ГЛАВА ДВАДНАТЬ ВТОРАЯ
Глеб, Анюшкин и отец Владимир - настоятель местного храма Михаила-Архангела, тихо сидели на знакомом бережке бурливой рыжеватой речушки и через её шум прислушивались, а, точнее, принюхивались к тому, что происходило около семёновского дома. Их, как почётных гостей, отправили <погулять> пока <всё не будет готово>. <Всё> - это праздничный обед в честь дня рождения Вальки. Десять лет, первый юбилей, всё-таки... Глеб был в собственной рубашке, собственных брюках и даже туфлях. Только вот носки чужие. Всё равно - блаженство...
Блаженство не нарушали перекрёстно перелетающие через его голову вопросы и ответы пожилого гномика и зевсообразного иерея. Так как Анюшкин и отец Владимир были вполне равными по силам фехтовальщиками истинами, и, судя по всему, упражнялись в этом не первый год, то, бросаясь старыми растопыренными и колючими шишками в прыгающие над валунами струи, они препирались без даже слабой надежды на окончательную победу. Священник запускал любую тему, Анюшкин доводил её до абсурда, и потом они оба искали момент <схода с рельс>... Отец Владимир, высокий, вобщем-то, для своей профессии, стройный, белокурый с кудрявящейся округлой бородкой <истинный ариец> около пятьдесяти лет, высоко подвернув полы светло-серого подрясника, сидел на камне спава от Глеба. Продолжая перетягивание слов и понятий, он, с хитроватой улыбочкой, всё отсылался на какое-то возможное виденье Глеба, прощупывая его <на каноничность>. Но, Глеб в ответ лишь пожимал плечами, морщил лоб и чесал затылок, всем видом извиняясь за своё молчание: ему ли говорить о мироздании, а тем более спорить! Сегодня уж как-нибудь сами... А он? Ночная гроза ещё где-то бродит... Он утром рассказал Анюшкину самое необходимое из произошедшего возле бабы-таниной избушки, и на этом решил молчать. Анюшкин был поражён. Глеб даже испугался, что тот опять впадёт в свой сон. Но он только побродил где-то около речки и вернулся: <Глеб, я не буду ни о чём более расспрашивать... Расскажете, когда сами пожелаете...> Нет, Анюшкин действительно человек. Гномик - его кожурка.
Он молчал. А, когда уж очень донимали, выходил на самое безобидное: вот, мумиё, - Глеб рассматривал свои руки, - мумиё в одни сутки затянуло раны, сняло опухоль. Неужто оно мышиное ... Чего? Чего? Фекалиё.
- Нет, это не только это. Это останки. - Анюшкин ловился легко. - Знаете ли вы, что самая сильная армия своего времени - армия Древнего Египта, отправляясь в поход, для каждого воина имела отдельный мешочек мумия? А так как в те времена, исходя из техники боя и вооружения, солдаты в основном гибли от полученных резанных, а не колотых ран, то фараоновское войско через день после любого сражения почти в полном составе могло продолжать поход. Почему? Мумиё у египтян делалось искусственно! Да! Методом возгонки, самой примитивной, термической, из яиц крокодила. Я думаю, что ещё можно было бы и печень попробовать.
- Жаль только, что у тебя крокодила тут нет. - Отец Владимир подмигнул.
Глеб с недоверием отнял свою ладонь, схватив которую, Анюшкин попытался для убедительности поковырять ногтём.
- А зря смеёшься! - Они были на <ты>, значит, не верили в возможность серьёзных конфликтов. - Зря! Я уже делал мумиё из куриного желтка. По китайской методике. Вонь непереносимая! Но - реальность. И подозреваю, что желток вполне заменим печенью или икрой. Тут же важен именно концентрат жизненной энергии. И чем древнее существо - крокодил, акула, черепаха или... жаба, тем должно быть эффектнее. Между прочим, в твоём любимом Средневековье, как раз из печени летучих мышей и икры лягушек делали великолепные лекарственные препараты!
- Отцы родные! Ты это брось! Не подменяй: я в Средневековье не колдунов люблю, а как раз способы борьбы с ними. Попрошу различать!
К ним на берег из солнечного сосняка донёссся призыв. Потом появился и сам именинник - в новой цветной рубашке и белых шортах. Валька, с утра очень умытый и приодетый, просто не знал куда деться от свалившегося на него внимания. А держать руки в карманах отец запретил настрого. Куда их теперь? <Пойдёмте! Вас зовут.> Они очень поспешно встали, заговорщицки переглянулись, и, сглатывая слюнки, гуськом посеменили по каменной тропке. По ранжиру: впереди отец Владимир, потом Глеб, потом Анюшкин, и замыкал Валька. Отец Владимир через все головы добил малого:
- Вальк, а ты чего сегодня такой важный? И одет... как лорд. Есть такой в Великобритании министр, не помню там чего-то. И вот что значит несоответствие языковых групп: у нас, славян, он бы выше прапорщика не поднялся - из-за этой своей фамилии. А у них - министр. Слышь, Валька? - лорд Джопельсон.
Именинник ещё больше сник и приотстал.
Стол, вернее его символ, развернулся на немного скошеной поляне. Прямо по траве были расстелены несколько брезентов, покрывала, скатерти и одеяла. Блюда - это фанера, протвини, досточки и просто листья лопуха. Посуда в стиль - от огромного чёрного чугунка до тонко-фарфоровых японских пиалок. И, соответственно, кому - ложки-вилки, а кому - деревянные и костяные палочки. Далее по кругу седалища из плоских камней. Главное украшение - привезённый с собой отцом Владимиром самый настоящий старинный самовар - угольный, сияющий начищенными завитушками и парижскими медалями... Гостей встречали шеф-повар Семёнов, его главный оппонент-помощник и кладовщик Тая, вернувшиеся из ситуации выживания девушки-спортсменки, две близкие Вальке по возрасту девочки отца Владимира, и приехавшая из туристического лагеря старшая дочь Семёнова Алевтина. Строгая, такая правильная на вид, шестнадцатилетняя барышня, но сразу же ревниво отнявшая у брата щенка - так как тот <неправильно охотничью собаку воспитывал>. И, судя по сплошным царапинам и укусам, пока не расстававшаяся с ним ни на минуту: у Кучума резались зубы.
- Слышь, тут никак равновесия между женским полом и мужским не получается, поэтому, давайте, гости дорогие, проходите и садитесь по симпатиям и вкусам: туда - мясоеды, сюда - вегетарианцы. Поста сейчас нет?
- Нет. Но, всё равно, давай помолимся. Кого не корячит. - Отец Владимир весело оглядел присутствующих. - Иконы нет?
- Есть. - Глеб кивнул головой в сторону дома. - Там.
- Кто вперёд? Живо несите! - Валька и старшая дочка отца Владимира побежали на веранду. Глеб вдогонку:
- У меня на постели! В изголовьи!
Все отчего-то смутились, стоя вокруг <стола>, бездвижно молчали. Рязрядил Анюшкин:
- А какая? Икона-то?
- Святой Николай Можайский. - Глеба аж дёрнуло.
- Это... Бабы-Тани? - Отец Владимир просто пронзил его взглядом.
- Да. Я её в ваш храм передать хочу.
Теперь и все с любопытством смотрели на него. Пришлось чуток раскрыться:
- Удивительно: горело вокруг, а икону не трогало.
- Как раз наоборот! Самый стандартный случай. - тут же начал Анюшкин, но гонцы уже возвращались. Валька нёс доску над головой, и только теперь его новый наряд не вызывал сомнения соответствием торжеству момента.
- Семёнов, а как твой сын хорошо с ней смотрится. Ты когда его ко мне в служки отдашь? В алтаре помогать?
Семёнов покосился на учениц:
- Ты хоть при девушках не нарывайся.
- Ну-ну. Не нервничай.
Пока отец Владимир читал <молитвы перед вкушением>, Глеб, стоявший у него за спиной, краем глаза забавлялся на то, кто как крестился: Анюшкин и дети - серьёзно, барышня Аля - легко, привычно, Тая перекрестилась только раз в начале, а потом всё прятала глаза и <терпела>. А Семёнов словно проводил сам с собой кумитэ в полконтакта: после каждого раза - как после глупо пропущенного удара - опуская свою огромную руку, обиженно морщился. Его девушки повторяли движения учителя с отставанием в полсекунды... Интересно, а как смотрелся со стороны сам Глеб?
<Подай Господи, рабу Своему Валентину многия и благая лета! Многая лета, многая лета, мно-о-о-огая ле-е-ета>!
Салаты - салатами, пусть и с обязательными в этих местах солёным папоротником и холодной олениной, а вот шурпа... шурпа - о! - Из вчера утром зарезанного соседом молоденького баранчика, специально для этого случая целые сутки без соли и воды томившаяся в русской печи. Пока сладкое жирное мясо не стало нежнейшим студнем. Оно мгновенно заполняло всю полость рта, слегка застывая корочкой на нёбе, и требовало - ещё! Ещё, ещё... А бедные девчонки, которым, после пяти дней и ночей голодания и холодания, разрешили тоже <попробовать это>, от горячего студня буквально опьянели. Хотя спиртного <на столе> и не было. Выяснили: никто в принципе не отказывал себе, но и не жаждал. Первые минут десять насыщались под междометия. Потом пошли подобия коротких тостов, но без точек. Потом... Был один интересный нюанс застолья: Семёнов уступил своё право главного, всё подавляющего голоса отцу Владимиру. То есть, он иногда всё же дёргался, пытаясь что-то утверждать, но тут же сникал. А если и обращался, то только полушёпотом, и лишь к сидящему по правую руку Глебу. Отец Владимир безраздельно глагольно царствовал, поставив на социальную роль придворного <шута>-правдоруба Анюшкина.
- ...Во-первых, любая совместная трапеза, отцы родные, это трапеза любви. Всё равно, что там на столе. Здесь любовь - самый главный закон застолья. Оправдание и скудости и излишеств. На Руси нет не табу на единую пищу с чужаком или чужеверцем, или наоборот - на ритуальное терпение гостя, даже если он враг. У русских стол - престол, жертвенник, где всё - дары земли, дары мира, поэтому делится он по паям не законом, а любовью. Вот чудная притча. Один великий пустынник, авва, гостевал в соседнем монастыре со своим учеником. Братия монастыря была обрадована столь редкому гостю, и накрыла стол из всего, что у них нашлось. Авва вкусил от этого всего, они богато побеседовали. Но настала пора, и гости пошли к себе. По дороге ученик попросил благословения напиться из реки. А учитель ему и говорит: <Сегодня среда, так что надо бы воздержаться>, ибо они по средам и пятницам ничего у себя в келье не вкушали. Вот ученик и возроптал: <Да как же так? Мы же сейчас столько съели, что пара глотков воды ничего не решит!> А учитель и говорит: <То была трапеза любви. Святыня. А теперь мы одни - можно, как обычно, и попоститься>... То есть, главное в угощении - причина! Так, Валентин, ты сегодня и есть тот самый столб любви, на коем и стоит весь окружающий нас мир. Понятно, рядовой?
- Так точно!
- Молодец. Кстати, Анюшкин, ты почему не ешь? Не любишь кого-то из нас?
- В данном контексте любовь - это объём человеческой души. Её кубатура, так сказать.
- Ну, и ?..
- Вот вы с Семёновым - большие люди. Вам и положено много любить. И за стоом быть лидерами. А я в этом вечный аутсайдер.
- Ого, ты уже иностранными словами раскидываешься! А почему тогда все лидеры маленького роста: Наполеон, Ленин, Сталин?
- Ельцин, Буш?
- Ладно, поймал. Но героическое начало всё же в маленьких. Как Суворов, Гагарин.
- В Петре Первом?
- Ну... Девочки положите ему чего-нибудь. Надоел он мне.
Анюшкин откуда-то из-за спины достал и стал аккуратно разворачивать газетный свёрток, из которого появилась старая книга. Встал, торжественно протянул Вальке:
- Это <Азбука>.
Тот не понял:
- А я же умею читать... С пяти лет.
- Не умеешь! Ну-ка, напомни мне алфавит!
Валька недоуменно оглянулся на взрослых - в чём подвох?
- А, бэ, вэ, гэ, дэ...
- Всё! Всё! Достаточно! Папа и мама - вам двойки! Вы чему детей своих учите? Каким глупостям?
Отец Владимир засмеялся первым:
- Задай, задай им, Анюшкин! Всыпь предателям нации!
- Валька. Ну, ты-то в семье человек разумный. Не спортсмен ещё. Читай: <Аз буки веди. Глагол добро есть>. Понял? Нет. Объясняю, а вы, милые девушки, пока не жуйте, как вам того сей иерей повелел, а послушайте тоже: <Я - буквы - знаю. Слово - добро - суть>! Поняли? Нет в нашем языке просто букв или звуков: <Бъ>, <Въ>, или там <бе> и <ме>! А есть живые понятия, образы, если хотите. А образ в русском языке, опять таки, не символ или метафора, а - лик. Лик, как у иконы. Эйдос. И суть, и имя одновременно. Что, по-вашему, значит: <буквы ведаю>? А сие означает <образованный>: знающий и имеющий <образ>. И не просто <образ>, а образ Человека в подобие Божие. Опять Лик! И теперь, <Ведаю> - какое значение в себе несёт? Ну? Уже сами прародительские <Веды> из подсознания поднимаются, когда мы только один звук произносим, одну только букву видим - <В>... А ты вот говоришь <умею>! Учись! Может когда-нибудь и посмеешь сказать: <Аз буки ведал>!
Анюшкин вырвался далеко за пределы своей роли. Страшно блестя очками, упорно сползающими на красный нос, он почти перевалился через стол на молчаливых каратисток, и просвещал их, просвещал.
Семёнов покачивался, закрыв глаза и улыбаясь. Уже счастливый Гаутама. И животик соответствует, и лицевое выражение. А, вот ещё не просветлённый до всепрощения и всеприятия, Анюшкин лил вокруг из своего изобильного рога:
- ...Нет, нет, я даже близко не маг, я предмет изнутри не воспринимаю! Поэтому я постоянно вынужден к внешним признакам присматриваться. Если их недостаточно, то во мне просто что-то не срабатывает. Как бы не включается механизм плетения логической цепочки. А озарений у меня не бывает. Чистое ремесло, а не талант.
Отец Владимир постарался громко перебить его заумь:
- Глеб, а вас золото мыть не отправляли?
- Н-нет... Показали - где оно. Но не настаивали.
- Он испытание прошёл. - Семёнов засмеялся на недоумёние Глеба.
- Редкая птица долетит, редкий человек устоит. Тут, это золото, кто как только не мыл. И карманами - от нас втихушку, и откровенно коробками.
- Это, которое в роднике играет?
- Вот, вот. Пирит - золото дураков.
- Так это вы прокололись: у меня отец - доктор геологии.
- А-а-а!!!
А дальше разговор разломился на множество тихих пресыщенных бормотаний. Девочки с девочками, мальчики с мальчиками... Тепло. Лёгкий смолистый ветерок, солнышко в череду с пробегающими быстрыми облачками создавали ощущение дыхания. Дыхания самой земли: тепло-прохладно-опять тепло и вновь прохладно... Всё казалось щемяще знакомым, словно когда-то с кем-то это уже было: чуть шумящие сосны... важные соседские гуси, опасливо обходящие пирующих стороной: Дети устали от сдержанности и побежали наперегонки с маленькой белой лайкой вдоль берега... Было? Но когда, с кем?.. Рядом вздохнула Тая: Валька успел таки испачкать на заду свои новые шорты.
Семёнов неожиданно выпрямился. Привычно скомандовал:
- Всё хорошо. Теперь - чай. Так, убрали лишнее.
И милые девичьи руки, способные бить, как лошадь копытом, замелькали, быстро-быстро что-то убирая, что-то оставляя и добавляя пряники, мёд и варенье. Заварка на выбор - с баданом, с золотым корнем, и с лепестками шиповника. Подоткнув полы подрясника за пояс джинс, отец Владимир заново раздул притихший самовар, а Семёнов вдруг самолично принёс из дома огромный пирог. Но детей вернуть не удалось. Поэтому темы пошли позанятней.
- Анюшкин, а как там Степан?
- Плохо. То есть - для меня. А для него всё как обычно. Ещё неделю промается. Брат его приехал, меня на сегодня сменил. Этот весь спирт окончательно выпьет.
- Глеб, а ты как с главой пообщался?
- В удовольствие.
- Это ещё как?
- Он, как все и всегда, меня за родного принял.
- Так ты теперь тоже за отделение нашего района от России?
- Более того: мы решили гнать русских до Урала.
- А ты сам разве не русский? - Отец Владимир приклонился к нему, сравнивая цвет кожи рук.
- Это кому как удобнее.
- Нет, а ты сам-то как?
- Я в гостях привык со всем соглашаться.
- Хитрый. Значит - татарин. - Уже зацепился и Анюшкин.
- Ушлый, значит - русский! - Протестовал отец Владимир.
- А кто знает, как делится оркестр Большого театра? - Отбивался Глеб.
- Ну?
- Скрипичная группа, естественно, евреи. Духовая деревянная, значит, армяне. А медяшки - русские и татары... Так я ещё в пионерах на горне играл.
- Значит ты русский? Или татарин?
По ходу чаепития компания поредела. Сначала ушла Тая с дочкой, потом и спортсменки с посудой. Оставшиеся без присмотра мужики сразу стали терять миролюбие. Спровоцировал, естественно, Анюшкин:
- Тюрки, как потомки хуннов, арийская группа. Они тоже отсюда, с Алтая выходцы. С монголами генетика принципиально разная. Поэтому лёгкая диффузия в нашей истории: только-только пожгли Казань, а уже татарин Годунов на престоле. И, вообще, четверть русских дворян - крещёные татары. И никого это не смущает. Потому, что при всей разности внешней, всё же существует реальная родственность...
- Не так-то и просто, - отец Владимир тормозил как мог, - не одной генетой всё объясняется. Есть целые народы, что мимо твоей теории прошли. Например: поляки и чехи - католики, а по крови славяне, чехи даже изначально были православными, а только потом окатоличились. Но теперь они главные в славянстве прозападники. Этим, правда, и можно было бы объяснить постоянный душевный надлом Польши, эту её болезненную гениальность - несовпадением внутреннего порыва с внешним ритуалом. И от этого её подчёркнутая агрессивная католичность. А Румыния и Молдавия, наоборот, православные, хоть по крови - чистейшая романская группа. У них тоже вечная проблема доказать себе - либо они православнее славян, либо зачем им это?
Анюшкин сделал последнюю попытку:
- Я ведь скромно, о себе любимом только. Но, это действительно так: где у нас основные районы староверчества? Русский Север и Поволжье. А? Вот то-то и оно! Там, где славяне сильно разбавлены угро-финнами.
- Не надо! Православнее чувашей никого не встречал.
- По ритуалу? Или по духу?
- А можно когда-нибудь и мне словечко? - Когда ушли ученицы, Семёнов стал вести себя рядом с отцом Владимиром - ну, чуток посвободнее. Между ними была какая-то тайна. Видимо, не очень приятная для обоих, но и не дававшая повода к полному разрыву. Как спящий вулкан. И из-под корочки гостеприимства всё время чуть-чуть да прорывался гейзер явно неспортивной соревновательности.
- Я прошу прощения у учёного собрания, но тоже поговорить хочется.
- А мы только рады будем. Анюшкин уже надоел. Такие вот, как он, очкастые вани карамазовы, теорьецы разведут, в народ скинут, а потом мило удивляются: <С чего бы, мол, смердяковы папаш режут?>
- Вот, вот. Я, слышь, об этом же. Начну как все: у меня кроме русских, разве что кубанские казаки в родне есть.
- Похвально.
- Погоди! Вот вы тут: кровь, род и форма черепа. Я тоже племенных признаков не отрицаю, но и вы личность не отбрасывайте. А то, слышь, простенько получается, аккуратненько, как на бумаге. Я-то о чём? Личность, личность! Она ведь выковывается из-под давления рода. Я это в Китае понял. Сидят в монастыре монахи, между прочим, этнические китайцы. Мало того, что в горах, так ещё и за толстыми стенами прячутся. И от кого? От китайцев. Как Серафим Саровский - от кого в лес уходил? От русских!
- Вот так бабах! - Отец Владимир аж приподнялся. - Ну, ты, брат, даёшь! Ты, брат, сравниваешь!
- Я тебя сегодня три часа не перебивал. Так? А мне и три минуты не моги?
- Смолк. Но я для твоей же пользы, знаешь же, профессия у меня такая - спасать.
- У меня тоже педагогический профиль. И моя паства за мной не менее строго следит. Каждый день как на проволоке. Ладно, вот как я это понимаю: не возможно быть только чукчей или хохлом. Это при том, понятно, что нужно гордиться и знать своих предков до седьмого колена, не меньше. Но, если ты - личность, то этим ты уже выше своей крови. Тут, как только ты осознал себя лидером, так сразу включается совершенно особая система законов и требований, не предъявлямых к простым смертным. Лидер - значит впереди. За пределами. И нации в том числе. Вождь, по крайней мере, по силам равен всему племени. То есть, стоит перед тобой толпа и требует: <Веди!> Куда? <Веди!> И всё тут. В любом деле - хоть пой, хоть пляши. И в моём тоже. И встаёт вопрос: откуда брать такие силы, чтобы эту толпу повести? Это вопрос о <свехчеловеке>. Ну, что я сам? Даже лошадь-то не подниму, если она, конечно, не алтайская. Дед, правда, у меня поднимал. Известно, что в определённой школе можно научиться некоторым сверхчеловеческим усилиям. Конечно же, достигает вершин далеко не каждый. Как и низин. Я, например, чётко знаю, что я не могу быть лакеем, просто умру. А для кого-то это нормально. Нормально лизать хозяйские руки, даже не из корысти. А из корысти жить с нелюбимой женщиной. Или... Да много чего... Вопрос уже второй - что же такое, эти сверхсилы? Когда в первый раз видишь, как восьмидесятилетний дед подпрыгивает на два с лишним своих роста, как сорокакилограммовый щепок ломает голой рукой кирпичные стены - просто балдеешь! Конечно, это ловушка, если <учителя> всем обещают: <делай как я, и будешь как я>. Это йога для домохозяек. Можно ли лидерство натренировать? Явно нет - это судьба. Ведь основа всех сверхусилий - сила входящая. В тебя входящая: боевой дух, или дух поэзии, или врачевания. Он входит! И ещё важно, что здесь и родовые традиции роли особой не играют. Возьми способного мальчика из, например, Швеции, и помести его в Шаолинь. И через десять-пятнадцать лет ты получишь мастера, хоть разрез глаз будет прежний. Значит: не кровь работает! Если в него эта сверхсила входит, то пусть он негр или тунгус. Кровь для лидера - второстепенное.
Отец Владимир по ходу речи стал потихоньку раскачиваться. Видимо, очень уж хотелось перебить, но терпел. Терпел до последнего. Только один вопросик позволил:
- А об имени этой <сверхсилы> не задумывался?
Семёнов среагировал болезненно скоро. Видимо, ему самому было тошно. От чего?
- А что тут думать? По-вашему, по-православному, бес. Бес - и всё. Так вам, слышь, удобнее. Только вы так и своих старцев гнобили. За чудеса. За пророчества. Удобно: раз сам не могу - не дам и другому.
- Ты не финти. Отвечай: как имя твоей <сверхсилы>?..
- А потом, попозже, начиналось: <О! Святые! Святые! О!> Имя тебе? Так оно для разных языков звучит-то по-разному. Ты на каком услыхать желаешь?
- Только не говори, что это <Святой Дух>. Прошу тебя.
- Хорошо. Не буду, батюшка, <кощунствовать>. И потом я, слышь, уверен, что под этими разными именами скрываются и разные... силы, да? Но для меня-то проблема не в этом. А в том: кто тот, кого можно сделать сверхчеловеком.
- Или недочеловеком?
- Уточни. - Семёнов усиленно набил рот для молчания.
- Сначала для новеньких. Дело в том, что мы с дорогим моим оппонентом уже лет двадцать как знакомы. Ещё с острова Русский. Там в морпехах служили. Я, конечно, поскромнее - просто разведка, а он - диверсант. Но встречались. Потом параллельно йогой увлекались. Хоть и в разных местах, но в одно время. И опять таки, я только в мирных целях. Вот поэтому он меня теперь не может цельно воспринимать: был <свой>, нормальный <восточник>, а тут вдруг всё отрицаю. Вроде как в особую гордыню впал: он же против моего православия ничего не имеет - мол, <пусть себе>, а я прямо таки трясусь от его медитации. И, в самом деле, трясусь. А объясниться не можем.
- А, может, не надо? Всё равно я <пропащий>. Мне теперь только в ад дорога. По-твоему, конечно. - Дожёвывал <диверсант>.
- Попробуй ещё этот кусочек! Так всегда: глухая защита. Он, отцы родные, только <терпит>, а мне ну <очень надо>! Только зачем, в самом-то деле? Всё бы ничего, я бы наплевал, да на него много людей завязано. Семья: смотри, что ты со своими детьми делаешь! Они же русские, а не китайцы. А ещё эти, вон, лишённые любви девчонки. Стоп! Я понимаю, что простые бы барышни с мокиварами не работали, что это особый тип психики.
- Ага! Хоть тут сознался. И психики, и физики. Главное же - энергетика. Ты вот здоровый мужик. Тоже бить умеешь. А из них самая маленькая тебя срубит. Любой блок пробьёт. А почему?
- От умения впускать в себя некую безымянную силу.
- А почему ты ёрничаешь? Или ваша монашеская православная практика не этим живёт? Не этим чудеса показывает?
Семёнов трудно сглотнул и теперь сидел, погнув под себя ноги, весь напряжённый, сжатый. Отец Владимир тоже вибрировал, хотя демонстративно мирно отвалился с чашкой давно остывшего чая. Глеб посмотрел на Анюшкина, но тот не присутствовал на <Малом костре>, и не видел, чем кончаются <отвлечённые> споры. Так что, придётся ему самому встречный огонь подпускать:
- У меня, конечно, своего в этом мире нет ничего - и это я только здесь и недавно понял. Спасибо Алтаю. Но вот мой брат, он не последний человек в спорте. Ты знаешь. И не скрывает от меня многого. Так знаешь, отчего он к своему делу потерял страсть? Тогда, после <Белого Дома>, он от гэбэшников в десантныме инструктора по рукопашке спрятался. И в Грозный с первым эшелоном входил. Там, в Новый год, под нож дудаевцам именно те части подставили, которые в <переворот> себя неблагонадёжными показали... После такой подставы у него и кончился азарт. Я думаю, что когда начинаешь понимать масштабы противостояния добра и зла, то уж какая, на фиг, твоя <сверхличность>, проблемы лидерства и чемпионства. В такой-то мясорубке...
- А правда, - подхватил умненький Анюшкин, - что чеченские боевики над нашими пленными ритуально измывались?
И Семёнов, и отец Михаил словно из темноты на свет. Точнее, в просвет из противостояния. Общий враг объединяет. Анюшкин повёл дальше:
- Эта вот, обязательная перед убийством, кастрация?
- Скорее из экономических соображений. - Встряхнулся Семёнов. - Французам на производство духов. Дамам же нужно хорошо пахнуть. А за это сырьё для их парфюма всегда хорошо платили.
Семёнов отходил на глазах, обмякал:
- Война - нет ничего жутче. Всё с ног на голову. И, главное, слышь, никому потом на сторону не расскажешь. Только внешние приметы. Вот, в Афгане, уже всё, кажется, насквозь обстрелянные, а каждый раз, как приказ об операции - там, лагерь у духов или караван забить, - так враз вшами покрываешься. Понос - это понятно: организм чистится, а вши? Отчего? Вернёмся, помоемся, и до нового задания их нет.
Глеба вдруг прорвало:
- Снятся?
- Сейчас почти нет: Уже нет.
Помолчать бы... Но неугомонный Анюшкин уже пёр:
- Ну, я, конечно, не могу всем предлагать покаяние. Это не моё право, есть тут кому. Просто вспомнилась ещё одна форма - совершенно противоположная, сатанинская - ухода от памяти смерти. Мне один старый энкэвэдэшник рассказывал, когда мы с ним в психушке лежали. Да, был у меня и такой жизненный опыт, но это не важно! Так вот, он мне говорил, что у них на расстрелах <исполнители> постоянно свихивались. И, чтобы <голоса> не шли, пили кровь своих жертв: Брр, жуть какая!.. Помогало. А почему? Ну, если уж совсем отстранёно, пьют же охотники кровь зверя.
Все переглянулись: кому отвечать? Не Глебу, точно. Семёнов тоже ушёл взглядом в землю, играл желваками. Отец Владимир вздохнул:
- Только для тебя. Цени, Анюшкин. Другого бы тут и забили. Как гвоздь - по самую шляпку. Чтоб не цепляться, штаны не рвать. Но тебя бесполезно наказывать, ты бесчувственный. Попробую встать на твою ступень эмоционального развития земноводного: ты у нас как с древними?
- Я виноват.
- Не то слово. Не то!
- Очень виноват... А с древними? С какими?
- Про Изиду что знаешь?
- Вкратце? Так: <Исида - египетская богиня, сестра и жена Осириса. Она перешла в греко-римские пантеоны как хозяйка земли и её плодородия, как создательница звёзд, покровительница мореходов. Через ночное небо со звёздами - своё покрывало - хранительница тайн зарождения. Культ - мистерии, атрибуты - змея, лотос, колосья и рог изобилия - всё то, что вы можете увидеть на лепнине ВДНХа>. Что ещё? Изображалась в Египте с младенцем Гором на руках, что принято считать прообразом...
- Стоп! Остановись, безумный. Во-первых: Изида, или Исида - как хочешь - богиня, отвечавшая не просто за рождение, а за возрождение. - Отец Владимир погрозил Анюшкину пальцем. - Чуешь разницу? Потому как она собирала и соединяла части тела своего мужа, убитого, разорванного и разбросанного злобным Сетом. Мужа и брата! Именно это покровительство акту возрождения, позволило в поздней оккультной традиции приписать ей знание тайн физического бессмертия. А ещё в Египте ей была посвящена чёрная кошка - животное ночи и девяти жизней.
Анюшкин запротестовал:
- А иерею не позволено говорить об оккультизме. Это моя прерогатива.
- А я и не об этом. Я о Глебе.
- Это ещё как?!
Все посмотрели на Глеба. Он на всякий случай пожал плечами.
- Я про икону, которую огонь не трогал. Меня тут на открытие одного туристического лагеря приглашали. Благословить, Господи помилуй... И там один интересный парень есть, Саша, из Питера. Он весной в Америке был, у Иверской. Слышали? Икона, что уже несколько лет мироточит?.. Ну, я всё к чему: ты, Анюшкин, сейчас такое чуть было не сказанул, после чего тебе бы ввек не отмолиться. Про изображение-то... Изида - не просто там чёрная кошка и хозяйка звёзд, это, отцы родные, покровительница самых жутких, современных нам, мистерий овладения <вечной> земной жизнью. Нынче она заведует регенерацией - физическим возрождением, через ритуалы, кощунственно пародирующие католическую литургию. Сегодня она хозяйка <чёрной мессы>. Знаешь суть? - Если христианская служба направлена на приобщение души человека к той, загробной вечной жизни через бескровную жертву, то <чёрная месса>, через кровавое человеческое жертвоприношение, ищет вечности здесь, в возрождении материального тела, только лишь тела. Но самое главное - на этой самой <чёрной мессе> фашизм стоит. Как <земная> пародия на тысячелетнее Царство Христа: <идеальное> магико-мистическое государство для <идеальных> бессмертных тел. То есть, постоянно регенерирующих, <возрождающихся> на уровне клеток, тел... И, ещё, почему на вывороте именно мессы? Потому, что месса - по-нашему <литургия> - означает <общее делание>. Общее! Вот то, что для фашизма самое важное. Кровь жертвы <чёрной мессы> на всех! Вот где она - круговая порука ада! Банда, стая волков-оборотней... Это ступени одной лестницы: <латинская ересь> - извращение вселенского православия, <чёрная месса> - извращение католической литургии, фашизм - антихристианство. Фашизм поэтому и зарождался, и существует в странах, где католичество естественно своей исторической традицией: в Италии, в Испании и южной Германии. А сейчас в Латинскую Америку перебрался.
- А в православии почему такого нет?
- Это вам задание на дом.
Семёнов, и тот сдался:
- Подскажи хоть, где искать?
Дети шумно возмущались, укрывшись в проулке: возле забора они всё-таки столкнулись с гусями, и огромный лобастый вожак, раскрыв бело-серые крылья, атаковал их, пока гусыни с посвистывающими подростками отступали к реке. Гогот и визги - под ярким-ярким солнцем на яркой-яркой траве. Как же здесь хорошо!
- Ищи в мистике. В различии акта дароприношения. Удивительно, но вот факт: из самого православия не вышло сект с человеческими жертвами! Если и были смерти, то это для себя, то самое самоубийство - через огонь. У части старообрядцев.
- Но позвольте!..
- Не позволю! Ты об <иудействующих> сейчас начнёшь говорить. Они не нашу Литургию пародируют. А Авраамово жертвоприношение продолжают.
- Значит, фашизма в России не может быть? А баркашовцы?
- Пока хоть чуток, хоть фиктивно люди за православие цепляются - не может. И питьё крови чекистами - это не от охотников, а рекомендации их учителя Гурджиева.
Отец Владимир получил свой шанс <прижать> Семёнова. И он резко закрутил тему:
- Человек - совершенное творение. Мы разные - слабые, сильные, высокие, умные - это для взаимопомощи, для <сцепки> и дополнения друг друга, а не от ущербности. Когда я увлёкся йогой, я не знал этого. И хотел переделать себя, улучшить. Путь всем известен: аскеза, энергетика. С аскезой ладно - без вина и мяса прожить можно. Можно даже и не орать на родных. А с энергиями? Свои-то до известного предела. А дальше? Откуда брать? Вот и грел кундалини. Причём я фанатично работал, поначалу даже копчик до волдырей сжигал: на верх ещё канал не открывался, а огонь уже пёр! Не смейтесь - от шёлковых трусов больно было! Но у меня и медитация хорошо пошла. Я уже в астрале, как в своём доме ночью без фонаря ходил. Уже и в ментал заглядывал. А потом попала мне в руки одна книга - автор некто Позов. И дали-то мне её на пару дней, ночей, точнее... А словно всё обнажилось: в тех же, мне хорошо уже знакомых словах и терминах санскрита, этот человек мне рассказал о православной мистике. Ведь, открой простой читатель Добротолюбие, и что? Если ты не понимаешь, что это за слова: <трезвение>, <образ, запечатленный в сокровенном уме>, что ты там прочитаешь? А в оккультной литературе всё разжёвано: кундалини - змей, хранящий энергию, спящий до поры свернувшись пружинкой вокруг копчика. Он просыпается, раскручивается и по энергоканалам вдоль позвоночника проникает вверх в голову, заполняет её, отворяет темя. Это очень сильный змей, он заполняет всё, и ты чувствуешь сверхвозможности. Стоп! Но тебя-то, тебя - человече - в этот момент уже нет! Со всеми твоими собственными силёнками ты теперь уже никто - в этом, сотворённом по твоему же желанию симбиозе! В симбиозе, ты, вроде как могущий стоять на одном пальце, часами не дышать, даже не стучать сердцем - что уж там детские прыжки на три метра или битьё черепиц! - ты просто никто. Ибо всё это, на самом-то деле, делает Змей - не <энергия>, не <сила>, а вполне конкретное существо - личность. С именем! Не ты теперь совершаешь подвиги, а твой - по твоему же позволению - новый хозяин... Вот и вся <сверхвозможности>! Ты просто оболочка, перчатка. Отказавшаяся от собственной воли и свободы. Во имя чего? Фокусов? И почему это называется <сверхчеловеком>? Это же <недочеловек>. Нет, даже полузмей: тело человека, а дух змея. Дракона.
Семёнов оглянулся - никого из учеников вокруг? Может, и самому немного побыть учеником?.. Нет. Ни за что... И отец Владимир продолжал уже в воздух:
- В восточной традиции всё направленно на освоение волей йога трёх планов: физического, астрального и ментального. А смысл жизни это никак не затрагивает: тот, кто верит в Бога, ищет прилепления к Нему. А кто не верит - уходит в нирвану. Ибо его задача убедиться в полной ненужности своего личного участия в сансариин-хурдэ - в круге сансары - тебе на чистом санскрите или монгольский тоже знаком? В чём же тут смысл сотворения человека, если он, в конечном счёте, просто не желает своего бытия?! Мир - сам по себе, а йог - сам по себе. Где их примирение? Вернуться к своей первопричине - чтобы исчезнуть? Но как можно желать смерти, если знаешь, что её нет? Я не нахожу ответа. Не нахожу... А это даёт мне право утверждать: в этой религиозной традиции нет конечной, главной, основополагающей Истины. Истины человека. Изначального смысла его создания. И создания мира - для него.
- Так ты снаружи стоишь. А надо искать изнутри.
- А я ли не искал? Я, как урод, три года одной морковкой питался, кожи убитых животных на себе не носил, брился налысо. В советское-то время - налысо! Меня в день по семь раз менты обыскивали. Потом моя мечта сбылась - я добрался до Улан-Удэнского дацана. Ты только представь: молодой изотерик в дацане. Тишина. Солнце степь парит. И только эти колокольца на углах крыши: динь-динь, динь-динь... Я полдня ждал пока ко мне на беседу лама выйдет. Вышел молодой бурят. Чуток водкой пахнет. Я ему о том, как смысл жизни искал, как аскезой занимался, с кем из продвинутых встречался. <Я, говорю, буддист!> А он только смеётся щербатым ртом: <Нет...> Как же так? <Чтобы стать буддистом, нужно родиться бурятом.> Вот и всё. Я в шоке полгода был... А потом один простой-простой сельский священник всё на место и поставил.
- Обиделся на бурята? Это он просто тебя в твою гордыню точно уколол.
- В гордыню? Да! Ибо все эти три года её-то и вскармливал. Я же таким <продвинутым> был. Руками лечил. Ссоры заочно смирял. А только в первый раз покаялся, и у меня разом это всё - и экстрасенсура, и <терпение обид>, и <понимание> гармоний мира - пропало. Разом стал простым человеком. С нервами, болячками, усталостью.
- Сам говоришь!
- Зато смысл появился! Смысл жизни. Этой - земной. И той, последующей.
- Так научи! - Семёнов опять заиграл желваками.
- Тебя? Подожду. Пока ты через своих детей созреешь... Это когда один - сам себе хозяин, можешь играть в любые игры: <Ах, карма, карма!> А когда ты в системе заложников - жена, дети, тогда от реалий не уйдёшь. И от своих страхов. Ты-то меня понял... И ещё. Мне проходилось наркоманов исповедовать. И хорошо, что я сам когда-то медитативную практику прошёл: мне их <картинки> очень знакомы. Один к одному. Только наркотики не требуют аскезы для утоньшения восприятия: укол - раз! - и ты уже в астрале. Правильно сказано: <бог пришёл на Запад в виде наркотиков>. Да. На тупой протестантский Запад, где соскучились по отвергнутой их тупыми прадедами мистике. Тоскуют по любой мистике - пусть самой примитивной, даже сатанинской! То они пятидесятники, то вуду. Любой! Ну, а если нет у них молитвенного общения с Богом, ну, не может им публичный экстаз даже самого восторженного проповедника заменить личные переживания ночной тайной молитвы? Вот и укольчик. А чем, собственно, твоя самадхи от героина отличается? Тот же полный отказ от себя, от своей личности!
Наконец, отец Владимир и сам увидел, что его слушает только Анюшкин. Но тот нирваны не искал. Он искал знаний о нирване.
- Всё, отцы родные. Прошу прощения. Заболтался.
- Подожди, - Анюшкин попросил точки. - А нирвана-то, нирвана где? Её разве в наркотиках нет?
- Покоя без желаний - нет. Иллюзии, медитативные блуждания по астралу остаются. Только без страха. Страха неудовлетворения этих желаний.
- И последний вопрос: а доктор Фаустус? Он разве не её, свою нирвану, в католической мистике искал? <Остановись мгновенье!> - это разве не его счастье в остановке времени?
- Вся наша проблема - русская проблема - в том, что мы православные. И поэтому нас со всех сторон давят. И давят очень одинаково. Скажу всем тут по секрету: между мистическими переживаниями Франциска Ассизского и Вивекананды - разница ноль. Слышишь, Семёнов? У того и другого только игры воображения на строго заданную тему. На заданную... Иллюзорный план, или как сейчас говорят, виртуальная реальность. В йоге ты тоже учишься разбирать себя на кожу, мышцы, связки и кости, и <видишь> их гниение и распад для понимания смерти тела - и у тебя останавливается сердце... В католичестве ты точно так же вызываешь видение распятия - и у тебя раскрываются стигматы. Остановка сердца и раны на руках - реальность. Но всё это результат виртуальной игры. Астрал или ментал. Ни йог, ни францисканец к духовному плану даже близко не пробиваются. Так как не хотят. Не желают знать Истину.
- Так Фауст где? Фауст?
- Фауст? Вот он и раскрывает нам эту механику мистических блужданий в гностицизме: кто его водит в познании? Кто приводит его к <нирване>, достижению той гармонии мира, которая более не нуждается ни в чьей волевой переделке? Это не некая <неизвестная сила природы>, как мы тут слышали, а вполне даже конкретная личность с петушиным пером в берете... И про расплату за <мгновение> нирваны в немецком первоисточнике легенды, в <народной> средневековой книге <Про доктора Фаустуса>, весьма подробно описывается. Дело в том, что бес утаскивает купленную душу в ад с <эффектами> - грешник всегда умирает очень тяжело. Очень, отцы родные, уж поверьте мне, как священнику. Вот и наши колдуны часто умирают в банях, конюшнях, в подполе, на болотах. И страшно! - от удушения... Все их бывшие подручные бесы в момент смерти отыгрываются на своих <хозяевах>... Вовсю...
Они все разом оглянулись: от дома к ним почти бежали Тая и Дажнёв.
http://sp.voskres.ru/
viperson.ru
Док. 511630
Перв. публик.: 25.10.07
Последн. ред.: 07.06.12
Число обращений: 102
Виктор Лихоносов: Книга московского Улисса
|
