Сегодня Виктору Сергачеву - 70 лет!
Учитель танцев Раз-два-трис или Троцкий, Министр нежных чувств или поэт-диссидент (запрещенный при коммунистах, никому не нужный при демократах). Один из создателей "Современника", возникшего в полемике с тотальным "омхачиванием", и один из "старейшин" нынешнего МХТ. Актер с обостренным чувством художественной правды и нередкий участник сериальных проектов. Разумеется, парой коротеньких штрихов портрет Виктора Сергачева не обрисуешь. И кому-то наше коротенькое предъюбилейное интервью может показаться ворчливым, но, честное слово, его основной тональностью было трезвое добродушие. Как в той притче про падишаха, который приказал своим мудрецам написать ему изречение, чтобы и в печали возрадоваться и в радости призадуматься. А те написали: "И это пройдет".
- Виктор Николаевич, об этом как-то нечасто упоминают, но вы были сорежиссером Олега Ефремова на некоторых спектаклях "Современника", начиная с первого - "В поисках радости". Как это выглядело на деле?
- Вообще-то я начинал работу, а он уже позже подключался как главный. Так были поставлены знаменитые "Два цвета", "В поисках радости" и другие спектакли. Что-то я ставил сам - "Друг детства" Львова, "Оглянись во гневе" Осборна. А после ухода Олега Николаевича я поставил "Корни" Уэскера, и мой театр его не принял. Его горячо поддерживали такие люди, как Розов или Виленкин, но худсовет "Современника" его забраковал.
- Это и послужило причиной ухода из "Современника"?
- В общем, послужило. Кстати, во МХАТ я пришел не как актер, а как студент государственных режиссерских курсов, и получал не зарплату, а стипендию. Одно время эти курсы расширялись, туда стали приезжать главрежи из провинции для повышения квалификации, а потом они как-то неожиданно закрылись. У меня даже справки не осталось, что я учился режиссуре. Хотя и во МХАТе я занимался режиссурой - например, мы с Олегом Герасимовым начинали легендарный "Старый Новый год". Пользовались большим успехом у "совета старейшин".
Алла Константиновна Тарасова сказала про меня - мол, у нас появился новый Судаков. На что Олег Николаевич ухмыльнулся: "Я сам с ним разберусь". Позже я поставил "Преступление и наказание", которое специалисты оценили высоко.
- Вам не обидно, что режиссура не заняла в вашей судьбе такого же места, что и актерство?
- Обидно, ну что ж. Я ведь, что называется, актерский режиссер, абсолютно мхатовский. Я не раз хотел что-то ставить, но останавливался сам еще во время домашнего обдумывания. Понимал, что не получится у меня настоящего диалога с актерами. Среди которых есть сегодня блестящие выполнители. А я ведь не предлагаю ничего выполнить. Подготовить природу актера, чтобы роль родилась - вот задача. Такая режиссура требует абсолютного самозабвения, полного погружения в эту работу на много месяцев и неизбежных творческих мук. А мучиться больше не хочется. Хочется радоваться. Недаром те же Фоменко или Додин, как правило, отказываются от постановок в других театрах. Конечно, надо и кругозор расширять, и высокие гонорары выглядят заманчиво, но необходимость быстро наладить диалог с чужими актерами становится непреодолимым препятствием.
- А что радует?
- Как ни странно, сейчас радует кино. Раньше я много отказывался - то сценарий слабый, то роль не нравится. А сейчас в силу обстоятельств (а проще говоря, деньги надо зарабатывать, семью кормить) соглашаюсь. Я себе такое утешение придумал: каждый персонаж - это живой человек. Он как-то ощущает себя в сегодняшней жизни (я это называю социальным настроением), и мне надо постараться разгадать его и оправдать. В последнее время были две хорошие работы - у Валерия Ахадова в "Московской элегии" и у Юрия Мороза в телесериале "Дети Ванюхина", которые покажут ближе к 8 марта. По крайней мере, снимался без отвращения.
- Казалось бы, сегодняшнее время предоставляет массу возможностей
- а какие возможности?! В нашем деле есть ремесло и есть творческое начало. Сейчас масса возможностей для ремесла. Сейчас ведь даже не очень утруждают себя разбором текста. Раньше пьеса была первоосновой, автора надо было раскрыть. Ведь что такое система Станиславского? Каждый ее раздел рождался как ответ на художественные задачи.
Ставил Станиславский Тургенева - и появился раздел "общение", брался за "Женитьбу Фигаро" - и разбирался с темпоритмом. Для каждого автора искался свой ключ. Теперь же пьесу могут перекромсать как угодно. А название, своего рода фирменный знак, остается (часто обозначая нечто совершенно другое). А это ведь форменное мошенничество.
Сейчас не ключи - брэнды. Не важно, кого ты играешь - купца, графа или бандита. Важен твой брэнд. Пару лет назад на гастролях в провинции администратор нам сказал: "Вы только не сильно гримируйтесь, а то вас не узнают". Спектакль становится встречей со зрителем в интерьере пьесы. А зритель и рад - вчера видел на экране, сегодня живьем. У зрителя нельзя идти на поводу, стараясь как можно выгоднее себя подать. Надо тянуть его даже силой в свой художественный мир.
По-настоящему, спектакль - это перетягивание каната. Сейчас смотрел интервью с режиссером Иваном Дыховичным, у которого спросили: почему сегодня так распространились наркотики. А потому, - говорит, - что молодые хотят уйти от действительности. Раньше настоящее искусство давало кислород, а сейчас его нет. Потребность же одна и та же - жить если не духовно, так хотя бы душевно.
- Получается, что рост наркомании - следствие упадка
- да! Упадка художественного содержания. Есть количественный, коммерческий расцвет, повысилось постановочное мастерство - но это совсем другое.
- А вы уже видели дебют Веры Викторовны Сергачевой?
- Видел, конечно. Она уже и Машу в "Чайке" играет, и в "Королевские игры" ввелась, теперь вот маленькая роль в спектакле "Ва-банк". Конечно, от актерства я ее отговаривал, как мог, но это бесполезно - человек на собственном опыте должен все испытать. Правда, она очень серьезно относится к своему делу. Студенты редко читают Станиславского в большом объеме, а она все прочитала и старается это применять.
- Вас радует, что она оказалась именно в "Ленкоме"?
- Радует. "Ленком" - один из немногих театров, где сохранился коллектив: не только актеры, но и бутафоры, гримеры, композитор, художник, которые спектакль за спектаклем делают вместе. Большинство театров же сегодня похожи друг на друга.
- Владимир Высоцкий посвятил вам одну из своих песен. Расскажите, как это было.
- Про песню не знаю. А с Высоцким и Романом Вильданом я на третьем курсе репетировал отрывок из "Преступления и наказания". Мы очень серьезно репетировали, ведь Павел Владимирович Массальский, Володин руководитель, поначалу очень скептически относился к его таланту - а не лучше ли ему было пойти в Щукинское или ГИТИС, хватит ли ему таланта для МХАТа. Вы даже не представляете, как серьезно к этому относились. Раз был такой случай - Сергей Блинников позвал Массальского (а я напросился с ними) посмотреть студента, который бунтовал, требуя, чтобы ему поставили пятерку вместо четверки по актерскому мастерству и взяли во МХАТ. Студент подготовил отрывок из "Ричарда III", сцену у гроба, и так старался - рвал одежду, по полу валялся.
Массальский попросил меня сходить за ректором Радомысленским, а когда я вернулся, увидел, что Блинников Массальского уговаривает:"Паш, ну не надо, ну брось". Оказалось, Массальский требовал вообще не давать студенту мхатовский диплом.
Это в Щукинском студентов учили играть утюги и зверюшек. В Школе-студии учили не играть, а помочь раскрыть творческую потребность человека. Игра - что игра, три копейки стоит. "Что вы играете?" - кричал на нас Массальский. Как-то один из студентов спросил его: "А можно я тут от радости запрыгаю?" Массальский прервал занятия и закатил нам целую лекцию. Нельзя задумывать, что ты будешь прыгать от радости. Ты обрадуйся. Если ты задумал прыгать - это уже не радость. А сейчас не просто задумывают, а уверяют, что прыгать надо непременно на левой ноге, а вовсе не на правой. Я тут посмотрел один спектакль и признался режиссеру - не понял. "Ну как же, - говорит он, - это ведь авангард." "Какой же, говорю, авангард". Художники-авангардисты в нищете умирали, и лишь после смерти получали огромное признание. А тебе на твой авангард деньги дают.
- А что бы вы пожелали сегодня самому себе?
- Энергии. Даже не здоровья, а энергии, желания что-то делать. Но это не пессимизм, а трезвость.
- Значит, нужна энергия заблуждения.
- Вот-вот.
ДОСЬЕ "ВМ"
Народный артист России Виктор Николаевич Сергачев окончил Школу-студию МХАТ в 1956 г. В 1956-1957 гг. работал в Центральном театре Советской армии. Был одним из создателей театра "Современник". Играл в спектаклях: "Голый король", "Белоснежка и семь гномов", "Традиционный сбор", "На дне", "Декабристы", "Большевики", "Сирано де Бержерак", "Оглянись во гневе".
Был режиссером спектаклей (совместно с О. Ефремовым): "Два цвета" А. Зака и И. Кузнецова, "В поисках радости" В. Розова, "Оглянись во гневе" Дж. Осборна. В 1971 г. перешел в Художественный театр, где играл в спектаклях: "Старый Новый год", "Медная бабушка", "Чайка", "Иванов", "Дядя Ваня", "Вишневый сад", "Дядюшкин сон", "Горе от ума", "Борис Годунов", "Перламутровая Зинаида", "Московский хор", "Варвары". В 1996 г. поставил во МХАТе собственную инсценировку "Преступления и наказания" Ф. Достоевского и исполнил роли Автора и Порфирия Петровича. Снимался в фильмах "Конец света", "Дворянское гнездо", "Эта веселая планета", "Пропавшая экспедиция", "Золотая речка", "Премия", "Серые волки", "Ермак" и др. Сейчас играет в спектаклях МХТа "Кабала святош", "Новый американец", "Нули", "Белая гвардия".
Ольга ФУКС
www.vmdaily.ru
N222 (24020) от 24.11.2004
Док. 509499
Перв. публик.: 24.11.04
Последн. ред.: 21.10.08
Число обращений: 189
Сергачев Виктор НиколаевичСергачев Виктор Николаевич
|
