Кажется, только вчера вышли президентские указы о формировании федеральных округов и создании Госсовета, положившие начало реформированию государственного устройства страны, а сегодня эти словосочетания стали уже привычными и прижившимися понятиями. Что принес России минувший год во внутриполитическом и международном плане? Какие принципы лягут в основу реформирования Вооруженных Сил РФ? Мы попросили дать оценку происходящим в стране переменам ведущего российского политолога, советника главы Администрации Президента РФ Глеба ПАВЛОВСКОГО.
- Отмечу главное - Россия самоопределилась, внутренне и внешне. Мы больше не выступаем как перелицованный СССР. Государство Россия, ликвидированное в 1917 году и подпольно прозябавшее внутри советской идеократии, восстановлено. Причем восстановлено собственными силами, не под давлением извне. Поэтому тезис о проигрыше "холодной войны", кстати, относится к СССР, но не к государству Российскому. Напротив, это Россия воспользовалась проигрышем Советского Союза в "холодной войне", чтобы выйти из его состава. В своих национальных интересах. И теперь Россия заново восстанавливает свою государственную преемственность - не от империи, не от советской глобальной идеократии и не в качестве глобальной сверхдержавы. Ничего из этого нас, как мировую державу, не интересует, и здесь не о чем сожалеть. В современном мире нет места ни для империй, ни для сверхдержав. Сегодня, кстати, США, а не Россия возятся с наследством Советского Союза и его технологиями глобального доминирования. Россия к этому не стремится. Для нее важней восстановить разрушенную мировую архитектуру. Россия заново, что видно по поездкам президента, восстанавливает и сшивает порванные зачем-то связи, "ревизует", вернее, инвентаризирует их. У нас совершенно открытая позиция. Для России нет ни советских друзей, ни советских врагов. Мы сознаем, что залечиваем старые раны, выплачиваем чужие долги, долги другого, не существующего ныне государства, но мы не претендуем на имперское наследие. Мы платим цену независимой России как мировой державы. Через год после прихода Путина к власти, можно сказать, только и начинается наше государственное существование.
- Говорят, что в России не было ни одной удачной реформы армии...
- Мы, скорей, болели, чем реформировались. Все разговоры о военной реформе шли при умолчании о том, что за государство будет охранять создаваемая армия и что ему угрожает. Это что, армия сверхдержавы, но маленькой, урезанной? Или армия страны "третьего мира"? Конечно, если строить армию государства, которое просится внутрь американской системы влияния, под чужой зонтик, она, может, и вообще не нужна? Сколько у нас уже было военных реформ за эти десять лет? Едва ли не с половину десятка. И некоторые, как я помню, даже объявлялись законченными.
Я считаю, что в начале 90-х годов нас загнали в ловушку "постсоветской России". Под давлением США нас вынудили объявить пресловутое "правопреемство СССР" - и мы 10 лет решали нерешаемую задачу: как построить систему безопасности для "постсоветской России" на некоем "постсоветском пространстве". И это "ближнее зарубежье" - стратегически ошибочная концепция, загнавшая политику России в гетто якобы особой, а на деле провинциальной и зависимой дипломатии.
Сейчас, слава Богу, решено, что Россия как мировая держава есть национальное государство европейского круга, где нация - гражданское, а не этническое понятие. Исходя из этого мы определяем степень, характер и существо угроз нашим национальным интересам.
Ситуация с безопасностью очень непростая. В начале 90-х годов считалось, что достаточно быстро, чуть ли не за несколько лет, будет создано пространство безопасности, как тогда говорили, - "от Ванкувера до Владивостока". И, что особенно интересно, об этом говорил еще Джордж Буш-старший. Хорошая идея. Кто же против безопасности? Но ее не возникло. Вместо этого США при Клинтоне стали энергично осваивать "пространство экспансии" СССР, возникшее в период "холодной войны". Пространство экспансии - это понятие сформулировал покойный историк и философ Михаил Гефтер. Он впервые обратил внимание, что очень часто в истории истощение экспансии крупной геополитической силы создает особое, разрушенное геострагическое пространство, которое порождает контрдвижение. Например, после истощения татаро-монгольской экспансии последняя породила в Евразии пространство, которое стало вначале зоной контрнаступления Московского княжества, а потом царства, и, в конечном счете, данное пространство уже окончательно оформилось как Россия. Провал экспансии гитлеровского блока после провала породил пространство "холодной войны" - глобальное пространство ядерного кондоминимума двух сверхдержав, СССР и США. А когда Советский Союз попытался превратить биполярность в однополярность и проиграл, неправильно оценив ситуацию, сегодня мы видим попытку Соединенных Штатов освоить это пространство советской экспансии и превратить его в зону глобальной гегемонии. Что является, на мой взгляд, ошибкой национального масштаба для самих США. Ибо эту задачу невозможно решить в принципе, именно потому, что на этот раз речь идет уже о глобальном пространстве, где присутствуют такие глобально "нерастворимые" цивилизационные центры, как Китай, Европейское сообщество или мир ислама. Даже Советский Союз не смог растворить в себе Прибалтику - неужели американский глобализм переварит Европейское сообщество, Индию или Россию? Это просто смешно.
Я хочу отделить свою позицию от тех, кто всюду ищет руку Вашингтона. Проблема как раз состоит не в том, что Вашингтон лелеет в отношении нас какие-либо агрессивные замыслы. Проблема, к сожалению, в том, что Америка ведет себя несколько иррационально. И мы должны осознавать (хотя это звучит странно в отношении самой богатой страны мира) некоторую беспомощность и растерянность американского комплекса силы, как военной, так и геостратегической. Это приводит к двойственности американской политики и к неправильной оценке внутренних процессов в других государствах мира в целом.
У психоаналитиков есть понятие "проекции". То, что не можешь решить сам, ты проецируешь на другого и ищешь в нем собственные страхи. Поэтому США проецируют на Россию свои собственные тенденции к превращению всего Глобуса в пространство экспансии. Отсюда миф, что Россия пытается восстановить зону имперского контроля, что является совершенной чушью. В лице США мы имеем дело с глобальной силой, которая отнюдь не враждебна России, но отличается высокой степенью непонимания чужих интересов и самого внутреннего устройства других мировых держав. Именно это непонимание мы ощущали на себе все девяностые годы, когда США, может быть, искренне желая помочь демократизации России, разрушили колоссальный поначалу потенциал русско-американского доверия.
И теперь они же снова пытаются нас учить! Но я думаю, что их доказанное непонимание России обнаруживает и их непонимание чужой национальной жизни вообще. В сочетании с глобальным апломбом невежество ведет к попыткам манипулирования наугад. Возьмите, например, американское понятие "государства-изгоя".
Да, мы знаем на карте мира политически безответственных игроков, которые представляют реальную угрозу для безопасности тех или иных стран. Когда мы говорим о террористическом интернационале, речь идет уже не о фанатиках-одиночках. Речь идет о хорошо управляемых, подчас квазигосударственных образованиях, которые способны захватить территорию, установить и поддерживать над нею власть, отвечать некоторым признакам государства. А с другой стороны, вести подрывную агрессивную политику, ничем не рискуя. В случае поражения они могут легко рассеяться на внешне не связанных людей и не нести никакой государственной ответственности. Сегодня "ваххабит" или "талиб", завтра "беженец", послезавтра снова террорист-наемник, но уже у другого хозяина. С чем мы сегодня и сталкиваемся в Средней Азии.
Проблема таких квазигосударств действительно актуальна. Надо понимать, что в новой мировой архитектуре, конечно, будут присутствовать и полицейские функции. Если мы хотим получить стабильный мир, в нем должны будут существовать и определенным образом осуществляться функции, которые в период "холодной войны" не очень адекватно и всегда ангажированно пыталась исполнять ООН. Но ни США, ни НАТО в его нынешнем виде не могут быть "мировой полицией". Никто в мире бесконтрольного и самофинансируемого шерифа не потерпит.
Для США главным, по-видимому, является не обозначить угрозу, а обеспечить за собой право составлять списки изгоев, вычеркивая одних и внося новых по собственному усмотрению. А вот это уже никого не устраивает, потому что завтра в этом списке можешь оказаться ты сам, просто как конкурент США. Должны мы на это обращать внимание? Должны. Потому что есть неприятные симптомы.
Возьмем законопроект Барра о праве устранения иностранных лидеров, представляющих угрозу национальным интересам Америки, который, конечно, абсолютно маргинален и вряд ли имеет шансы быть одобренным конгрессом США. Но все помнят соответствующие вполне реальные спецоперации недавнего прошлого. И мы сопоставляем такие намерения с попытками других сил на Западе разъяснить нам, как именно должна выглядеть наша внутренняя политика.
- Что это значит для военной реформы?
- Что у нас сегодня нет полноценной системы реагирования на военные угрозы, которые возникают и, к сожалению, будут возникать в силу неправильной оценки другими мировыми державами нашего внутреннего состояния. Это опять-таки не означает, что на Западе, к примеру, есть план - вмешаться в наши внутренние дела, но у них есть, я бы сказал, брежневская философия, исходящая из концепции всемирного ограниченного суверенитета. Строго говоря, Клинтон возродил доктрину Брежнева, модифицировав ее и распространив на весь земной шар. Эта ошибка в какой-то момент может породить еще более серьезную ошибку, например, при попытке контролировать Россию.
Для нашей армии это означает то, что мы вынуждены решать одновременно две противоречивые задачи. Первая - реализовать современную концепцию военной реформы, которая должна породить компактные, эффективные и дешевые, то есть обеспечиваемые нашей экономикой, Вооруженные Силы. А, с другой стороны, пока проводится реформа, надо быть готовыми к ряду "нештатных" глобальных угроз просто в силу несформированности новой мировой архитектуры.
Здесь реальная трудность, отчего нельзя доктринерски подходить к военной реформе. С одной стороны, хотелось бы, конечно, перестать инвестировать в сущности еще советские по своей структуре РВСН и в большей степени сосредоточиться на модернизации обычных вооружений, которые нам нужны, допустим, на юге. И в то же время нельзя игнорировать вероятность возникновения неких ультиматумов по другим мировым азимутам. На период мировой нестабильности, который, очевидно, затянется еще лет на десять, надо исключить соблазн выдвижения той или иной крупной военной державой ультиматума России, например, в отношении ее внутреннего устройства. А это может потребовать иного военно-стратегического маневра, что осложняет выработку консенсуса в вопросах военного строительства.
Все это тоже усложняет задачу нашей военной реформы. Мы как бы вынуждены комбинировать рациональные решения по идеальным ВС РФ как государственного института, отстаивающего национальные интересы всего сообщества, проживающего на территории России в рамках более-менее сбалансированного мирового порядка. Но такой идеальной ситуации нет и долгие годы не будет. И в течение этих лет мы будем вынуждены так или иначе возвращаться к реальному фактору нашей безопасности, каковым является советский по структуре ядерный потенциал России.
Здесь нет идеального варианта. Есть новые угрозы, например, вопрос об информационной безопасности, превращенный у нас в тему политического зубоскальства. А по существу, это один из серьезнейших аспектов национальной безопасности. Потому что в современном мире, сохраняя открытость, необходимо контролировать параметры этой открытости либо согласиться с чьим-то чужим, иногда анонимным, теневым контролем.
Это значит, что всегда существует возможность манипулировать вашей внутренней политической жизнью и населением, используя глобальные инструменты, не нарушая при этом ни одного из ваших законов. Ныне существует возможность порождать вашего противника, не пересекая вашей территории, то есть имитировать противника. Ведь имитировать теперь можно даже события. А с другой стороны, превращать ваше население в союзника противоположной стороны. Что тоже в прежние времена во время войн было невозможно.
Еще в период "холодной войны", а затем в девяностые годы США практикуют новые технологии информационно-политической борьбы - дистантные. Они выделяют в элитах своего противника группу, готовую позитивно реагировать на любые их действия, и эту часть элиты превращают в информационном пространстве в "основного представителя" национальной элиты. И она как бы говорит от имени страны. И если местные национальные СМИ слабы или недостаточно представлены в мировом информационном пространстве, то от имени страны говорит не она сама, а имитирующая общество группа. Далее привлекается внимание к борьбе имитирующих общество структур с местными, реальными структурами власти и общества, с использованием тех же самых глобальных информационных усилителей. Комбинируя такую политику с ультимативными экономическими и иногда военными операциями, дело доводится до победы нужной группы. В общем-то, этот механизм дистанционных переворотов является злоупотреблением информационными средствами и, безусловно, представляет угрозу национальной безопасности различных стран, в том числе и России.
Конечно, к этой ситуации Россия тоже должна быть готова. Но сегодня наши СМИ, привыкшие действовать в режиме тупого агитпропа, к этому не готовы и легко поддаются манипуляциям. К этому нужно добавить момент, о котором у нас не любят говорить. Ведь советское общество было не просто безрелигиозным, а идеократическим, оно было расцерковлено. Ребенка с самого начала воспитывали в обстановке враждебности не просто к определенной христианской морали, а вообще к церковному существованию. Его место было занято определенной машиной идеократии, замаскированной под центральные СМИ. В человеке как бы появляется "идеократический двойник", образно говоря, медиа-наркоман, второе существо, которое живет внутри биологического, но на 100 % зависит от определенного типа управления. Такое существо может управляться извне в достаточно широких пределах. Потом партийный пульт управления идеократией - агитпроп разрушили, но ни религию, ни семью на прежнее место не пустили, а агитпроп перепрограммировали "на добрые цели". Получилась информационная олигархия.
Эта ситуация затрудняет восстановление нормального функционирования самого общества. Общество никак не может выстроить внутри себя некую систему массовых коммуникаций, независимую от государства просто потому, что оно лишено всякой культурной, религиозной автономии... Потому что, собственно говоря, Россия может быть выстроена только своими народами на почве своей собственной цивилизации, которая была симбиозом многих культур и религий на европейской христианской, православной основе. Думаю, поиск балансов в этой сфере продлится не один год. И все это время Вооруженные Силы должны быть на страже безопасности нашего национального восстановления.
- Спасибо за интервью, Глеб Олегович. И позвольте от имени читателей "Красной звезды" поздравить вас с пятидесятилетием.
P.S. Газетные рамки не позволяют вместить в себя все вопросы, поднятые в разговоре с Глебом Павловским, в частности о реформах государственного устройства РФ, ее политической и административной систем. Однако редакция сохраняет за собой право вернуться к этому в одном из мартовских номеров.
