В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Необходимая крайность Назад
Необходимая крайность

Казус Ярузельского, или Можно ли оправдать репрессии с точки зрения права

Близость опасности Ярузельский чувствовал по содержанию регулярных бесед на личных встречах и по телефону с Брежневым

Возможно, Ярузельский и предпочел бы более мягкие шаги, но заставила его решиться неминуемая альтернатива:
введение в Польшу союзных войск

Ярузельский на вечере с бастующими докерами. Он все еще тянул с введением военного положения, пытаясь найти иное решение

Дело бывшего руководителя Польши генерала В.В. Ярузельского и группы государственных и партийных деятелей, которым вменяют в вину введение военного положения в Польше в 1981 году, вызывает вопросы, ответы на которые обычно даются в политической плоскости. Между тем понятия "суд" и "политика" трудно совместимы. "Суд" прежде всего предполагает "право". Можно согласиться с обозревателем "Новой" Александром Пумпянским в его выводе: "Главной миссией национального лидера было не допустить, чтобы Польша 1981-го стала Чехословакией 1968-го или Венгрией 1956-го... Лучше не считать, какие и сколько было бы жертв. То, что смена строя обошлась без катастрофы, - заслуга генерала" ("Новая", N 68, 2008). Но желательно обосновать этот тезис документально и юридически.

"...Как я могу видеть бедствие, которое постигнет народ мой, и как я могу видеть погибель родных моих?.. И сказал царь Артаксеркс... о том, что позволяет... погубить всех сильных в народе и области, которые во вражде с ними... Список сего указа отдать в каждую область как закон"
(Ветхий Завет, Есф., VIII, 6,7 и 11)

Право наказывать не есть воздаяние злом за зло. Вне нравственных начал в понимании правосудия и возмездия уголовное преследование теряет свое основание.

Положение, в котором оказался генерал Войцех Витольд Ярузельский, значительно сложнее для объективной оценки, чем представляется с бытовой или политической точки зрения. Людям привычны и понятны обстоятельства, когда право противостоит неправу. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксальной картиной, когда праву противостоит... право. Такая ситуация называется крайней необходимостью.

Институт крайней необходимости легализует право граждан на совершение действий по предотвращению большего вреда путем причинения меньшего. Цель крайней необходимости - устранение грозящей опасности. Другими словами, крайняя необходимость - это такой акт поведения личности, при котором она может устранить опасность, угрожающую законным интересам, только путем причинения вреда каким-либо иным интересам, также охраняемым законом. Находясь в состоянии крайней необходимости, человек должен выбрать: либо допустить осуществление грозящей опасности, либо устранить ее, но посредством нарушения иных законных интересов, причиняя им ущерб.

В уголовном законодательстве практически всех стран содержится соответствующая правовая норма, есть она и в Уголовном кодексе Республики Польши:

"Не совершает преступления тот, кто действует с целью предотвращения непосредственной опасности, угрожающей какому-либо благу, охраняемому правом, если опасности невозможно было избежать иным способом, а благо, принесенное в жертву, имеет ценность меньшую, чем спасенное".
(#167; 1 ст. 26 УК РП)

Но каждый, кто поступает так, а не иначе в условиях крайней необходимости, рискует претерпеть встречный урон как со стороны, против которой он действует, так и со стороны государства, оценивающего его поведение в такой ситуации с позиции возможности привлечь к уголовной ответственности за содеянное. Через четверть века после введения в Польше военного положения те, кто пострадал тогда, и сегодняшнее государство сошлись, что, собственно, и стало причиной судебного преследования В.В. Ярузельского и его соратников.

Из двух зол - меньшее

Защита одних социальных благ "за счет" причинения вреда другим является необходимой, вынужденной, а потому и непреступной. Действия, предпринимаемые в таком случае, - единственное, крайнее средство, могущее устранить или хотя бы минимизировать опасность наступления более тяжких последствий.

Человек, оказавшийся в состоянии крайней необходимости, вынужден из двух зол выбирать меньшее. Интересно, что именно этими словами генерал Ярузельский и начал свою речь 13 декабря 1981 года: "Это не чье-то, а именно польское решение. Принятый шаг, конечно, зло, но зло меньшее, чем надвигающаяся глобальная катастрофа. Это спасение Польши".

Действительно, это было польское решение. Страна находилась на краю катастрофы: пустые магазины, карточная система, забастовки, анархия, существенное снижение производства, даже церковь заявила, что страна в опасности и ей грозит братоубийственная война. Советский Союз не мог безучастно наблюдать крушение социализма в Польше и ее ненадежность как союзника по Варшавскому договору. Под угрозой оказывалась безопасность транспортных путей в ГДР.

Руководство СССР и других стран Варшавского блока нервничало и оказывало на Польшу как экономическое (ограничение поставок в Польшу нефти, газа, других товаров), так и военно-политическое давление: вблизи польских границ усилилось перемещение союзнических войск. Стало очевидным, что с запада готовятся двинуться подразделения ГДР, с юга - ЧССР, с востока - СССР.

Поэтому к военному положению как к возможной контрмере готовились. Еще 27 марта 1981 года премьер Войцех Ярузельский и первый секретарь ЦК ПОРП Станислав Каня подписали документ "Основные соображения по введению военного положения". Были подготовлены директивы о действиях центральных властей, государственной администрации и военных частей в условиях военного положения. 12 декабря был создан Военный совет национального спасения, и на следующий день военное положение введено.

Крайняя необходимость имеет свою структуру, и потому важно рассмотреть ее элементы: наличие опасности, выбор действий, их необходимость и соразмерность. Обсудим только внешнеполитическую составляющую для Польши того времени.

Близость опасности Ярузельский чувствовал по содержанию регулярных бесед на личных встречах и по телефону с Брежневым. Такие беседы состоялись у него в июне, августе, октябре, ноябре... Тяжесть опасности он понимал из исторического опыта социалистических стран, не пожелавших следовать воле Москвы. Поэтому в 1981 году Ярузельский, опытнейший политик (надеюсь, никто не станет это оспаривать), оценил грозящую опасность как реальную. Более того, опасность, как мы увидим из цитируемых документов, оказалась длящейся.

Теперь о действиях. Возможно, Ярузельский и предпочел бы какие-либо более мягкие шаги, но заставила его решиться на военное положение неминуемая альтернатива: введение в Польшу войск стран Организации Варшавского договора. Л. Брежнев в беседе с В. Ярузельским и С. Каней в Крыму 14 августа 1981 года выразился недвусмысленно:

"Никогда еще не было, чтобы революция побеждала контрреволюцию без применения силы. Надежда защитить социализм путем переговоров, без использования всех возможностей власти, вплоть до арестов - иллюзия... Следует подумать, чтобы перейти к строгим действенным мерам, без колебаний употребить власть. Не требует ли нынешняя обстановка введения военного положения?"

В. Ярузельский понял: если он хочет сохранить независимость польского государства, медлить больше нельзя. Но он тянул время, пытаясь найти иное политическое решение. Возможный ввод иностранных войск вызвал бы тяжелую реакцию всего польского общества, проще говоря - войну.

Другого решения не оказалось, и Ярузельский все же ввел военное положение. Были арестованы и интернированы почти 23 тысячи оппозиционеров, прежде всего активисты профсоюза "Солидарность". В столкновениях между забастовщиками и силами МВД, госбезопасности и военными погибли более 90 человек. Кто-то из-за политических убеждений потерял работу, молодые люди исключались из институтов. Любые репрессии - это сломанные судьбы.

"В любой момент нанести удар..."

Необходимо ли было военное положение? С юридической точки зрения считается, что действия необходимы, если они пригодны к предотвращению опасности, причем предпочтительными являются действия государства. Иными словами, введение указом Ярузельского военного положения является более щадящим средством, чем уличные бои против советских танков, как произошло в Будапеште и Праге. Это Ярузельский хорошо понимал, поскольку в 1968 году сам принимал участие в операции по вводу войск Варшавского договора в Чехословакию и видел все своими глазами.

Меры, предпринятые Ярузельским, оказались пригодными, предотвратили реальную опасность появления на территории Польши чужих вооруженных сил. В телефонном разговоре 15 декабря 1981 года Брежнев сказал Ярузельскому:

"Вы приняли хотя и трудное, но, безусловно, правильное решение о введении военного положения. Иного способа спасти социализм в Польше, как твердой рукой подавить контрреволюцию, не существует... Наши товарищи с большим удовлетворением восприняли сообщение о вашей решимости действовать против контрреволюции наступательно, не давая ей передышки".

Опасность, которой стремился избежать Ярузельский, носила длящийся характер. Он и хотел бы вскоре отменить военное положение, но давление со стороны советского руководства продолжалось:

"Время, прошедшее после 13 декабря, убедительно показало правильность и своевременность введения военного положения. Оно явилось чрезвычайной мерой по спасению социализма в Польше, сохранению ее национальной независимости. Вместе с тем мы с Вами смотрим на вещи трезво. Введение военного положения - это только предпосылка (хотя и совершенно необходимая) той гигантской работы, которая требуется для преодоления глубокого кризиса... Нам кажется, что Вы правильно поступаете, когда не спешите идти навстречу советам (откуда бы они ни исходили) расшатать режим военного положения" (из телефонного разговора Л.И. Брежнева с В.В. Ярузельским 16 февраля 1982 года).

Шло время. Брежнев был сильно болен, не мог уже беседовать по телефону и обменивался с Ярузельским так называемыми устными посланиями, когда его представитель лично зачитывал (и передавал) слова, адресованные Ярузельскому Брежневым:

"Минуло уже почти пять месяцев с момента введения военного положения, и жизнь полностью подтвердила правильность принятого Вами решения. Я знаю, что все это время Вам приходилось нелегко... Вместе с тем, насколько я понимаю, у нас с Вами общее мнение: до полной нормализации обстановки еще далеко, дороги впереди сложные и тернистые" (из устного послания Л.И. Брежнева В.В. Ярузельскому 7 мая 1982 года).

Ярузельский попытался смягчить военное положение, но информация об этом немедленно достигала Кремля:

"Насколько я знаю, Вы ориентируетесь на то, что режим военного положения должен быть длительным. Но есть и другая сторона дела - твердость самого режима. В какой степени оправданы принятые недавно меры, чтобы существенно смягчить его требования - освободить значительные массы интернированных, полностью отменить комендантский час, снять ограничения на выезд и перемещения по стране иностранных журналистов и дипломатов? Ведь за видимыми плюсами здесь таятся непредвиденные минусы, способные свести на нет все, чего Вы уже добились. Тем более если сделанные уступки придется брать назад" (из устного послания Л.И. Брежнева В.В. Ярузельскому 7 мая 1982 года).

За всей дипломатичностью формулировки ясно прочитывалась команда: вернуть первоначальные строгости. Тем не менее Ярузельский продолжает свою линию и получает предупреждение:

"Как представляется, условия военного положения были использованы в борьбе с противниками социализма далеко не полностью. Различные послабления позволили им, оправившись от первого шока, возобновить свою подрывную работу и организовать довольно крупные выступления против власти... И есть ли уверенность, что армия, в которую постоянно приходит новое пополнение, поведет себя так же стойко и твердо, как в декабре 1981 года? Обещание отменить военное положение может расхолодить и другую вашу главную опору - силы МВД, дезориентировать кадры... Самое важное заключается в том, как такая мера, как преждевременная отмена военного положения, могла бы отозваться на решении задач стратегического порядка" (из устного послания Л.И. Брежнева В.В. Ярузельскому 9 июля 1982 года).

Но у Ярузельского была своя стратегическая задача, и он неуклонно двигался к цели. Последнее указание Брежнева он получил в конце сентября 1982 года:

"Необходимо утвердить в обществе понимание, что военное положение - вещь серьезная, что каждое антисоциалистическое выступление будет караться по всей строгости" (из устного послания Л.И. Брежнева В.В. Ярузельскому 27 сентября 1982 года).

Ярузельский предвидел скорую возможность смены власти в СССР и надеялся на появление более либерального режима. Но Горбачев мог появиться только тогда, когда позволила История. А пока пришел Андропов. В день избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС он пишет свое первое письмо Ярузельскому, оно всего лишь установление контакта:

"Мы рассматриваем и полностью поддерживаем взятый вами, Войцех Владиславович, курс... Вы правильно отмечаете, что с отменой военного положения наступит новый этап политической борьбы" (из личного послания Ю.В. Андропова В.В. Ярузельскому 12 ноября 1982 года).

На "пересменке" Андропов не успевал контролировать все и внутри страны, не то что за рубежом, однако через две недели после похорон Брежнева уже отреагировал на объявление Ярузельским о предстоящей отмене военного положения:

"Нам представляется, что среди мер, которые Вы принимаете, важнейшее место должно занимать поддержание готовности армии и органов безопасности в любой момент нанести удар по контрреволюции. Важно, чтобы с них не была снята ответственность за положение в стране... Другой принципиальный момент - наделение правительства чрезвычайными полномочиями, дающими право в необходимых случаях возобновлять режим военного положения в отдельных регионах или даже на предприятиях. Важно было довести до конца судебные процессы над главарями контрреволюции, показав тем самым: есть военное положение или нет, нарушать законы социалистического государства никому не будет позволено" (из устного послания Ю.В. Андропова В.В. Ярузельскому 29 ноября 1982 года).

Военное положение было отменено лишь 22 июля 1983 года.

Из приведенных документов ясно видно, на какой тонкой грани строил свою политику В. Ярузельский. Разве что для полноты картины стоит заглянуть еще на год вперед, когда в Советском Союзе уже правил Черненко:

"Откровенно говоря, складывается впечатление, что процесс стабилизации стал давать сбои... Вы предпринимаете усилия, чтобы исправить положение, но ощущение такое, что пока решительного перелома не происходит. В чем же причина этого?.." (из послания К.У. Черненко В.В. Ярузельскому 13 декабря 1984 года).

Конечно, при решении вопроса об акте крайней необходимости Ярузельскому пришлось принимать во внимание и сопоставлять не только однопорядковые (большее зло меньшее зло), но и все ситуативные обстоятельства в совокупности (в данном случае - интенсивность советского давления, образ мышления советских руководителей, исторические прецеденты - Прага, Будапешт и т.п.).

Мера Ярузельского

Есть в крайней необходимости еще один важный элемент - соразмерность предпринятых действий, целей, интересов государства, общества и личности, приносимых в жертву ценностей. Но на каких весах, какой мерой взвешивать человеческие жизни, их честь и достоинство, свободу и независимость государства? Для обоснования решения здесь требуется не просто иной масштаб, но иная система координат, в которой стали бы ясны этические и ценностные представления как обвиняемого, так и суда.

В связи с исключительными обстоятельствами дела (а попытки влияния на ход Истории всегда носят исключительный характер) можно заметить следующее. Польский уголовный кодекс говорит о ситуации, когда "благо, принесенное в жертву, имеет ценность меньшую, чем спасенное" (#167; 1 ст. 26 УК РП). Но погибли люди, и здесь возникает этическая проблема: допустимо ли спасение жизни многих людей ("спасенное благо") за счет гибели меньшего числа людей ("благо, принесенное в жертву")? Поскольку жизнь каждого человека бесценна, прямое сравнение здесь приобретает арифметически-аморальный оттенок. Решение этой нравственной по существу задачи можно сравнить с попыткой ответить на вопрос, какая из бесконечностей больше (или меньше). Такая исключительная в юридическом отношении ситуация (необходимость сравнения беспредельностей (по правилам предельности) охраняемых правом ценностей) тоже предусмотрена польским законом. Даже если судьи посчитают, что пределы крайней необходимости превышены, "суд может применить чрезвычайное смягчение наказания и даже отказаться от его назначения" (#167; 3 ст. 26 УК Польши).

Немецкие теоретики права говорят о дифференцированном обращении с крайней необходимостью. Конечно, немецкое право неприменимо в Республике Польше, но разве не интересно обратиться, возможно, к наиболее разработанной в рамках континентальной правовой системы (к которой принадлежат и польская, и российская) ее ветви, к наследию мирового уровня. Ведь проблема изъятия права из самого себя в свое время вовлекла в обсуждение ситуации крайней необходимости, помимо крупнейших юристов, даже таких гигантов, как Кант и Гегель. Наверное, есть там нечто такое, что не позволяет и сегодня решать судьбу человека, не вникнув глубоко в суть дела.

Немецкая подсказка дает нам возможность полнее осмыслить "казус Ярузельского", поступившего иначе, чем, например, Дубчек, который 17 августа 1968 года не ответил на послание Брежнева, предложившего переговоры, и никак не отреагировал на предупреждение Кадара, который лично приехал сообщить о неизбежности ввода войск ОВД, если Дубчек не постарается изменить ситуацию. На следующий день в Москве было принято решение о проведении операции "Дунай", и в ночь с 20 на 21 августа военная акция началась.

Немцы различают несколько видов крайней необходимости, в том числе "устраняющая противоправность" (в частности, в политике) и "устраняющая вину" (в том числе пограничные случаи - надзаконная крайняя необходимость). В польской уголовно-правовой доктрине (как, впрочем, и в российской) считается, что обстоятельство, исключающее преступность деяния, устраняет вину, а за этим автоматически - и противоправность содеянного. Привлечение к суду Войцеха Ярузельского переворачивает эту конструкцию с ног на голову: пропускается шаг с устранением вины и упор делается на противоправность. А поскольку в уголовном праве есть только две оценки поведения лица - правомерное и противоправное, - фактически предрешается и результат: дело идет к признанию противоправности действий генерала Ярузельского. Но даже если это и так, противоправное не равнозначно преступному.

Действительно, Ярузельский не имел права ввиду начавшейся сессии сейма принимать указ о введении военного положения. Но ведь в конечном счете он был утвержден сеймом 25 января 1982 года.

"Не совершает преступления тот..."

На мой взгляд, если следовать букве и духу польского уголовного закона, действия главы государства Ярузельского и вред, причиненный охраняемым законом интересам граждан Польши, должны быть признаны непреступными. Формулировка же "коммунистические преступления" вообще находится за пределами права и явным образом указывает на политический характер процесса.

Да, действия генерала Ярузельского - пограничный случай крайней необходимости. Но неужели вы полагаете, что принятие такого решения в условиях давления Истории проходило без душевных переживаний Войцеха Ярузельского, без осознания им своей моральной вины? Но он сознавал все обстоятельства и последствия своего решения и проявил волю к устранению опасности при своем, вполне адекватном понимании ситуации. Уже поэтому как минимум его действия заслуживают меньшего правового упрека. А поскольку он во всяком случае действовал не вопреки своему долгу государственного лидера, то - и оправдания.

На древних ступенях человеческой истории личная месть потерпевших (vindictam privatum) была юридически признанным действием. Постепенно роль мщения снижается, личная месть сменяется местью общественной (vindictam publicum). Периоды революций привнесли в социальную практику месть политическую (vindictam politicum). Особенно ею прославился ХХ век. Печально, что инерция политической мести достигла и века XXI. Выражаясь метафорически, сброшенный "хвост" из прошлого виляет "ящерицей" уже в нынешнем столетии.

Политика - мутная субстанция. В ней далеко не всегда соблюдаются юридически установленные "правила игры", нередко право подминается и даже попирается политикой. Это особенно легко сделать в таком сложном случае, как применение правовых норм о крайней необходимости в политике. Чтобы подчеркнуть доминирующий политический контекст, я бы, отходя от правовой традиции, назвал ситуацию "необходимая крайность". Введение чрезвычайного положения в Польше было исторической крайностью и в смысле этой историчности - необходимой. Генерал Ярузельский выполнял свой долг в предельно узком коридоре возможностей, открытом для него Историей.

Обратим внимание, что формулировка статьи 26 УК Польши, очень хорошая с позиций юридической техники, имеет не нейтральную форму регламентации (которая скрывается за формулировкой "не является преступлением...", как в УК РФ и некоторых других стран), а персонифицирована, обращена непосредственно к субъекту: "не совершает преступления тот..." Тот - персонально генерал Ярузельский. И обстоятельства, в которых он действовал, исключают преступность деяния.

* * *

Прошу не рассматривать высказанные здесь соображения как попытку давления на польский суд, но исключительно как объяснение происходящего российскому читателю, которому, к сожалению, стали привычными черно-белые политические интерпретации вроде "коммунистическое"-"антикоммунистическое", объяснение языком права, то есть справедливости.

Юрий Батурин

09.10.2008

Новая газета



viperson.ru

Док. 504707
Перв. публик.: 09.10.08
Последн. ред.: 01.12.10
Число обращений: 61

  • Публицистика

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``