В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Николай Коляда: `Мама ушла на работу - давайте, придуривайтесь!` Назад
Николай Коляда: `Мама ушла на работу - давайте, придуривайтесь!`
Главное театральное событие начала 2008 года - большие гастроли одного из самых знаменитых российских театров, во главе которого стоит бунтарь, драматург и режиссер Николай Коляда. С 27 по 31 января на малой сцене столичного "Современника" - пять чудесных спектаклей из Екатеринбурга
"Коляда-Театр" - маленькая империя, сгусток творческой энергии уральской индустриальной зоны. Здесь выплавляют и куют современную пьесу, а сам мастер, Николай Коляда, - настоящий глава концерна: директор театра, режиссер, актер, драматург, педагог, издатель литературного журнала "Урал". Его театр мало сказать уникален: практика постперестроечной эпохи показала, как туго в России за пределами Москвы идет дело с негосударственными формами культуры. Не выживают. А "Коляда-Театр" - частная труппа, где только здание, деревянный двухэтажный особнячок, принадлежит государству, - ничего: терпит, колупается, взрослеет. Со скандалами и голодовками борется за свое удивительное искусство, в котором нежность и чувственность сочетаются с вполне жестокими, порой мизантропическими, порой антисоциальными и антиклерикальными режиссерскими трактовками, которых и не видывал провокационный столичный театр.

Режиссер Коляда начал с того, что со скандалом ушел из Театра драмы, забрав с собой часть труппы. И то, что к нему потянулись лучшие актерские силы Екатеринбурга, - залог выживания этого, пожалуй, самого знаменитого негосударственного театра провинциальной России, который с распростертыми объятиями встречают на западных фестивалях.

И все-таки разговор с Николаем Колядой накануне гастролей получился не особо оптимистическим.

Как часто вам удается выбраться в столицу?

Это уже третья наша поездка в Москву за четыре года существования "Коляда-Театра". Каждый раз трудно с финансами, но мне эта поездка нужна. По одной простой причине: я очень надеюсь, что благодаря очередным нашим гастролям в Москве театр как-то повысит свой статус, о нем что-то скажут, его заметят, и, может быть, после этого нас все-таки возьмут на гособеспечение. У меня, честно говоря, уже нет сил тянуть эту ношу. Максимум, что может заработать театр в месяц, - это 250-300 тысяч рублей, из них 180-220 тысяч уходит на зарплату. Остаются крошки. Денег не хватает, и, естественно, я за удовольствие быть хозяином театра выкладываю из своего кармана то, что мне приносят постановки моих пьес.

Последние 20 лет я живу благодаря авторским отчислениям от спектаклей, идущих в "Современнике". Провинциальные театры не приносят мне как драматургу почти никаких доходов, хотя пьесы играют много, но это все мелочь - моим кошкам на еду. А из "Современника" - особенно сейчас, когда там с успехом идет моя пьеса "Старая зайчиха", - я получаю в месяц от 5 до 7 тысяч долларов. Никакой тайны я из этих цифр не делаю, но отчетливо понимаю, что рано или поздно эти возможности уйдут, ведь жизнь спектакля недолговечна.
На какие же деньги вы везете театр в Москву?

На Новый год мы сыграли 97 спектаклей для детей - вот на эти деньги и едем. Гастроли убыточны ровно на 300 тысяч рублей, хотя мы нашли самую дешевую гостиницу, какая только есть в Москве, едем в самом дешевом поезде Уренгой - Москва, высылаем декорации с компанией, которая может взять попутный груз, и так далее. В общем, экономим на всем.

За четыре года работы в театре на самоокупаемости - плюс девять лет работы главным редактором в бюджетном журнале "Урал", где я также главный финансист, - я как-то научился складывать деньги "под подушку", а потом делить их на "главное" и "не главное". "Главное" - постановка спектакля, новая аппаратура, коммунальные расходы. "Не главное" - да простят мне актеры! - заработная плата. Я пытаюсь максимально поднять ее, но больше 7-10 тысяч рублей никто в театре не получает. А еще я снимаю две квартиры для актеров. У половины моих сотрудников нет жилья.

Театр драмы, Театр музкомедии, ТЮЗ отдали нам все свое старое списанное барахло - мы из этого шьем, перешиваем. Никаких новых роскошных костюмов не делаем. Как кто-то о нас сказал - театр секонд-хенда. Ну и что? Я не стыжусь бедности и всем советую ее не стыдиться. Тем более что я терпеть не могу костюмы, по которым сразу видно: их сшили в театральных мастерских, выгладили, принесли каждому на плечиках - актеры все это надели и выглядят теперь отдельно от костюма.

Вот я и надеюсь, что, поработав в Москве на свой имидж, мы сможем как-то продвинуться и у себя в городе. Может быть, тогда область или город, - а я написал уже много безответных писем - возьмут нас на бюджетное финансирование. Надо-то, честно говоря, в год от силы 8-10 миллионов рублей - для богатого нашего края это не просто копейки, а полная ерунда. К слову сказать, журнал "Урал" получает в год 2,8 миллиона рублей финансирования, и этих денег хватает за глаза - на бумагу, на типографию и на зарплату.

И потом, жизнь коротка, хочется жить интересно. Плевать на эти деньги, заработаем. Зато в Москву съездим, спектакли покажем. Мне за эти наши новые спектакли совсем не стыдно. К тому же, сколько бы я ни ругал Москву, все равно главную оценку того, что ты делаешь, квалифицированный совет, помощь можно получить только в Москве. Так уж у нас все устроено в России, что тут поделаешь!
Угроза закрытия театра сохраняется?

Нам осталось жить без арендной платы еще полтора года: Екатеринбург подарил нам три года безарендного существования. Что будет потом, какое решение примут власти - не знаю. Но если нам назначат аренду в 150-200 тысяч рублей в месяц - такой она была бы сейчас, если бы мы ее платили, - то сразу надо будет закрываться. Я не вытяну: платить в год 2,5 миллиона рублей арендной платы невозможно. У меня и у театра не будет таких денег. Посмотрим, что будет. А пока - живем.

Репертуар театра состоит в основном из классики и ваших пьес. Как вы принимаете решение, что именно ставить? Чем разнятся эти направления?

Я ставлю только то, на что пойдет народ, когда я уверен, что "будет касса". На мои пьесы народ ходит, потому что меня в городе знают все очень хорошо, я тут местная достопримечательность. Зрители уверены, что Коляда приготовил им что-то интересное. А классику ставлю потому, что названия привлекают зрителя: "Гамлет", "Ревизор", "Женитьба". Сейчас вот начал репетиции "Короля Лира", где сам в главной роли. Тоже такой ход: все прибегут посмотреть, как Коляда сыграет Лира. Одни пойдут, чтобы сказать: "Какой он плохой артист, зачем он это делает!", другие, чтобы сказать: "Как это главный редактор журнала "Урал" может играть Лира?!" Третьи, чтобы посмотреть: что это за наглость - ставить "Короля Лира" после всяких великих режиссеров, что за ерунда такая там у них получается? Ну и так далее. Главное - купят билеты. А мне только этого и надо, понимаете?
В чем обаяние провинциальной культуры и провинциальной жизни?

Да нет тут никакого обаяния. Косность, жуткое ханжество, дикая необразованность и так далее. Все точно так же, как в Москве. Единицы могут понять, что ты делаешь, и принять это. Остальные сразу все принимают в штыки.

Вы любите ваш Екатеринбург?

Не знаю. Иногда я его ненавижу. Город - это не здания, а люди. Тут у нас полно дураков, хотя и умных, порядочных людей тоже достаточно. Я привык тут жить и не хочу никуда уезжать. Меня и мой театр тут многие любят, но многие и на дух не переносят, просто терпеть не могут, особенно те, кто ни разу у меня в театре не был. Не знаю почему. Но мне тут проще. Как говорится, где родился, там и сгодился.
Решение создать свой театр было результатом ожога от работы в репертуарном театре, откуда вы ушли? У вас есть какое-то принципиальное решение, как спасти репертуарный театр от инертности и закисания?

В пьесе Горького "Варвары" есть такой диалог:

"Лидия: Я искала... я думала, что найду стойкого, твердого человека, которого можно бы уважать... Я давно ищу... я ищу человека, чтобы поклониться ему, чтобы пойти рядом с ним... Пусть это мечта... но я буду искать человека... Да неужели нет на земле людей-жрецов, людей-героев, для которых жизнь была бы великой творческой работой... неужели нет?

Черкун (глухо, с отчаянием): Здесь невозможно сохранить себя, поймите это... невозможно! Сила этой жизни... этой грязи...

Лидия (гневно): Всюду - жалкие, всюду - жадные..."

Вот и весь ответ: "Всюду - жалкие, всюду - жадные". В репертуарных театрах сидят на теплых местах люди, которым противопоказано работать в театре. И их не сковырнуть.

Как же вам удалось собрать такую мощную труппу? Что нужно артисту? Что вы ему даете?

Единственные люди на белом свете, кто хочет работать, - это артисты. Может, в Москве это не так, но в провинции нет такого большого выбора: пойти в сериал, в рекламу.

Нашим актерам остается только одно - работа в театре. Их хлебом не корми, только дай поиграть. И это правильно, это верно, мне это очень нравится. Актер должен выходить на сцену 7 раз в неделю, а в субботу и в воскресенье еще играть по две сказки. Это ведь как у летчиков: сколько часов налетаешь, такой ты и специалист. Выходит на сцену, скажем, Валентин Гафт, и он может ничего не говорить, просто так стоять и молчать, но за ним, за его спиной уже чувствуются эти тысячи "налетанных" часов, десятки лет, проведенных на сцене, и от одного этого уже невозможно от Гафта глаз оторвать. Не знаю, как это объяснить.
Я пытаюсь прежде всего дать актеру возможность снова почувствовать себя ребенком. На репетициях я всегда ору: "Мама ушла на работу - давайте, придуривайтесь!" Ведь если мама ушла, значит, можно открыть шкаф, достать ее платье и папин костюм, померить, достать мамину помаду и накрасить лицо, надеть мамины туфли и папины валенки, изрезать бабушкину шубу ножницами, включить музыку и до шести вечера, пока мама не придет с работы, баловаться, бегать, падать, прыгать и вытворять все что захочешь.

Если артисты на репетициях рассказывают текст и запоминают мизансцены, мне это противно, я не хочу таким театром заниматься. Я хочу, чтобы главным - если не в спектакле, то хотя бы на репетициях, - было баловство, чтоб никакого "пердячего пара", напряга. Чтобы было весело. У меня на репетициях всегда весело. Может, поэтому артисты идут ко мне работать. Они знают, что с Колядой весело. Ну и еще, что с Колядой будет успех - уж простите за наглость, но так всегда было. А артист, не познавший настоящего успеха, не артист. Ему кажется, что каждый вечер он бросает все свое нутро, свои мысли, переживания, муку, любовь - в пустое, темное, черное, безликое хайло зрительного зала, и назад ничего не возвращается. А возвращаться - именно в виде успеха - что-то обязательно должно.

Каких-нибудь театральных суеверий придерживаетесь?

Всех до единого. Упал экземпляр пьесы - надо на него сесть, иначе будет провал. Того, кто в театре вяжет или щелкает семечки, надо ударить по рукам, а то сборов не будет. Надо проследить, чтобы первый билет в новом сезоне был продан именно мужчине, а не женщине. Ну и так далее до бесконечности. Самое страшное - когда вдруг не ладится, не идет спектакль: значит, в зале сидит ведьма.




Павел Руднев
"Русский репортер" No2
24.01.2008
http://www.expert.ru/printissues/russian_reporter/2008/02/interview_kolyada/

Док. 504596
Перв. публик.: 24.01.08
Последн. ред.: 12.10.08
Число обращений: 112

  • Коляда Николай Владимирович
  • Коляда Николай Владимирович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``