Не каждый из нас, творцов настроений перестройки, решается вернуться к пережитому, собрать все напечатанное и сказанное им, как ученым и публицистом, и представить на суд общественности. Андраник Мигранян рискнул, издав основные работы, написанные им, в виде двух объемистых книг. Первая - "Россия в поисках идентичности" - была издана в 1997 году издательством "Международные отношения" и содержит статьи, написанные с 1985 по 1995 годы, принесшие автору всероссийскую (точнее, всесоюзную) известность. Вторая - "Россия. От хаоса к порядку?" - издана Московским общественным научным Фондом. В ней собраны статьи, опубликованные с 1995 по 2000 годы.
Нельзя составить полную картину идейной жизни России в последние пятнадцать лет без знакомства с научным творчеством и публицистикой Андраника Миграняна. С самого начала перестройки Мигранян занял особое место в политической публицистике. Он был одним из немногих популярных политологов, знакомых с классической западной литературой о законах трансформации тоталитарных систем. Тогда, в конце 1980-х, Андраник Мигранян в нашем экспертном кругу сотрудников АН СССР, ворвавшихся в идеологический процесс, играл роль адвоката дьявола. Практически во всех своих статьях он остужал наши страсти, настаивая на том, что переход от тоталитарной системы к демократии нельзя осуществить мгновенно, "скачком". Задолго до политического поражения Михаила Горбачева Мигранян предупреждал, что опыт осуществления реформ в Китае и Венгрии служит предупреждением: путь, на который мы вступили, сложен и чреват непредсказуемыми последствиями. Есть опасность, что, двигаясь вперед, но не укрепившись на завоеванных позициях, можно все потерять.
В одном из лучших разделов книги Андраника Миграняна, вошедшем в сборник под названием "Роль насилия в процессе демократизации России", есть пассажи, которые, на мой взгляд, могут рассматриваться как классика науки о трансформации левых тоталитарных систем в демократическое общество. Публицистичность языка ни в коей мере не заслоняет научную значимость подобного рода текстов. "Как правило, реформы, проводимые сверху, - пишет Мигранян, - а не вырванные силой снизу легче усваиваются страной, народом, получают осознанную и продуманную институционализацию. Даже умеренные реформы, осуществляемые сверху в течение длительного времени, гораздо эффективнее молниеносных радикальных реформ, не подкрепленных серьезной отработкой по инториоризации целей реформы в изменении сознания людей и закреплении в конституционной системе. Есть золотой закон политического развития, открытый Токвилем на примере анализа Великой французской революции: для страны, где нет традиции демократии и свободы, нет ничего опаснее слишком быстрых реформ. Как правило, в таких случаях процесс модернизации может выйти из-под контроля. Народу не хватает времени освоить новшества, он не готов к новой системе, а изменения не успевают институционализироваться и закрепиться. Бурный поток, направленный на разрушение старой системы, не удается остановить и регулировать".
Мрачные пророчества Миграняна сбылись. Россия не умеет учиться на чужих ошибках. Но сейчас, перечитывая статьи той бурной эпохи, задаешься вопросом: "А что можно было предпринять? Что должен был сделать Горбачев, чтобы затеянные реформы не смели его с политической сцены?"
И здесь обнаруживается, что даже Мигранян, острее других чувствовавший угрозы и опасности, подстерегавшие Горбачева, предлагал решения, реализация которых не дала бы однозначных результатов. Как писал тогда Мигранян, надо было при любых условиях сохранить за Горбачевым доминирующее положение в партии. Мигранян исходил из того, что глубокие социально-экономические реформы проводятся успешнее и безболезненнее, и лучше усваиваются обществом в тех случаях, когда проводятся одними и теми же людьми на вершине власти.
Что надо было сделать Горбачеву, чтобы предотвратить срыв реформ? Для Миграняна было ясно (и в этом заключалась особенность его концепции реформ), что спасением может стать только ограниченная демократия. В свое время Мигранян даже шокировал демократическую общественность призывом к "железной руке". И был прав. В тот момент было чрезвычайно важно, чтобы в политической сфере сохранилась крепкая авторитарная власть. В обществе, находящемся в переходном периоде, во избежание всяких иллюзий необходимо, чтобы власти, проводящие реформу, во всеуслышание говорили о необходимости ограничения демократии и объясняли причины этого.
Работы Миграняна эпохи перестройки интересны тем, что показывают одновременно и силу, и слабость организованной нами духовной революции. Там, где мысль движется в рамках теоретических схем, она свободна и продуктивна. Предложенный Миграняном анализ сталинского тоталитаризма проделан блестяще, маленький параграф "Тупик тоталитаризма" из статьи "Долгая дорога к Европейскому дому" и сейчас достоин восхищения. Тут и жесткая мысль, и пафос разоблачения сталинизма, и тонкие жизненные наблюдения. "Существенно, - пишет Мигранян, - что тоталитарный режим требует не пассивного подчинения и лояльности по отношению к себе, а активного проявления преданности и поддержки. Подобный режим в силу своей специфики не нуждается в социально-классовой опоре. Мало того, он проводит последовательное деклассирование общества. Разрушив все органические связи, атомизировав общество, отчуждая всех от собственности и власти, данный режим затем уже каждого индивидуально подтолкнет к той или иной структуре общества, полностью регламентируя формы и сферу его деятельности". Блестящий анализ.
Мигранян отстаивает общий для всей антитоталитарной литературы социалистических стран тезис, согласно которому "чем меньше мелочной опеки и регламентации со стороны центральных органов власти, тем эффективнее и органичнее складываются связи между различными хозяйственными регионами, тем эффективнее и органичнее происходит становление новых хозяйственных и культурных центров в масштабе страны". Андраник Мигранян тогда, в конце восьмидесятых, просто не мог видеть того, что стало очевидным сейчас: отказ от "опеки центра" может стимулировать не только самодеятельность и творчество различных субъектов хозяйствования, но и элементарный распад, в том числе и распад государства.
В работах Миграняна, написанных до начала перестройки и посвященных истории России, в частности, в разделе "Имеет ли будущее Россия", он выступает еще более радикальным западником, чем исследуемый им Петр Чаадаев. Тут России достается на полную катушку: автор утверждает, что на "протяжении тысячелетия доминирующими формами выражения и утверждения национального духа была завоевание, запугивание и порабощение". В целом, полагает Мигранян, идея самобытности для догоняющих народов или догоняющих цивилизаций является тормозом на пути прогресса, на пути модернизации. Сама идея и сознание "национальной гордости", с точки зрения молодого Миграняна, сослужили плохую службу и французам, которые "не захотели перенять в чистом виде ни английскую модель политической системы, ни американскую", и русским. Модернизация, пишет Мигранян, неизбежна, а потому "чем быстрее и безболезненнее произойдет этот процесс, тем быстрее и эффективнее народ сможет интегрироваться в семью народов, в полной мере приобщиться к мировой культуре".
По сути, до распада СССР Мигранян стоит на позициях радикального западничества, и его отношение к России как к империи мало чем отличается от взглядов других лидеров демократического движения в период перестройки. Накануне распада СССР Мигранян оценивает победу Ельцина на июньских выборах 1991 года как поражение "великодержавного национализма", поражение идеи исключительности, идеи "особого предназначения России, отказа от западных институтов и ценностей".
Сам по себе этот тезис, конечно, является спорным. Российские западники начала ХХ века (Бердяев, Струве, Франк) сохраняли веру в Россию как "собирательное понятие", по терминологии Миграняна, как союза народов и, прежде всего, народов русских - великороссов, украинцев и белорусов. Но для понимания истории зарождения нового русского патриотизма и национализма важна попытка Миграняна отделить новый русский национализм, связывающий Россию только великорусским этносом, от старого "великодержавного русского национализма". В работах, написанных накануне распада СССР, Мигранян полагает, что Россия сможет спастись, только сбросив с себя традиционный великодержавный русский национализм, освободившись от "собирательной" России. С его точки зрения, в этот момент "главная задача союзного Центра - обеспечить наиболее безболезненный роспуск СССР в его старом виде, с тем, чтобы как можно быстрее различные республики и регионы смогли найти собственные пути самореализации, формы организации содружества или связей с другими республиками и регионами".
Этот момент в идейной эволюции автора очень важен для понимания природы и истоков нового русского национализма и патриотизма. Модернизационная западническая доминанта ведет Миграняна к отказу от старой России и как империи, и как претензии на особую цивилизацию. Но, в отличие от всех остальных борцов с "великодержавным русским национализмом", Мигранян идет от ценностей империи не к религии "прав человека", а к республиканскому русскому национализму. Мигранян в этот период (кстати, как и Глеб Павловский) полагает, что Российская Федерация, как и другие бывшие советские республики, может развиваться как национальное государство. Мигранян обращает внимание, что в Российской Федерации русские составляют более 80 процентов населения. Отсюда и идея, что Российская Федерация станет таким же национальным государством, как, к примеру, Армения или Литва. Только национальная Россия, как страна русских, полагал Мигранян, может стать новым центром кристаллизации российской государственности.
Это - решающий момент в идейной эволюции Андраника Миграняна, ибо все, что он будет писать после декабря 1991 года, особенно в периодической печати, есть уже своеобразное сведение счетов со своей мечтой, с надеждой, что прежняя РСФСР станет центром кристаллизации новой русской государственности. Характерно в этом отношении название второго тома собрания статей Миграняна - "От хаоса к порядку?"
И вопросительный знак здесь уместен, ибо до сих пор не ясно, сможет ли Россия возродиться как сильное, независимое государство в границах и при этническом составе бывшей РСФСР. В последние годы Мигранян, как государственник, демонстрирует большую трезвость. Здесь нет уже и следа от иллюзий 1991 года, когда Мигранян настаивал на сбрасывании "державной шкуры" старой России. В статьях последних лет автор обнаруживает всю сложность превращения новой России в субъект мировой политики. Меняется угол зрения на политическую жизнь, на развитие России. В своих первых работах, написанных в начале перестройки, Мигранян рассматривает историю России, в том числе и реформы Горбачева, только под углом зрения преодоления тоталитаризма, опеки государства над общественной жизнью. Теперь же проблема реформ увязывается с задачами сохранения национального суверенитета, с вопросами обеспечения безопасности, в том числе и военной. Отсюда и перенос акцента на внешнюю политику и, прежде всего, на задачи защиты интересов России на постсоветском пространстве.
В последних статьях Миграняна происходит переосмысление распада СССР, осознание, что отказ от так называемой "собирательной России" был "разделом русского народа". Характерно и признание, что "самой большой ошибкой было то, что Россия фактически согласилась с такой логикой интеграции, при которой бывшие советские республики из стадии протогосударственных образований становятся реальными государствами".
В этой ситуации Мигранян, чтобы избежать растаскивания постсоветского пространства, предлагает "делать ставку в первую очередь на военно-политическую интеграцию или даже полное объединение с отдельными странами, к чему подтянется затем процесс экономической интеграции".
Дефицит субъектности нового русского государства и возможные пути его преодоления - вот главная тема последних публикаций Андраника Миграняна. Он объясняет, почему оказалась невозможной консолидация власти вообще, почему произошла потеря российским государством в лице госинститутов своей субъектности, что привело к формированию внеинституционального центра власти и принятия решений. Именно это обстоятельство привело Миграняна к пересмотру своего отношения к Конституции и требованию изменения конфигурации власти.
Речь идет о необходимости президента быть руководителем правительства, при этом исключая институт как премьера, так и вице-премьера. Это позволило бы избежать двух вещей. Вся история российской власти показывает, что мы воспроизводим на вершине власти одну и ту же конфигурацию. Царь, генсек, президент сосредоточивают всю власть и право принятия кадровых и иных решений, но при этом могут работать, а могут и не работать. Как в том, так и в другом случае ситуация становится катастрофичной для премьера. При своем бездействии президент парализует работу премьера, чтобы к нему не перетекала власть, а при работе самого президента он все время, как царь и генсек, выводится из-под удара и ответственности. Нет необходимости в институтах вице-президента или премьера, так как в российской политической культуре наличие двух центров власти в исполнительной сфере создает постоянную угрозу перетекания власти...
На мой взгляд, все, что написал Мигранян по поводу русской или российской идентичности, чрезвычайно важно как с научной, так и с политической точки зрения. В конце концов, судьба новой России во многом зависит от того, как она определит свою собственную русскость. Я лично был противником ухода от традиционного русского патриотизма, противником попыток отделить национальный русский патриотизм от державного. Но, на мой взгляд, творчество Миграняна на переломе восьмидесятых и девяностых интересно тем, что раскрывает логику и мотивы перерастания радикального западничества в новый тип русского национализма и государственничества.
