Возможно ли примирение между ними?
Заметным событием июньских Дней русской политической культуры стало выступление митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла в РГГУ. Сама идея организаторов месячника пригласить одного из самых влиятельных иерархов Русской Православной Церкви для выступления в альма-матер нового российского либерализма была вызовом нашему новому расколу, жестокому противостоянию между так называемыми новыми западниками и новыми славянофилами. И надо отдать должное чутью владыки Кирилла. Он уловил, что от него требует и наше время, и его миссия духовного пастыря.
Митрополит Кирилл на глазах присутствующих выстроил философию возможного примирения или, как он говорил, "объединения усилий правых и левых", либералов и почвенников в деле обустройства жизнеспособной России.
Логика рассуждений Кирилла была предельно прозрачна. В чем отличается нормальная западная, многопартийная система от нашей, российской, ненормальной многопартийности? Отличие в малом, отвечал владыка. У них, кто бы ни победил на выборах, не может покушаться на традицию, на базовые, фундаментальные ценности, на которых зиждется их государственное и национальное бытие. Трагедия русского ХХ века, говорил Кирилл, состоит в том, что в России противостоящие партии не просто борются за доверие избирателей, а воюют между собой, что у нас каждая новая власть пытается писать русскую историю заново, рушить старый мир до основанья. У нас не политика, а вечная гражданская война, у нас, припомнил слушателям митрополит, каждый политик, например, "один из наших государственных деятелей, принадлежащий к либеральному спектру" (речь, конечно же, шла об Анатолии Чубайсе), пытается вбить последний гвоздь в крышку гроба своего политического противника.
Но владыка Кирилл убежден, что у нас возможно согласие между вечными врагами - либералами и почвенниками. С его точки зрения, даже во времена полемики между западниками и славянофилами в XIX веке "умные люди" видели возможность "объединить, примирить" воюющие стороны "в рамках взвешенного и сбалансированного подхода". Речь шла только о том, чтобы каждая из противостоящих партий отказалась от крайних позиций: славянофилы - от желания восстановить целиком и полностью "традиции старины", а западники - от стремления убрать из России все русское. Речь шла о том, чтобы славянофилы согласились с необходимостью модернизации, а западники признали незыблемость культурных оснований России.
И сейчас, полагает митрополит, тем более нет ничего, что бы препятствовало выработке "взвешенного и сбалансированного подхода" в стратегии развития России.
Для этого, с его точки зрения, почвенникам, упрямым консерваторам, необходимо увидеть очевидное, отказаться от идеи особого русского пути, им необходимо увидеть, что по определению нет "совершенно особого" русского пути экономической модернизации России. Новым славянофилам необходимо согласиться с тем, что мы не можем "реставрировать, будь то советское прошлое или прошлое Российской империи", согласиться с тем, что сегодня "Россия не является лидером в модернизации". Речь идет о том, что к "модернизации" необходимо относиться не идеологически, а "чисто прагматически. Если на Западе банковская система работает хорошо, так почему же нам избегать тех же самых принципов работы банковской системы?"
И от наших новых либералов Кирилл, на первый взгляд, требует малого. Согласиться с тем, с чем соглашается либерал в любом нормальном европейском государстве - с необходимостью сохранения суверенитета и культурной идентичности страны. Либералам надо согласиться с тем, "чтобы Россия осталась Россией". Развивая этот тезис, митрополит по сути повторяет философию суверенной демократии Владимира Путина: мол, если мы для национального успеха, для процветания "принимаем некие чужие, другие экономические схемы", то это означает, что "принимая иной опыт, мы должны его воспринимать критически, рационально и, что самое главное, с опорой на свою традицию, если мы не хотим потерять свою национальную самоидентификацию, то есть если мы хотим, чтобы Россия была Россией".
Все те, кто слушали лекцию владыки Кирилла в РГГУ, обратили внимание, что когда он начал разъяснять свое понимание смысла России как России, тон его речи изменился, стал более твердым, даже жестким. "Есть кто-то, - говорил он, кто этого не желает", кто не хочет, "чтобы Россия была Россией". Но тогда, продолжал митрополит, пусть эта сила открыто провозгласит, "что не желает, чтобы Россия оставалась Россией". "А мы (в свою очередь) спросим у народа, и если народ скажет: нет, мы хотим оставаться Россией - давайте запишем это как фундаментальную, базовую ценность". Речь, согласно логике Кирилла, идет о том, чтобы в Конституции законом закрепить "духовную и культурную самобытность своей страны", закрепить право "России оставаться Россией".
Из контекста речи Кирилла следовало, что Россия останется Россией до тех пор, пока она будет хозяйкой своей судьбы, сама будет определять, что для нее хорошо, а что плохо. И, самое главное, будет сохранять верность своей христианской, православной традиции, верность нравственным нормам, будет, как и прежде, видеть различия между добром и злом, красотой и уродством, преступником и праведником. Главное в русской, российской традиции, полагает митрополит, это верность нравственной норме, она идет "от живой традиции, с которой мы связаны... приходит от Пушкина и от Достоевского, от Ломоносова и Лермонтова, от Иоанна Кронштадтского и Серафима Саровского... приходит из глубин, из недр нашего исторического бытия".
Конечно, и до лекции митрополита Кирилла в РГГУ в новой России звучали призывы к примирению между либералами и почвенниками, между западниками и русофилами. В начале 1994 года по инициативе КПРФ была создана организация влиятельных российских государственников под названием "Согласие во имя России", которая пыталась протянуть руку мира реформаторскому Кремлю, которая призывала покончить с конфронтацией, приведшей к кровопролитию 4 октября 1993 года. Но голос этой организации тогда не был услышан, ибо это был голос проигравших.
Сейчас и политическая, и духовная ситуация в России качественно отличается от начала 1994 года. Когда Кирилл говорит "мы спросим народ", он знает, что большинство, абсолютное большинство хочет, чтобы "Россия осталась Россией", что абсолютное большинство настроено против либералов, ставящих перед собой прямо противоположные цели.
Но, на мой взгляд, нынешняя благодатная перемена настроений не дает гарантий на успех, не ведет сама по себе не только к примирению между нашими партиями войны, между "либералами" и "патриотами", но и к их диалогу.
С Кириллом, действительно, согласится так называемое путинское большинство, которое никогда не было подвержено иллюзии особого русского пути. Оно хочет, чтобы у нас были такие же хорошие дороги, как на Западе, но в то же время не терпит и никогда не потерпит какое-либо "внешнее управление". Как точно заметил Владислав Сурков в недавнем интервью иностранным корреспондентам, аккредитованным в Москве, за нашей суверенной демократией стоит моральное и политическое отторжение каких-либо посягательств на нашу традиционную государственную независимость. В том-то и дело, что Россия как Россия - это, прежде всего, держава. И в прошлом, и сейчас нельзя быть суверенным государством, не будучи державой.
Но вся проблема в том, что ту Россию как Россию, которая является идеалом для митрополита Кирилла, не примут целиком ни наши новые славянофилы, ни, тем более, наши новые западники. И для новых славянофилов, сторонников особого русского пути, и для новых западников, сторонников деидеологизации и демилитаризации, примирение равносильно духовному и политическому самоубийству.
Моральный посыл лекции Кирилла прекрасен. Но вся проблема состоит в том, что он будет услышан только теми, кто видит будущее России глазами митрополита Кирилла, кто, как и он, стоит на позициях разумного, взвешенного консерватизма, кому одновременно дорога и Россия как Россия, и ценности христианской Европы. Но его идеи, на мой взгляд, не примут партии меньшинства, партии гражданской войны.
Вся проблема, или более точно, драматизм нынешней России состоит в том, что у нас по определению сейчас невозможно то, чего хочет митрополит Кирилл. То есть, чтобы у нас все было, как в современной Японии, чтобы у нас не "выдумывали новых компьютеров, которые были бы принципиально противоположны тем, что существуют во всем мире"... Но как цепко культуры сохраняют свои традиции - японец, который в светском западном платье сидит в офисе, снимает это платье у себя дома, он сохраняет культурную, духовную, нравственную традицию своего народа, и именно Япония остается самобытной культурой, самобытной цивилизацией при всей своей внешней вестернизации.
Нынешняя Россия не может стать Японией, ибо нынешняя Россия вырастает из коммунизма, она сама добровольно, под руководством большевиков, совершила харакири всему русскому. Отличие Японии от России состоит в том, что у них на островах и левые, и правые, и, как ни странно, коммунисты, с головы до пят японцы. У нас в силу коммунистической закваски даже те, кто считает себя славянофилами, прежде всего "почвенники", а потом уже "русские". Не следует забывать, что некоторые наши почвенники воюют не только с частной собственностью и свободой, но и с Русской Православной Церковью. Нашим новым славянофилам нужна не Россия вообще, а та, которая похожа на сталинскую Россию. По крайней мере я не нахожу ничего русского у новых славянофилов, которые называют Хрущева "предателем" только потому, что он переселил страну из бараков в пятиэтажки, то есть "соблазнил ее прелестями буржуазного образа жизни", или потому, что сказал вслух, что Сталин прежде всего был садистом-убийцей.
Ненависть наших новых почвенников к Западу вообще, к его традициям, быту, культуре идет не столько от славянофильства, сколько от советского коммунистического воспитания, от привитого со школьной скамьи подозрения ко всему "буржуазному", ко всему удобному, рациональному, продуманному, соразмерному жизни человеческой. Идеологи подлинного славянофильства XIX века, например, Иван Киреевский, были, напротив, по образованию, по воспитанию западными людьми, они слушали лекции Шеллинга и Гегеля, они были детьми немецкого романтизма. В русском классическом славянофильстве не было, строго говоря, противопоставления русского общеевропейскому, не было реакционности, а тем более изоляционизма. Речь шла только о том, чтобы уравнять в правах русскую народность с английской, французской. "Я совсем не имею намерения писать сатиру на Запад, - писал Иван Киреевский Александру Хомякову. - Никто больше меня не ценит тех удобств жизни общественной и частной, которые произошли от того же самого рационализма. Да, если говорить откровенно, я и теперь люблю Запад".
Есть шанс, что какая-то часть наших бывших советских почвенников, убедившись во вздорности идеи особой русской банковской системы, примет Россию, которую ей предлагает митрополит Кирилл, Россию, удобную не только для духа, но и для жизни, согласится на взаимодействие если не с либералами, то с властью, в деле строительства суверенной России. Но готов биться об заклад на любые деньги, что ни один из так называемых "новых западников" не примет ни на каких условиях Россию, которую хочет сохранить Кирилл, то есть Россию, опирающуюся на "свою национальную самоидентификацию", опирающуюся на свою "нравственную традицию", на народность.
Все дело в том, что наши новые западники, и в этом их коренное, принципиальное отличие от русских западников начала XIX века, являются принципиальными, идейными противниками русской национальной идентификации, опирающейся на моральные традиции православия, на традиции великодержавия и патриотизма. Не могут они согласиться с тем, чтобы Россия осталась Россией, ибо их главная цель прямо противоположна. Она состоит в создании той России, где не останется ничего традиционного, ничего русского, кроме, разве, языка. Весь смысл идейной и политической активности российских либералов состоит в том, чтобы выкорчевать из сознания граждан РФ остатки национальной самоидентификации, чтобы Россия уже никогда не была Россией. Ведь все, с чем связывает Кирилл Россию, и прежде всего ее традиционную державную и духовную суверенность, с их либеральной точки зрения является так называемым "русским архетипом", тем, с чем надо разделаться как можно быстрее и окончательно.
Владыка Кирилл надеется, что наши либералы перестанут разрушать "русский мир до основанья" после того, как на выборах или на референдуме народ им скажет, что он хочет, "чтобы Россия оставалась Россией". И надеется напрасно. В том-то и дело, что для наших либералов, активно присутствующих в СМИ, народ, то есть подавляющее большинство населения, не голосующее за СПС, не является судьей, субъектом правовой истины. Для них нынешний народ, то есть путинское большинство, есть "масса, страдающая синдромом авторитаризма". Если для митрополита Кирилла Россия есть Отчизна, то для либералов Россия была и остается "империей", тем, что в таком виде не имеет права на существование.
Поэтому, честно говоря, даже грешно называть нынешних российских либералов наследниками или продолжателями дела русских дореволюционных западников. Уж слишком велика для них честь - носить имя русских западников. Русское западничество было от боли сердца, как писал Петр Чаадаев, от стремления "помочь своей стране", от патриотизма. Для нашего главного западника Петра Чаадаева "любовь к Отечеству рождает героев", "любовь к Отечеству - прекрасная вещь". Для тех, кого мы называем новыми западниками, любовь к Отечеству, патриотизм, имеют прямо противоположный смысл, эти чувства для них - признак духовного убожества, дорога к "национализму и антисемитизму", ориентация на "сильное государство", "союз с Церковью".
Ведь мы себя обманываем, когда говорим, что нынешний либеральный национальный нигилизм есть рецидив смердяковщины, повторение национального и государственного отщепенства интеллигенции времен русско-японской войны 1904-1905 года. Ничего подобного. Традиционное "государственное отщепенство" левой интеллигенции начала ХХ века было направлено только против власти. Государственное отщепенство нынешней либеральной власти направлено не столько против власти, хотя Путина они все откровенно ненавидят, а против России и русской истории, против русского народа. Смердяковщина шла от духовной лени, от рабства, от холуйства. Это тот случай, когда рабу безразлично, с каким хозяином иметь дело. Наша же либеральная борьба с "российскими амбициями" не от холуйства, а от гордыни, самонадеянности, от убеждения, что и это препятствие на пути всемирной либеральной победы, то есть российская державность, будет сломлено.
Точно так, как упреки новых славянофилов в адрес Хрущева за то, что он покончил с наследием сталинских бараков, так и упреки новых либералов в адрес Путина за то, что он реабилитировал российский патриотизм, идею самоценности русского национального "дома", имеют одни и те же корни - психологию идейного фанатизма. Первые не понимают, что их любовь к России носит антирусский характер, возбуждает негативное отношение к русским как к неполноценной породе людей, которая, якобы, счастлива только тогда, когда живет по законам концлагеря, обитает в бараках, живет впроголодь и обязательно надрывается на работе. Вторые, на мой взгляд, еще более сумасшедшие. Они якобы пекутся о преодолении традиции сталинского антисемитизма, но на самом деле сеют вражду между народами нашей страны по всем линиям. Тут и откровенная русофобия. Иначе трудно объяснить, почему с их точки зрения русским вредно иметь то, что имеют все народы: любовь к своей стране, сохранение традиций и национальной самоидентификации.
Но тут кроется и либеральный антисемитизм наших новых западников, скрытый в их формуле, что русский или российский патриотизм обязательно ведет к антисемитизму, скрытый в их формуле, что патриотизм в России всегда равен антисемитизму. Ведь эта формула, связывающая воедино рост патриотизма с ростом антисемитизма, на самом деле является выпадом против евреев, она утверждает, что русский еврей по определению не может быть русским патриотом, не может любить Россию. Но это опасная ложь. Например, идеологом русского сознательного патриотизма, пропагандистом так называемого "русского мировоззрения" был великий сын России, еврей по происхождению, философ Семен Франк. И таких примеров тысячи и тысячи.
Хорошо известно, что в сумасшедшем доме не выбирают главного врача. Но столь же очевидно, что не может быть диалога, а, тем более, согласия и примирения между теми, кто окончательно помешался на почве партийной борьбы, помешался на своей корпоративной вере. И за новыми славянофилами, и за новыми западниками нет никакой традиции, кроме традиции советского невежества, советского нарочитого пренебрежения к истории, к тому, что было до Октября. Идея особой российской экономики без частной собственности и частного интереса идет от фантазии марксистско-ленинского ликбеза. Попытки отождествлять русский патриотизм с русским национализмом или с антисемитизмом имеют те же корни, проистекают от дичайшего невежества в отношении русской культуры в целом и русской общественной мысли в частности.
Мира между фанатиками быть не может. Каждый из них будет доказывать, что их болезненный взгляд на мир является нормой, что все здоровые больны, а они, ущербные духом, здоровы.
Митрополит Кирилл убедился в этом сразу же после лекции. Первым в прениях на заданную тему выступил студент РГГУ неопределенного пола. Он заявил, что для него РПЦ, сотрудничающая со Сталиным, не является авторитетом, что она не имеет права судить, что является добром и злом. Владыка Кирилл в ответ говорил, что в это страшное время РПЦ сохранила для русского человека самое главное - тело национальной церкви, возможности причастия, что за это право его дед отсидел в советских тюрьмах тридцать лет. А его отец - пять. Но в ответ - только презрительная гримаса студента без половых признаков. Вот вам и диалог.
Как мне думается, философия национального примирения, сформулированная митрополитом Кириллом в стенах РГГУ, все же имеет практическое значение. Диалог должен начаться между согласными, между здоровым большинством, которое желает, чтобы модернизированная Россия осталась Россией, чтобы мы не растворились окончательно в современном глобальном мире.
Актуально и с политической, и с идеологической точки зрения предложение Кирилла провести диалог о так называемых "базисных ценностях", которые позволят России остаться Россией, сохранить свое национальное, историческое лицо. Действительно, настало время нам в России "договориться о самом главном: нужно договориться о базисных ценностях нашего государства и нашего общества". И затем, когда мы решим вопрос о самом главном, мы, конечно же, как предлагает владыка, должны эти базисные ценности закрепить через закон, внести в нашу Конституцию, чтобы впредь уже ни одна новая власть не начинала русскую историю заново, чтобы мы покончили с вредной практикой революционного экспериментирования. Идеология суверенной демократии, идеология разумного консерватизма, на мой взгляд, вполне соответствует тому, что владыка Кирилл называет базовыми ценностями России.
Понятно, что в этот русский пакт Манклоа (такой пакт о диалоге заключили в Испании после падения режима Франко ведущие политические и общественные силы) должны быть включены не только моральные ценности, общие для всех традиционных религий нашей страны, но и другие основы России как России. Понятно, что необходимо установить конституционные запреты на все формы экстремизма и прежде всего на красный и либеральный реваншизм. Необходимо конституционно закрепить выход из почти векового состояния гражданской войны, запретить отказ от территориальной целостности страны, запретить попытки нарушить национальный мир в России, пропаганду теории губернизации, осмеяние национального достоинства народов нашей страны, попытки глумления над их святынями. Наверное, уже после выборного цикла 2007-2008 годов надо всерьез подумать о трансформации нынешней Конституции победившей либеральной революции в Конституцию стабильной, суверенной демократической России.
Не фанатики, жаждущие вслед за Троцким очередного "перетряхивания России" в сторону "традиции" или в сторону "модерна без берегов", а нынешнее путинское большинство, рожденное эпохой послереволюционной стабилизации, желающее сохранить Россию как Россию, должно на основе озвученных в стенах РГГУ идей митрополита Кирилла развернуть широкий, общефедеральный диалог о базовых ценностях нашего общества.
ЦИПКО Александр Сергеевич,
главный научный сотрудник Института международных экономических и политических исследований РАН
http://www.fondedin.ru/
Док. 498894
Перв. публик.: 30.08.06
Последн. ред.: 30.09.08
Число обращений: 169
Ципко Александр Сергеевич
|
