Фискальный аспект амнистии ничтожен. Более того, сегодня это ухудшит ситуацию, если в результате амнистии казна что-то получит. Мы с профицитом бюджета ничего поделать не можем... Но вот тезис, на мой взгляд, ключевой в докладе Леонида Григорьева: кто все-таки должен нести ответственность за родовую травму - ребенок или родители, государство или общество?
Не хочу уходить от такой тяжелой темы, как залоговые аукционы. Они - препятствия для проведения амнистии. Но я только хотел бы тем, кто будет обсуждать последствия этих аукционов, взглянуть на историю 1995-1996 годов. Как возникла идея аукционов? Какую проблему они решили? Могу только сказать: с точки зрения закона они были проведены безукоризненно. Иначе все давно бы уже "отыгралось" назад - ведь против залоговых аукционов после 1999 года объединились такие политические силы!
Возвращаясь к идее амнистии, скажу: доверие завоевывают не отношением к прошлому, а сегодняшними поступками. Если общество увидит, что после каких-то новых решений в его жизни произошли принципиальные изменения к лучшему, тогда имеет смысл производить амнистию. А если провести амнистию сегодня, то тут же выяснится, что все идет по-старому. Совершенно правильная мысль - амнистию можно провести один раз в поколение. Но как проводить амнистию в условиях, когда существует два зеркальных случая: Ходорковский и Абрамович! Как объяснить людям, что амнистировать Ходорковского как-то трудновато, а вот Абрамовича - можно?
Отсутствие морального стержня в данной ситуации, на мой взгляд, блокирует вообще возможность проведения амнистии. Поэтому амнистия нужна прежде всего как морально-политическая акция. С таким смыслом: до сих пор мы жили по законам, которые делали с колес, чтобы вырваться из ситуации тотального дефицита и неэффективного управления. Но теперь у нас есть опыт, и мы знаем, как жить дальше. Мы не хотим ворошить прошлое, но будем жить по-другому.
В юридическом или фискальном смысле амнистия не нужна. Мы должны заявить обществу, что завтра будем по-другому жить, по-другому управлять страной, по-другому писать законы.
