`Сегодняшнее наше отступление не станет для нас роковым`Назад
`Сегодняшнее наше отступление не станет для нас роковым`
Беседа с депутатом Государственной Думы Российской Федерации Владимиром Рыжковым
- Владимир Александрович, не так давно вы объявили себя консерватором. Но консервативные ценности, как правило, исповедуют люди более старшего поколения. Что вас привлекает в консерватизме?
- Консерватизм в России - это не новомодная выдумка. Он имеет очень глубокие корни. Всерьез это направление мысли стало разрабатываться у нас еще даже в середине 19 века или даже раньше. Собственно говоря, первым пламенным консерватором можно считать Андрея Курбского. Яркими консерваторами были незаслуженно охаянные славянофилы. Может быть, кому-то они покажутся квасными патриотами. На самом деле это были люди очень прогрессивные. Алексей Хомяков, Сергей Аксаков, Иван Киреевский - люди, которые не только были европейски образованы, но и мыслили как настоящие европейцы. Они искали формулы естественного, органического развития России, не отрицающие при этом ни научного, ни социального прогресса. Развитие этой идее было продолжено одним из величайших наших политиков и мыслителей Струве, и Семеном Франком. Они на первое место ставили личность, ее свободу, ее достоинство, возможность для самовыражения, что обычно связывается с либеральным направлением мысли. Но одновременно с этим они отрицали насилие, радикальные непродуманные социальные эксперименты.
Я являюсь сторонником этого направления отечественной мысли. И считаю, что консерватизм в современном понимании ставит проблему сочетания личной свободы гражданина во всех ее проявлениях: честная собственность, инициатива, свобода мысли, свободы объединяться в общественные организации, свобода выбора, свобода перемещения и так далее. В сочетании все-таки с нашими лучшими отечественными культурными, историческими, общественными традициями.
Поэтому я, например, я недавно с радостью принял активное участие в торжествах по поводу девяностопятилетия Первой государственной Думы. Я думаю, что нам следует вообще почаще оглядываться назад. А то мы делаем вид, что все делаем заново. Мы с пафосом любим говорить, что строим новую Россию, создали новый парламент. Хотя Парламент в России возник почти 100 лет назад, и Конституции и многопартийности тоже почти век. И реформаторство тоже имеет богатейшие традиции. Богатейшие традиции имеют и реформаторство.
Иными словами, мой консерватизм - это стремление к свободе, не забывая при этом богатейших традиций движения к этой свободе. Мне кажется, что это чрезвычайно плодотворное течение общественной мысли в современной России, и надеюсь, оно будет развиваться.
- На кого оно может опираться?
- Мне кажется, такая трактовка консерватизма найдет своего сторонника и у учителя, и у судьи, и у предпринимателя, у военного. Потому что она не отрицает традиции государственности, в тоже время поднимает на щит свободу личности, ее достоинства, ее право на творчество и так далее. Поэтому мне кажется, что консервативный подход мог бы стать той самой национальной идеей, о которой так много сейчас говорят, но никого движения к которой не ощущается.
- Иными словами, вы задумали создать консервативную партию.
- Не знаю, не знаю Партия это же не товарищество с ограниченной ответственностью. Для ее создания в первую очередь необходима ощутимая общественная потребность. Во всяком случае, и ни одна из имеющихся политических сил, ни правого, ни левого спектра не могут позволить себе консервативные воззрения.
- Ну что ж, в таком случае я вас поздравляю, вектор развития страны поворачивается в консервативном направлении. В традициях России никогда не было разделения власти. Вот и сейчас мы видим, как законодательная ветвь власти постепенно хиреет, как ее буквально забивает исполнительная власть. Последние примеры. Государственная Дума в последние месяцы активно обсуждала реформы МПС и РАО ЕЭС, создавала комиссии, предлагала свои варианты, проводила парламентские слушания. Общественное мнение склонялось к осторожному подходу в вопросах реформирования естественных монополий. Однако реформы пошли по правительственному плану. Тем самым стало ясно, что влияние Думы ничтожно.
- Я написал книгу "Четвертая республика", в которой среди прочего анализирую сюжет о конкуренции в области законодательства между президентом и парламентом. И показываю на цифрах как парламент пять за пядью захватывал законодательное поле. А президент все меньше и меньше имел возможность регулировать что-то своими указами. И на сегодняшний день осталось практически только две крупные общественные сферы, где нет федерального законодательства, и президент сохраняет возможность регулировать их своими указами - это естественные монополии и земельные отношения.
Это произошло потому, что за 8 лети Парламент не смог принять вообще никакого земельного кодекса. А важно было принять любой - с частной собственностью, без частной собственности. Но в любом случае в дальнейшем земельные отношения развивались бы под зонтиком законов, а не указов. И вторая сфера, оказавшаяся в аналогичном положении - это естественные монополии: Газпром, МПС, РАО ЕЭС. Отдельные робкие шаги здесь делались, но это были небольшие частные законы. Законодательно не очертаны ни правовые рамки хозяйственной деятельности, ни порядок реорганизации этих компаний, даже структура их не закреплена. И таким образом возникла парадоксальная ситуация: три отрасли, которые в решающей степени определяют экономику нашей страны, выведены из-под регулирования парламентом. В итоге происходит тот разрыв, о котором вы говорите. Общество волнуется, переживает, идут бесконечные дискуссии, круглые столы, утверждаются рекомендации, а решения все равно принимаются в администрации президента без оглядки на общественное мнение. Тоже самое происходит в области земельных отношений. И тут и там до сих пор Парламенту не удалось взять управление на себя.
Но все-таки надо отметить, что парламенту невероятно много удалось за 90-е годы. И этот факт еще не оценен общественным мнением. Возьмите пакет основных реформ. налоговое и пенсионное законодательство, систему социальных законов закон, судебное законодательство и многое другое без парламента изменить невозможно. Поэтому, вполне разделял тревогу, относительно того, что общество и Парламент практически не участвует в реформе естественных монополий, все-таки я бы сказал, что стакан скорее полон, чем пуст.
- То есть, вы хотите сказать, что в настоящее время Парламент продолжает выполнять функцию реагирования на общественные настроения, функцию по корректировке действий исполнительной власти.
- Несомненно. Возьмите последние примеры. Правительство внесло 30 приоритетных законов. Один из них - о приватизации государственного имущества. Согласно правительственному проекту и Дума ,и Совет Федерации должны быть полностью отстранены от процесса приватизации. Само правительство определяет объекты, подлежащие приватизации, само определяет цену, определяет форму конкурсов и так далее. Дума говорит: а мы не согласны.Сейчас появился компромиссный вариант, где права парламента восстанавливаются. Или второй пример, налог на прибыль. Правительство вносит закон, согласно которому ухудшается положение хозяйствующих субъектов. А Дума этот закон, принимает в первом чтении и полностью переписывает ко второму. Получается совсем другой закон. Теперь уже правительство не согласно. Дума все равно готова проголосовать за тот закон , который она считает правильным.
Я могу привести десятки подобных примеров того, как Парламент, однажды завоевав право законодательного регулирования, уже борется за это поле и побеждает.
- Парламент захватил эти области регулирования и потеснил администрацию президента. Но администрация, где тоже сидят ребята не простые, захватила этот самый парламент, создав пропрезидентское большинство. Совет Федерации, захватить было сложнее. Поэтому ему понизили его влияние. Я и говорю, что разделение властей у нас все больше становится лишь декларативным принципом. Вспомните недавний случай, когда высокопоставленный чиновник Кремля вызвал к себе целую парламентскую фракцию. Он не пошел в Думу, чтобы с ними встреться, а собрал их в гостинице "Президент-отель", подчеркнув, кто в хате хозяин, и принялся учить уму разуму. Вот вам наглядный пример роли и влияния исполнительной и законодательной власти. Да что там говорить, Парламент до сих пор получает деньги на свое содержание от администрации президента.
- Согласен. Но давайте вспомним, что было характерно для России в 90-е годы? Непрерывная война между президентом и парламентом. Не будь этой войны, удалось бы избежать многих потерь. Кроме того, все эти года никакой последовательной политики осуществлять было невозможно.
В 99 году, после прихода В. Путина в Кремль, стало ясно, что необходимо ликвидировать это разрушительное противостояние двух ветвей власти. Имелось два варианта развития событий. Первый - это позволить парламенту формировать правительств. Благо опыт такой имеется. Правительство Е. Примакова было фактически коалиционным, и в этом его историческая роль. В результате впервые в постсовеской России на 1999 годы был принят бездефицитный бюджет. Такого результата до этого не удавалось достичь ни одному монетаристскому правительству.
Второй выход - это избрать Думу под себя. То есть создать Думу, заведомо лояльную чиновникам Кремля, которой можно будет легко манипулировать. Такая модель и была реализована.
- И какую же модель власти мы сейчас создаем?
- Мы преодолеваем противоречия 90-х годов. И, как ни горько это говорить мне, человеку, который всей душой за Парламент, за демократию, сегодня Россия - это страна с марионеточным парламентом. И ради достижения этой цели был реформирован Совет Федерации. И теперь верхняя палата, к сожалению, не является больше, тем мощным и авторитетным органом, которым он был до реформы.
Но можем ли мы считать, что дело народного контроля с помощью парламента за деятельностью правительства окончательно проиграно? Я считаю, что нет. Пока мы сохраняем теоретическую возможность изменения сложившегося. У нас имеется надежда, что в результате следующих выборов в высший законодательный орган придут более независимые депутаты, и они смогут вернуть парламенту подобающую роль.
В истории часто бывают отступления. Возьмите Францию. Сколько там было революций и реставраций! У них сейчас пятая республика, и ничего плохого. Исторический маятник колеблется. Но логика событий пока неизменна. И как человек консервативного мышления, я вижу, что все-таки мы движемся в правильном направлении. И даже через сегодняшний маловлятельный парламент общество добивается существенных поправок в свою пользу. И парламент, даже в таком полузадушенном состоянии оставляет потенциал для того, что когда-нибудь общество будет играть большую роль, чем сегодня.
- Ваш оптимизм радует. Но сам я, будучи пессимистом, опасаюсь, что Государственная Дума, взяв на себя безусловную роль проводника идей президента и правительства, может подготовить свое устранение или коренную реорганизацию. Причем, это произойдет теперь уже гораздо менее болезненно, чем в 1993 году.
- Вы поднимаете проблему границ власти. Любая власть, особенно в России, да еще после такого тяжелого десятилетия, которое мы пережили, будет стремиться максимализировать свои функции. Объясняя это необходимостью наведения порядка с криминалом, с наркоманией, нелегальными эмигрантами, с развалом промышленности, с развалом коммунального хозяйства, с необходимостью проведения огромного перечня назревших реформ и так далее.
Из истории мы знаем, что именно этим любая власть объясняет свое стремление к монополии. И мне кажется, что прошлый год, может быть два-три следующих года наше общество пройдет важнейшую за период новейшей истории проверку на зрелость. Теперь уже имеет значение вопрос: ни кто такой господин Путин? Думаю, ответ на него мы имеем. А теперь главное найти ответ на вопрос: кто такие мы? Вот это сейчас ключевой вопрос.
Все же я настаиваю, что у нас все-таки есть основания для осторожного оптимизма. Даже за последний год появились признаки того, что общество устанавливает границы экспансии власти. Возьмите последние выборы в Приморье. Классический пример того как общество поставило границы экспансии власти. Известно, что в Приморье у Кремля брыл свой кандидат - господин Апанасенко. Он открыто использовал административный ресурс и поддержку Кремля, полпред Президента Пуликовский, не стесняясь, агитировал за этого кандидата. Но общество отвергло этого кандидата. Подобные сюжеты мы наблюдали в Санкт-Петербурге, Перми и других городах.
О чем это говорит? О том, что даже в нынешней России, где судя по опросам общественного мнения появилась тоска по единоличной сильной власти, общество ставит пределы экспансии центральной власти.
Второй пример. Мы видели как трижды за последние полгода менялась позиция власти по поводу третьего срока для губернаторов. В начале года был запрет на третий срок. Потом внезапно пропрезидентские фракции, видимо по согласованию с администрацией, проголосовали за поправку Георгия Бооса, которые позволили 70 главам регионов еще 2-3 раза избираться руководителями своих субъектов федерации. После это то же самое пропрезидентское большинство 370 голосами поддержало поправку, которая снова отменяет эту привелегию. Прошел месяц, и эти фракции вновь идут навстречу губернаторам. Это означает, что Кремль, провозгласив программу по укреплению вертикали власти, столкнулся с ограничениями со стороны региональных элит, которые он не контролирует.
И, наконец, Дума. С одной стороны мы видим полную лояльность нижней палаты парламента. Но при детальном рассмотрении видим, что Дума все же до конца не утратила своей роли.
Одним словом, власть стремится к максимальной экспансии - это имманентная черта любой власти. Но каждый месяц мы видим признаки того, что она достигла своих пределов. А общество, хотя казалось бы выступает за единоличную власть, но когда дело доходит до голосования, предпочитает определенную степень автономии. Вывод: мы проходим тест на зрелость, тест на действительную приверженность свободам, которые были провозглашены 10 лет назад. И мне кажется, что мы этот тест пройдем не плохо, и через два-три года установится баланс между президентом и обществом. Может быть, этот баланс для общества будет худшим, чем в 1991 году. Но это не будет означать безусловную победу Кремля и безграничный контроль над обществом.
- Мне хочется вам возразить. Скажем, я склоняюсь к мысли, что, уступив губернаторам относительно третьего срока, Кремль планирует путем изменения Конституции вообще отменить выборы глав субъектов Федерации. Но мне кажется, что спорить о будущем не продуктивно. Однако вы задели одну очень интересную тему. Это роль парламента в сохранении демократии. Это много важнее, чем принятие того или другого закона. А для укрепления демократии не обязательно все время находится в условиях войны с президентом и исполнительной властью. Но обязательно надо иметь позицию и уметь ее отставать.
- Абсолютно с вами согласен. Парламент играет ключевую роль в определении соотношения власти и общества. У парламента двойственная природа. Он одновременно орган власти и представитель объекта власти - народа. На стыке ответственности за власть и ответственности перед народом и рождается уникальная природа парламента. Поэтому если парламент превращается просто в придаток бюрократии, он умирает, из него уходит дух. Остается только оболочка.
- Потом он устраняется.
- Это уже не влажно. На Тайване есть парламент. Но разве это имеет значение? Но мне все-таки кажется, что душа у нашего парламента остается. Даже в нынешних условиях. Посмотрите на позицию ряда социальных комитетов. Посмотрите на пакет налоговых законов. Парламент даже в этих условиях старается служить обществу. Поэтому все-таки мне кажется, он выполняет функции ограничителя власти.
А что касается абсолютистских тенденций - безусловно они есть. Они выражаются во всем: Законе о реформе Совета Федерации, о создании 7 округов, централизации бюджета. Еще один тому пример - полная постановка под контроль всех силовых структур и нежелание делится этими полномочиями с регионами. Вообще стемление к централизации, унификации, выстраивание все под одну гребенку - это один из признаков нынешней России.
На примере с третьим сроком, где фактически право подменяется феодавльно-ленными отношениями, мы видим как провозглашенная диктатура закона подменяется униями между президентом и баронами. Естественно, это не похоже на абсолютизм, это ближе к феодолизму. Кстати, все серьезные историки утверждают, что феодализм стал предпосылкой гражданского общества. Потому что феодализм парадоксальным образом сдерживал абсолютистскую власть. Да, он создавал десятки абсолютистских режимов на местах, но в целом феодализм сдерживал абсолютизм государства. И центростремительные тенденции в нынешней России имеют двоякую роль. Они могут разорвать страну, но одновременно не позволяют сползти ей к абсолютизму.
А желания на этот счет просматриваются однозначные. Я считаю, что за 15 лет поиска, мучений, находок и потерь наше общество повзрослело. Когда я бываю в своем округе, то чувствую, что люди в гораздо большей степени склонны к поступкам, независимым от власти. И я уверен, что сегодняшнее наше отступление не станет для нас роковым.
