Вера Васильева: `Самое дорогое - наша душа и наша духовность`Назад
Вера Васильева: `Самое дорогое - наша душа и наша духовность`
– Давайтепоговорим о Вашей благотворительной работе. Вы в течение 20 лет, работали в ВТО.
– Да, я работала, не могу сказать, что я так уж сильно приходила, это все-таки, ну приходила. И с удовольствием выполняла свою небольшую миссию, но она могла быть и большой, конечно, это социально-бытовая комиссия. Она мне досталась с очень хорошими людьми.Комиссия могла оказывать материальную помощь, следить за всеми могилами, брать в Дом ветеранов, класть в больницы, навещать больных. У нас была машина, были средства, и все это было приятно и хорошо делать. Но все постепенно становилось хуже, хуже с точки зрения материального, и, в общем, те времена, в которые я с удовольствием чувствовала, что я могу помочь, и что-то сделать, прошли. Наступили времена, когда приходит, допустим, актер и говорит: `Что мне делать? Моя зарплата такая, я не могу отдать за починку зубов, а без зубов я не могу быть актером. У меня нет денег!`. А у нас нет денег, чтобы давать большие суммы. Это было до такой степени печально, что иногда я звонила в какие-то благотворительные места, там, допустим, бывали часто даже у Насти Вертинской, и она кому-то, что-то помогала. Звонила кому-то из больших начальников, писала письма какие-то. Но как редкость это удавалось, а, как правило, в общем, мы давали такие гроши, что душа разрывалась на части. И здравницы наши погибали, и я, перед тем как Калягин второй или третий раз избирался, сказала, что я бы уже не хотела этим заниматься, потому, что раз я ничего не могу, это очень тяжело. Обычно говорят, что самый благополучный показатель страны – это когда хорошо живут дети и старики. Вот этот показатель у нас очень неблагополучный. То, что детям помогают, это хорошо. Это очень хорошо, потому, что даже то, что делает Чулпан Хаматова – это прекрасно. Это действительно нужно и старым людям. Например, когда я была в социально-бытовой комиссии, всегда говорила, что необходимо за наш счет иметь патронажную службу. Однажды мне рассказывали, что какая-то очень большая актриса сказала: `Я сейчас старая и ко мне люди приходят с цветами, с конфетами, с добрыми словами, а когда я дома одна и дойти не могу ни до ванной, ни до уборной, вот тут мне бы человек нужен. Мне не столько конфеты нужны, сколько та самая элементарная физическая помощь`. Я мечтала бы, чтобы это было бы вообще сделано не только в нашем Союзе театральных деятелей, а вообще в Москве, чтобы была патронажная служба. Для одиноких старых людей. Потому что это очень большая проблема. Когда я смотрю про своих коллег, как им тяжело живется, я возмущаюсь, конечно. И просто бываю потрясена тому, что, допустим, какой-то актер, да вот даже недавно передавали – Рыбников и Ларионова, и что у них не было денег совершенно. Ну, как это можно! Вся страна наслаждалась, родина гордилась, и не хватает вообще ничего, чтобы люди достойно жили. Вот это вот жутко просто.
Но я работаю в театре, это большое счастье, это мое счастье. У нас театр очень добрый, я бы сказала. Это заслуга нашего директора. У меня такое ощущение, что восточные люди с очень большим уважением относятся к старым людям. И всегда было такое ощущение, что если что-то происходит с больным человеком, то наш театр не оставляет его. Это всегда будут хлопоты о больнице, если платно, то театр заплатит, иногда давали путевку, бесплатно. Так что мне кажется, что наш театр в этом смысле очень внимательный. И если бывают юбилей, даже у людей, которые обслуживают только, и которых зрители не знают, эти юбилеи проводятся очень добро, коллективом, стараются как-то обласкать за счет театра, так что эта сторона у нас, по-моему, добрая.
– Даже такой показатель: Татьяна Ивановна Пельцер, когда попала в больницу, из которой потом уже не вышла, официально не была актрисой театра `Сатиры`. И я знаю, что театр `Сатиры` ее опекал и хоронил даже.
– Поэтому все-таки у меня такое впечатление, что все мы действительно считаем наш театр родным домом. Валентин Николаевич Плучек говорил, что он никого из старых людей не кинет и не избавится. И Александр Анатольевич Ширвиндт очень добро относится к людям и очень внимательно. Он очень много ездит с просьбами о том, чтобы то в больницу кого-то поместили, то квартиру улучшили. Он иногда говорит: `Главная моя задача состоит в том, чтобы будучи худруком, не ставить спектакли, а хлопотать о больных, и помогать как социально-бытовой сектор!`.
– Прошу Вас рассказать о Вашем супруге Владимире Петровиче.
– Он сейчас болен. Он уже давно не играет по состоянию своего здоровья. Вот что мне кажется в нем замечательным, это то, что он умеет радоваться чужому успеху. Во-первых, вся его жизнь была посвящена тому, чтобы я думала бы только о своей работе, которую я, действительно, люблю больше всего на свете. Он играл первое время много достаточно приятных ролей, и делал их хорошо, но вообще мне кажется, что его театр должен был быть драматическим. Он не сатирический актер,а скорее такой, ну, нормального театра. Но чтобы со мной не расставаться, он никогда не помышлял пойти в другое место. Но мне кажется, что его карьера сложилась достаточно скромно, и он никогда не роптал, никогда не было, что бы он хоть на кого-нибудь придержал какую-то обиду, или считал что ему не правильно что-то не дают. Потому что актеры, это народ такой – мы всегда хотим играть, и очень всегда печалимся, когда не играем. Вот он печалился, но никогда не сердился. И сейчас он очень любит театр, даже из последних силенок, хотя ходит плохо и видит плохо, а все равно: `Я поеду на открытие…`, но пришлось положить его в больницу. Когда я уезжаю от него из больницы, если просто говорю там: `Надо домой!`, то он говорит: `Ну, еще посиди!`, а если: `Ну, у меня сегодня спектакль!`, тогда: `А, да, да, да! Поезжай, тебе надо отдохнуть!` Потому что спектакль – это уже дело святое.
И вот сейчас, когда он так сильно болен, я его сегодня навещала, а когда только-только я ушла, как он звонит мне: `Ой, какой же я счастливый, ты сегодня была у меня!`. В общем, говорит какие-то слова, которые вроде в нашем возрасте и говорить-то незачем, но они у него такие искренние, он так рад, что я рядом! Или частенько он так говорит: `Ну, никогда в жизни я не думал, что ты так будешь за мной ухаживать!`. Я говорю: `А как я ухаживаю, просто все что надо, то и делаю! Что я такого особенного делаю?`. Но он очень ко всему относится с невероятной благодарностью. Я люблю эту черту в людях и поэтому, всегда как-то мое сердце растапливается от того, что он очень добр и рад за другого.
– Вы вместе прожили 53 года!
– Знаете, как один день – все так быстро…
– Вы рассказывали, что Владимир Петрович очень верующий человек.
– Стал. Он не был таким. Когда он стал очень сильно болеть, одна наша актриса привезла ему крестик, чтоб ему это помогло. Она ему говорила, что если ты будешь молиться, будет легче. Он молится всегда и перед обедом молится, и на ночь молится и с утра. И если едет в больницу, то у него и иконки там стоят.
– Это на его характере как-то отразилось?
– По-моему, да. Мне кажется, что он был более эгоистичен. Вообще все считают, что я его балую, а мне кажется, что это нормально. Он же болен и у него так мало радостей, что надо хоть капельку добра от меня чтобы шло. А то это слишком не справедливо было бы в жизни.
– Подскажите, как сохранить улыбку на лице, а нашей стране!
– Опять-таки, я все же родилась с определенным характером. Мне трудно советовать. Люди со мной не согласны, у меня есть молодые приятельницы, и они говорят: `Ваш грех, что вы не перевоспитываете плохих людей!`. Я никого никогда не перевоспитываю. Я просто отхожу. А в спорах, они так считают, это не правильно. А я говорю: `Ну, каждый человек отвечает за себя. Для меня важно, чтобы я не поступила плохо никогда.`. Так я бы хотела. Наверное, я что-то делала не очень хорошо. Это естественно для каждой жизни. Но я не умею воспитывать. И потом мне кажется я не пример для других. Я слишком ничего не делаю, чтобы было хорошо мне. Я ничего никогда не добивалась. Мне посылал Бог. Я за это благодарила. Может быть, если людям будет Бог посылать какую то радость, они будут благодарить, и будут действительно добры. Но, наверное, это я говорю какие-то непонятные вещи, но настолько судьба была ко мне благосклонна, что я ежедневно и ежечасно могу сказать: `Спасибо! Спасибо!` Мое `спасибо` относится ко всем людям, любой человек для меня тоже мил и дорог. Человек себя не может перестроить. Просто жизнь так дорога, что себя тратить на что-то очень негативное обидно. Она несется быстро. Даже просто порадоваться, что есть деревья, что взошло солнышко, что бежит ребятенок – это же счастье! Ведь мы не понимаем, что это счастье, а вот если человек заболел и этого всего почти уже не чувствует, то как же прекрасно вспомнить, что есть весна. Вот такое у меня отношение к жизни.
– Что бы Вы хотели пожелать посетителям портала `Православная книга России`?
– Я очень рада, что я разговариваю с большой аудиторией, и мне бы очень хотелось, чтобы люди ценили жизнь, не только как плотские удовольствия! Она гораздо богаче, не за чем себя обкрадывать. Вообще вся красота жизни состоит из удовольствий, из отдыха, и из влюбленности. Но помните, что если вас посетит любовь, то это великое чувство, это самое большое богатство. Я должна сказать, что я в своей жизни любила, и когда я на сцене играю эти чувства, то мне кажется, что я напоминаю зрителям, что это все есть, это не пустяки, это огромное счастье. И делать людям доброе это тоже большая радость. Потому что это обогащает вашу душу. Если вспомнить хоть какого-нибудь ребенка, который был болен, а ты ему помог выздороветь, и его глазенки – это счастье! Если вам попадется старый человек, который вас поблагодарит за доброту, это счастье. А если вас посетит любовь берегите ее. Потому что большего счастья в жизни не бывает! И если вы верите моей искренности, то поверьте, что самое дорогое, наша душа, наша духовность. Поэтому берегите это в самих себе!
