Евгений Гришковец попытался сделать произведение, не похожее на свои ранние работы.Назад
Евгений Гришковец попытался сделать произведение, не похожее на свои ранние работы.
При этом сохранил присущую ему обыденность и сентиментальность.
Полномасштабный роман для Евгения Гришковца - жанр новый. До этого он пробовал себя в более миниатюрных формах - пьесы, сборники рассказов, повесть. Единственный роман "Рубашка", изданный им четыре года назад, тоже весьма субтилен по объему. Изменилась и манера письма, и принципиальное отношение к литературному труду. А потому можно признать: "Асфальт", вышедший в апреле нынешнего года в издательстве "Махаон", - этапное произведение в судьбе писателя.
Главная особенность "Асфальта" - его литературность, предъявленная читателю как скрытно, в элементах стиля, так и эксплицитно, в словах автора или его героев. Раньше господин Гришковец предпочитал скользящий поток сознания, спонтанность и экспромт - структуры, где содержание доминирует над послушной ему, практически незаметной и пластичной формой. Напротив, в слове и композиции "Асфальта" наведен полный порядок.
Так, более ранние тексты были сориентированы на письменную передачу устной речи со всеми ее неполными предложениями, повторами, обрывочными высказываниями от первого лица. Речь "Асфальта" принципиально иная: это высказывание-характеристика, высказывание-комментарий, выверенный и вычищенный. Даже в непринужденной беседе друзья порой говорят так, будто по бумажке читают. Это же впечатление усиливает и использование жанра спича, известного своей лаконичной выразительностью. Надо сказать, и лаконизм, и выразительность автору удались. Но только в том, что касается структуры отдельного высказывания.
Сложнее дело обстоит с композицией. На первый взгляд она действительно стала сложнее: текст монтируется из блоков, не связанных между собой ни темпорально, ни логически - воспоминания, случаи, психологические портреты, резюме и вкусные описания. Но сложностей с восприятием этого микса нет: паузы между эпизодами "на одну тему" невелики, и содержание легко удерживается в памяти. Тем более что автор регулярно и довольно навязчиво повторяет одну и ту же мысль. Например, о том, что Степа - типичный любитель новооперившихся девочек, что он выглядит смешно и глупо, что он сам все знает и что уж теперь делать. Или о том, что переживание возраста - процесс чрезвычайно интимный и ревнивый. Или о том, как пишутся книги и какой не должна быть литература. Собственно, указаний и рецептов в "Асфальте" нет, но тональность высказывания о литературном труде такова, что между строк считывается: Евгений Гришковец чувствует себя знатоком писательского дела и твердо знает, чего и как он от литературы, в том числе своей, требует. Такой образ автора-профессионала - тоже новинка.
Впрочем, кое-что в новом романе осталось знакомым по предыдущим текстам. К примеру, тип героя. Не уточняя степень биографического сходства автора и героя, следует, однако, сказать, что социальный и возрастной опыт их весьма близок. Герой даже растет вместе с автором: так, Саше из "Рубашки" слегка за 30, а главному герою "Асфальта" Мише 37 лет. Этот тип героев - "умных, сильных, трудолюбивых людей, которые очень сложно живут, которые страдают от одиночества или страдают от неразделенной любви, которые запутались, которые, не желая того, мучают своих близких и сами мучаются. То есть людей, у которых нет внешнего врага, но которые живут очень непросто" (см. аннотацию к роману) - похоже, настолько полюбился писателю, что он сделал такими всех персонажей "Асфальта". Не под копирку, конечно, для приличного романа это моветон. У каждого свой характер, модели поведения. Но все ключевые персонажи на удивление милые люди. Домашние такие, приятные. Их и зовут соответственно - Соня, Сережа, Степа. С ними и работать можно, и семью создавать, и мужским забавам предаваться, да что там - даже пережить суицид близкого человека, преследования неизвестного сумасшедшего или собственный кризис среднего возраста.
Последние три обстоятельства - это собственно фабульные нити, на которых крепится роман. К сожалению, все они оказываются вымученными и уходящими в никуда, как река Окаванго. Так, Миша весь роман пытается разобраться в причинах самоубийства Юли, его близкого друга. Для этой цели предпринято целое полномасштабное расследование. Но ответ настолько очевиден - причем по авторской наводке, - что остается только гадать, зачем понадобилось автору занимать неглупого Мишу столь бессмысленными изысканиями. Ближе к концу история с Юлей настолько выдыхается в качестве несущей романной конструкции, что автор подпирает ее псевдодетективной историей с угрозами в адрес Миши и его семьи. Но и эта фабульная линия ничего толком не дает ни роману, ни герою, ни читателю. А поскольку Евгений Гришковец уже не первый раз оперативно сворачивает богатое на потенциальное развитие событие, можно предположить две вещи: либо автор считает, что опасность для физического здоровья не больший повод для философствования, чем любимая повседневность, либо это просчеты в разворачивании сюжета.
Лишь третья фабульная линия - кризис среднего возраста - изображена психологически убедительно и детально. Согласно писателю современный взрослый человек переживает его как грипп: мучается с неделю - и порядок. Никаких вам выходов на новый уровень миропонимания, экзистенциальных откровений и душевных судорог. Зато житейской достоверности роману не занимать: свои больные проблемы, переживания и поведение в героях "Асфальта" узнают многие. За это господина Гришковца по справедливости и ценят.
