Россия не нация, но целый мир. Эти слова Георгия Федотова (см. нашу публикацию в No 4) можно смело поставить эпиграфом к философско-публицистическому творчеству одного из самых замечательных русских поэтов - Федора Ивановича Тютчева (1803-1873). Впрочем, не его одного. Уже не раз было отмечено, что передовая русская интеллигенция XIX века никогда не числила в пороках самодержавного строя его имперский характер. Очевидно потому, что имперское, многонациональное состояние было для России состоянием абсолютно естественным; многообразие лиц и укладов было сутью и стержнем страны, дававшей ей силу. Начиная с Пушкина, лучшие отечественные умы вне этой имперской сущности Россию даже не мыслили, благодаря чему их мышление и миросозерцание становилось стереоскопическим, не допускавшим той граничащей с пошлостью плоскости, в связи с которой уже в наше время бытовали проекты создания то некой "Уральской республики", то иных доморощенных партизанско-государственных образований.
Имперская - в самом высоком значении слова "империя" - струя была в крови, в самом токе мысли. И не требовала тех уточнений, которые в угоду политической конъюнктуре выдумываются сейчас.
Россия не нация, но целый мир. Традиция русской политической мысли, выраженная этой фразой, противостоит и сугубому национализму, приобретающему порой "красно-коричневые" тона, и "головной" демократии, часто напоминающей предрассудочную кальку с западных образцов... И здесь еще один сюжет. Эпиграфом к Тютчеву, полжизни проведшему на дипломатической службе за границей, ставят обычно его знаменитое: "Умом Россию не понять... в Россию можно только верить". Между тем, думаю, акцент должен делаться на второй строке этого четверостишия. Убедившись в ее правоте, с ней нужно просто согласиться, прекратив ломать страну и людей ради того, чтобы поместиться в чужие лекала.
Впрочем, нам до сих пор представляется возможным оценивать события нашей истории не просто с модернистских позиций, но еще и подходя к ним с меркой, созданной заведомо не для нас. Мы прикладываем к нашей истории и судьбе "общий аршин" и с низким злорадным чувством обнаруживаем, что русская душа, традиция, идея не умещаются в него. Спекулируя, мы вводим заведомо неприемлемую систему координат, и начинаем избивать себя за то, что не укладываемся в мерку. За то, что мы не как все.
Хотя этим "лица необщим выраженьем" следовало бы гордиться.
Русская философская мысль - к представителям которой можно по праву отнести и Федора Тютчева - открыла это уже при своем рождении. Впромним хоть Чаадаева с его обезоруживающим заявлением 1836 года: "Общий закон человечества отменен по отношению к нам..." Фокус в том, что строка, которую всегда склонны были трактовать как приговор, на самом деле - и прежде всего - является точкой отсчета. Или, если угодно, точкой зрения, раскрывающей перспективу.
