- Позвольте задать банальный вопрос. Какое самое сильное впечатление об отце у вас осталось?
- Это был последний раз, когда я его видел. Мы смотрели открытие Олимпиады. Бабушка придумала сделать семейный вечер - я, она и отец. Но ничего не получалось. Я на него смотрел. Ему нужно было уходить, он пошел к двери, и я поймал его взгляд, который потом пытался расшифровать. Взгляд почти уже оттуда, хотя он улыбался мне. С одной стороны, обреченность, с другой - желание эту обреченность превозмочь. Это такая тоска, рядом с которой ты уже не можешь рассказать что-то смешное. Я думаю, отец понимал, что в любой момент все может остановиться. Конечно, он не хотел этого, не был самоубийцей, хотел работать, дружить, любить, творить. Я не могу вам изобразить этот взгляд, это невозможно.
- На ваш взгляд, песни вашего отца актуальны сейчас?
- Я в этом вопросе не могу быть объективным. Мне кажется, что творчество отца - не фельетон. Его песни вне времени: свобода, любовь, смерть Мне кажется, он по праву начинает занимать место среди классиков, это справедливо и заслуженно.
- Вам было 16, когда он умер. Было страшно?
-Я пришел из булочной и принес такие длинные "палки" с сухарями, их использовали, когда готовили котлеты. Мы ждали моего старшего брата Аркадия. Вдруг нам позвонили и сказали, что отец умер. Мама плакала, а я ходил по коридору из комнаты в кухню, нервничал и через некоторое время обнаружил, что съел все сухари. Я не мог ни плакать, ни маме посочувствовать. Заплакал только, когда его увидел. Он лежал дома. А потом уже вспоминал какие-то вещи вроде того, что птица в окно билась. Знаете, такая примета есть? Я видел его незадолго до смерти, было видно, что он плох, что-то может произойти. А все равно не ожидал.
- Насколько я понимаю, ваша семья сейчас обладает правами на творчество Владимира Семеновича? То есть вам так или иначе приходится сталкиваться с проблемой музыкального пиратства
- Ситуация с Высоцким особенная. Все записи, которые мы слышали, - изначально пиратские. Он даже просил: "Не пишите меня на концертах!" Высоцкий распространялся стихийно. Он был на магнитофоне в каждом доме еще при жизни. А сейчас люди зарабатывают на этом огромные деньги, и все знают, кто этому покровительствует. Но дело не только в музыке. У меня в Тарусе тесть с тещей живут. Рядом с дорогой картофельное поле, я не знаю, чье. Так народ останавливает машины, выкапывает картошку и увозит. Мне жена говорит: "Давай тоже покопаем чуть-чуть". Я говорю: "Не могу! Ну как?" Хотя вот оно поле, вот она картошка И меня волнует не то, сколько наша семья могла бы заработать, а то, что Высоцкий лежит под ногами, как вот эта картошка. Он не должен лежать под ногами! Это не тот случай!
- В Москве стоит памятник Высоцкому. Если бы он мог знать о памятнике, он не возражал бы?
- Памятники больше говорят о нас, а не о тех людях, которым мы их ставим. Он был нормальный человек, он хотел признания, хотел, чтобы его печатали, выпускали, пробивал запреты. Памятник - это признание, пусть запоздалое. Знаете, иногда говорят: "Вот, вы ставите памятники, вешаете мемориальные доски, называете улицы, а он был скромный человек! Вот он бы сейчас встал и вам бы устроил!" Я думаю, так говорят для красного словца, подозревая в отце то ли аскетизм, то ли идиотизм. Он был нормальный человек!
- Трудно быть сыном легенды?
- Я научился! Я всегда был сыном Высоцкого. Неприятно, когда люди считают, что мое положение очень завидное. У меня обычная семья. Я не могу соответствовать их представлениям о том, каким должен быть сын Высоцкого. Да я и не стараюсь. Я такой, какой есть.
- Семь лет назад вы стали директором Государственного культурного центра-музея Владимира Высоцкого
- Я сюда пришел не потому, что мечтал стать директором. Здесь все напоминало овощебазу времен застоя с тухлыми помидорами и трехэтажными дачами начальства. Наша семья хотела передать в музей вещи, документы, архив, фотоархив, библиотеку, все, что осталось после отца. Теперь такая возможность есть. Из каждой своей поездки я обязательно что-то привожу: фотографии, которых никто не видел, записи, которых никто не слышал Я свою функцию выполнил. Наверное, надо уходить.
- Ходили разговоры, что до вас здесь сплошные пьянки были, и множество экспонатов бесследно исчезло
- Как только отец умер, люди понесли экспонаты и посвящения в театр. Не было помещения, и уже тогда многое исчезало. Люди приносили оригиналы записей, а в музее до меня работали коллекционеры, которые забирали их себе, а сюда отдавали копию. Но я думаю, что и оригиналы вернутся! Я верю, что рукописи не горят. - Чем планируете заняться после директорской работы?
- По профессии я актер драматического театра и кино. У меня есть ряд предложений. Без куска хлеба не останусь.
- Прошло очень много времени. Вы по-прежнему не общаетесь с Мариной Влади? - Марина также участвует в управлении авторскими правами. И мы вынуждены общаться, как бы мы друг к другу ни относились. У меня есть надежда, что в ближайшее время мы встретимся. Что касается "дружим - не дружим", "простили - не простили", нет, все остались при своих. Мы разные, и при жизни отца мы не были близкими людьми. Но ради того, чтобы вокруг памяти об отце было меньше скандалов, чтобы не создавалось впечатления, что мы перегрызлись, можно пообщаться.
Константин Баканов
25.07.2003
http://www.peoples.ru
Док. 514848
Перв. публик.: 25.07.03
Последн. ред.: 04.11.08
Число обращений: 212
Высоцкий Никита Владимирович
|
