|
|
Ольга Кучкина: Страх контролера исчез, сограждане
Назад
|
Ольга Кучкина: Страх контролера исчез, сограждане
|
"Кажется: человек постарел на двадцать пять лет - куда хуже. А лучше - поскольку ни ступора, ни тоски, ни скуки смертной и в помине.
"Дорогой Антон Павлович!
Вчера в троллейбусе подумала о Вас с такой силой, что сейчас же по возвращении домой
А ничего не вышло по возвращении домой. И троллейбус, которым ехала, давно ушел, и концерт, с которого ехала, давно кончился, и домашние дела сначала, а рабочие потом, а главное, душевная несобранность и неразбериха способствовали немоте, и пылкое желание письма, какое думала начать этими словами, хотя и задержалось на донышке, но уже не так пылая, а больше вводя в смущение: взрослая тетка, что за детство
В памяти, как в крови, застряла грязная подножка, холодный, цеплючий поручень, коррозия металла, меховые воротники, вязаные шапки, фетровые шляпы с выбивающимися из-под них прядями волос, на которых блестели и зализами расползались тающие снега А что происходило? Нничего не происходило - троллейбус ехал, я оставалась неподвижна, воротники и фетр неподвижны также, только взаимозаменяемы, песец сменился енотовидной собакой, на месте фетра возник мохер, весь в клочьях... Почему ж в таком случае нет движения, ведь ясно, что оно есть Потому ли, что мое "я" не отзывается, не зная и знать не желая ни песца, ни собаки, ни мохера в клочьях, не желая, чтобы затылки повернулись лицами; чтобы глаза в глаза, душу разглядеть через зрачки, не надо, не требуется, пусть остаются сплошным месивом, неизвестным и так хорошо известным одновременно, к чему нет любопытства, а нет любопытства - нет удивления, а нет удивления - нет познания, а нет познания - нет движения.
Движение, как и познание, начинается с чувства. Чувства нет, есть скука смертная от отсутствия какого бы ни было движения в этой жизни.
Снять перчатку, чтобы достать билетик и сунуть в отверстие металлического ящика, пока не позабыла, а то придет серенький волчок, схватит тетку за бочок, контролер, ящик не съест, а проштемпелюет бумажку, после нажатия на рычажок в ней появятся несколько круглых отверстий, так обретешь ты законное право свое стоять на испачканном, мокром, скользком полу, взявшись за коррозирующую вертикальную стойку, вблизи мутного от людских дыханий стекла. Бумажкой протереть стекло, делать это от уныния долго и тщательно, пока в пальцах не останется ничего, кроме махристого пустяка, в котором никакой контролер, если войдет, не узнает билета. Страх пронизывает твое существо. Страх контролера. И вслед за ним - внезапное неодолимое желание написать Вам. Страх окажется самодвижением, самочувствием, давшим возгонку другому движению и другому чувству - чувству необходимости говорить с Вами.
Так это было.
С тех пор все изменилось.
Все сильно изменилось с тех пор, как были Вы.
Мы живем тупо и безотчетно, не следуя искренним порывам, снисходительные к бессмыслице собственного существования.
На концерте, слушая музыку, думала о том, что б я делала, будь творцом. Наверное, начала с подражания кому-то или чему-то - возможно, даже не сознавая того, а просто и естественно стремясь, чтобы похоже, чтобы как у людей, полагая, что это не стыдно, а иначе стыдно, - пока бы научилась не бояться того, что стыдно, а распознавать возникающее и растущее самопроизвольно и выражать, как выразится. Ни мышонок, ни лягушка, а неведома зверушка. Пускай. Это и есть формула рождения нового. В конце концов, только неведома зверушка и заслуживает страсти жизни. А нет ее - нет страсти, и на месте страсти стылое оцепенение, прикрытое мохером в клочьях. Но боже мой, как же жить и где жить, чтобы произвести эту зверушку на свет или хотя бы угадать ее приход! Отдельно от мира, уединившись в четырех стенах, в границах квартиры, в непроницаемых границах страны? Или выйдя на люди, включая людей в ржавом, промерзлом троллейбусе, таких же стылых и оцепенелых, как ты, и еще других людей, от которых отъединен теми же непроницаемыми границами, что снаружи, что внутри?
В Вашей России было так же, как в нашем CCCР? (...)".
Я нашла эту запись в дневнике двадцатипятилетней давности. Перечла - и, не помня частное, что и как случилось и случилось ли что-то, живо восстановила в памяти общее: Москву и жизнь в Москве тех лет. Темнота, свет из подслеповатых нечистых окон и от таких же уличных фонарей. Жалкие пыльные витрины, за витринами жалкие полки с убогим ассортиментом продовольственных и промышленных товаров (вывеска: Промтовары). Очередь к прилавку, которая завивается кудрей-куделей, по двум-трем этажам, выплескиваясь на улицу: выбросили югославские, положим, женские зимние сапоги. В очереди и женщины, и мужчины, последние либо сами достоятся, либо сбегают за женой-невестой-дочерью-знакомой, для которой заняли. Назавтра вся Москва будет щеголять в этих с боем добытых сапогах одного-единственного фасона, гордая и счастливая, что достались, а не кончились перед носом. Еще очередь во дворе какого-нибудь дома в какой-нибудь подвал, в подвале дают заказы - корпоративные, писателям там или архитекторам, или военным пенсионерам, или старым большевикам. В заказе: сливочное масло (одна пачка), растительное масло (одна бутылка), сыр четыреста граммов (один сорт), колбаса (полкило), сахар-рафинад (пачка), гречка (пачка), конфеты (одна коробка). Можно сходить в ресторан, но это, в принципе, не по карману. Ресторанов в Москве, может, с полсотни, все наперечет. Есть кафе-мороженые. Так чтобы кафе, бары, суши-бары на одной улице сплошняком, в сверкающих огнях - это, простите, не к нам, это растленный Запад, у нас - нет, не убогость, вы что, у нас скромность, скромность и скромность.
Я отправляюсь в первое мое свадебное путешествие к морю - хотя с той поры минуло больше, чем двадцать пять. Чудный жаркий день. Прогулка по набережной. Милицейский свисток. Нагоняет и останавливает комсомольский патруль: оденьтесь, пожалуйста. Я одета. Я сама сшила себе - в магазине не достать - прелестный пляжный ансамбль из розового ситца: купальник без бретелек, юбка-солнце, надевается на купальник, так что получается сарафан без бретелек, плюс крошечная накидка, которую я, по причине жары, сняла. У вас голые плечи, зорко замечает всевидящий патруль, если не прикроете, придется вас забрать. Страх сковывает мои члены или что там у меня, если не они. Арест, тюрьма, высылка - свадебное путешествие накрывалось медным тазом. Хорошо, что крошечная накидка со мной: я не оставила ее дома, а сунула в плетеную сумку. Торопливо прикрываю свой позор, патруль разрешает продолжить доступную прогулку на доступном курорте.
Гадаю: верно, письмо Антону Павловичу навеяла не только его прозрачная проза, но и его наивные предположения, разошедшиеся на цитаты, о том, что мы, мол, увидим небо в алмазах (Соня), или о том, что через сто-двести лет люди найдут средство, как быть счастливыми (Астров), и что жизнь станет невообразимо прекрасной (Вершинин). Ну вот, сто лет и прошло.
Задело, впрочем, не это само по себе. Ничего в письме, адресованном классику, не сказано ни про очереди, ни про темноту в городе, ни про скудость материального мира, не говоря уже о мире духовном, о дозволенном и недозволенном в литературе, театре, кинематографе, за что шла борьба интеллигентов с партийной властью, иногда даже завершавшаяся победой интеллигентов, но бог мой, какими нелепыми видятся отсюда все эти опасения и ужасы власти, как и интеллигентские радости от случившихся побед. Да и предмет спора зачастую так ничтожен. Вроде моих голых плеч - прикрывать их или не прикрывать. Правда, в моем случае победила власть.
Вся эта фактура, повторяю, в эпистоле отсутствует. Зато присутствует больше, чем фактура. Атмосфера, которую не подделать и не придумать. Кто-то, кому мило прошлое без всяких условий, о ней забыл. Вполне может быть, что его атмосфера - другая. Моя - такая. Я тоже о ней позабыла. И вот вспомнила. Сравнение дня нынешнего с днем минувшим поразило, честное слово. Кажется: человек постарел на двадцать пять лет - куда хуже. А лучше - поскольку ни ступора, ни тоски, ни скуки смертной и в помине. Этого мало? Это очень и очень много.
Страх контролера исчез, сограждане. Место освободилось для любопытства, удивления, движения.
Для жизни.
www.kuchkina.ru
Ольга Кучкина
03.08.2007
www.novayagazeta.ru
Док. 509747
Перв. публик.: 03.08.07
Последн. ред.: 22.10.08
Число обращений: 101
Кучкина Ольга Андреевна
|
|
|
|
|
