14 августа 2001 г. в рамках постоянного культурологического семинара "Солнечного сплетения" состоялся круглый стол, посвященный новой книге А. Солженицына: Двести лет вместе (1795 - 1995). Ч. I. М.: Русский путь, 2001. 509 с. (Серия "Исследования новейшей русской истории". Т. 7. Редактор тома Н. Д. Солженицына.) В обсуждении участвовали: Олег Будницкий, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института Российской истории АН (Москва); Майя Каганская, литературовед, эссеист, публицист (Иерусалим); Леонид Кацис, кандидат филологических наук, литературовед и публицист (Москва); Виктор Кельнер, доктор исторических наук, старший научный сотрудник РНБ (С.-Петербург); Михаил Вайскопф, редактор "Солнечного сплетения" (Иерусалим). В числе присутствующих были также литературовед и публицист Зеев Бар-Селла, литературовед д-р Владимир Хазан, религиовед Менахем Яглом и зам. редактора "Солнечного сплетения" Евгений Сошкин (все четверо жители Иерусалима), а также московский религиовед Константин Бурмистров.
Михаил Вайскопф: Итак, господа, сегодня, на тринадцатом заседании нашего семинара, мы приступаем к обсуждению нашумевшей книги Александра Исаевича Солженицына "Двести лет вместе". Здесь два историка высокого ранга, профессора Будницкий и Кельнер. Я хотел бы, чтобы кто-то из них рассказал нам, чего эта книга стоит с исторической точки зрения.
Олег Будницкий: Знаете, вопрос сформулирован как-то не совсем корректно. Если подходить к оценке труда Солженицына с точки зрения научной, то, конечно, критики книга не выдерживает, но я не стал бы этого делать, потому что, с моей точки зрения, даже если автор задумывал ее как научный труд, получилось у него нечто совсем другое - получилась историческая публицистика. Во-первых, он не вполне владеет инструментарием исторического исследования. Это касается критики источников, некоторых других вещей; но, я думаю, ему и нельзя за это пенять, т. к. он писатель, а не историк. Во-вторых, автор не в курсе современной литературы вопроса. Существует очень интересная литература на английском, созданная американскими историками.
МВ. Простите, Олег, но он использует англоязычную библиографию - в каких-то гомеопатических дозах.
ОБ. Ну, это совсем что-то не то, но я уже не помню. Важно другое. То, что подается как открытие и что именно так было принято многими публицистами в России - скажем, что политика царского правительства в целом была направлена на эмансипацию евреев и что оно не организовывало погромов, - это ведь, в общем, совсем не открытие, а вещь, довольно-таки твердо в современной литературе установленная. Но, повторяю, критиковать труд Солженицына с точки зрения академической науки - задача очень простая. Вопрос в том, какова цель этого труда, - это первое; второе - что на самом деле получилось; третье, самое интересное и о чем имеет смысл поговорить, это реакция российского - и не только российского - интеллектуального сообщества на эту книгу. Реакция эта меня просто поразила - и полным, каким-то кристальным отсутствием понятия о том, что такое история евреев России, и каким-то жеребячьим восторгом - какая, мол, добрая книга. Я был на презентации книжки фондом Солженицына и послушал высказывания некоторых русских интеллигентов, которые отнюдь не считали себя антисемитами. Они хотели сказать нечто позитивное не только о книге, но и о евреях, причем книгу никто из них не читал. На меня это действо произвело угнетающее впечатление. Я приведу для примера только реплику одного из выступавших; известный прораб перестройки Ципко заявил, что распад Советского Союза - это месть евреев за дурацкий советский государственный антисемитизм. Вот на такие интересные размышления навел Но, знаете, я немножно отвлекся. Речь ведь шла о взгляде исторической науки на труд Солженицына. Это слишком легкая добыча. Вот тут Леонид Фридович (Кацис. - Ред.) поупражнялся немножко в своей публицистике*, и напрасно, с моей точки зрения, поскольку нельзя подходить с научными критериями к этому труду, я ему это говорил до публикации.
Виктор Кельнер: Я позволю себе не согласиться с Олегом. Ведь сам автор объявил эту книгу историческим трудом и, значит, тем самым дал нам право на такое рассмотрение. Другое дело, что когда я прочитал этот первый том, то определил его как дипломную работу студента-заочника. Впрочем, я не уверен даже, что студент-заочник получил бы удовлетворительную оценку. Автор не только не владеет элементарной методологией, он вообще написал эту книгу, как обычно пишут дилетанты. То есть сначала рождается некая концепция, а затем под нее подбираются цитаты, факты. Те, что подтверждают концепцию, - принимаются, те, что ее опровергают, - их просто как бы не существует. К науке этот метод никакого отношения не имеет.
МВ. Как это увязывается с торжественным заявлением Солженицына, в начале его труда, о том, что он стремится, наконец-то, к объективности?
ВК. Очень интересно, что автор сам не сознает, насколько в его книге отразилось все непонимание еврейского вопроса в России. Тут в полной степени проявилось непонимание, свойственное и множеству других людей. Автор, по существу, отверг не только западную историографию (потому что те ссылки, которые имеются, носят некий дежурный характер), но и значительную часть российской историографии. Думаю, делал он это преднамеренно, потому что это тоже как бы укладывается в его концепцию, подтверждает ее, - будто никто до него объективно не рассматривал этот вопрос. Так считает Солженицын.
МВ. Правильно ли я вас понял, что книга представляет собой странную смесь методологической наивности с крайней амбициозностью?
ВК. Да, конечно. Эта смесь, видимо, еще идет от характера человека, от того мессианского представления о собственной личности, которое явно присутствует не только в данной книге, но и во всех практически его произведениях. Огромный пласт источников не затронут вообще. И все-таки автор никак не может преодолеть желание как-то обелить российскую действительность за эти 200 лет, подчеркивая, что правительство не организовывало погромов, не давало санкций на погромы.
МВ. Какие-то чины, кажется, награждались медалями?
ВК. Но не за проведение погрома, этого вы нигде не увидите, а за "подавление беспорядков". Разные вещи как бы для них. Просто в стране с помощью высшей власти была создана атмосфера, в которой погром был возможен.
МВ. То есть кишиневская роль Плеве не доказана?
ВК. Нет, не доказана, конечно. Но то, что это стало возможным, то, что никто не сдвинулся в первые дни с места, ни войска, ни полиция, - говорит о том, что они ощущали: это будет не наказуемо. В дальнейшем их наказали, как вы знаете, но так, достаточно легко. И все же наказание последовало - слишком уж большой резонанс был у Кишиневского погрома. Во время последующих погромов, скажем, Белостокского, сами войска непосредственно открывали огонь - там, где погромщики не могли войти в еврейские кварталы, так как наталкивались на самооборону. А самооборона эта, по существу состояла из нескольких десятков гимназистов, рабочих-бундовцев и поалей-ционистов, вооруженных пистолетами. Вот тогда-то в ход уже вступала армия, которая их и расстреливала.
МВ. Почему Солженицын опустил Седлицкий погром, сославшись на то, что это Польша? И вторая деталь, почему он не упомянул роль Блинова?
ВК. Ну, он ведь обходит молчанием не только Блинова, но и вообще, по-моему, не упоминает значительную часть русской интеллигенции, ту, которая группировалась вокруг "Русского богатства". Интересно, что это была народническая и правонародническая интеллигенция. Видимо, Солженицына не устраивает их, с его точки зрения, необъективная юдофильская позиция, потому-то он их и замалчивает. У него масса и фактических ошибок, путаница в именах. В данном случае он и не писатель, не художник, он - публицист. И тогда его книга, хотел он этого или нет, объективно приобретает вид публицистики антисемитской. Она позволяет вновь поднимать сам этот вопрос о евреях, который уже потерял свою актуальность. Лет 6-7 тому назад это было бы более актуально. И все-таки, по-моему, это не его вина, а его беда, что книга получилась такого вот уровня.
Леонид Кацис: Я должен сказать, что книга на меня произвела гнетущее впечатление как раз не тем, чего в ней нет, а тем, что в ней есть. И прежде всего есть в ней старые солженицынские приемы, заготовки для будущей полемики. Все-таки книгу написал человек, который вел гигантские полемические битвы на протяжении лет тридцати пяти, и делать вид, что мы не знаем ничего об этих дискуссиях, - странно. Это во-первых. Во-вторых, сама публикация была тщательно подготовлена. Мы узнали о будущей книге из сообщения о том, как Шимон Перес посетил Солженицына. Затем уже автор дал интервью "Московским новостям". Понятно, как здесь все было сыграно: приглашается еврей-лауреат Нобелевской премии мира к русскому писателю-лауреату Нобелевской премии для объявления мира между евреями и русскими. С другой стороны, мы имеем уже на первой странице предисловия замечательную фразу: "Не скажешь, что не хватает публицистов, - особенно у российских евреев их намного, намного больше, чем у русских. Однако при всем блистательном наборе умов и перьев - до сих пор не появился такой показ или освещение взаимной нашей истории, который встретил бы понимание с обеих сторон". Какое понимание с обеих сторон может встретить работа, где автор исторического, ну, будем говорить, романа "Красное колесо" и историко-археологического исследования "Архипелаг ГУЛАГ" говорит, что в Америке его обвиняли в антисемитизме за то, что он назвал Богрова евреем. После этой фразы не знаешь, куда деваться*. А чего стоит заявление о том, что автор узнал об участии евреев в войне 1812 года из советской газеты двадцатых годов! Но возвращаюсь к структуре полемики Александра Исаевича. Его любимый прием - сказать: "Вы меня не читали. У меня этого нет, а вы пишете", либо "Вы не знаете тех фактов - тысяч, сотен, миллионов (там нули очень быстро растут), которые я привел, а беретесь рассуждать о моей концепции". Самому Солженицыну принадлежала идея о том, что и "ГУЛАГ" - не помню, включалось сюда "Красное колесо" или нет - надо критиковать построчно и пословно. Поэтому моя статья была - и здесь я возражаю Олегу - не научным анализом, а попыткой ответить писателю на вопль. Обеспокоило же меня то, что на основании солженицынского интервью все - и русские и евреи, неважно, кого больше - стали сразу говорить о невероятной доброте интонации этой книги. Теперь, в какой серии издана книга? "Исследования новейшей русской истории". Если здесь выходит, например, книга Леонтовича о русском либерализме, то я вынужден считать эту серию научной. Солженицын - член Российской Академии наук. Все это создает образ автора, как бы закрепляет за ним эту возможность. Мы знаем массу литераторов, которые писали научные труды, какой-нибудь Иван Франко, например. Это совершенно нормальная ситуация. Значение имеет совсем другое: фраза г-жи Солженицыной о том, будто я где-то якобы написал, что русский писатель в принципе не может писать о русско-еврейских отношениях так, чтобы еврею понравилось и т. д. Я для того и написал свою статью, чтоб было ясно: именно этот русский писатель не только не справился с темой, но еще и не начал работать. Мне вообще не свойственен национальный подход к науке. Кроме того, я не высказывался от имени всего еврейского народа, как она там пишет: "Надеюсь, что не все евреи так думают, а то диалог невозможен".
МВ. Она воспринимает это как ответ еврейский
ЛК. Я не виноват, что любой антисемит будет ответ любого еврея воспринимать как ответ еврейства в целом. У меня уже есть такой опыт. Например, дьякон Андрей Кураев в своей книжке писал обо мне: "Кацис от имени всего иудаизма заявил". Так что для меня это не первый случай. Но, опять-таки, самое интересное в этой книге - не фактическая ее сторона, а то, как она построена. Солженицын лишил меня возможности говорить об идейных аспектах книги, пока нет второго тома. Я прекрасно знаю, что был некоторый преднамеренный промежуток между началом "ГУЛАГа" и последним, 3-м томом, и в этом промежутке была полемика, на которую автор в 3-м томе отреагировал. Я не хочу попасть в ситуацию, когда мне скажут, что я говорю о том, чего не читал. Но я сейчас скажу то, чего в газете я не написал, ибо это была отдельная тема. В книге полностью опущена вся русская мысль о евреях, хотя Солженицын ее прекрасно учитывает. Привожу маленький пример. Он не раз доказывает, что нельзя, мол, было освобождать евреев, пока недостаточно были освобождены или недостаточно развились после освобождения русские крестьяне. Это писали Аксаков и Достоевский, но я не нашел их имен в книге
МВ. Нет, они есть. Достоевский в самом конце.
ЛК. Но это ведь просто должна быть специальная глава То же самое касается роли евреев в революции, их лидерства и т. д. Можно, конечно, приводить цитаты из Жаботинского. Но где цитаты из Розанова? Они не приводятся. Из всего Розанова - из книги "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови" - взята цитата о том, что евреи оскорбляют депутатов, журналистов, профессоров; и - "рука еврея нависла над Россией". Насколько мне известно, книга посвящена теологическому или философскому обоснованию кровавого навета. А "оскорбленные профессора" - это те, кто поддерживал навет. Вот ведь о чем на деле говорит Розанов. Дальше г-жа Солженицына утверждает, что ее муж и без того использовал огромный фактический материал по истории погромов, и если мне этого недостаточно, то это моя интеллектуальная нечестность. Что ж, выходит, я интеллектуально абсолютно нечестен, но никакой истории погромов в книге нет вообще. Просто нет. Далее, следующий момент. Я показывал в своей статье как раз солженицынский способ стилистической обработки документов. Александр Исаевич всегда просил цитировать его абзацами и полностью, и мысли не обрывать. Я просто счастлив, что в этом меня не обвинили. Я готов принять все условия игры. И вот я вижу, как три практически одинаковые фразы в разных вариациях повторены, а принадлежат они одному и тому же историку - Гессену, и из них, всех трех, "случайно" изъята оценка мер Игнатьева как репрессивных, после чего идет юморная фраза: "Вот и говорите после этого о произволе царского правительства, раз не разрешили Набоков и Бунге принять эти меры". Тогда я снова проверяю источник. Ничего Набоков и Бунге не запрещали, они только сказали: если вы это хотите, то проводите официальным, законным порядком. Просто так на подпись давать репрессивные меры нельзя. Г-жа Солженицына мне отвечает, что Солженицын между словами "репрессивные" и "ограничительные" - теми, что используются в иерусалимской "Краткой еврейской энциклопедии" - придумал среднее слово "запретительные". Ну, тогда я перестаю верить всему остальному - это стилистически переработанные источники. И последнее, что я пока скажу. Я ничего не имею против использования в публицистическом труде еврейских энциклопедий. Но я не могу не знать о переговорах семейства Гинзбургов с Игнатьевым и что тот ответил. Сегодня эти документы все опубликованы. Они приведены, например, в сборнике "Быть евреем в России", который вышел в Иерусалиме, они приведены в журнале "Источник". Но их и не могло быть, по тогдашним условиям, в дореволюционной "Еврейской энциклопедии", и не могла там появиться оценка погромов. Это документы, отражающие свое время. Мне г-жа Солженицына говорит, что из 1600 ссылок я проанализировал только четыре. На мой взгляд, в книге имеется всего лишь шесть ссылок. Это три Еврейских энциклопедии, это "Книга о русском еврействе" и некоторые другие, ссылки на которые выглядят странно. Ряд ссылок на трехтомник Дубнова по истории русской революции идет по-русски, потом появляется английская ссылка, явно откуда-то переписанная.
МВ. Грец использован. Такой свежий источник
ЛК. Грец, да, больше ничего. Вдобавок нигде не приведены названия энциклопедических статей, откуда это берется, не говоря уж об авторах, которые на крупных статьях указаны. Если автор говорит о слабости и неэффективности царского правительства в еврейском вопросе, а соответствующую цитату берет из энциклопедической статьи "Антисемитизм", о чем он умалчивает, то весь смысл, да и сама поэтика страницы искажается. Поэтому моя критика - не научная, а стилистическая. Да и вообще, "Еврейская энциклопедия" не является единым 16-томным повествовательным источником, хотя у Солженицына дело представлено именно так. На мой взгляд, тут не только нельзя говорить о науке, это еще и публицистическая неудача. И уж когда в качестве исторического источника мне предлагают заведомо публицистическую книгу Шульгина "Что нам в них не нравится" (а почему, например, не его статьи в газете "Киевлянин" и не его мемуары о деле Бейлиса?) и потом упрекают, что я исключаю какие-то документы из рассмотрения, то здесь, конечно, приходится говорить о том, что редактор солженицынской книги, та самая Наталья Дмитриевна Солженицына, тоже внесла свой вклад в эту неудачу.
Майя Каганская. Я вам так скажу: а к какому интеллектуальному порядку вещей относятся такие понятия, как "неуместность", "невпопад", "некстати"? Быть может, относятся они к другому ряду - моральному, экзистенциальному? Не знаю. Я только знаю одно, Леонид Фридович: я очень вас уважаю, но это первое ваше интеллектуальное мероприятие, в котором я душевно не соучаствую, ну просто никак. Не нужно быть историком, чтобы понимать, что это не историческое сочинение. Книга сама по себе ни черта не стоит. Но здесь есть одна подлинно историческая примета, и ее невозможно оспорить. Автор - человек гениальный, один из гениальнейших людей XX века. Он написал "Архипелаг ГУЛАГ", перевернул мир, уничтожил русский коммунизм. Отрицать его как грандиозное историческое явление я не могу и не собираюсь. Насчет "неуместности" и "невпопад" - я не знаю, как определять историю. Для меня история - это не хроника, не упорядоченность и совокупность событий, которые происходят во времени, для меня история есть некое решение по поводу. Я никогда не забуду, это одно из потрясающих воспоминаний, когда, лет десять-пятнадцать или даже больше тому назад, в Институт иудаики, который сейчас называется Центром Бауэра, был приглашен один французский еврей-историк. Он подарил этому Центру тридцать или сорок ящиков исторических исследований французских евреев по поводу французского антисемитизма. Невероятное количество этого материала он обнаружил в каких-то подвалах, подземельях на юге Франции и в Париже. Эта колоссальная собирательская работа проводилась с конца 20-х годов. Была составлена карта антисемитской Франции и Франции юдофильской. Были дотошно собраны никогда не использовавшиеся в науке документы о процессе Дрейфуса. Последнее заседание этого общества намечалось на тот самый день, когда немцы вошли в Париж. Кто-то из присутствующих спросил дарителя: как же так, занимались концом XIX века - а тут немцы, Катастрофа? Этот француз ответил гениально: Катастрофа не относится к историческим событиям. Она немыслима, поэтому она не принадлежит истории. И в сегодняшней ситуации предъявлять Солженицыну обвинения в антисемитизме - это роскошь, которую я ни морально, ни психологически, ни интеллектуально не могу себе позволить. Я хочу только сказать о горестном положении евреев. В течение пятидесяти или даже уже шестидесяти лет после Катастрофы еврейство ничего подобного "ГУЛАГу" о Катастрофе сказать не сумело. Ни на интеллектуальном, ни на художественном, ни на каком угодно историческом уровне, оно не смогло предъявить миру книгу, которая бы так подействовала, как труд Солженицына. У меня вообще впечатление: либо после Катастрофы произошло что-то, отчего еврейский мозг сегодня работает, конечно, в четверть накала по сравнению с тем, как он работал до Второй мировой войны, либо, понимаете, какие-то моральные условия противопоказаны такой интеллектуальной работе. Как и почему это происходит, я даже не хочу углубляться. Понимаете, в течение всего XX века происходят такие ситуации, которые заставляют и на историю смотреть иначе. И дело не в том, что история должна быть переписанной Вы вот, историки, говорите с точки зрения исторического суда. Согласна, я старалась прочесть эту книгу, ведь профессиональный читатель может прочесть что угодно. Я старалась идти по вашим пометкам на полях книги, Миша, пока не поняла, что, в сущности, можно подчеркнуть любую фразу.
МВ. Я просто проработал текст внимательно.
МК. Любая фраза вызывает противодействие. Написана книжка отвратно. Но сам Солженицын есть грандиозная личность, которую никакими этими отвратностями, никакими обвинениями в антисемитизме не устранишь. Ни один из присутствующих здесь, включая меня, не отказывал себе в интеллектуальном удовольствии и творческой потребности высказаться по поводу русской истории и русской культуры. Мы считаем для себя это совершенно естественным по праву родившихся там, по праву людей, причастных бегу времени, накопивших значимый опыт. Но я не понимаю и даже не хочу углубляться, мне это неприятно, - почему мы реагируем на всякое движение с русской стороны. Сегодня, простите за то, что я скажу, но мы в Израиле уже живем в ситуации Катастрофы. Когда множество молодых людей из другого народа, здоровых, полных жизни, разрывают себя на части для того, чтобы уничтожать еврейских детей, то это ситуация Катастрофы. При таких условиях, если русское еврейство хочет для себя строить свою отдельную историю, оно может это делать. Если же члены израильского интеллектуального сообщества, какая-то профессура, сегодня будут цепляться за книгу Солженицына, то это потому, что им страшно плохо. Этот страх думанья чудовищной виною лежит на всем еврейском существовании. Есть какие-то моральные условия у полноценного интеллектуального процесса. Евреи поражены страхом, моральным страхом перед словом о себе. Они сами о себе это сказать боятся. Всякое слово, которое сказано со стороны по их поводу, немедленно Я все понимаю, все ваши претензии верны, можно предъявить в тысячу раз больше. Но сегодня это такая неоправданная такая, как вам сказать, это даже не роскошь, это растрата какая-то. Кстати, мотивы самого Солженицына мне не только очень понятны, но и глубоко мною разделяются. То есть, не знаю, почему он за это взялся, может, были личные причины, ведь антисемитизм теперь тема не самая горячая. Есть зато другая тема - тема России, которой угрожает пусть не физическая, но, возможно, историческая Катастрофа. Россия либо вернется в историю как какой-то мощный фактор, либо не вернется вообще. Сегодня русский народ, как и другие традиционные европейские нации, находится под натиском обвинения, его заставляют просить прощения за грехи. Сегодня весь европейский, весь западный мир искупает грехи. И России тоже все время предъявляют счета. А я-то уверена, что никакие счета оплачиванию не подлежат, потому что их всегда предъявляют не те, у кого брали в долг, и не те их оплачивают. Как я понимаю Солженицына, ему нужно отмыться от Чечни, ему нужно отмыться от Запада, ему нужно отмыться за русских коммунистов, ему нужно отмываться и за антисемитизм. Я его понимаю и опять же говорю, мне он понятен и симпатичен. Но, честно говоря, мне неприятно, когда евреи в этой ситуации опять предъявляют те же старые счета, по которым платить более невозможно.
ЛК. Я хотел бы сразу же Майе возразить, что, по крайней мере, евреи России - не знаю, как евреи Израиля, - сейчас не только не реагируют на каждый антисемитский выпад, но просто их не замечают. Количество вышедших антисемитских книг измеряется сотнями, не говоря уже о газетах, и никто, начиная с годика 97-го, на это внимания не обращает. Речь уже идет, грубо говоря, о том, что в торговле называтеся брэндом. Мне и в голову не придет оспаривать историческое значение Солженицына, но меня удручает интеллектуальный уровень его книги, и мне обидно, что если уже он, наконец, высказался на эту тему, то высказался поздно, беспомощно, не зная, о чем говорит. Но главное не в этом. Я хочу спросить, что такое вина народов перед народами? Диалог народов с народами? Его статья о самоограничении народов была мне непонятна и тогда (Солженицын в ней еще не говорил о евреях). Мне она непонятна и сегодня, когда она лежит в основе последней книги. Кто с кем будет переговариваться? Можно подумать, что существует абсолютно единое мировое еврейство, которое сейчас создаст комитет для этих переговоров. И можно подумать, будто Солженицын сам кого-то представляет - а на сегодня он ничего и никого не представляет в русском обществе. Он хочет иметь мессианское значение? Я в него не верю, для меня Машиах еще не приходил, и поэтому я совершенно спокойно смотрю на это. Я не предъявляю ему претензий в антисемитизме. Я предъявляю претензию русской культуре, которая вообще не выработала осмысленного отношения к антисемитизму. В отличие от европейской культуры, в российской культуре нет многих уровней размышления о евреях. Солженицын находится между определенными зонами, которые он обозначил соответствующими именами: Вайнингер, Розанов, Меньшиков, Шульгин. Шульгина я считаю умнейшим человеком, одним из важнейших историософов - но вовсе не историком. И тогда не надо ссылок, пишите "Россию в обвале". Может быть, неудача в самой этой эклектике. И чего стоят 1600 ссылок по пяти книгам!
МК. Это, конечно, неудача. И "Красное колесо" неудача. Все неудача. После "Дон Кихота" Сервантес писал невероятно упадочные книги. А я хочу сказать насчет евреев вообще
ЛК. А я не знаю, что такое евреи как таковые. Я против обобщения, мне непонятен
Евгений Сошкин. Извините, а можно вопрос? Вы говорите, что нет евреев в целом, нет такого единства, к которому можно апеллировать. А эта разрозненность свойственна именно евреям или любому народу? Например, чеченцы же есть в целом...
ЛК. Женя, можно я отвечу? На самом деле это вопрос довольно серьезный. Ведь перекос-то в чем? Если смотреть с той точки зрения, которой хочет Солженицын, то надо говорить и о мировой истории еврейства, и о его русской ветви. Но в русской ветви мы сейчас найдем ашкеназов обычных - украинских и т. д. Дальше мы найдем курляндеров с родной немецкой культурой, затем восточных евреев, горских евреев... А тут окажется, что в России не так все просто и с вопросом о том, что такое единый русский народ. Но я эту постановку вопроса не принимаю вообще. Может быть позиция автора, может быть позиция правительства, может быть позиция полиции, выполняющей приказ...
ЕС. Перед лицом той Катастрофы, о которой сказала Майя, израильтяне безусловно есть - независимо от их этнических различий и, что более существенно, политических убеждений.
ОБ. Я бы хотел еще кое-что сказать, возвращаясь к тому, с чего начал. Очень легко критиковать так, как это делаешь ты, Леня, как делает Витя (В. Кельнер. - Ред.). Но это не имеет смысла. Нельзя подходить к Солженицыну с презумпцией антисемитизма. Это совершенно неправильное слово. Он действительно хотел разобраться, почему евреи сыграли такую роль в жизни России. Другое дело - чтo у него получилось. Я согласен с теми, кто считает, что это, в общем, неудача. Но подходить надо опять-таки не с позиций ловли блох и не с указаний на то, что он, мол, полемизирует с Прайсманом, не подозревая о существовании более серьезных трудов. И если критиковать и спорить, то не с тем, как и какие источники он использовал, а какую конструкцию он построил. Вот тогда это будет серьезно, на уровне. С Солженицыным нельзя полемизировать так, как с Кожиновым. Кожинова можно, хотя о покойниках так не говорят, фэйсом об тэйбл. И там показать, что он такой-сякой, передергивает и прочее. У Солженицына это иначе. Да, он берет то, что ему ближе. Но можно найти массу историков профессиональных, которые делают то же самое, только на несколько другом уровне. Конечно, он не профессионал. И если спорить, то спорить с концепцией, понимаешь? И самое тут серьезное - название "Двести лет вместе", а вся книга-то ведь о том, как 200 лет порознь, а не вместе. И у него совершенно внешний взгляд на евреев. Евреи для него - не часть России, верно?
ВК. Хотел он это показать, или это вышло автоматически? Природа, что ли?
ОБ. Я думаю, это так получилось.
ЛК. В своей статье я очень жестко сказал, что, пока не прочту всю книгу, о концепции говорить не буду. Меня волнует совершенно другое. Вернемся к названию - "Двести лет вместе". Давид Маркиш в "Вестях" уже предложил считать "300 лет вместе", начиная с каких-то первых евреев у Алексея Михайловича.
ОБ. Извини, перебью, в нашем журнале ("Вестник Еврейского университета в Москве". - Ред.) будет публикация, видимо, через один номер: доносы "жидовина", выкреста Михайлы, на патриарха Никона, по делу о жидовстве, XVII век, все нормально.
ЛК. Очень надеюсь, что мы сможем прочесть до конца года, как нам обещали, второй том. Пока что Солженицын доспаривает споры с авторами эмигрантского сборника "Евреи России", которые представляли собой верхушку очень ассимилированного еврейства. Если с такими "вместе", то лишь начиная с 80-х годов XIX века - там и двухсот лет никак не наберется. Проблема здесь в том, что книга не имеет четко очерченного предмета, поэтому в качестве некой суммарной еврейской точки зрения взяты три энциклопедии за XX век, однако ее нет и в помине - такой синтетической точки зрения. Были сионисты, были коммунисты, была и незабвенная евсекция, от которой до сих пор еще смрад идет. Были антисемитские книжки, которых я собрал 307 штук и выставка которых была в Ленинской библиотеке, - две трети их написано евреями, всяческими сойферами, йоффе и прочими юлианами шульмейстерами. Мы это все прекрасно видим, и я не совсем согласен с Майей. Я был бы как раз очень рад прочесть сколь угодно жесткую, какую угодно книгу, лишь бы она не уступала "Что нам в них не нравится" Шульгина. Вот и все.
МВ. Кстати о Шульгине. Книга Солженицына, несомненно, опирается на некие предшествующие пласты, включая шульгинские. Мне его позиция показалась антисемитизмом относительно умеренным и культурным - ну, в рамках культурных возможностей Солженицына. То есть это антисемитизм с получеловеческим лицом, с попыткой мотивировки, с попыткой более или менее наукообразного обоснования. Правда, с этой позиции он сплошь и рядом непроизвольно срывается, а в научном отношении книга настолько беззащитна, что и говорить об этом неловко. Я могу показать бесчисленные передержки, бесчисленные искажения текста и просто бесчисленные ляпсусы. Но меня умиляет парадоксальная декларация Солженицына, что он написал книгу объективную, которая, наконец, открывает истину. Он, видимо, искренне в это верит. А между тем его книга начинается с фальсификаций и кончается ими. Она тотально фальшива, включая всю ее стилистику. Уже на самой первой странице дело представлено так, будто евреи вообще относятся к русскому народу чрезвычайно враждебно, а русская сторона выглядит куда объективнее. Цитирую: "Но чаще встречаем укоры односторонние: либо о вине русских перед евреями, даже об извечной испорченности русского народа, - этого с избытком. Либо, с другой стороны: кто из русских об этой взаимной проблеме писал - то большей частью запальчиво, переклонно, не желая и видеть, чтo бы зачесть другой стороне в заслугу". Обратите внимание на настырную ассимметрию, на этот хитрый стилистический перекос. Как видим, евреям приписывается постоянный расизм и русофобские инсинуации. Какие это, спрашивается, еврейские публицисты твердят об "извечной испорченности русского народа"? Пусть назовет хоть одно имя! Зато русские люди всего-навсего выказывают только "запальчивость", как это и свойственно их широкому национальному характеру. А заодно выясняется, что никаких заслуг у евреев нет и быть не может - им, в лучшем случае, можно, по доброте душевной, разве что "зачесть" что-либо в заслугу. И это только один из примеров того полурасчетливого, полуспонтанного, какого-то задушевного бесстыдства, которым пропитана вся книга. Я могу повторить только то, что сказал в интервью Амнону Лорду из газеты "Макор ришон": книга эта весома и значима, потому что среднеинтеллигентный человек примет ее как долгожданное откровение, как истину, подкрепляемую громадным моральным авторитетом писателя. Я полностью согласен с Майей в том, что это одна из величайших фигур XX века, человек, которому удалось в огромной мере изменить русскую историю, покончить с российским коммунизмом. Огромную заслугу Солженицына отрицать нелепо, но тем фатальнее этот его последний труд. Меня интересует даже не столько историографическая сторона - можно уличить автора в очень многих искажениях, в замалчиваниях, во лжи прямой и косвенной. Но все это не так интересно. Проблема состоит еще и в самом тоне, который усвоила себе эта книга. Можно подсчитать, что 90-95 процентов этой аргументации приводится с антиеврейской стороны, и лишь 5-10 процентов отведены еврейской апологетике. Я говорю не о ассимиляторах или просветителях-маскилим, которые всегда подыгрывали в этом смысле антисемитам, а о еврейских ответных возможностях, совершенно проигнорированных в книге. Речь идет о том индюшачьем чванстве, с которым эта книга трактует еврейский вопрос. Причем искреннем, простодушном, порой даже доброжелательном чванстве. Это самая наивная и невинная форма бесчеловечия, подсказанная двухвековой традицией отношения к еврею. Льется нескончаемый зловонный поток, Ниагара однородных жидоедских цитат, во вкусе "Нового времени", цитат, которые никак не комментируются их собирателем: "евреи - поработители, вымогатели, спаиватели" и все такое. Кого, спрашивается, эксплуатировали еврейские ремесленники - сапожники, извозчики, портные? Помещика, что ли? Или, может, мужика? В то же время Солженицын чрезвычайно тревожно и трепетно относится к самой возможности обратных инсинуаций - мол, как можно обвинять целый (русский) народ? (Только в конце он пытается несколько выровнять ситуацию, когда апеллирует к статьям Жаботинского.) Но почему позволительно без конца шпынять народ еврейский, взахлеб повторяя: "Все евреи хотели откупов" и т. д. Именно все. Эта хамская уверенность в том, что можно оплевывать целый народ, производит наиболее отталкивающее впечатление от книги. Причем автор совершенно искренне верит, что тон его - дружеский. Так уж евреям и полагается - ведь вы же нас эксплуатировали, признайтесь честно. Есть и околонацистские инсинуации, что евреи неспособны к земледелию. Можно подумать, сам Солженицын всю жизнь провел за плугом. Сравнил бы лучше российских крестьян с израильскими Для интеллигентного среднего читателя, для тех образованцев, точнее необразованцев, к которым сам Солженицын принадлежит, эта книга покажется вполне основательным, весомым документом насчет вековечной еврейской вины. Это подлинный успех.
ВК. Перед отъездом сюда я зашел в Дом книги, и мне сказали, что они уже в четвертый или пятый раз заказывают, как горячие пирожки расхватывают.
МВ. Вы знаете, меня заинтересовали разные рецензии, которые привез из Москвы Леонид (Кацис. - Ред.). Там та же интонация, что у самого Солженицына. Оказывается, можно сейчас и, в общем-то, принято писать о евреях так суммарно, и книгу оценивают как вполне объективную. Видимо, что-то сдвигается, не знаю что, речь идет о реставраторских тенденциях в сегодняшней российской жизни. Они, разумеется, в значительной степени пересекаются с антиизраильскими тенденциями на Западе, которые мы видим постоянно. Но чтобы с такой простодушной наглостью третировать целый народ - все-таки на Западе этого давно не делалось. Тут Россия опять сказала новое слово, свое старое новое слово.
ЛК. Может быть, Майя знакома с мнением Архангельского, который аккуратно признал все критические замечания в адрес книги, не только мои. Но он написал, что заслуга Солженицына и в том, что он рассматривает историю русско-еврейских отношений "без искажающего зеркала Холокоста". Я считаю, что это выдающееся заявление, хотя я не восхищен интеллектуальными способностями г-на Архангельского. Но это четкое противопоставление, например, позиции католической церкви. Это формулировка человека, который без конца пишет православные всякие статьи. Мне кажется, что книга высветила очень важный момент. Мы увидели теперь, что единого русского либерализма, слава Богу, нет. Ведь в первой статье г-на Архангельского "Право не знать", в "Известиях", доказывается, что это либеральная книга, которая вышла в серии "Истории либерализма в России", где появилась и замечательная книга Леонтовича. Чтобы это написать, а продолжить "Холокостом", надо пройти, конечно, некий духовный путь. И мне кажется, очень хорошо, что это выявилось. Не надо тратить еврейский ум на бедного Солженицына, действительно человека престарелого, который вряд ли ответит сам, а стоит зато поблагодарить его, раз книга позволила кристаллизоваться в газетах, считающих себя либеральными, как "Известия", например, таким взглядам.
МВ. Я бы хотел вернуться к этой традиции, на которую опирается Солженицын, к тем, которыми в той или иной степени держится его книга. Много Шульгина - по интонациям много Шульгина, то есть взвешенного внемистического юдофобства. Это отчасти попытка создания действительно какого-то разумного, полукультурного антисемитизма. Иное дело, что она провалилась, в силу и скандальности тех средств, которыми располагал Солженицын, и тех возможностей, которые он использовал. Ясно, что первый том - это разведка: как готовить второй том, что там учесть? Какова перспектива еврейского вопроса, с точки зрения Солженицына? Мне казалось иногда, что она должна быть в стиле более-менее негативного сионизма, трактуемого по Шульгину: мол, "Жиды, в Палестину!" Но последняя часть книги оставила меня в недоумении по этой части. Отношение к Жаботинскому тут совершенно амбивалентное. Автора восхищает позиция независимости, гордости, национального самолюбия, которую выражает Жаботинский, но он ее смягчает и фальсифицирует. И его отношение к сионизму окрашено какой-то неуверенностью. С одной стороны - убирайтесь вы все, мы с вами чужие (я совершенно согласен и с тем, что в книге доминирует мотив чуждости, тотальной, полной, безнадежной чуждости еврейства). А с другой, почему-то Солженицын обижается, когда евреи уезжают. Я вспоминаю упрек из его более ранней публицистики: "Говоря, как всегда, только о своем, они потребовали от США..." - кажется, там речь шла о поправке Джексона. Но когда евреи говорят не о своем, а о русском, ему это гораздо обиднее. Какая-то тут растерянность у Солженицына, невнятность позиций. Вообще интересно - Солженицын долго шел к этой книге, она действительно в какой-то степени итоговая. Потому что, начиная с "Ивана Денисовича", всюду мелькали эти фигуры - Цезарь Маркович Рубин и т. п., - которые притягивались к какому-то ответу на вопрос: кто погубил Россию? Но он никак не хочет дать его сейчас. У меня такое впечатление, что та же межеумочность, неуверенность сохраняется и здесь во всех юдофобских извивах этой книги.
МК. Я думаю, что в этой ситуации неуверенность - самое большое достоинство. А у евреев была уверенность? И в чем? В том, что сионизм - это правильно? Вот я наблюдаю с изумлением, близким к восхищению, за тем, что за прошедшие 30 лет что-то неизменное в психологии русского еврея осталось. Это неизменное заключается в том, что "на Западе все равно лучше": Запад гуманнее, Запад не такой антисемитский, как православная церковь. А между тем когда глава католической церкви был в Дамаске, то он спокойно выслушал концепцию о палестинцах как о новом коллективном Христе, а потом вошел в мечеть и сказал, что Бог единый для всех, все мы его чада. Это католическая церковь Запад, с моей точки зрения, чудовищен для евреев так же, как и славянские земли. И более того. Я хочу сказать. Я уезжала из России абсолютной русофобкой
ЛК. С Украины?
МК. Нет, нет. Я достаточно жила и в Питере, и в Москве для того, чтобы иметь право на какие-то чувства. Я сегодня с симпатией отношусь к России. Вы предъявляете претензии русской цивилизации, да, хамской. А я предъявляю претензии еврейской трусости, чудовищной еврейской трусости. Мы в течение всего XX века только реагировали. Мы лишь реагируем на наше пребывание в мире. В отличие от своего великого прошлого, когда мы действовали. Теперь это только реакция. Вот, дескать, Солженицын - ужасно, ужасно!
ЛК. Да не ужасно, а жалко, что на таком уровне.
МК. Леня, ну оставьте, что тут жалеть? И "Красное колесо" жалко, и "Август 14-го" жалко, ну, плохая проза, ну, плохие романы. Ну, извините. Не вышло, не получилось. В лице Солженицына русская великая классика не удержалась. Великий человек сломал русский большевизм. Мы же ничего не сумели сломать, ничего.
ОБ. А мы что, не ломали с ним вместе?
ВК. То огромное количество людей, которые помогали делать "Архипелаг ГУЛАГ" и которые пострадали, они не в счет? Все под именем Солженицына? Мы знаем, что за этим произведением стоят труд и судьбы людей.
МК. Ладно, проблематику второго тома я обсудила ровно 25 лет тому назад, когда я уехала из России. Я приняла всю вину, возложенную на евреев. За товарища Троцкого я ответила. Пусть евреи сами как-то решают за себя переломные моменты своей истории в жизни других народов. А что касается Солженицына, то, к сожалению, есть у него определенная интелектуальная затхлость. Затхлость эта - умеренный нерелигиозный антисемитизм. Нерелигиозный - в начале третьего тысячелетия, когда совершенно очевидно, что мир входит в острый религиозный этап. И когда Солженицын там заявляет, что пусть Господь решает, кто избранный, а кто не избранный, понимаете, этот милый, симпатичный, немессианский, позитивистский подход, он на самом деле сегодня провинциальный. И вся совокупность позитивистских реакций такого же типа - для меня от нее несет такой же затхлостью.
ЛК. Я совершенно не понимаю, почему вот то, что мы здесь обсуждаем, в таких громадных категориях воспринимается?
Зеев Бар-Села. Первый этот том написан ради второго. Для того он только и существует, чтобы оправдать эту будущую вторую часть, которая Солженицына действительно интересует. А все недостатки книги определены тем, что нужно снять с русского народа вину за советскую власть. В этой книге столкнулись под пером Солженицына два народа - исторических неудачника. Не случайно, что эта книга написана и вышла сейчас. Именно тогда, когда Россия доказала свою историческую неудачливость, когда Россия проиграла свою историческую ставку. Если пройдет еще 200 лет такой русской истории, то можно говорить об исторической обреченности. Что же до фальсификации, которая здесь в полном цвету, - так это все сплошное "Красное колесо", это все сплошная фальсификация не только еврейской, но и русской истории. Историки, я думаю, со мной согласятся.
ЛК. А потом придет новый Солженицын, выберет выступления вот такого рода, обоснует на них, как на сборнике "Россия и евреи", свою новую позицию, и появится еще один такой двухтомник. Спродуцирует следующую ступень той же традиции
Менахем Яглом. Вопрос в том, какова же цель нашего обсуждения? Доказать, что книга нам не нравится? Тогда и обсуждать нечего.
МВ. Что нам в ней не нравится, - перефразирую Шульгина.
ОБ. Ну, я бы все-таки исходил из презумпции того, что Солженицын не писал сознательно антисемитскую книжку. Однако, повторяю еще раз, книга, написанная для того, чтобы показать, как русские и евреи жили вместе, на самом деле показала, что они жили порознь. Более того, автор и сейчас в евреях усматривает некую отдельную сущность. Вот это и есть главная проблема. То есть в видении Солженицына, в видении благожелательно настроенного человека (а я опять-таки исхожу из этой презумпции, нет оснований не доверять тому, что он пишет) евреи оказываются чужды. Интересно, что будет дальше. Вот об этом и следует толковать, мне кажется. Следует говорить о восторженной реакции российского интеллектуального сообщества. Меня вообще поразила степень его какой-то невинности историографической. Когда человек на презентации книги говорит, например, что в России в 91-м году была третья еврейская революция, - это его реакция на книгу Солженицына. Это Ципко сказал. А другой, там, философ, говорит, например: "Знаете, евреи всегда были вместе с угнетенными, в этом их сила была. А теперь? Евреи провели 60- часовую рабочую неделю в современной России. Евреи теперь эксплуататоры". Не знаю, что останется в стенограмме, но я это слышал собственными ушами. Это была скучная презентация. Сначала вышел один еврейский историк, который не сказал ничего нового, - Александр Давидович Степанский был первый выступающий. Он сказал, что вот есть библиография Кельнера, работы, всё очень хорошо, вот книжка Солженицына - тоже очень полезная, все хорошо. Потом стали выступать, там, Сараскина, которая книжку не читала, а принялась о Достоевском рассказывать, и т. д. Я собрался уйти, и тут вдруг люди начали говорить то, что наболело. Книгу никто из них не читал, это было видно. И полился такой поток, что я обалдел. Я думаю, это будет как-то отражено на страницах журналов, каких-то газет и пр. Поднялась такая волна! И с моей точки зрения жителя России, лица еврейской национальности, - необыкновенно вредная штука случилась.
Владимир Хазан. Типа "бей жидов"?
ОБ. Я думаю, да. На самом деле, Володя, я некоторые идеи Солженицына вполне разделяю. Например, о роли евреев в русской революции я сам писал, и роль эта велика и несомненна. Конечно, революцию в феврале организовали не евреи, она как бы случилась, верно? Все случилось стихийно, разумеется, это был солдатский бунт, легитимизированный Государственной Думой. Но потом появились евреи и во всем этом приняли участие. Это же факт медицинский, цитируя незабвенных Ильфа и Петрова. Ведь с Лениным из 29 людей, по-моему, в вагоне было 17 евреев. А из 159 всего приехавших в пломбированных вагонах, по данных Сватикова и по моим подсчетам, по меньшей мере 99 были евреи.
ВК. А с другой стороны, когда на съезде Советов, в день взятия Зимнего, решался вопрос о признании или непризнании переворота, и проголосовали представители всех партий, то все представители, проголосовавшие против, абсолютно все, были евреи.
ВХ. А списки людей в пломбированных вагонах были опубликованы?
ОБ. Да, они были опубликованы Бурцевым в газете "Общее дело", это было в сентябре 17-го года, после событий 3-5 июля А уж Владимир Львович был известный филосемит, известнейший, который всегда говорил, что среди большевиков евреев гораздо меньше, чем среди других - антибольшевистских социалистических партий. И вот когда он что-то публикует, пишет - это ведь тоже требует некоторого осмысления, верно?
ВК. Были же еврейские митинги после Февральской революции, где призывали евреев не идти на государственные должности.
ОБ. Я вам пришлю свою статью, которая выйдет на днях, - "Русский либерализм и еврейский вопрос", ее тема в рамках 1917 - 20 гг. Там очень интересные опубликованы протоколы русских либералов-кадетов, которые обсуждали еврейский вопрос. Это ведь те самые кадеты, которые действовали в защиту еврейского равноправия, - никакого крестьянского равенства, пока не будет еврейского (дебаты в Государственной Думе в 15 - 16-м годах). И вот их потрясающие разговоры в 19-м году. Павел Иванович Новгородцев заявляет, что евреи сильны против славянской расхлябанности, их сила в комиссарах и т. д. Там присутствует Мандельштам и говорит: ну да, я все понимаю, но ведь там есть и латыши; я патриот России прежде всего, потом я уже еврей. По протокольной записи, неполной, такой обрывочной, - потрясающее впечатление.
ВК. Я практически все сказал. Примерно за последние 200 лет опубликовано и переиздано просто море антисемитской литературы. Сегодня существует несколько крупных и очень плодовитых издательств, специализирующихся на антисемитской литературе. И эта книга могла бы быть издана каким-нибудь издательством "Витязь", например. Тут есть некий феномен имени. Вот если бы это было подписано не Солженицыным, а любым другим именем, то это была бы одна из книг, на которую никто не обратил бы внимания.
МК. Солженицын предлагает, обещает возможность русско-еврейского диалога. Я этот диалог считаю невозможным, потому что с еврейской стороны в нем некому участвовать. У Солженицына нет собеседника, нет оппонента. Нет таких, которые воспринимают нацию как коллективную личность. Коллективной личностью или ее представителем я считаю того, кто о себе говорит как о представителе нации в целом. Все мои обвинения и все мои претензии исключительно к евреям. Солженицын такой, какой он есть. Россия такая, какая она есть. Сегодня всё решают не русско-еврейские отношения, не русско-еврейская проблематика, не русский антисемитизм, и не то, что мы называем угрозой еврейскому существованию в России. Еврейская история переместилась на Ближний Восток, это совершенно очевидно. Меня до сих пор умиляет эта какая-то постоянно возобновляемая девственность, постоянно возобновляемая невинность русского еврея. Каждый раз, сколько я себя помню, повторяется: "Такого антисемитизма в России еще не было. Такого еще не было". С 53-го года я присутствую на этом постоянно возобновляемом удивлении. И вот я уехала из России, потому что я понимаю, что такое коллективная национальная личность, от которой себя я совершенно не отделяла. Я понимаю, что еврей есть еврей, и 25 лет жизни в Израиле только подтвердили мне его национальную аутентичность. Я думаю, что самый замечательный урок Израиля в том, что сегодня израильский еврей может сказать антисемиту: вы напрасно думаете, что евреи обладают способностью разрушать только чужое общество. С такой же страстью, с таким же талантом, с такой же последовательностью они разрушают свое собственное общество. Поэтому, что касается второго тома, мне это совершенно не интересно. О еврейском присутствии в русской революции я и без того знаю почти что все.
МВ. Я хочу напомнить, что все мы собрались на культурологическое заседание в рамках семинара журнала "Солнечное сплетение". И, оказывается, в первом своем номере журнал упредил сегодняшнюю книгу, поместив эпиграмму Генделева на Солженицына:
"Вы б жили б не по лжи?" -
Спросили раз ханжу.
"Мог б, - отвечал ханжа, -
Я ненавижу лжу".
Эта чудесная акустика адекватно передает степень правдолюбия рассматриваемой книги. Жалко, что ее автор не следует своему завету. Что касается ее текста, то я нахожу его полезным для еврейских читателей и для еврейского самосознания. Я принимаю полностью точку зрения Майи насчет коллективной личности, я разделяю ее вражду и презрение к Троцкому, вообще во многом солидарен с тем, что она сказала. На мой взгляд, книга способствует развеиванию той хронической еврейской иллюзии, которая называется верой в "дружбу народов" и прочими смешными словами. Как ретроградный сионист и консерватор, должен сказать, что книгу, с учетом ее популярности, вообще считаю необычайно ценной для нашего темного сионистского дела.
МК. Секундочку. Вы что, думаете, меня антисемитизм и советская власть угнетали? Я не существую социально. Я не сделала карьеру ни при какой власти и не сделаю. Это невозможно. И возвращаясь к Израилю, я хочу уточнить, что тип левого израильского радикала - это, можно сказать, в очень хорошей консервации тип русского еврея-революционера. Конечно, русского и никакого другого.
МВ. Думаю, нам остается поблагодарить всех участников встречи за чрезвычайно интересные высказывания. Спасибо.
P.S. Уже по завершении круглого стола К. Бурмистров сообщил, что, по имеющимся у него данным, все, чрезвычайно многочисленные, антисемитские периодические издания в России расценили книгу Солженицына как проеврейскую.
* Подразумевается реакция Л. Кациса - "Еврейская энциклопедия - орган антисемитской мысли?!" - в "Ex Libris" (книжное приложение к "Независимой газете") от 12 июля 2001 г., на которую там же 26 июля негативно отреагировала Н. Д. Солженицына в своем "Ответе Л. Кацису".
* На самом деле критике подверглось вовсе не упоминание о происхождении Богрова, которое общеизвестно (его дед был автором знаменитых "Записок еврея"), а юдофобская мифологизация этой личности у Солженицына.
http://www.plexus.org.il/
viperson.ru
Док. 517000
Перв. публик.: 08.11.01
Последн. ред.: 05.03.11
Число обращений: 265
О нем...
|
