На долю Татьяны Дорониной выпало много черно-белого кино и несколько черно-белых эпох. Эпохи меняются, но не становятся цветными. Объемный, стереоохватный взгляд не в чести в новой России так же, как в России советской. Всё плоско и монохромно. Да - нет, хорошо - плохо, либерал - реакционер. Плюс может стать вдруг минусом и наоборот, однако из двоичной системы: ноль - единица, плюс - минус, да - нет, и ничего кроме, мы выпрыгнуть не в состоянии. Происходит перераспределение сил между баррикадами, но сами баррикады стоят намертво. "Ты можешь понять, что Наташа Ростова плохая. Ты можешь понять, что Наташа Ростова хорошая. Ты только не можешь понять, какая она на самом деле", - говорит Надежда Резаева, учетчица, задиристому десятикласснику (помните "Старшую сестру"?), и не существует реплики, которая более отвечала бы судьбе Дорониной, ее за три четверти века не разгаданной сути.
Какая она на самом деле - Татьяна Доронина? Поклоняется Бунину и Горькому. Любит Достоевского и Симонова. Яростно защищает Смоктуновского и Фурцеву. Оплакивает Чапаева и тех, кто упокоен на Сен-Женевьев-де-Буа. Верит в Бога и коммунизм. Все это странно только на первый взгляд. Так зеркало, чем оно чище, тем больше отражает лучей и щедрее рассылает вокруг солнечных зайчиков. На мутной поверхности в лучшем случае зацепится один сиротливый лучик, и выходит из этой мутноты человек твердокаменных убеждений. Упертый сталинист, патентованный демократ - не важно. Понятный человек. Без проблем с идентификацией.
Доронина никогда не была понятной. Она вся состоит из парадоксов. Красавица, которой не везло с мужчинами. Басилашвили, Радзинский, Химичев... Четвертый - не звездный - муж... Кто-то не тронул душу, скользнул по касательной, кто-то, напротив, задел чересчур сильно, до боли. Первый брак подорвался на обычном "леваке"; судьба в какой-то мере рухнула, когда следствием этого "левака" стал аборт и сразу двое убиенных детей - мальчик и девочка. Доронина сама откровенно пишет об этом в книге "Дневник актрисы", секрета здесь нет.
Вероятно, для Дорониной измена - даже пошлая, беглая, сиюминутная - не могла быть явлением "обычным". В ее книге, как и в ее фильмах, проступает та чистота натуры, которая сподвигла, например, католических священников на кинофестивале в Боготе дать Дорониной специальный приз "За проповедь христианских постулатов". Знаете, за какую роль? Бортпроводницы Наташи.
"Еще раз про любовь". 1968 год. Радзинский и Натансон фактически провернули в СССР нежную сексуальную революцию. Наташа попадает в постель к Электрону со скоростью протонного пучка, разогнавшегося в адронном коллайдере. Черт знает что такое. Разврат. Но святых отцов это нисколько не смутило. Знатоки душ человеческих прониклись природным целомудрием Наташи - Дорониной. Будь Татьяна Васильевна "секс-символом", "русской Мэрилин Монро", подобной награды ей не видать бы, как локонов на затылке. Доронина, разумеется, воплощала русский секс. Только тогда он назывался любовью.
Римейк 2002 года с Ренатой Литвиновой стоит сейчас отдельного упоминания ради первого слова, вынесенного в титул. Небо. Первым делом - небо. Ну, а самолеты и девушки - потом.
В фильме "Еще раз про любовь" Доронина и спела о солнечном зайчике: "А весной я в несчастья не верю и капелей не боюсь моросящих. А весной линяют разные звери, не линяет только солнечный зайчик"... Режиссеры часто давали ей в руки гитару - это было удвоение женственности. Рифма выразительных изгибов...
Разгадывать парадоксы Дорониной желающих не нашлось. Ни для одной силы в стране (а белокурую вамп пытались присвоить патриоты широчайшего спектра - от праведников до подлецов и безумцев) Доронина так и не стала своей. Ничьи более или менее стройные ряды не возглавила в качестве знаменосца. Во-первых, потому что знаменосец - вообще не ее амплуа. При всей своей пассионарности она - женщина, а не Орлеанская Дева, и жар ее темперамента пылал всегда в роскошном теле, а не в иссушенных бесполых мощах.
Во-вторых, нет такой партии, где Доронину приняли бы целиком, в полном собрании крайностей. Ерник Гафт веселился когда-то: "Как клубника в сметане Доронина Таня. Ты другую такую поди отыщи. Сочетаются в Тане тончайшие грани - словно каплю "шанели" добавили в щи". С тех пор Гафт стал иным человеком, искупил свои шуточки, оплатил их - несколько дороже, чем хотелось бы, и несколько позже, чем следовало. Полагаю, теперь он понимает Доронину. Один из немногих.
Итак, своей Доронина не стала никому, безусловно и резко чужой оказалась для большинства. Сымитировали пропеллер у виска: "Ненормальная!". А она, похоже, и правда, никогда не была нормальной. И героини-то все раздражающе сумасшедшенькие. Одну берут на актерский - она отказывается... Другую ждет под окном не просто мужчина - счастье, перемена участи ждет, а она вертит ключи на пальце и не трогается с места... Третья привязалась к чужому ребенку, к девочке-дикарке и защищает ее теперь от собственных детей, от собственной матери, от родного отца... Сумасшедшенькие имели отклик: "Мачеху" за первые два месяца проката посмотрели 25 миллионов зрителей.
Россия - единственная в мире страна, где бросаются звездами по причине того, что у них плохой характер или "неправильное" мировоззрение. Ни одной роли в кино с 1985 года. Последний фильм - "Валентин и Валентина". Другая Доронина - грубая, отяжелевшая. Непривычная героиня - бытовая, земная, косная, гранитной плитой придавившая жизни своих дочерей. Для экранной биографии финал не изящный. Сгодился бы разве как промежуточный.
В 1987-м - раздел МХАТа и постепенное угасание мрачной громады на Тверском бульваре. Доронина из объекта восторгов превращается внезапно в предмет для насмешек.
Понадобились годы, чтобы понять, что Художественный театр был первым элементом грядущего тотального распада. Пробным камешком в канун схода лавины. Можно ли было не проводить через МХАТ туалетную черту - "м" в Камергерском, "ж" на Тверском - вопрос, который уже не будет разрешен. Можно ли было сохранить советскую империю? Способны ли здравый смысл и напряжение воли противостоять логике Истории? Изменить эту логику? Удержать лавину?..
Случилось так, как случилось. Горевать бессмысленно. Только и радоваться нечему. Ни расколу МХАТа, ни распаду СССР, ни тому, что Татьяна Доронина освоила органически не свойственные ей функции худрука и постановщика. У нас была великая актриса. Была и закончилась. Как будто ушла на фронт и пропала без вести.
Из какого боя не вернулась Доронина? Стоил ли МХАТ таких жертв? Все-таки существо неодушевленное, да и век театра куда длиннее человеческого... Доронину не видели на похоронах Ефремова. Она до сих пор не примирилась с теми, кто инициировал раздел. Судьба театра дороже собственной судьбы? Бред! На нее, звезду первой величины, никто не посмел бы замахнуться. В конце концов, ей - звезде - нашлось бы место и в другой труппе. От Товстоногова, из БДТ уходила, что там МХАТ середины 80-х...
Чтобы понять этот "бред", надо любить театр так, как любит его Татьяна Доронина, то есть всеми силами души своей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому способна только пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного... Не только молодость, заметим - Доронину это исступление лихорадит по сию пору.
Избави Боже от подобной любви.
Верность Дорониной - театру ли, России, собственным заблуждениям - почти бессознательная. Это верность дерева, которое ну не снимется же в самом деле с места и не пойдет искать почву, соответствующую новым запросам. Одинокий тополь на Тверском бульваре, Доронина все время помнит о своих корнях. Корневая система приведена в "Дневнике актрисы" и многое объясняет. Прадед староверских кровей писал иконы. Молчаливая деревенская бабушка подолгу разговаривала только с Богом. Дед был церковным старостой. Свою маму Нюру Доронина сыграла в "Трех тополях на Плющихе". Папу Васю, по-видимому, тщетно искала в каждом очередном претенденте на сердце...
"Бедные, бедные российские актрисы, - пишет Доронина о Вере Марецкой. - Даже такие талантливые, как она, вернее, эти-то самые бедные и есть!" Бедные, бедные российские женщины, - хочется добавить. Самые женственные - они и есть самые несчастные.
Громить "женский" МХАТ в 1990-е было так легко, что даже неинтересно. Однако, пока интерес присутствовал, пока веселый глумеж доставлял радость, мы, критики, попортили Татьяне Дорониной много крови. Сегодня я хочу попросить у нее прощения. Не за злой умысел, какового никогда не было, а за инфантильную торопыжность. За неспособность - в силу отсутствия опыта - оценить, что именно пережила эта женщина. От имени коллег извиняться не имею права. Только от себя: простите.
Это вовсе не означает, будто осмеянные прежде спектакли теперь - по прошествии лет - видятся шедевральными. Вранье - плохой подарок к юбилею. Просто - не в спектаклях дело. Дело в Дорониной, которая останется навсегда.
