"Спектакль большой формы" - это из разряда терминов. Но что стоит за термином? Большая (то есть не Малая) сцена? Много персонажей? Внушительная продолжительность действия? Или все же в первую очередь крупная тема и соответствующий ей серьезный сценический разговор?
"Дни Турбиных" - это Михаил Булгаков плюс тема, не нуждающаяся в пояснениях, плюс мхатовская сцена, с которой неразрывно связана история рождения и воплощения этой пьесы. Спектакль поставил Сергей Женовач, режиссер с несомненной репутацией серьезного и профессионального человека. Все это, конечно, хорошо. Но, с другой стороны, идея поставить во МХАТе в 2004 году эту пьесу, где все - от темы до драматургической конструкции - хрестоматийно, пугает своей "музейной" опасностью. Офицеры, солдаты, штабы, выстрелы, исторические материи, фразы о России - куда со всем этим на современные (хоть и мхатовские) подмостки? Что и каким новым образом можно сообщить ныне о Белом движении, об утраченной вместе с революцией 17-го года и Гражданской войной породе людей, когда все не единожды пережевано и минимум дважды приспособлено к текущей идеологии: сначала в сторону победы большевизма, а затем в пользу его решительного развенчания?
Самое интересное, что спектакль Сергея Женовача не ищет ничего нового: ни по форме, ни по содержанию. Булгаковская пьеса звучит во всей своей старомодно умелой "сделанности": рядом с трагическим эпизодом - комический, с гражданским - бытовой. А в финале под новогодний звон бокалов милые герои смотрят в предрассветное небо, как в грядущую новую жизнь. Ни одно исполненное чистого пафоса душевное движение героев не "опущено" до низкой истины, как сплошь и рядом делается ныне буквально со всем романтическим или глубоко лично выстраданным, что есть в классике. Спросите - и как же все это смотрится и слушается? Замечательно!
Снимаю перед Женовачем шляпу уже за одно то, что он сам поверил в булгаковский текст и заставил поверить в него актеров. В свое время (а именно в конце 20-х годов) мхатовский завлит Павел Марков говорил о постановке "Турбиных": "все обставлено так, чтобы можно было посмотреть в лицо человека". В этой фразе сегодня - вся театральная идея постановки Женовача.
Поражают актерские лица: живые, человеческие, теплые и какие-то неожиданно знакомые. Речь вовсе не о том, что физиономии артистов К. Хабенского (Алексей Турбин), М. Пореченкова (Мышлаевский) и тем более А. Семчева (Лариосик) не сходят с телеэкранов. Тут некое другое узнавание, связанное с памятью о театре иной эпохи, о чтении книг в иные времена, о способе играть не роль в пьесе, а мир автора, биографию и судьбу персонажа.
Запоминается ведь и юное розовое лицо Николки Турбина, которого играет неведомый публике студент Школы-студии МХАТа И. Жидков. И рыжеволосая красавица Н. Рогожкина (Елена Тальберг), не преуспевшая пока на ниве телераскруток.
Признаться, когда впервые увидела на нынешней выставке "Итоги сезона" макет художника Александра Боровского к этому спектаклю, первая мысль была: не слишком ли "в лоб" этот образ накренившегося мира?
Длинный, в размер портала мост наклонен влево, "по дороге" застряли фонарные столбы с мотающимися на них несчастными домашними абажурами, а квартира Турбиных "съехала" под горку в этот левый угол, и все в ней сгрудилось: и стол, и старый рояль, и походная солдатская кровать.
Однако во время спектакля именно в этом углу можно рассмотреть "лицо человека". Все вместе и каждое по отдельности, они тем не менее не производят впечатления жалко сбившейся кучки. Да, загнаны в угол. Да, тяжело и неустойчиво взбираться им вверх, на простреливаемые со всех сторон дороги, что за стенами дома. Но то - исторические обстоятельства. А то - люди с особым душевным складом, который читается на их лицах, в их пластике и интонациях. "Мужская" пьеса стала у Женовача "мужским" спектаклем. Не от обилия на сцене офицеров, юнкеров, петлюровцев, немцев и проч. А от сути натур, которые, будучи дорогими Михаилу Булгакову, остаются дороги и режиссеру.
М. Пореченков в роли Мышлаевского не раз срывает хохот и аплодисменты зала, ибо играет крупно и вместе с тем мягко, человечно: большой, чуть грубоватый, заядлый вояка, трогательный любитель водки, дитя и забияка. Н. Зверев - Шервинский также не упускает случая рассмешить публику: тут наив пополам с практической жилкой, а петушиное фанфаронство - с трогательной прямотой души. Чистая и прозрачная мелодия отношений, нежность взгляда на человека (вмещающая в себя и иронию, и даже легкую издевку) - вообще фирменный знак режиссуры С. Женовача. Это его свойство - редчайшее в нынешнем театре. Однако во мхатовском спектакле свойство это вырастает именно до "большой формы" - в том, как историческое переплетается с личным, в мужестве поднять булгаковскую эпопею такой, как она есть, игнорируя русло нынешнего театрального мейнстрима. Даже финал пьесы оставлен с новогодней елкой, с шампанским и рассветным небосводом. Нет чтобы добавить из романа "Белая гвардия" трагических красок и модно "причесать" этот финал, который, как известно, изо всех сил приспосабливался в МХТ к допустимому советской цензурой варианту. Есть, правда, фраза из первой редакции пьесы: про Россию, которая, подобно перевернутому столу, не сможет долго пребывать в неестественном состоянии и встанет на "ножки". Хорошая, однако, фраза, а то как-то надоедает положение вверх тормашками. Женовач с поразительной театральной верой настаивает на том, что человеческая жизнь переиграет политику в любом случае, была бы эта жизнь прописана через личности, а не мелкий сор, не имеющий ни содержания, ни объема.
Только одна "революция" совершается в его "Турбиных" - это неюный Семчев, играющий юного Лариосика. Однако артист грешит против авторской ремарки разве что своими особыми телесными объемами. Во всем остальном - чистое дитя, упитанное "житомирское" создание, закормленное мамиными пирожками и закутанное в мамины теплые платки. Талантливый Семчев, чуть было не заливший свою театральную карьеру потоками пива, которое бесконечно пьет по телевизору, играет Лариосика так тонко, трогательно и смешно, что, кажется, про пиво можно наконец забыть. Более того - на нем в спектакле Женовача лежит основная миссия передать важнейшее свойство булгаковского творчества: очеловечить и разбавить здоровым детским смехом самые трагические обстоятельства.
Во МХАТе им. Чехова появился спектакль, соответствующий замечательной мысли Ю. Тынянова об уникальном российском генотипе. О людях особой породы, чья личная судьба неотделима от общественной, одно неизменно "пропущено" через другое. Ни с чем не сравнимая прелесть этих людей заключается, однако, в том, что они могут приспособиться к самым ужасным условиям. Но сломаться и измельчать им не дано.
Наталия Каминская
Культура
08.04.2004
http://www.mxat.ru/
Док. 509512
Перв. публик.: 08.04.04
Последн. ред.: 22.10.08
Число обращений: 187
Семчев Александр ЛьвовичПореченков Михаил Евгеньевич
|
