем педалировать такие призывы и тезисы, которые ведут к изменению конституционных основ судебной власти. И на этом я бы хотела поставить точку, ожидая, что масса предложений, которые будут сегодня вынесены на обсуждение, заслуживают, конечно, более детальной проработки, но принципиальное, при этом, не должно быть забыто. Спасибо.
Э.А. ПАМФИЛОВА - Спасибо, Тамара Георгиевна. Это был наш основной докладчик. А сейчас я прошу выступить Вениамина Федоровича Яковлева, советника Президента Российской Федерации.
www.neps.ru
11.02.2005
Док. 517432
Перв. публик.: 11.02.05
Последн. ред.: 10.11.08
Число обращений: 161
Морщакова Тамара Георгиевна
|
