Александр Фоменко: Прибалтика как русская проблемаНазад
Александр Фоменко: Прибалтика как русская проблема
РАЗРАЗИВШИЙСЯ в начале 2006 года русско-эстонский дипломатический и политический конфликт относительно судьбы воинских захоронений времен Второй мировой (Великой Отечественной) войны стал очередным примером нашей постоянной внутренней неготовности к диспуту, если диспут этот требует противопоставить демагогии противника серьезные доводы исторического порядка, означающие признание за нашей страной статуса не только правопреемника СССР, но и наследника дореволюционной Российской империи.
Бессмысленно напоминать нынешним эстонским или латвийским антикоммунистам о том, что "мы спасли их от нацизма". Это все равно, что говорить с немцем по-итальянски, а с французом - по-сербски. Противопоставление чужой (и потому плохой) демагогии нашей собственной (и потому хорошей) демагогии - весьма не плодотворно.
Лучше спорить на том языке, который внятен обоим участникам дискуссии. И если нам, например, выставляют "антикоммунистически-антисоветские" доводы, нужно отвечать на том же политическом наречии.
Ведь на самом деле у нас гораздо больше аргументов для любого спора с прибалтийскими "новоевропейцами", нежели нам самим кажется.
И не стоит так уж обижаться на злых соседей за то, что они едут в Европу так, как могут. Они, может, и рады бы по-другому, но не могут в силу разных причин: неопытности, закомплексованности, заносчивости и т.д.
Балтийский край России
НАДО ПРИЗНАТЬ sine ira et studio , что именно сами русские (и досоветские, и советские, и постсоветские) несут львиную долю ответственности за то, что случилось с немец-кими остзейскими провинциями Российской империи - бывшим русским балтийским Поморьем, сегодня вдруг оказавшимся "Балтией".
Само это слово, Балтия - не более чем перевод немецкого Baltenland. Употребление его в русской речи вместо привычной Прибалтики - следствие странного постсоветского комплекса наших политиков и журналистов. До сих пор рассуждающих о наличии или отсутствии равноправия "русскоязычных" с "коренным" населением Эстляндии или Лифляндии, в то время как русские люди в Прибалти-ке укоренены давным-давно.
Земли, на которых предки наши, восточные славяне, жили уже тысячу лет назад, не могут рассматриваться нами лишь как приобретение эпохи Петра I.
Так называемому "балтийскому вопросу" ведь не одна сотня лет, и в этой многовековой борьбе немцев, скандинавов и русских за восточное побережье Балтики Россия никогда не "оставалась в тени, ее влияние чувствовалось. Империя [Cвященная Римская Империя Германской Нации] и Ганза, Дания и Швеция, Польша и западные морские державы - все приводилось в движение действиями русских"2.
Еще в 1030 году наш киевский князь Ярослав Мудрый основал здесь город Юрьев. В 1224 году, во время восстания местного туземного населения против западных крестоносцев, Юрьев оборонял эстонско-русский гарнизон во главе с князем Вячко. Восстание было неудачным (эсты попытались перенести боевые действия на соседние территории и в дополнение к немцам и датчанам столкнулись еще и с латышами) 3, город был взят, в культурном смысле вполне онемечен и с тех пор стал именоваться Дерптом (Dorpat). Он приобрел важное значение для немецкого балтийского торгового союза Ганзы, и ганзейские купцы принялись усердно развивать его.
Ныне он зовется на эстонский манер Тарту, и мы совершенно зря не возвращаем этому городу - на наших картах - его историческое имя "Юрьев" (или, на худой конец, "Дерпт" - в духе русско-немецкого окончательного замирения). Это было бы совершенно в европейском духе: французы, например, на своих картах используют название Aix-la-Chapelle вместо немецкого Aachen (Аахен), а немцы - Genf вместо французского Geneve (Женева).
Отдельная страница истории Прибалтики - основание в 1201 году немецким епископом Альбрехтом города Риги, невдалеке от места древнего поселения балтийских славян4, ставшего символом немецкого присутствия на восточнобалтийском побережье. Хотя с древних времен торговля с Западом находилась здесь преимущественно в руках славян (балтийских и восточных) 5. Еще в 1184 году его предшественник, бременский монах Мейнгард, появившись в устье Двины (Даугавы), просил согласия на поселение у тогдашнего сюзерена этих мест полоцкого князя Владимира6. Но уже в 1229 году смоленский князь Мстислав должен был, вследствие бурной немецкой колонизации края, заключить с Ригой и перешедшими в немецкие руки славянскими городами на юге Балтики торговый договор, восстановивший и подтвердивший условия взаимной торговли.
МИД РФ. Редакция журнала "Международная жизнь". 2008.
21 июн 1971
Док. 500326 Опублик.: 03.10.08 Число обращений: 41
