Феликс Разумовский: `Однажды все проснулись - и вот уже другая страна`Назад
Феликс Разумовский: `Однажды все проснулись - и вот уже другая страна`
Авторская программа "Кто мы?" - одна из старейших программ телеканала "Культура". Сейчас идут серии нового цикла "Вершины и бездны Серебряного века". О том, как создавался этот цикл и чем он отличается от предыдущих, мы поговорили с автором программы - историком и писателем Феликсом Разумовским.
- Феликс Вельевич, что для вас было особенно важным в работе над циклом "Вершины и бездны Серебряного века"?
- Первый важный момент, на который хотелось бы обратить внимание, заключается в том, что Серебряный век предшествовал обвалу русской жизни. То, что "Россия идет к катастрофам", - цитирую Толстого, - было ясно всем. И деятельность любого рода, в том числе и художественная, была в ту пору реакцией на приближающийся кризис. Многие деятели эпохи пытались кризису противостоять, но не смогли справиться с этой задачей. Более того, они усугубляли ситуацию, несмотря на все величайшие достижения, которыми мы теперь восхищаемся. На вопрос: "Что нужно сделать в России, чтобы выйти из тупика?" - ответ не был найден. Это поразительно! Ведь ясно, что русская культура к тому времени располагала колоссальными ресурсами, фантастическими творческими возможностями. Сегодня нам даже трудно представить, что нация когда-то обладала таким творческим потенциалом. И уж если не справились, это заставляет задуматься... А второй важный момент - наши стереотипы и иллюзии: мы долгое время отделяли жизнь того времени - общественную, политическую, социальную - от искусства. Мы справедливо говорили: да, культурное возрождение дало бесценные шедевры. Но забывали, что все сделанное в то время в искусстве было - в той или иной степени - поиском ответа на вопрос: как создать новый строй жизни? Все заблуждения и тупики, которые обнаружились в тогдашней жизни, надо искать в искусстве. Серебряный век - это, наверное, единственная эпоха в русской истории, когда культура была осознана как главная "жизнестроительная" сила. К художнику относились как к пророку, которому открыты последние тайны бытия. Именно художник являлся главным героем эпохи.
- При работе над циклом вы открыли для себя что-то новое в эпохе Серебряного века?
- Да, две вещи, совершенно неожиданные. Во-первых, Серебряный век закончился раньше, чем произошла катастрофа 1917 года, - и это очень важный момент. Разумеется, люди той эпохи продолжали жить и делать все то, к чему у них лежала душа. Но сама эпоха - с ее неповторимым сплавом отношений, идей и устремлений - окончилась где-то к 1910 году. Говорю весьма приблизительно, так как эпоха не кончается в ночь с понедельника на вторник - эта грань в календарном смысле не фиксируется. Тем не менее вдруг в жизни начинает происходить такое, что еще недавно было неприемлемо. В одной из программ мы попробовали нащупать эту грань. В 1908 году на строительстве Музея изящных искусств - знаковом проекте, пантеоне культуры - вдруг произошла остановка: подрядчики перестали работать из-за отсутствия денег. А почему денег не стало? Что, вообще в России нет денег? Нет, оказывается, в том же 1908 году "раскручивается" Николай Рябушинский, которому братья выделили 10 миллионов, - делай, что хочешь. И за 10 предреволюционных лет он эти миллионы просто спустил. На что? Он строит виллу "Черный лебедь", где устраивает сумасшедшие праздники для московской богемы. Сценарий одного из таких праздников предусматривал появление в саду вокруг виллы множества механических прыгающих лягушек и ящериц; вся эта механическая живность заказывалась во Франции и стоила фантастических денег. Или устраивается праздник на годовщину журнала "Золотое руно", который Рябушинский финансирует ради конкуренции с дягилевским "Миром искусства", - дескать, мы сделаем покруче. Праздник проходил зимой в "Метрополе" - и покупается 5 тысяч живых ландышей, которые стоят несколько тысяч рублей... Все это происходит в Москве одновременно: метания профессора Ивана Цветаева в поисках денег для музея и эстетские праздники Рябушинского. Часто приходится слышать, что Россию подстрелили на взлете: мол, какое это было прекрасное время, и вдруг... Нет, все закончилось раньше. Эпоха, которую мы называем Серебряным веком, исчерпала себя прежде катастрофы.
Второй момент, ставший для меня открытием при работе над циклом, - особенности русского капитализма. Это вообще очень важная тема. Мы не знаем более зрелой эпохи в истории русского капитализма, чем те годы. И что мы видим: этот капитализм очень отличается от капитализма европейского. В России были деньги, банки, кредиты, биржи - все то же, что и в Европе. Но при этом - совершенно иное самоощущение того слоя, который называется буржуазией. У русских купцов и промышленников в основном были семейные предприятия - не акционерные общества, а именно семейные предприятия, семейное дело. Такое дело рассматривалось как продолжение личности владельца. Иначе говоря, моя фабрика - это мое лицо. Все, что я делаю - произвожу ситец или строю театр, - это мой личный вклад в российскую экономику и культуру. А на рубеже 1900 - 1910 годов семейные предприятия обвальным образом переходят в акционерные. И российский капитализм обезличивается так же, как и на Западе. С этим, очевидно, тоже связаны перемены времени, упадок эпохи...
Что такое Серебряный век, если охарактеризовать его в двух словах? Это реакция русской культуры на нравы буржуазного мира: "...Мы это не приемлем, в таком виде мы с этим смириться не можем". И действительно не стали мириться...
- Не приходилось ли вам слышать, что ваши программы как-то сложноваты для среднестатистического зрителя?
- Сделать интересной "проблему" гораздо сложнее, чем "историю жизни". И от такого подхода сценаристы теперь чаще всего отказываются. Это неблагодарная задача, а нынешнее телевидение развивается по линии упрощения. Мы живем в эпоху упрощенчества, которая обычно предшествует революционному времени. Только не надо думать, что Революция - это непременно какие-то внешние столкновения, кто-то куда-то бежит, кого-то свергают. Обвал может произойти совершенно незаметно. Однажды все проснулись - и вот уже другая страна, другие люди. Упрощение создает ситуацию, когда люди живут в смысловом вакууме. Вокруг масса информации, все ее заглатывают, но никто ничего не понимает. Тот, кого все это устраивает, говорит: "Не надо грузить зрителя". А мы рискнули "нагрузить".
- Каков ваш идеальный зритель? Каким вы представляете человека, который смотрит ваши программы?
- Как выяснилось, эту программу смотрят очень разные люди. Люди разного возраста, но все они пытаются внутренне противостоять массовой культуре. Массовая культура принципиально не задает вопрос "зачем?". Она задает вопрос "как?" - как устроиться без проблем? А те, кто задают себе вопрос "зачем?", - это все наши люди.
- Тема "Серебряный век" заинтересовала вас, в первую очередь, как историка или как человека, который просто любит эту культуру?
- Многое в культуре Серебряного века я готов с восторгом принять. Но одна личность, одно направление мне необыкновенно близко. И оно присутствует в программе. Это все, что связано с Чеховым. Кстати, среди "экспериментов", о которых мы уже говорили, была попытка при разговоре о разных явлениях и событиях Серебряного века использовать Антона Павловича в качестве эксперта. Он присутствует практически во всех программах цикла, даже если о нем прямо не говорится. Присутствуют его взгляды, его позиция. Нам было важно показать то, как он реагировал на происходящее. И мы не разочаровались. Он необыкновенно точно, остро и глубже всех высказывался по любому вопросу. Причем он, как известно, трактатов не писал - в отличие от своих товарищей. Он мог написать двухстраничный рассказ, скажем, "Злоумышленник", и в этом рассказе высветить глобальную тему. В данном случае - противостояние двух "Россий": России господской и России народной. Для Серебряного века это было неразрешимой проблемой, она многих застала врасплох. Современники Чехова, по большому счету, не знали, что делать со стихией народной жизни, с русской традиционной культурой и вообще с ситуацией, когда все расходятся в разные стороны, и это разрывает страну. Мамонтов собирался лечить Россию красотой: картины на железнодорожных станциях вешать, кто-то учил, просвещал... А у Чехова в "Злоумышленнике" - иной уровень осмысления проблемы. Вот встретились два русских человека, хороших, нормальных. Но разговаривают они на двух совершенно разных языках и понять друг друга никогда не смогут. Или другой пример. Можно читать тома разных авторов - Ленина, Туган-Барановского, Струве, кого угодно... в попытке понять, что такое русский капитализм. А можно прочитать повесть Чехова "В овраге", где все о русском капитализме сказано. И не только о капитализме.
- Вам хватило 12 программ, чтобы рассказать об эпохе Серебряного века?
- В цикле нет целого пласта - Петербурга. Мы говорим об этом в первой же программе. Когда берешься за необъятную тему, поневоле приходится себя ограничивать. В данном случае речь идет по преимуществу о Москве, провинции и русской усадьбе рубежа ХIХ - ХХ веков. Но более всего о Москве. Такой избирательный подход к эпохе вполне допустим. Москва и Петербург в то время в культурном отношении представляли собой два разных мира, за каждой столицей русской культуры стоял свой образ России. "Москва опять соберет Россию", - это репинская фраза, как мне кажется, верно расставляет акценты. Это не значит, что происходившее тогда в Петербурге было не особенно важно, не значительно. Однако "нельзя объять необъятное", и если говорить о том, чего мы не коснулись, то это, конечно, гораздо больше того, что в цикле есть. Наш цикл не энциклопедия Серебряного века, такая задача не ставилась. Подход у программы "Кто мы?" всегда был иным. Мы задаем прошлому те вопросы, которые важны для нашего настоящего.
