- Игорь Ростиславович, в нашей редакционной почте то и дело встречаются письма, в которых читатели интересуются Вашим мнением о тех или иных событиях. Вот и хочется начать беседу с того, что волнует, что больше всего тревожит. Недавно Вы побывали в Приднестровье. Такая поездка для Вас, человека академического, кабинетного труда, была видимо не случайной?...
- Да и по возрасту разъезжать мне уже не очень-то легко... Конечно, я поехал в Приднестровье не случайно, но и не предполагал, что пребывание там, возможность посмотреть своими глазами может так много дать.
Ситуация мне представляется так: страна наша больна, она распадается, распадается буквально на куски - это то, что называется "болезнью сепаратизма". Каковы же этому причины? Нам говорят, что была "тюрьма народов", так сказать, решетки разломали, и пленники разбегаются. То есть, говоря другим языком, причины чисто национальные.
- Говорят даже о национально-освободительном движении...
- Легко показать, что это не так. Конечно, факторы национальные, безусловно, играют некоторую роль.Но ведь суверенитет провозгласила и Карельская республика, где русские составляют девять десятых населения, и Хакасия, где хакасов 11 процентов населения, и даже толкуют об Иркутской республике. Значит, общая причина - не та. Это какая-то болезнь распада. Такое же страна переживала и в 1917 году. И вот Приднестровье, мне кажется, в нашем больном организме оказалось единственной здоровой точкой. Это выглядит парадоксально. На первый взгляд кажется, что это тот же самый процесс распада - от всего государства, от Союза, откололась Молдавия, превратилась в Молдову; от Молдовы откалывается Приднестровье. Но на самом деле смысл-то совсем другой: Приднестровье борется именно за то, чтобы не отрываться, хотя бы духовно, от этой большой страны. Общее настроение там:"Мы чувствуем себя жителями ну чего хотите - Союза, или империи, или Великой России, но мы хотим быть вот с этим громадным народом, мы не хотим, чтобы нас тянули от него в Румынию". И на этом чувстве у них какой-то невероятный духовный подъем, которого я не мог себе представить. Все они на улице говорят такие слова, которые привык слышать не от простого человека, а от какого-нибудь политического оратора. А это говорит просто официантка в столовой, наливая тебе суп в тарелку. Необычайный порыв жертвенности - у них ведь каждый день происходят похороны, хоронят молодых людей. И это не просто похороны. Все время через Днестр переправляются террористические отряды, которые или здесь убивают, пытают, или захватывают и перевозят на ту сторону, и после долгих переговоров иногда удается добыть тело в жутко изуродованном состоянии. Тем не менее там даже не чувствуется хотя бы оттенка того, что они могут сдаться.
С другой стороны, побывав там, видишь, что приднестровцы являются жертвой какой-то серии, какой-то цепи предательства, самый центр которого все-таки находится, к сожалению, у нас в Москве. Ведь это же заранее продуманная была система: сначала как будто дипломатические переговоры в академическом стиле: решается, что каждая республика на базе Советской Армии может формировать свои воинские соединения. Но по отношению к Молдове это ведь уже происходило после того, как был расстрел в Дубоссарах, как русского юношу Диму Матюшина убили в Кишиневе только за то, что он говорил по-русски. После того, как были демонстрации: "Русские чушки! Чемодан, вокзал, Россия." Когда Приднестровье объявило у себя мобилизацию и выяснился вот этот уровень сопротивления, 14-я армия была передана в юрисдикцию России. Что же произошло? Туда к ним приехали какие-то спецназовцы; всех офицеров и солдат заперли в казармах, держали их там под прицелом снайперов и заминировали все это вооружение, чтобы ни один автомат не попал в руки приднестровцев.
Но все же 14-я армия стоит там давно, уже десятки лет, офицеры переженились, их корни там. Они говорят:"В случае, если польется большая кровь, если будет танковая атака, мы разминируем все эти вооружения, мы будем защищать народ, да ведь тут наши семьи". Как же можно давать распоряжение о том, чтобы эту армию заменить, отвести ее в другие места, а туда послать воинскую часть, которая будет там совершенно чужой для всех, которая не сразу поймет, что там происходит, кто прав, кто виноват. Это все та же цепь предательства.
Мы были свидетелями, что там происходило после приезда Руцкого, Он говорил громкие слова: вы с нами, мы всегда будем с Вами! Фотографировался на фоне танка - памятника в честь победы над немецко-румынскими захватчиками. Это был восторг, эйфория - слезы, рыдания... И сразу же после этого происходят переговоры, в которых приднестровцев даже не допускают участвовать, но зато в них участвует Румыния, единственное отношение которой к Приднестровью то, что она в течение четырех лет его оккупировала. Это для приднестровцев как удар в спину. Значит, все слова Руцкого в каком-то смысле были только прикрытием, для того чтобы на VI съезде российских депутатов эта тема не звучала так остро.
Вот такая страшная там ситуация. И в то же время она важна не просто потому, что Приднестровье некое место, где совершается такая трагедия, но еще и потому, что это какое-то особенное место... Я уверен, история идет не равномерно, а какими-то всплесками; в какой-то исторический момент весы как бы начинают колебаться, и уже от нашего решения зависит повернуть события туда или сюда. И места такие бывают, где в данный момент концентрируется, может быть, решение. Вспомним, как было с Россией, когда происходили с ней такие же периоды смуты. Так, во время ордынского ига все силы России собирались на Северо-Востоке, в годы Смутного времени - на Востоке, на Волге. А сейчас такое впечатление, что силы России концентрируются на Юге, и прежде всего в Приднестровье. И Крым борется за свои права, не так пассивен, как все остальные. И казаки едут помогать Приднестровью. И появляется надежда, что вот там-то этот процесс болезни, который, кажется, ведет к неминуемой смерти, может повернуться и привести к излечению. А у нас реакция - или прямое предательство, или полное равнодушие. Ведь сколько всяких патриотических организаций, во главе которых стоят даже генералы. Сколько у нас патриотов, которые любят ходить в форме,поиграть мускулами, показать, какие они здоровые парни, а почему-то ни один из них не сражается в приднестровье. Там в больницах кончились анестезирующие средства, они не могут уже делать операции. Не хватает лекарств...Да мало ли чем можно помочь... А кроме того, конечно, у нас остается и давление на российское правительство, можно требовать признания независимой Приднестровской республики, прекращения переговоров без ее участия и исключения из них Румынии. Полное молчание здесь, в Москве, производит страшное впечатление; мы как бы упускаем шанс. Потом, может быть, пройдет десять лет, когда он еще появится.Вот что я вынес из приднестровских впечатлений: мы теряем, может быть, момент, когда мы могли бы начать выходить из кризиса.
- Вы говорите "мы" - как будто здесь действуют единомышленники. Но в том то, видимо, и беда, что сейчас правящая верхушка, и, скажем так, мы с вами - совершенно разные полюса. Не будем сейчас охватывать весь политический спектр, но разница позиций очевидна. Как вы оцениваете сегодняшнюю расстановку политических сил? И как вы думаете, почему те или иные, казалось бы, ясные для всех вопросы - по тому же Приднестровью, по Крыму - превращаются в неразрешимые проблемы?
- Здесь, полагаю, две стороны. Одна та, о которой вы уже сказали:наша верхушка и мы - то есть правящие и народ - это две совершенно разные вещи. Когда я говорю "мы", то это - страна, распадающаяся страна, которая катится к хаосу, которая находится еще, может быть, только на первых стадиях его и которую ожидает Бог знает что, если ее в ближайшие дни, в ближайшие месяцы не спасти. Что касается верхушки, которая нами правит, то, к сожалению, это какой-то слой людей, которые исходят явно не из интересов нашей страны. Я не политолог, не берусь тут анализировать, но это же видно, что центр их интересов находится где-то вне "этой страны" и советы они получают не от нас, а откуда-то из-за рубежа, и отчеты по телефону о любых переговорах немедленно даются туда.
Конечно, когда я говорю о спасении, то в значительной мере речь идет о спасении от них, от правящих, - нам каким-то образом нужно солидаризировать свои силы для того, чтобы спастись от этого управления людьми, которые на самом деле не заинтересованы в сохранении России. Заинтересованы ли они прямо в ее распаде или просто в каких-то экономических экспериментах: легкомысленные ли, злонамеренные ли это люди? Думаю, там, " наверху ", люди разные, но есть и такие, которые сознательно ведут Россию к гибели - это для меня совершенно несомненно.
Мы тоже безумно разрознены. Например, я уже говорил, что ситуация с Приднестровьем схожа с той, какая была при Минине и Пожарском. Где же сегодня тот князь Пожарский, где тот воин, который поедет в Приднестровье? Я уверен, что где-то в Приднестровье, в Крыму, вообще на юге он мог бы сейчас встретить своего Минина, найти те силы, которые его поддержали бы. Но таких героев что-то не видно. Тут уже мы не можем валить на то,что вот прошляпили, на выборах выбрали не того. В каком-то смысле тут каждый из нас должен подумать, что он может сделать - один больше, другой меньше, И кажется, в самые последние дни какие-то сдвиги наметились: начат сбор средств, медикаментов для Приднестровья, не забывает про него патриотическая печать, едут туда добровольцы, можно увидеть там сегодня и патриотически настроенных военных с генеральскими звездами.
- Но разногласия вокруг Приднестровья или вокруг Крыма перешли уже на межгосударственный уровень, и общественные организации тут вряд ли что могут сделать.
- Нет, я думаю, все зависит от размеров той или иной общественной организации, от силы ее воздействия. Какой был межгосударственный уровень, когда Минин и Пожарский собирали свое ополчение? В Москве сидел польский царь, Новгород был оккупирован шведами... Тем не менее создалась национальная сила. И сейчас, кажется, начинается осознание того, что движется катастрофа, и это не есть какая-то личная, моя, твоя беда, а катастрофа каждого из нас: от нее не увернуться. Мы должны все вместе противостоять ей, иначе она обернется непоправимым несчастьем для нас, для наших детей, для внуков. Если спасительное патриотическое движение пойдет вширь, то любые аргументы дипломатического, юридического характера будут приведены в соответствие с тем, что есть.
- Вы же сами, Игорь Ростиславович, являетесь членом Центрального совета Российского народного собрания - той организации, которую возглавил народный депутат В. Аксючиц. Помню с какой помпой все это проходило. Выступал тот же Руцкой. Но, честно говоря, кроме митинга, состоявшегося в апреле, перед началом работы Y1 съезда народных депутатов Российской Федерации, больше что-то не слышно и не видно этой организации. Да и других - тоже. С другой стороны, удивляет это странное стремление объявить ту или иную компанию, обьединяющую от силы сто человек, как "общенародную", "общероссийскую". Претензий на миллион, а дел-то на копейку.
- Да, организаций возникает очень много. Мне кажется, есть среди них такие, которые стараются делать что-то. Например, на последнем съезде. Оценивать их еще рано. Что касается РНС, то я, собственно, просто выступил на конгрессе и даже не был в тот момент, когда происходило избрание совета.
- Но вы согласились войти в него?
- Моего согласия никто не спрашивал. Я вообще решил для себя раз и навсегда, что я ни в каких политических организациях участвовать не буду - настолько я к этому не способен, что от этого, как говорится, никакой пользы, кроме вреда. Но я им вполне сочувствую, я считаю, что и РНС, и РОС, и Русский национальный Собор, и Дума, которая была избрана на Манежной площади, - все они имеют еще шанс что-то сделать.
- Незадолго до конгресса, на котором вы выступали, в "Литературной России" был опубликован материал под заголовком " Нам нужна великая идея ". Суть этой публикации: разобщенность, разрозненность патриотических сил оттого, что нет какой-то большой, объединяющей всех идеи. Вы с этим согласны?
- И да, и нет. Мне кажется, идея-то такая есть, но люди вокруг нее еще мало объединяются. Эта идея, по-моему, заключается в спасении страны. Это действительно великая идея, ведь страна - это не просто место обитания людей, где мы живем и на работу ходим, - она имеет тысячу лет письменной истории и, вероятно, тысячелетиями уходит корнями в глубь истории человечества; она впитала в себя глубочайшие течения - и арийскую мифологию, и древнеславянский эпос, и православие, и европейское просвещение. Создана совершенно уникальная культура и совершенно особый тип человека и человеческих отношений - в морали, нравственности. Это колоссальная ценность для всего человечества - она составляет нечто уникальное, другого такого нет. Она - ценность для каждого из нас, потому что за исключением ничтожного меньшинства все мы такими выросли в этой духовной среде, только в ней и можем жить. Да, при всех зверствах, которые над ней производились, основные компоненты все-таки остались, и мы как рыба, которая может жить только в этой воде. Все это вместе и дает основание поставить сохранение этой страны как великую, центральную задачу. И для меня люди сейчас и делятся на два лагеря: одни для которых эта страна стоит на первом месте, и другие - которые себя с этой страной не считают связанными; может быть, они ее или просто ненавидят по какой-нибудь причине, или равнодушны к ней.Но есть, мне кажется, грандиозная часть людей, которые могли бы объединиться вот на этом: нужно сейчас отбросить все свои другие пристрастия, политические, экономические убеждения, соединиться на том, что на первом месте стоит спасение страны, что речь идет о ее жизни и смерти, а уже на втором месте - какие у тебя взгляды, коммунистические, монархические, демократические, патриотические...
- Честно сказать, не представляю, как можно спасать страну, отказавшись от каких-то своих политических убеждений. Ведь это и есть воззрения человека на то, как ему действовать в данной ситуации и как ему спасать-то Отечество. Коммунист видит один путь, монархист - другой, демократ, в нынешнем понимании этого слова, - третий... В этом-то, думается, и проблема. Послушаешь - вроде бы все за спасение России, а на деле каждый тянет в свою сторону, как лебедь, рак и щука.
- Я опять обращаюсь к аналогии со Смутным временем. Тогда одни стояли за Шуйского, другие - за Владислава, третьи - за "Тушинского вора". Но Минин и Пожарский выступили не за "своего" царя, а за спасение России. А потом уже, когда верх взяли силы в основном конструктивные, удалось договориться и по поводу царя. И сейчас можно сказать так: давайте нашу страну спасать! Что ей угрожает? Например: голод. Значит, будем бороться за урожай этого года и смотреть, какие конкретные задачи нужно в первую очередь решить. Скажем, снабдить деревню горючим для тракторов. Это ж не зависит от того, монархист я или ленинист. А вот если я стою на такой точке зрения, что я буду за то, чтобы восторжествовали идеи Ленина или там идеи свободного рынка, чтобы потом ни произошло с этим урожаем, - вот такой человек для нашего союза не подходит.
- Мне кажется, ваше имя, Игорь Ростиславович,, на многих власть имущих действует, как красная тряпка на быка. Ваша концепция "малого народа", выдвинутая и развитая в "Русофобии", попадает в "десятку", в самое "яблочко".
- Главное, она, к моему сожалению, все больше подтверждается. Я хотел бы оказаться неправым в этой ситуации, но мы видим, что действительно у власти находятся люди, которые "этой страной" оперируют как чем-то совершенно им чужим, так, будто это не живое, а какой-то механизм, который можно развинтить, свинтить по-другому, какую-то часть вынуть, привинтить что-то новое...
- Если уж прямо говорить, то и " еврейский фактор " дает тут о себе знать. Только слепому не видно, кто двигает рычагами российской политики, реально определяет ход экономических реформ. Опять мы сталкиваемся с ситуацией, хорошо известной нам по нашей истории. Опять мы имеем дело с монолитной, многоопытной в манипулировании общественным сознанием кастой властителей. Поневоле порой возникает отчаяние: неужели наша судьба, судьба русских, быть в кабале у "малого народа"?!
- К обозначенному "еврейском фактору" я хочу сделать такое замечание. Действительно, опять появилось большое количество влиятельных людей, выходцев из еврейской среды, продолжающих старую традицию: с одной стороны, отношение к "этой стране" как к чему-то чужому, мало симпатичному, а с другой - очень решительное воздействие на нее. Но при этом я все яснее вижу, что ни в коей мере этих властолюбцев нельзя считать представителями еврейского народа. Это отнюдь не еврейские патриоты, не те, кто особенно болеет за свой еврейский народ. Например, какой здесь у нас стоит невероятный к р и к относительно антисемитизма! Кажется, что люди так этим больны, что у них, как говорят, все тело превратилось в одно большое сердце - к какой точке не прикоснись, оно болит. Был какой-то пошлый скандал в ЦДЛ, почти что на уровне ресторанной склоки. Чего только об этом не было! И газеты писали, и телевидение гудело целый год. А вот там, в Приднестровье, в Кишиневе, были митинги, на которых лозунги были такие: "Утопим русских в еврейской крови!". Я еще в Москве слышал о них, но думал: может, это, как бывает, мифы создаются. Начал там расспрашивать. И встретил людей, которые мне говорили: "Да, я сам видел такой лозунг, Еще и другой:" Евреев - в Днестр, русских - за Днестр!". И хоть бы один человек здесь, в столице России, выступил с протестом против этого, назвал бы это антисемитизмом! Это ж действительно уже не скандал в ЦДЛ. Это ужасно, это призыв к кровопролитию, массовым убийствам. Но, как видно, когда речь идет о расчленении и распаде страны, то оказывается, что самые кровожадные призывы можно простить. То есть реального страха за будущность еврейских масс тут абсолютно нет. Лозунг антисемитизма воспринимается просто как "рабочий лозунг" в партийной борьбе.
- Тем не менее ваши оппоненты не унимаются. В конце апреля в "Независимой газете" появилось "Открытое письмо И.Р.Шафаревичу". Подписали его, как явствует из редакционного комментария, более 450 американских математиков, в том числе бывшие и нынешние президенты Американского математического общества, 14 членов Национальной академии наук США. Начинается это послание так: "Мы удручены многочисленными антисемитскими высказываниями в вашей книге "Русофобия" и в Ваших публичных заявлениях по поводу текущей политической ситуации..." Письмо это, как было уточнено, получено от Ирвина Кра, декана физических и математических наук университета штата Нью-Йорк. Вы сами получили этот текст?
- Я надеюсь, вы меня не подозреваете в том, что я читаю "Независимую газету", поэтому, что там написано, я знать не могу. Но почти год назад я получил письмо, подписанное примерно 160 американскими математиками, в котором встречаются некоторые фразы из тех, что вы привели. Возможно, это тот же текст. К письму, которое я получил, была приложена, как у нас говорят,"сопроводиловка", где указывалось, что авторы собираются опубликовать его в западных и советских изданиях. Поскольку это американские математики, я ждал, когда оно будет опубликовано где-то на Западе, чтобы там же им и ответить. Не отвечать же через "Независимую газету". Но до сих пор я этого не нашел в известных мне журналах. Как только найду, я им, конечно, подробно отвечу.
Письмо же это произвело на меня тяжелое впечатление. Но вот вам, пожалуйста, другое письмо, которое я получил в середине 70-х, - оно коротенькое. "Мы, нижеподписавшиеся математики, присутствующие на годичном собрании Американского математического общества в Сан-Франциско, шлем Вам выражение своего восхищения и уважения. Не только Ваш большой вклад в математику, но и Ваша стойкая,мужественная защита прав всех искать и высказывать истину заставляет нас гордиться тем, что мы являемся Вашими коллегами". Как видите, здесь - раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь страниц убористым шрифтом одних подписей. Таких писем я получил тогда много.
- Интересно, нет ли под этим восторженным письмом и подписей тех, кто "отметился" под посланием, попавшим в "Независимую газету"?
- Наверно, есть... Как видите, математиков, подписавших это письмо, теперь отнюдь не восхищают мои попытки искать истину. Видимо, на Западе существуют свои "табуированные" области, и в них поиски истины не поощряются. Так велико ли здесь отличие от нашего общества "застойного" времени? Ведь о многих вопросах - например, о неравноправном положении негров в США - и у нас тогда можно было писать совершенно свободно.
- Обратимся к другой теме. В нашей газете ведется дискуссия по поводу идейных разногласий в патриотическом движении. Так, в 20-м номере "ЛР" со статьей выступил хорошо знакомый вам Михаил Федорович Антонов. В частности, он пишет: "Академик И.Р.Шафаревич - один из крупнейших ученых и мыслителей мира конца XX века, но могут ли принять его понимание социализма как стремление к смерти миллионы наших соотечественников, отдавших делу построения светлого будущего лучшие годы своей жизни, да и до сих пор верящих в этот идеал?". По мнению М.Антонова, статья томского профессора В.Чешева при всех ее недостатках перевесит " целую гору страстной и стилистически прекрасной патриотической публицистики". Далее он цитирует В.Чешева: "Патриотические силы, впавшие в голый антикоммунизм, обречены. У них нет и не может быть никакой практически пригодной социальной программы, им некуда звать народ". Впрочем, вы и сами все это читали...
- Я совершенно не понимаю, почему, отказавшись от коммунизма, будет некуда "звать народ"? Наша страна не раз проходила через тяжелые кризисы - во время ордынского ига, в Смутное время, во время войн Петра или во время нашествия Наполеона - и находила же силы все эти неимоверные трудности преодолеть, хотя К.Маркс тогда еще не родился и идеями коммунизма наши предки не вдохновлялись. Да и за семьдесят пять послереволюционных лет народ наш совершил много героического, создал много прекрасного - но разве на основе коммунистических идеалов? Можно ли считать, что в Великую Отечественную войну народ воевал за коммунизм? Тогда надо считать, что и в Отечественную войну 1812 года он воевал... за крепостное право? Нет же, конечно. В обоих случаях был жертвенный порыв патриотизма. За эти же годы возникло прекрасное искусство - но разве оно было коммунистическим? Есенин, Замятин, Булгаков, Ахматова, Солженицын, Астафьев, Белов, Распутин - кого туда зачислишь? "Тихий Дон" не подойдет. В музыке Шостаковича видится Апокалипсис, который вершился тогда на нашей земле.
С другой стороны, коммунизм в нашей истории прочно связан с теми явлениями, о которых теперь все знают. И прежде всего с тем, о чем говорят меньше всего и что оказало, быть может, самое разрушительное воздействие - с жесточайшими преследованиями религии, непрекращавшимися попытками уничтожить ее. Поэтому, независимо от моей принципиальной оценки коммунизма, даже чисто прагматически, если бы патриотическое движение написало на своих знаменах коммунистические лозунги, оно безнадежно бы проиграло. И, кстати, в Приднестровье патриотические силы одержали верх в значительной мере благодаря тому, что быстро переболели болезнью коммунистической фразеологии, да и аппаратчиков от руководства оттеснили. В остальной же России эта болезнь затянулась и дала в руки противников патриотического движения очень действенное оружие:, утверждение, что "патриот=коммунист". А статьи вроде тех, о которых вы упомянули, это утверждение подкрепляют.
Я думаю, что те, кто говорит сейчас о "социалистическом идеале", в большинстве случаев подразумевают вовсе не коммунизм, не классовую борьбу или диктатуру пролетариата, а желание, чтобы справедливость не приносилась в жертву рынку, требование социальной защищенности и так далее. Так почему же не пользоваться старым и понятным словом "справедливость"?
- По моему, споры о " преимуществах социализма " или капитализма сейчас уже отошли. Копья ломаются по поводу вполне конкретных трудностей. В то же время на "красных" митингах мы слышим страстные речи в защиту гэкачепистов - они стали как бы олицетворением социалистического строя, того могущества, каким отличался бывший СССР; олицетворением всего того, что разрушено "брестскими соглашениями". Ваше отношение к узникам "Матросской тишины"?
- Мне кажется, что действительно очевидна широкая симпатия к узникам "Матросской тишины", а вот причины ее не так очевидны. Тут даже напрашивается строго логическое заключение: дескать, раз теперешние правители держат в тюрьме этих людей, значит, что-то хорошее в них есть. Даже и по своим знакомым знаю, что далеко не все им сочувствующие видят в них "олицетворение социалистического строя", как вы говорите, хотя, конечно, есть и такие. Тут играет роль и возмущение несправедливостью: ведь были в одной команде с Горбачевым, делали одно дело, а теперь - ему дают иностранные премии, он разъезжает по свету, получая, как пишут газеты, по 300 000 долларов за выступление: они же в тюрьме. Есть и смутное ощущение, что "путч" был попыткой предотвратить теперешний развал и катастрофу.
Хотя многие из этих чувств можно понять, однако меня беспокоит та форма, которую они постепенно принимают. Протест против несправедливости, сочувствие ее жертвам перерастает в провозглашение их народными героями, как бы нашим истинным правительством. Но нельзя же забывать, что большинство из них были ближайшими сотрудниками Горбачева, которых он продвигал, преодолевая часто большое сопротивление, например, в Верховном Совете.
Все современные болезненные процессы начались, когда именно эти люди стояли на верхах власти. Ведь это были, казалось бы, мужчины - некоторые и военные. Но они не подумали о том, чтобы уйти в отставку, обратиться к народу. Партийная или клановая дисциплина оказалась сильнее. Поэтому они полностью разделяют с Горбачевым ответственность за происшедшие. Да ведь и "путч" остается до сих пор загадкой: истинное распределение ролей - Ельцина ли, Горбачева или Крючкова - мы может быть никогда не узнаем. И, наконец, если кто-то из них и "попал как кур в ощип", то это не оправдывает возведения его на пьедестал народного героя, тем более возможного вождя.
Мы уже пострадали, дав увлечь себя в политике русскому чувству жалостливости или "слабосердости", о котором писал еще Достоевский. Ведь подавляющая часть тех, кто сейчас так клянет Ельцина, сами избрали его именно под влиянием таких эмоций. Я и сам голосовал за него в первый раз - на выборах народных депутатов СССР - именно из чувства раздражения: что его так грубо оттолкнули за его столь робкий "неконформизм", в котором он, правда, сразу же и раскаялся. Мне кажется, единственное утешение в том, как катастрофически неудачен был наш политический опыт последних лет, заключается в надежде, что мы наконец-то извлечем из него уроки. И, в частности, приобретем нелегкое умение облекать доверием политических деятелей не под влиянием эмоций, а на основе того, что им уже реально удалось сделать.
Впервые опубликовано в еженедельнике "Литературная Россия"
N 23, июнь 1992г.
http://shafarevich.voskres.ru/
viperson.ru
Док. 508737
Перв. публик.: 10.02.02
Последн. ред.: 01.10.12
Число обращений: 434
Руцкой Александр ВладимировичЕльцин Борис НиколаевичГорбачев Михаил СергеевичАстафьев Виктор ПетровичРаспутин Валентин ГригорьевичСолженицын Александр ИсаевичБелов Василий ИвановичРоссийский кризис
|
