О Кузебае Герде написано немало. Сложилось уже такое комплексное направление науки, как гердоведение, рассматривающее его литературное творчество, научную, педагогическую и общественно-политическую деятельность. Начинает обозначаться и история гердоведения.
Данная статья является продолжением таких работ, как "Герд и гердоведение (ЗО-50-е годы)" А. Г. Шкляева, "К вопросу об изучении творчества Кузебая Герда" Н. П. Кралиной и "Современное литературоведение и критика о Кузебае Герде" автора данных строк, опубликованных в сборнике статей "Кузебай Герд и удмуртская культура"1, выпущенном на основе материалов научно-практической конференции 1988 года, посвященной 90-летию со дня рождения выдающегося удмуртского поэта.
Девяностолетие со дня рождения Герда явилось определенным порогом, за которым началась поддержка изучения и пропаганды его деятельности со стороны официальных властей. Тогда впервые по плану партийных органов и Правительства Удмуртии был организован и проведен торжественный вечер, на котором отмечались выдающиеся заслуги Герда2.
Статьей "Герд и гердоведение"3 А. Г. Шкляев по сути закладывает основы истории гердоведения, приводя обширный список работ о Герде и выявляя основные тенденции в оценке его творчества. При этом он справедливо указывает, что отдельные аспекты гердоведения им уже затрагивались и в других работах, в частности в монографии "На подступах к реализму"4, выпущенной в 1979 году, а также в статье "Кузебай Герд и литературное движение 20-х годов", включенной в коллективный сборник "К изучению жизни и творчества Кузебая Герда (1898-1941)"5, изданный в 1988 году. Как видим, годы жизни К. Герда указаны в заглавии книги неверно. Официальные власти, в руках которых находились документы о гибели удмуртского поэта и
158
ученого, давали в то время ложную дату его смерти. По-видимому, это была общая продуманная информационная политика запутывания граждан. Дату смерти классика марийской литературы Сергея Чавай-на, репрессированного и расстрелянного в 1937 году в Йошкар-Оле, также было предложено помечать 1941 годом. Это - год начала Великой Отечественной войны советского народа. По-видимому, расчет делался на то, что несведущий читатель, увидев указанную дату, может подумать, что данные люди погибли на фронтах войны.
А. Г. Шкляев определяет гносеологические и социальные корни уничтожающей критики Герда в 20-ЗО-е годы XX века, замалчивания его имени в 40-е годы и рецидивов довоенной критики в 50-е годы. Он считает, что основой разгромной критики Герда в 20-30-е годы явился вульгарно-социологический подход к явлениям литературы и искусства, при котором ставился знак равенства между искусством и действительностью, не допускались условные формы отражения жизни, так необходимые при создании произведений искусства. И тогда, пишет он, кое-кто подключался к господствовавшей вульгарно-социологической критике из соображений карьеризма, зависти, однако вряд ли можно объяснить критические позиции по отношению к Герду только личными чувствами того или иного автора.
Ученый отмечает, что вульгарно-социологическая критика под видом того, что хотела формировать у Герда марксистско-ленинское мировоззрение, отсекала от его поэзии все то живое, своеобразное, без чего не может состояться поэзия, а если это своеобразие и замечалось, то приписывалось ему чуждое содержание. "Сводя метод лишь к умозрительно понятой идеологии, - пишет он, - вульгарная критика не признавала ни философской, ни пейзажной, ни любовной лирики [...]. Все функции искусства сводились к агитации и пропаганде, в результате оказывались непонятыми прежде всего те произведения, которые несли на себе печать пересоздания жизни [,..]"6.
Нездоровая обстановка в литературных кругах, вызванная поисками классовых врагов, основанными, по-видимому, на сталинской теории возрастания классовой борьбы по мере строительства социализма, толкала критиков на выискивание вредных намерений поэта, на игнорирование доброго авторского замысла. У Герда немало публицистически острых не только журнально-газетных статей, но и поэтических произведений, нацеленных на поддержку программных установок советской власти, таких, как пробуждение социальной активности народных масс, их духовное обновление, восстановление хозяйства после гражданской войны, укрепление обороноспособности Страны Советов и т. д. В этом легко убедиться даже по названиям разделов последней прижизненной книги стихов "Лёгетъёс" ("Ступени", 1931) К. Герда: "Удмурт уж"
159
("Дела удмуртские"); "Бадзым ужын" ("В больших делах"); "Ленин -милям азьветлйсьмы" ("Ленин - наш предводитель"); "Ожлы - дась лу!" ("К бою - будь готов!"); "Вужзэ пором - выльзэ дуром!" ("Старое выкорчуем - новое скуем!"). Однако такие устремления нередко квалифицировались как мимикрия, как маскировка истинного лица поэта. Герда преподносили как враждебного советской власти, кулацкого поэта. Один из авторов назвал его даже волком в овечьей шкуре.
Вся эта травля талантливого поэта наталкивает на мысль о целенаправленном дирижировании со стороны определенных властных структур такой уничтожающей критикой его. Герд был талантливой, сильной личностью, и его боялась тоталитарная власть7.
После ареста Герда в 1932 году и до его реабилитации в 1958 году на его имя было наложено определенное табу - литературоведы, историки культуры либо обходили его умолчанием, либо ограничивались обвинениями в адрес будто бы существовавшего буржуазно-националистического течения в литературе, руководимого Гер-дом, либо расточали грозные упреки в его адрес, рассчитанные, как пишет А. Г. Шкляев, на освидетельствование политической благонадежности самого пишущего. К числу последних он относит, в частности, авторов книги "Очерки истории удмуртской советской литературы", изданной в 1957 году8.
В книге, действительно, немало перепевов довоенной уничтожающей критики Герда. Н. П. Кралина, одна из авторов раздела, где говорилось об опальном поэте, в статье "Об изучении творчества Кузебая Герда" сама цитирует, например, такое место из "Очерков...": он "проповедовал в своих стихах идеи "чистого искусства", отрешение от земной жизни человека. Герд упорно открещивался от классовой борьбы, утверждая, что борьба, которая развернулась в удмуртской литературе, не имеет под собой классовой основы и вытекает лишь из личных отношений писателей. Герд призывал писателей к объединению без различия классовой принадлежности (стихотворение "Настанет день"). Классовые симпатии Герда были на стороне умирающих классов и тех, кто поддерживал их (интервенты, кулачество, националисты)"9-Н. П. Кралина пишет о том, что она готова подписаться под всеми обвинениями в свой адрес в поверхностном, враждебном и прочем суждении об этом писателе при одном-единственном условии: "Пусть каждый, поднимающий камень, объявится там, в 1957 году, когда завершилась многолетняя работа над "Очерками истории удмуртской советской литературы" [...]10, - указывая тем самым на сложность тогдашней идеологической обстановки.
В структуре плана-проспекта "Очерков...", естественно, не были предусмотрены разделы о репрессированных писателях. Их как бы и
160
вовсе не существовало. Однако реабилитация Кедра Митрея, М. Коновалова, Г. Медведева и некоторых других писателей в 1956 году меняла дело. Появилась возможность хотя бы коротко рассказать об их творчестве. К. Герд оказался не реабилитированным. По словам Н. П. Кра-линой, авторский коллектив решил хотя бы ругательными словами внести творчество Герда в общее русло литературы. Может быть, намерения авторского коллектива и впрямь были благие. Однако, как верно пишет Н. П. Кралина, после выхода "Очерков..." многие литературоведы, критики, общественные, руководящие работники в оценке Герда исходили из тех положений, которые утвердились в данном издании. Других доступных источников просто не было. Так была создана инерция восприятия Герда на многие годы. По-видимому, вместо того, чтобы включать в книгу подобные необоснованные обвинения (вплоть до симпатий к интервентам), следовало промолчать о Герде, дождаться его реабилитации и тому же авторскому составу отдельно, с новых позиций осветить его творчество. Однако похоже, что авторы "Очерков..." не были готовы к этому. В той же статье Н. П. Кралина пишет, что ей и тогда, в 1950-е годы, было ясно, что Герд не заслуживает такой жесткой, односторонней оценки. Думается, что это уже более поздняя переоценка своих тогдашних позиций.
Ни литературоведы, ни историки культуры не имели наработанного опыта в исследовании жизни и деятельности Герда. До сих пор были лишь нападки разного рода недоброжелателей на него, начиная с 20-х годов. И это создавало ощущение некоторой неуверенности каждого, кто брался писать о нем. Сложился своеобразный ритуал: прежде чем писать о значении деятельности Герда в развитии культуры народа необходимо было непременно сказать о его будто бы совершенных ошибках. И тут за помощью снова обращались к "Очеркам...".
Определенным ориентиром в оценке Герда в последующие годы стали работы Ф. К. Ермакова, который, будучи научным сотрудником УдНИИ, после реабилитации поэта в 1958 году вплотную занялся изучением его творчества. В 1963 году с его предисловием вышла книга К. Герда "Кылбуръёс но поэмаос" ("Стихотворения и поэмы")". В 1965 году Ф. К. Ермаков отдельной книгой "Лирика", снабдив ее своим предисловием, выпустил стихотворения К. Герда в авторских переводах на русский язык12. Это были первые шаги по возвращению народу творчества талантливого поэта. В предисловиях к его книгам, а также в специальной главе "Кузебай Герд (К. П. Чайников)", написанной Ф. К. Ермаковым и вошедшей в книгу "Удмурт литература" ("Удмуртская литература", 1966)13, впервые после долгих лет замалчивания имени Герда были сказаны о нем добрые слова, кратко изложена его биография. Герд справедливо охарактеризо-
161
ван как один из зачинателей удмуртской советской поэзии. Прослежена динамика тематики поэтического творчества, начиная с дореволюционных стихов и кончая произведениями, вошедшими в последний прижизненный сборник "Лёгетъёс" ("Ступени", 1931).
Но и в этих первых значительных публикациях о Герде отмечены не только сильные стороны, но и "противоречивые" моменты в его мировоззрении и творчестве. И не без нажима в отдельных местах. В этом, конечно же, сказалась инерция прежнего осуждения Герда. Это особенно видно в предисловии к сборнику "Кылбуръес но поэмаос", где значительный акцент сделан на так называемых идейных шатаниях поэта. Впоследствии Ф. К. Ермаков стал утверждать, что эти упреки Герда принадлежат не ему, а вставлены в его текст другими членами комиссии, подготовившей издание. Так, он пишет, что комиссия Удмуртского обкома КПСС во главе с заведующей отделом Е. И. Бело-слудцевой "урезала поэтические тексты наполовину без учета содержания, а в мое предисловие приписала ряд ошибок, якобы допущенных Гердом. Мои протесты игнорировали, заявив, что в противном случае будет исключено предисловие, да и сам сборник не выйдет"14. Так ли все было - уточнять теперь некому: остальных членов комиссии, кроме самого Ф. К. Ермакова, уже нет в живых, и защитить себя они уже не могут. А сомнения возникают, хотя бы в связи с тем, что далее видны тенденциозные натяжки, точнее сказать - белые нитки неправды. "Сборник выпустили в 1963 году в искаженном варианте, -пишет Ф. К. Ермаков там же, - тогда я обратился в Удмуртский обком КПСС, а затем и в ЦК КПСС, а это вызвало раздражение и появление новых клеветнических статей, а меня исключили из рядов КПСС"`5. Как известно, Ф. К. Ермакова еще в 1971 году, за шесть лет до обращения им в ЦК партии, исключили из рядов КПСС - не за то, что он обратился в обком и ЦК с жалобами по поводу выпуска сборника в искаженном виде, а в связи с тем, что он изменил в документах год своего рождения и этим самым избежал призыва в армию во время Великой Отечественной войны, а затем, при вступлении в партию, скрыл этот факт. Сказались здесь, конечно, и грубые нападки со стороны Ф. К. Ермакова на отдельных писателей, оппонентов по литературным вопросам, чем он и вызвал особое внимание к своей личности со стороны партийных органов. Формулировка звучала так: "За грубую необоснованную критику на писателей и партийных работников, нечестность и неискренность перед партией, выразившуюся в скрытии истинной даты рождения при вступлении в партию"16-
Сомнения усиливаются в связи с тем, что упреки в адрес талантливого поэта, имеющиеся в предисловии Ф. К. Ермакова к сборнику "Кылбуръес но поэмаос", звучат и в его главе о Герде, включенной в книгу "Удмурт
162
литература", подготовленной сектором литературы и фольклора УдНИИ, где работал и сам Ермаков, хотя членами редколлегии здесь были совсем другие люди. Так, в предисловии к книге "Кылбуръёс но поэмаос" К. Герда сказано, что в творчестве поэта были и ошибки, что из-за недостаточного понимания политики партии он иногда сбивался с верного пути. "В своем творчестве он часто на первое место ставил национальные вопросы, а классовые, социальные проблемы оставлял в стороне. Из-за этого допускал ошибки националистического характера, восхвалял старинные удмуртские обычаи" (с. 3). Почти те же слова повторил Ф. К. Ермаков и в книге "Удмурт литература": "В такой сложной обстановке Кузебай Герд не до конца понимал национальную политику партии, среди русских не увидел интернационалистов, писал стихи националистического характера" (с. 71).
Подобные "разоблачения ошибок" К. Герда следуют и в других местах главы, написанной Ф. К. Ермаковым, например, на страницах 69-70. Здесь мы встречаем все претензии к Герду, которые были предъявлены к нему в предисловии к книге "Кьшбуръес но поэмаос", за исключением, пожалуй, одного категоричного утверждения: "Во всем сборнике ["Крезьчи" - "Гусляр"] К. Герда ни разу не упоминаются рабочий класс, партия, профсоюзы, не встречаются и другие подобные слова" (с. 8). Может быть, именно это предложение и было навязано автору предисловия другими членами комиссии обкома партии? Значит, все остальное идет от самого автора?
Приведем часть главы книги "Удмурт литература" о К. Герде, очень близко, порою дословно перекликающуюся со строчками предисловия к сборнику. Как может заметить читатель, здесь фигурируют те же стихотворения К. Герда ("Ой, эше...", "Шоро-куспо", "Султэ!"), которые будто бы компрометируют поэта и по поводу подобной же трактовки которых другими авторами негодовал Ф. К. Ермаков впоследствии, когда стал утверждать, что у К. Герда никогда и никаких противоречий не было, делая вид, что сам литературовед никогда и ни в чем не упрекал поэта. "В этом сборнике, - пишет Ф. К. Ермаков, называя книгу "Крезьчи", - особенно чувствуются идейные ошибки, шатания Герда. Так, в стихотворении "Ой, эше" ("Ой, дружок") автор пишет:
Ой, эше, Ой, дружок,
Юлтоше, Товарищ мой,
Эн тушмона Не желай зла [не завидуй]
Узырлы. Богачу.
Тон узыр, Ты богатый,
Тынад вань! - У тебя есть! -
Эн шуылы Не говори
Тон солы. Ты ему.
163
Ваньбурен, Богатство,
Зарниен Золото
Map карод, Для чего,
Юлтоше? Товарищ мой?
(Здесь и далее подстрочные переводы стихов мои. - В. В.).
"Вот так, - продолжает далее Ф. К. Ермаков, - поэт призывает проходить мимо богача с гордо поднятой головой, не испытывая к нему неприязни.
В то же время, - отмечает литературовед противоречивость К. Гер-да, - в стихотворении "Ляйчи" ("Батрак") автор призывает своего героя:
Султы, Встань,
Вань кужыменыд шоналскы! Со всею силой размахнись!
Уд адзисъкы-а? - Не видишь что ли? -
Тон батыр! Ты богатырь!
Тонэ адз`ыса, котыр Увидев тебя, кругом
Пазьгисъкозы узыръёс!.. Разбегутся богатеи!..
(Подстрочный перевод)
Вывод литературоведа таков: "... по одному и тому же поводу обнаруживаются различные мысли поэта".
Сейчас Ф. К. Ермаков, представляя себя чуть ли не единственным литературоведом, исключительно верно трактующим идейные и художественные позиции выдающегося удмуртского поэта и ученого, порой поучает своих коллег: "Герд всегда и все понимал, не то что вы". Однако при этом забывает покаяться, что утверждал и нечто иное. В книге "Удмурт литература" он, например, пишет: "По некоторым стихотворениям видишь: писатель не понимает глубоко и полно события, явления общественной жизни, происходящие в послереволюционной стране. Хорошо получаются стихотворения о природе, деревне, а произведения об общественной жизни оказываются слабыми и бледными. Поэт излишне жалуется на тяжелую, мученическую жизнь удмуртского народа в "темной яме". Говорит, что надо пробуждать, поднимать, учить народ. А кто его будет будить, кто его поведет в счастливую жизнь - об этом сказать вразумительно поэт не в состоянии. (Иными словам: не пишет о партии, профсоюзах? - В. В.). Если верить автору, он один, взяв в руки крезь, ходит, пробуждая народ.
Следует также отметить, - продолжает Ф. К. Ермаков, развивая мысли, прозвучавшие и в его предисловии к сборнику "Кылбуръёс но поэмаос", - Герд не находит горячих слов, призывающих к борьбе с классовым врагом. Почему-то он думает, что счастливая жизнь придет откуда-то со стороны, сама собою. Об этом говорят и названия стихотворений: "Придет", "Счастье придет", "Весна настанет", "Прихо-
164
ди" и другие. То, что К. Герд не сумел твердо встать на жизненный путь, ищет свое место в жизни, хорошо показывает стихотворение "Шоро-куспо" ("Ни там, ни сям")". Далее Ф. К. Ермаков приводит полный текст данного произведения, неоднократно цитировавшийся впоследствии и другими критиками и литературоведами в подобной же интерпретации, за что подвергались жесткой и грубой критике со стороны того же Ф. К. Ермакова.
"Из-за своей несостоятельности давать политическую оценку многим событиям поэт утверждает в некоторых стихотворениях, что до революции русские держали удмуртов в унижении, - продолжает Ф. К. Ермаков развивать мысль, затронутую им и в предисловии к сборнику "Кыл-буръёс но поэмаос", и в качестве примера цитирует стихотворение "Сул-тэ!" ("Вставайте!"), задавая определенную инерцию мысли о националистических ошибках К. Герда, будто бы противопоставлявшего удмуртов и русских.
Беда для молодых литературоведов, идущих вслед за Ф. К. Ермаковым, заключалась в том, что поэтические сборники К. Герда все еще были им недоступны, и приходилось верить утверждениям солидного литературоведа, опубликованным в солидных изданиях, однако, построенным, как оказалось, на прежней инерции тенденциозной подборки цитат из творческого наследия поэта. Ведь Ф. К. Ермакову, научному сотруднику, в плановом порядке работавшему над наследием К. Герда, были уже доступны и прижизненные сборники поэта, и многие другие материалы, касающиеся его жизни и творчества.
Профессору Ф. К. Ермакову хотя бы сейчас, с его нынешних высот, по-видимому, следовало бы признать, что те его оговорки о Герде были вызваны еще и некоторой его неуверенностью в себе из-за недостаточной изученности им (как и другими литературоведами) жизни и творчества Герда и не делать вид, что он уже тогда во всем до конца разобрался.
Ф. К. Ермаков и сейчас остается главным гердоведом. В 1988 году вышла его книга "Удмуртский поэт и ученый"17, плод долгих и упорных трудов. Это был первый монографический очерк жизни и творчества К. П. Герда. Здесь многое было впервые - и подробное изложение насыщенного общественно значимыми событиями жизненного пути К. Герда, и строгое, хронологически выстроенное повествование о его художественных и научных сочинениях. Гердоведение вышло на новые просторы. Все, кто желал изучать Герда, получили новые, доброжелательные ориентиры, научно выверенную фактографическую основу. "К сожалению, пока не удалось обнаружить богатые рукописные фонды поэта, поэтому автор при анализе творчества его в основном оперирует опубликованными произведениями, а при описании жиз-
165
ненного пути обращается к архивным материалам"18, - пишется во втором, дополненном издании книги, названной "Кузебай Герд (жизнь и творчество)" и увидевшей свет в 1996 году.
Ф. К. Ермаков действительно поднял богатые материалы из архивных фондов, как центральных, так и региональных. С помощью личных встреч и переписки с теми, кто знал Герда, смог в деталях восстановить живой облик поэта и ученого, воссоздать картины жизни того периода.
Работу "Кузебай Герд (жизнь и творчество)" автор почему-то постарался представить как новое, самостоятельное сочинение: поменял название не только самой книги, но и всех глав и параграфов, тогда как их содержание осталось тем же. В новом издании добавлены лишь главы о прозе и драматургии, библиография трудов К. Герда, расширена глава о жизненном пути поэта и ученого, в частности, включен параграф "Отношение к Герду после реабилитации", который, несомненно, явился ложкой дегтя в бочке меда. В нем автор верно отметил, как нелегко шло возвращение доброго имени Герда. Уже в 60-70-е годы, когда появилось немало работ, по-доброму рассматривающих творчество талантливого поэта и ученого, стала распространяться версия, что Герд реабилитирован как гражданин, но не как поэт. Мало того, по инициативе руководящих работников республики появился ряд публикаций по сути директивного характера, в которых вновь муссировались так называемые ошибки Герда и критиковался литературовед Ф. К. Ермаков, который стал писать о Герде без указаний на его идейные шатания19. Это все значительно усложнило возвращение Герда, придало процессу драматический характер. Были многократные обсуждения Ф. К. Ермакова с выговорами, исключениями из партии и с восстановлением в ее рядах. Однако в этом была вина и самого Ф. К. Ермакова, который своими грубыми, вызывающими действиями на много лет задержал возвращение доброго имени и творчества Герда читателям. Литературовед стал рассылать жалобы и в республиканские, и в центральные руководящие инстанции. Борьба будто бы против необоснованных обвинений Герда в них сместилась в сторону "разоблачения" отдельных личностей. В письмах-жалобах, как правило, шел разговор далеко не о литературных делах. Именно с этим был связан выговор Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС "с удивительной мотивировкой", как он теперь пишет, которая звучала так: "За невыдержанность и необоснованное обвинение ряда товарищей в письмах по вопросам литературы, адресованных в различные организации"20. Однако ничего "удивительного" в этом не было: в многочисленных письмах Ф. К. Ермакова в руководящие органы содержались и невыдержанность, и необоснованные обвинения.
Так, еще в мае 1971 года бюро Удмуртского обкома КПСС, рассмотрев вопрос "О письмах тов. Ермакова Ф. К.", было вынуждено
166
принять решение: "Отклонить требование Ермакова Ф. К. об исключении из рядов КПСС А. С. Бутолина и А. Н. Клабукова как необоснованные. Указать т. Ермакову на нетактичность и грубость, допущенные в письмах по отношению к отдельным товарищам"21.
В августе 1971 года бюро Ижевского горкома КПСС рассмотрело апелляцию Ф. К. Ермакова и решило восстановить его в рядах партии22. Однако через шесть лет партийные органы были вынуждены вернуться к вопросу о его клеветнических письмах, и он второй раз оказался исключенным из рядов КПСС23. В апреле 1977 года бюро Удмуртского обкома партии, рассмотрев апелляцию Ф. К. Ермакова, не нашло возможным удовлетворить его просьбу о восстановлении членства в партии. Оно отметило, что Ф. К. Ермаков клевещет на коммунистов, не согласных с его точкой зрения, не выполняет решение бюро обкома КПСС от 11 мая 1971 года "О письмах тов. Ермакова Ф. К.", раскаиваясь в своих ошибках, должных выводов не делает24. Ф. К. Ермаков обратился в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС, который, рассмотрев его апелляцию, 31 мая 1978 года восстановил его членом партии, однако, во изменение решения Удмуртского обкома КПСС от 19 апреля 1977 года, объявил ему выговор с занесением в учетную карточку "за невыдержанность и необоснованные обвинения в адрес ряда товарищей в письмах, которые писал в различные органы по литературным вопросам"25.
Вот только когда (а отнюдь не вскоре после публикации книги К. Герда "Кылбуръёс но поэмаос") появились те строки выговора, которые профессор цитирует теперь с такой легкостью, сопровождая их своими комментариями: "с удивительной мотивировкой"!
Обо всем этом не стоило бы вспоминать, если бы содержание, тональность и методы "литературной полемики" Ф. К. Ермакова в его новой книге не напоминали те письма-"разоблачения". Сравните. В письме на имя первого секретаря Удмуртского ОК КПСС В. К. Марисова и первого секретаря Ижевского ГК КПСС М. Е. Зыкова от 20 декабря 1978 года он, в частности, писал: "Но эти люди, клевещущие на литературу малого народа с позиций зарубежных толкователей, не изучавшие удмуртскую литературу в вузе и имеющие представление о ней лишь в объеме программы семилетней школы, благодаря стараниям Никитина оказались на солидных должностях: А. Тронин - проректор УдГУ по науке, В. Ванюшев - ученый секретарь УдНИИ, А. Шкляев - редактор журнала "Молот" и рекомендовали его в Союз писателей, хотя их нельзя допустить не только к науке, но и к литературе ни на шаг, ибо такие вульгаризаторы и архиреволюционные деятели, писал В. И. Ленин, приносят непоправимый вред"26. Тот же стиль доносов тридцатых годов, почти те же слова встречаем и в книге 1996 года: "И все они находили
167
особую поддержку у работников Удмуртского обкома КПСС, так благодаря их заботам А. Шкляева наградили орденом Знак Почета, а Ваню-шеву В. присвоили звание "Заслуженный деятель культуры У АССР", такие же звания и награды имели А. Бутолин, А. Писарев и другие за искусство клеветы. Так у нас в основном такие награды и звания получали те, кто больше всего вреда приносит удмуртской культуре и является заслуженным недругом ее"27.
Таков стиль "полемики" автора книги. По правде сказать, литература и культура вряд ли присутствуют здесь. К сожалению, здесь кипят другие страсти. Они же господствуют в интервью профессора, опубликованном в газете "МК в Ижевске", в котором почти в тех же выражениях фигурируют имена названных выше Ф. К. Ермаковым людей28.
По Ермакову получается так, что о Герде верно писал только он, остальные лишь клеветали (это слово очень любит автор книги) на выдающегося поэта. Таких "клеветников" на четырнадцати страницах книги о Герде насчитывается около двадцати человек. Среди них, кроме вышеуказанных "очернителей", оказались и В. Е. Владыкин, 3. А. Богомолова, А. С. Зуева, А. А. Ермолаев и ряд других весьма уважаемых ученых и критиков.
(Спекуляция Ф. К. Ермакова на фактах исключения его из партии продолжается. Когда данная книга была уже сверстана, мы получили очередной номер газеты "Литературная Россия", в котором Вячеслав Огрызко, побывав несколько дней в Ижевске, в довольно путаной статье "Этнофутуризм: спасет или погубит", решил научить уму-разуму здешних и историков, и литературоведов. С подачи Ф. К. Ермакова досталось в ней не только местным деятелям, но весьма уважаемым людям из Москвы - известному писателю Константину Симонову и члену-корреспонденту АН СССР Г. И. Ломидзе, которые в свое время отказались идти на поводу у Ермакова. Поражают "открытия" автора статьи. Касаясь работ венгерского ученого П. Домокоша об удмуртской литературе, он, в частности, пишет: "И единственным в Ижевске ученым, кто не побоялся вопреки позиции партийного начальства назвать Домокошу имена лучших удмуртских писателей и дал им советы, где искать о них материалы, был Ермаков, которого впоследствии за это даже из партии исключили"29.
За что уж только не "исключали" Ф. К. Ермакова из партии! И за Домокоша тоже? Мы, живущие в Ижевске, об этом и не знали. И архивные документы почему-то говорят совсем о другом.
Не только с архивными документами расходится здесь автор статьи, но и с самим собой. На следующей странице того же номера он пишет: "Но на этом борьба за Герда не окончилась. В 1976 году Ермаков представил на обсуждение рукопись своей докторской диссертации "Путь удмуртской прозы". И вот тут-то недоброжелатели, воспользовавшись
168
ситуацией, вспомнили ученому его принципиальность и устроили обструкцию. Ермаков по наивности решил, что достаточно обратиться в ЦК КПСС и клеветников сразу поставят на место. Но это обращение закончилось для него исключением из партии[!]. В вину литературоведу поставили субъективизм в науке, ревизию партийных постановлений и критику ряда чинуш"30.
Как легко, оказывается, создаются мифы и легенды!)
Между тем Ф. К. Ермаков в своей книге ничего не говорит о тех несомненно полезных исследованиях и пропаганде жизни и творчества Герда, которые велись параллельно с его поисками. Еще в 1988 году, в канун 90-летия вьщающегося удмуртского поэта, Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО АН СССР выпустил сборник статей "К изучению жизни и творчества Кузебая Герда". Это была первая отдельная книга, посвященная К. Герцу31. Более десяти авторов с различных точек зрения исследуют в ней творческий путь поэта и педагога. В 1990 году тот же институт выпустил второй подобный сборник - "Кузебай Герд и удмуртская культура"32. О стремлении широкого круга исследователей познать различные стороны жизни и творчества поэта, ученого, педагога говорят и названия их статей: ШкляевА. Г. Кузебай Герд и литературное движение 20-х годов; Ванюшев В. М. Поэзия Кузебая Герда на русском языке; Айтуганова Л. Д. Стиховые особенности поэзии К. Герда; Красилышков А. Г. Об особенностях поэтического мышления К. Герда; Яшин Д. А. Неиссякаемый интерес к фольклору; Поздеев П. К. К. П. Герд и удмуртская народная песня; Ложкин В. В. К. П. Герд и театр; Мартынов В. И. Герд и коми литература; Алатырев В. И. К. Герд кыл ужпумъёс сярысь; Долганова Л. Н. К. Герд удмуртским детям; Андреева А. И. Тепло заботливого сердца: (Слово о Герде-педагоге)".
"Литературоведы, издатели продолжают открывать К. Герда, заново осмысливать его творчество, - писалось в предисловии к сборнику. -Нет, пожалуй, ни одного литературоведа, критика в республике, который бы не проявлял интереса к жизни и творчеству этого разносторонне одаренного, неугомонно активного деятеля культуры". Далее справедливо названо немало работ не только Ф. К. Ермакова, но и других литературоведов (А. Г. Шкляева, 3. А. Богомоловой, А. А. Ермолаева...), предпринявших значительные усилия в осмыслении жизнедеятельности одной из центральных фигур истории удмуртской литературы. В этих работах, как и в других публикациях о Герде (а их только с 1988 года по апрель 1998 года, судя по каталогам Национальной библиотеки Удмуртской Республики, насчитывается около двухсот пятидесяти названий)33, гердоведение и углублялось, и расширялось, и разветвлялось.
Новые горизонты гердоведения открылись с публикаций следственных материалов из архивных фондов органов госбезопасности по Делу СОФИИ в
169
книге Н. С. Кузнецова "Из мрака..." (1994)34, варианты которой имеются на удмуртском35 и английском языках36, а также в книге К. И. Куликова "Дело "СОФИИ"37, в которой с точки зрения исторической науки на широком фоне реальной национальной политики Советского государства в довоенные годы и репрессий национальной интеллигенции финно-угорских народов раскрывается величие и трагизм личности Герда, его многогранной деятельности. В книге К. И. Куликова судьба Герда рассматривается как в личностном аспекте, так и в рамках внутренней и внешней политики Советского государства сталинской поры, в частности, в плане его взаимоотношений с Финляндией. В ней К. Герд открывается как широко мыслящий активный политик и организатор, в частности, всестороннего научного исследования удмуртского этноса. Становится ясным, почему К. Герд занимал особое положение среди репрессированных в те годы писателей: он был неугомонным деятелем по претворению в жизнь декларированной национальной политики Советского государства, тогда как реальная политика во многом с нею расходилась. Становится ясным и то, что в рамках тоталитарной политики Герд действительно был виновен, и до конца понять и официально оправдать его общественно-политические устремления, главные из которых были продиктованы желанием поднять удмуртский народ, его культуру до уровня мировой цивилизации, возможны лишь в условиях демократизации общества, отказавшись от классово-монистического подхода к оценке его жизни и деятельности.
Своеобразным продолжением разговора, начатого в названных книгах К. И. Куликова и Н. С. Кузнецова, явился сборник документов, статей, воспоминаний, поэтических посвящений К. Герду, составленный 3. А. Богомоловой и выпущенный под названием "Как молния в ночи..." к 100-летию со дня рождения удмуртского ученого и писателя38. Значительная часть материалов касается вопросов ареста, пребывания в неволе и гибели К. Герда. Среди них - и стихотворения, и статьи, эссе, полные горькой печали, разного рода догадок и предположений, и документы, со всей строгостью фактов доказывающие жестокую правду исторической несправедливости режима сталинской диктатуры. В числе последних следует особо назвать статью К. И. Куликова "Сандормох - последнее пристанище поэта", в которой приведено немало документов, связанных с казнью 1111 узников соловецкого ГУЛАГА в 1937 году, в списке которых под номером 192 значились данные об удмуртском поэте и ученом: "Герд - Чайников Кузьма Павлович, 1898 г. р., гр. СССР, ур. д. Б. Докья Горьковского края, обр. высшее, преподаватель, вотяк, служащий, в партии не состоял.
Осужден КОГПУ 04.11.33. к в. м. н., с заменой 10 лет в ИТЛ"39.
Однако, к сожалению, книга "Как молния в ночи" в целом более экспрессивна, нежели документальна. Сборник страдает отсутствием строгой упорядоченности композиционной структуры, многословием и документальной невыверенностью ряда материалов.
170
Гердоведение сегодня - это широко разветвленная система, лишь части которой коснулись мы в этой статье. Она включает в себя изучение не только литературного творчества, но и других аспектов деятельности этого разносторонне одаренного человека. Об этом свидетельствуют и статьи не только филологов, но и историков, этнографов, философов, педагогов и специалистов других отраслей науки и культуры, публикуемые в данном сборнике.
Примечания:
1 Кузебай Герд и удмуртская культура: Сб. статей / УИИЯЛ УрО РАН; Отв. ред.
ШкляевА. Г. Ижевск, 1990. 184 с.
2 См.: Ванюшев В. М. Слово о Кузебае Герде и Ашальчи Оки: Доклад, прочитанный
4 апреля 1988 года на торжественном вечере в Удмуртском драматическом театре, г. Ижевск //
Кузебай Герд и удмуртская культура. С. 5-13.
3 Шкляев А. Г. Герд и гердоведение (30-50-е годы) // Там же. С. 28-39.
4 ШкляевА. Г. На подступах к реализму. Удмуртская литература, литературное движе
ние и критика в 1917-1934 гг. Ижевск: Удмуртия, 1979. 168 с.
5 Шкляев А. Г. Кузебай Герд и литературное движение 20-х годов // К изучению жизни
и творчества Кузебая Герда (1989-1941): Сб. статей // УИИЯЛ УрО РАН; Отв. ред. Ваню
шев В. М. Ижевск, 1988. С. 6-31.
6 Шкляев А. Г. Герд и гердоведение (30-50-е гт). С. 32-33.
7 См. об этом: Ванюшев В. М. Виновен, потому что талантлив // Театральная жизнь.
1990. N 3. С. 24-25.
`Очерки истории удмуртской советской литературы. Ижевск: Удмуртгосиздат, 1957. 184 с. - Авторы: Ф. К. Ермаков, Н. П. Кралина, А. Н. Клабуков, А. И. Писарев.
9 Кралина Н. П. К вопросу об изучении творчества Кузебая Герда // Кузебай Герд и
удмуртская культура. С. 21.
10 Там же. С. 22.
11 Ермаков Ф. К. Кузебай Герд (Кузьма Павлович Чайников) // Кузебай Герд. Кылбуръ-
ёс но поэмаос / Сборникез дасяз комиссия: Е. А. Белослудцева, А. С. Бутолин. Ф. К. Ерма
ков, С. А. Самсонов, П. М. Яшин. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1963. 3-18-тй б.
12 Ермаков Ф. К. Кузебай Герд (Кузьма Павлович Чайников) // Кузебай Герд. Лирика: Стихи
в пер. автора / Сост. и автор предисловия Ф. К. Ермаков. Ижевск: Удмуртия, 1965. С. 3-7.
"Ермаков Ф. К. Кузебай Герд (К. П. Чайников) (1898-1941) // Удмурт литература / Удмурт АССР-ысь Министръёслэн Советсылэн историяя, экономикая, литературая но кылъя научно-исследовательской институтэз. Ижевск: Удмуртия, 1966. 62-79-ти б.
14 Ермаков Ф. К. Кузебай Герд (жизнь и творчество): Монография. Ижевск: Полиграф-
комбинат, 1996. С. 123.
15 Там же.
16 Центр документации новейшей истории УР, ф. 1220, оп. 1, д. 56, л. 106-110; ф. 4788,
оп. 4, д. 8, л. 105-106.
" Ермаков Ф. К. Удмуртский поэт и ученый: Очерк. Ижевск: Удмуртия, 1988. 264 с.
18 Ермаков Ф. К. Кузебай Герд (жизнь и творчество): Монография. Ижевск: Полиграф-
комбинат, 1996. С. 11.
19 См. об этом: Ванюшев В. М. Современное литературоведение и критика о Кузебае
Герде // Кузебай Герд и удмуртская культура. С. 40-52.
20 Ермаков Ф. К. Кузебай Герд (жизнь и творчество). С. 126.
21 Центр документации новейшей истории Удмуртской Республики, ф. 16, оп. 1,
д. 11116, л. 18,19.
22 Там же, ф. 54, оп. 15, д. 226, л. 32.
171
23 Там же, ф. 1220, оп. 1, д. 62, л. 58, 68-72.
24 Там же, ф. 16, оп. 1, д. 12220, л. 7,8.
25 Там же, ф. 350, оп. 3, д. 124, л. 4.
1ьЕрмаков Ф. К. Письмо первому секретарю Удмуртского ОК КПСС В. К. Марисову и первому секретарю Ижевского ГК КПСС М. Е. Зыкову от 20 декабря 1978 г. // Центр документации новейшей истории Удмуртской Республики, ф. 350, д. 124, оп. 3, л. 66.
21 Ермаков Ф. К. Кузебай Герд (жизнь и творчество). С. 135.
28 КисаревВ. Круг // МК в Ижевске. 1999. N 5. С. 15.
29 Огрызко В. Этнофутуризм: спасет нас или погубит // Литературная Россия. 2002.
6 сентября. С. 10.
30 Там же. С. 11.
31 К изучению жизни и творчества Кузебая Герда (1989-1941): Сб. статей / УИИЯЛ
УрО РАН; Отв. ред. Ванюшев В. М. Ижевск, 1988. 135 с.
32 Кузебай Герд и удмуртская культура: Сб. статей / УИИЯЛ УрО РАН; Отв. ред.
ШкляевА. Г. Ижевск, 1990. 184 с.
33 Кузебай Герд: Библиографический указатель. К 100-летию со дня рождения / Национальная
библиотека Удмуртской Республики. Отдел национальной библиографии. Ижевск, 1997. 70 с.
34 Кузнецов Н. С. Из мрака... Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1994. 496 с.
35 Кузнецов Н. С. Шимес пеймытысь / Удмурт кенеш ассоциация, Удмурт культурая
"Дэмен" общество, Удмурт Республикалэн безопасностья министерствоез. Ижевск: Стран
ник, 1992. 304 б.
36 KuznetsovN. To Light... To Life: Memory. Kuzebai Gerd /100 years - К Свету... К Жизни...
Памяти Кузебая Герда. 100-летие. Izhevsk, 1998. 336 р.
37 Куликов К. И. Дело "СОФИИ": Монография. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1997. 368 с.
38 Как молния в ночи...: К. Герд. Жизнь. Творчество. Эпоха / Союз писателей Удмурт
ской Республики; Комитет по делам национальностей при Правительстве Удмуртской Рес
публики. Сост. 3. А. Богомолова. Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1998. 718 с.
39 Куликов К. И. Сандормох - последнее пристанище поэта // Там же. С. 710-722.
В. М. Ванюшев
Зечбур, Кузебай!
Йыбыртыса ик, озьы вазьыны быгатйськом ини табере Ижкарысь Советской ульчаетй ортчыкумы, быдзым кылбурчимылэн но Дунне адя-милэн, удмурт калыклэн котыр ласянь данъяськымон пиезлэн синъёсаз ик учкыса. Солэсь пуш чеберзэ, мур малпаськемзэ но лулызлэсь-сюл-мызлэсь кужмо бурдъёссэ шодытыны быгатэм Анатолий Егорович Аникин скульптор, буре ваён пул-горельеф вылэ синмаськымон тусбуйзэ пуктыса. Тусбуй улаз валэктон гожтэмын: "Та юртын 1930-1932 аръё-сы ужаз Кузебай Герд - В этом здании 1930-1932 годах работал Кузебай Герд". Юнматэмын та пул Советской но Вадим Сивков нимо ульча-ослэн сэргазы сылйсь юрт борды. Отын али Калык декоративной ужъ-ёсъя центр. Нош Герд та юртын ужаку интыяськемын вал совпартшкола.
