Михаил Маргелов: Россия не будет ни пешкой, ни шахматной доской.Назад
Михаил Маргелов: Россия не будет ни пешкой, ни шахматной доской.
На вопросы редакции отвечает Михаил МАРГЕЛОВ, председатель Комитета Совета Федерации по международным делам.
- Михаил Витальевич, в сложные периоды в жизни отдельных людей и в истории целых стран на ум часто приходит идея о необходимости, целесообразности, что называется "философского отношения" к тем или иным явлениям, процессам, проблемам. В чем на ваш взгляд могла бы состоять сегодня житейская мудрость российских политиков в сфере международных отношений?
- Вопрос действительно философский. Но позвольте я все-таки начну с более близкой нам политической традиции. В стратегическом плане "философское отношение" к сфере международной деятельности могут позволить себе те страны, которым удается правильно просчитать основные параметры, систему координат складывающихся международных отношений. На этой основе оптимизируется соотношение текущих, тактических шагов с перспективными устремлениями.
Что касается каждодневных, повседневно напоминающих о себе задач, то уместно обратиться для понимания смысла всего происходящего внутри страны и за рубежом к тому интеллектуальному капиталу, который был накоплен ранее в связи с осмыслением по-своему трудных, но в чем-то сходных ситуаций. Так, известный немецкий социолог Макс Вебер в начале прошлого века предложил точку зрения, согласно которой у политических лидеров обычно есть выбор между тремя типами политических курсов:
- традиционалистского: формировать политический курс и следовать ему, опираясь на традицию;
- харизматического, когда необходимо иметь тонкое чувство перемен, быть готовым к радикальным шагам и проявить исключительные бойцовские качества в борьбе с враждебной политику традицией;
- законотворческого, в ходе которого создается адекватная складывающимся реалиям нормативная база.
Мне представляется, что в современных условиях кардинального изменения многих устоев и самой системы мировой политики, а также ситуации в нашей стране базовая задача состоит в том, чтобы найти гармоничное сочетание всех трех вышеперечисленных подходов. Нельзя, например, игнорировать и форсированно разрушать традицию. По понятным причинам отношение к традиции у стран Евроатлантического сообщества, России или, скажем, Китая весьма различно. А отсюда проистекает разное ощущение темпа времени и перемен, настоятельности решения тех или иных задач, степени модернизации различных международных институтов, корректировки масштабов и форм взаимодействия между странами. Вместе с тем, осознание необходимости реформ является показателем того, что традиция во многом уже не оправдывает себя.
- Что касается модернизации международных институтов, вы имеете в виду реформу ООН?
- "Холодная война" ушла в прошлое. Складывающаяся система международной безопасности диктует необходимость трансформации деятельности ряда международных институтов, в том числе ООН. Это - сложный процесс, который не терпит спешки и сопутствующих ей ошибок. Роль ООН в развитии иракской ситуации - как накануне войны, так и в ходе урегулирования - в очередной раз красноречиво свидетельствует, что вопрос о перестройке ее работы приобрел актуальное практическое звучание. На этот счет имеются разные точки зрения и они хорошо известны. Тем не менее, хотел бы акцентировать один, на мой взгляд, важный аспект этой сложной проблемы.
С одной стороны, происходит глобализация международной жизни. С другой, - возрастает относительное значение и самостоятельность субрегиональных систем безопасности. Динамичные изменения претерпевает и Европа. Они затрагивают Россию непосредственно. Но наша страна во многих отношениях буквально, а не только географически находится на периферии европейской экономической и политической систем. В этой связи, во-первых, следует иметь в виду, что эффективная реорганизация ООН может быть осуществлена только при условии учета региональных механизмов и систем безопасности, их параллельной адаптации к современным условиям. Во-вторых, начать данный процесс, возможно, имело бы смысл с внешне благополучной в этом плане Европы.
- Вы являетесь сторонником европейских приоритетов российской политики?
- Жизнь, как известно, богаче упрощенных теоретических схем. В России традиционно были сильны позиции евроцентристов. И это вполне объяснимо. Однако в последнее время у нас возникло явление, которое можно охарактеризовать как возрастающий среди политически активной части общества евроскептицизм.
Популярный в свое время в СССР, а затем и в России проект создания общеевропейского дома "от Атлантики до Урала" реализовать не удалось. Та же участь постигла и систему "общеевропейской" безопасности в тех же границах. Правда, непонятно, почему она делила страну на две части - "до Урала" и другую. Но обе инициативы содействовали реальной внутриевропейской консолидации, хотя уже в других геополитических рамках - "от Бреста до Бреста". Нам говорят, что Россия не вписывается во многие характерные для Европы рамки. Допустим, что это так. Но неправильно также экстраполировать на окружающий мир, как это сегодня делают в Европе, текущую европейскую специфику и способы современного решения европейских проблем. Нынешний период - это уникальное для западной и центральной части Европы время стабильности межгосударственных отношений по сравнению с ее многовековой бурной и воинственной историей. В результате Россия, один из главных источников энергоресурсов, даже концептуально - при планировании интеграционных процессов - в целом ряде отношений осталась вне Европы. Радикально изменить ситуацию в среднесрочной перспективе вряд ли возможно. ОБСЕ, где Россия имеет полноправное членство, реально утратила свое значение организации, консолидирующей общеевропейскую безопасность. Расширение НАТО оставляет ряд нерешенных проблем, являющихся для России вызовом, хотя нельзя не отметить и набирающую здесь силу позитивную тенденцию - создание механизмов взаимодействия, облегчающих нашей стране адаптационный процесс.
Расширение и внутренняя консолидация ЕС также затрагивает наши интересы и создает определенные проблемы. Вместо "железного занавеса" - объекта постоянной критики СССР Западом времен холодной войны - Европа отгородилась "занавесом шенгенским". И это неудивительно, если, согласно соответствующим официальным документам, Россия для ЕС является "объектом стратегического интереса". ЕС в России все еще рассматривается в качестве "стратегического партнера", что не одно и то же.
- Даже в свете договоренностей последней встречи на высшем уровне Россия - Евросоюз?
- Первого мая нынешнего года в европейских интеграционных процессах был сделан очередной и весьма существенный для российских интересов шаг - Евросоюз пополнился десятью новыми членами. Среди них и бывшие прибалтийские республики СССР, имеющие с Россией торгово-экономические связи. Единая Европа приобретает новые очертания, и они впечатляют. Складывается самый крупный в мире общий рынок с ВВП около 8 триллионов долларов и населением, превышающим 520 миллионов человек. Полная интеграция новых членов, а это не последняя волна расширения, потребует еще несколько лет.
Но уже сегодня Россия и другие страны - не члены ЕС живут в новых реалиях. Это именно новые, сложные и до конца еще неясные реалии, а не просто вопрос о появлении участка общей границы со всеми сопутствующими моментами (новыми и старыми). В любом случае было бы излишне оптимистично говорить, что расширение ЕС однозначно благоприятно. С одной стороны, Евросоюз становится не просто основным, а доминирующим торговым партнером России, доля которого возрастает с нынешних 36 процентов примерно до 54 процентов - при сохранении совокупных текущих показателей. Это составляет примерно 100 миллиардов долларов. Подобные цифры дают хорошие перспективы сотрудничества. Однако сам факт доминирования может свидетельствовать как о стимуле к интеграции, взаимозависимости, так и о возможных сложностях в строительстве системы равноправных отношений. Для Евросоюза, например, значение имеют доминирующие поставки российского газа. С другой стороны, решающую роль могут играть не количественные показатели, а новые условия развития отношений.
К их числу можно отнести практически неизбежные ограничения для российского экспорта. Показательно в этой связи, что министр иностранных дел России Сергей Лавров, комментируя результаты переговоров России с Евросоюзом в Люксембурге накануне вступления в него новых членов, дипломатично и, соответственно, многозначительно говорил, что "сделано все, чтобы все негативные для России последствия расширения ЕС свести к минимуму".
В общем и целом ситуация очень динамичная. Не случайно, что общее понимание и договоренности зафиксированы в виде совместного заявления "О расширении ЕС и отношениях России и ЕС", которое является... документом, не имеющим юридической силы. Правда, при естественном ходе событий такие договоренности соблюдаются, хотя время от времени и могут "уточняться" сторонами.
Результатом чрезвычайно комплексного компромисса между Россией и Евросоюзом стала договоренность об условиях вступления нашей страны в ВТО, сближение позиций в отношении принципов работы зарубежных компаний на российском рынке после присоединения России к ВТО. Если говорить кратко, Россия сохраняет низкие внутренние цены на газ, но, в свою очередь, похоже, либерализирует доступ иностранных участников на отечественные рынки финансовых, транспортных, телекоммуникационных, туристических, аудиторских услуг и автомобилестроения, ратифицирует Киотский протокол и т.д.
- Однако есть сближение позиций по вопросу вступления России в ВТО. Возможно, имеет смысл рассматривать данный процесс как интеграционный?
- В какой-то мере возможно. Однако параллельно обращает на себя внимание, что расширение ЕС с неизбежностью должно было сопровождаться некими существенными решениями в отношениях России с ЕС и ВТО. И они состоялись, хотя предшествующие годы переговоров не давали оснований рассчитывать на скорый, масштабный и взаимоприемлемый положительный результат. Вот почему в конкретном плане многие позиции остаются неясными, а фактический принцип эпохи социализма - "трудное счастье", скорее всего, будет постоянно напоминать о себе в наших отношениях с Евросоюзом.
- Михаил Витальевич, не означает ли сказанное, что главным партнером для России могут стать США?
- С Европой сложился безусловно важный, полезный, активный, но весьма сложный диалог и более продвинутые отношения с США по ряду направлений. К числу последних, в частности, относится взаимодействие в вопросах глобальной безопасности; борьба с международным терроризмом и в этом контексте, несмотря на периодические рецидивы в США старых подходов, растущее взаимопонимание относительно природы ситуации в Чечне; новые энергетические проекты и т.д. У многих политиков, в среде экспертного сообщества постепенно складывается впечатление, что вопросы наших взаимоотношений с Западом в целом целесообразнее решать в Вашингтоне.
Я считаю, что развитие отношений с США и Европой - это две стороны единого взаимосвязанного процесса. Не совсем понятно другое: почему отношения между нашими странами, которые имеют глубокие исторические корни, ниже уровня того рабочего взаимодействия, которое - с позиций России - требуется для конструктивного решения проблем современного международного развития.
- А как бы вы могли охарактеризовать состояние российско-американских отношений?
- Как переходное. В нынешней ситуации российско-американским отношениям можно давать самые разные, порой диаметральные, но достаточно обоснованные оценки. По большому счету не ясен даже ответ на вопрос, чего больше - общего или различий у нынешних, собственно российско-американских отношений с отношениями советско-американского периода? Отношения с США - казалось бы, ключевая внешнеполитическая проблема для России ввиду глобального и повсеместного присутствия интересов США, теперь и непосредственно у границ нашей страны. Однако в практическом плане ключевая проблема, в нашем понимании, может быть весьма далека по смыслу от того содержательного наполнения, которое обычно вкладывается в США в понятие "приоритетная проблема". Невысокий приоритет России в текущей американской повестке дня известен. Кстати, для нас в этом есть и свои плюсы. Несколько неожиданно может прозвучать, что и приоритет американского направления во внешней политике России гораздо ниже, чем представляется по освещению данной тематики в российских СМИ.
Если трезво взглянуть на характер наших отношений в последние 10 лет, то нельзя не признать, что они отмечены многочисленными позитивными, оптимистичными в отношении будущего декларациями. В целом отношения развиваются поступательно. Но найти примеры конкретных, масштабных и конструктивных достижений длительного свойства весьма затруднительно. Превалировавшая в советское время и отчасти искусственная система ядерной стабильности и так называемого разоружения, в ходе которого боевые возможности, как правило, наращивались, отошла в силу различных причин на второй план. Это - хорошо, и можно было бы записать в прорывные достижения. Но с выходом США из Договора по ПРО, с разработкой новых поколений оружия в этой области отношений возникла некая серая зона, и как любая серая зона она чревата неожиданностями.
В экономической сфере со времен разрядки 70-х годов ставится задача преодолеть пресловутый десятимиллиардный барьер нашего товарооборота. Похоже, эта задача может стоять еще долго, без соответствующего политического решения в США, тем более даже в области взаимовыгодного энергетического диалога мы не можем получить от американской стороны гарантий в отношении длительных закупок нефти. А без этого дорогостоящее освоение новых районов и создание соответствующей транспортной сети просто невозможно. Хотя, конечно, по вопросам вступления России в ВТО позиция США более благоприятна, чем требования Евросоюза.
- Тем не менее "процесс пошел..."
- Декларируемый США курс на формирование либерального миропорядка, базирующегося на ценностях открытой рыночной экономики, демократии и прав человека, и подкрепляемый, как часто случается в последние годы, военным доминированием, не несет, даже с учетом последнего обстоятельства, принципиальных противоречий интересам России. Для многих российских прагматиков он в большей мере обеспечивает стабильность и предсказуемость внешнего окружения РФ и позволяет сосредоточить ресурсы на ускорении модернизации собственной страны за счет оптимизации военного строительства. Военные проблемы, порожденные вооруженным вмешательством США в третьи страны, параллельно формируют дополнительные предпосылки двух- и многостороннего сотрудничества, свидетельствуют о необходимости укрепления ООН. Активное участие вместе с Вашингтоном в формировании такого мироустройства дает возможность нейтрализовывать многие угрозы национальной безопасности РФ с наименьшими материальными затратами и минимальными внешнеполитическими издержками. Позволяет укрепить позиции во взаимодействии с Евросоюзом и КНР.
Теоретически Россия располагает достаточным потенциалом, чтобы успешно играть роль главного партнера и союзника США в реализации как минимум двух актуальных внешних задач: в борьбе с терроризмом и нейтрализации угрозы оружия массового уничтожения. Постоянное членство России в Совете Безопасности ООН также делает ее необходимым участником любых усилий США, связанных с эффективным использованием и модернизацией ряда международных институтов. Однако практически все выглядит гораздо сложнее. Построение отношений с США фактически проходит на фоне балансирования между "ооновскими" и односторонними американскими форматами дипломатии.
Но в любом случае Россия не будет ни шахматной доской, ни пешкой на этой доске - в терминологии Збигнева Бжезинского. Это означает, что Восточная Европа, Центральная Азия, Закавказье, Северо-Восточная Азия останутся в зоне интересов национальной безопасности России. Расхождение может быть в том, что силовики обеих стран относят такой геополитический расклад к системе угроз, а прагматики видят в этом, по крайней мере в современной ситуации, основания для стратегии разделения усилий.
И задача, таким образом, состоит в том, чтобы наконец-то для самих себя решить, что составляет фундаментальные интересы нашего взаимодействия. Если они действительно существенны, например, в деле борьбы с терроризмом, распространением ОМУ, взаимодействия в ходе урегулирования межгосударственных конфликтов, освоения космоса, совместной разработки ряда военных технологий, в энергетике, включая ядерную и т.д., то нужно найти и оформить соответствующий статус двусторонних отношений.
- Много говорится о "стратегическом партнерстве", хотя, если исходить из результатов, его конкретный смысл ясен не до конца, а трактовки весьма различны...
- Подразумевающий высокий уровень скоординированного взаимодействия термин "стратегическое партнерство" за последние 10 лет заметно дискредитировал себя, по крайней мере в глазах российской общественности, и поэтому для характеристики более продвинутого типа отношений сегодня не совсем подходит. Получение статуса "ключевого (важного) союзника - не члена НАТО", который распространяется на Австралию, Новую Зеландию, Японию, Южную Корею, Израиль и Аргентину, вряд ли выглядит сегодня реалистичным.
К тому же данный статус, хотя и важен для многих стран в практическом плане, для России имел бы чисто символический характер, поскольку сводится, главным образом, к возможности закупок американских вооружений ограниченного предложения, например, снарядов с обедненным ураном. В то время как наша страна сама заинтересована в экспорте продукции ВПК. С учетом поставок российского урана в США или, например, закупок США в Белоруссии системы ПРО С-300, скорее Соединенные Штаты де-факто имеют в этой сфере такой статус.
Но дело не в названии. Основную роль будет играть состояние торгово-экономических отношений. И в этой связи совместная проработка вопроса о создании двусторонней зоны свободной торговли (как это имеет место, например, в отношениях США с Израилем, Чили или Сингапуром), возможно, более актуальна. Подобное соглашение могло бы послужить делу конструктивного развития всего комплекса наших отношений - от вопросов инвестиций и научно-технического сотрудничества до согласования вопросов экспортного контроля и т.д. В любом случае желательно выработать и закрепить некий статус, фиксирующий продвинутость отношений и определяющий вектор их дальнейшего развития.
Разумеется, такой ход событий потребует от обеих стран переоценки многих устоявшихся стереотипов и самого алгоритма решения проблем современного международного развития. Очевидно, что наращивание вооруженных сил НАТО на территории ее новых членов, усиление военного присутствия США в странах СНГ являлось бы альтернативой обозначенному выше курсу. Но сегодня позитивный потенциал имеется. Можно говорить, что уровень и масштабы антироссийских выступлений в ходе нынешней кампании по выборам президента США существенно ниже, чем в прежние времена.
- А как вы оцениваете программу Нанна-Лугара?
- Программа Совместного уменьшения угрозы является одним из основных направлений американского содействия России в области укрепления режима нераспространения и ликвидации ОМУ. Программа была разработана по инициативе сенаторов Ричарда Лугара и Сэма Нанна в соответствии с Законом о снижении советской ядерной угрозы от 12 декабря 1991 года. На эти цели с 1992 года в рамках военного бюджета США ежегодно выделяются средства для России, а также Казахстана и Украины. Правовую основу использования американских средств в России составляет рамочное соглашение от 17 июня 1992 года.
В июне 1999 года был подписан протокол о продлении рамочного соглашения 1992 года на 7 лет, который подлежит ратификации. Процесс ратификации сдерживается нерешенностью вопросов, связанных с назначением новых российских исполнительных органов по соглашению, а также в связи с различием в подходах к решению проблемы ответственности за ущерб.
Реализация программы часто дает приоритетный информационный повод и, поскольку постоянно находится на слуху общественности обеих стран, сопровождается различного рода политическими заявлениями, что порой не обходится без коллизий. Джордж Буш, выступая в Университете национальной обороны в феврале сего года, счел естественным охарактеризовать положение дел по вопросам разоружения в связи с программой Нанна-Лугара следующим образом: "Мы демонтируем, уничтожаем и охраняем оружие и материалы, оставшиеся от советского арсенала ОМУ. Там нам предстоит еще много работы". Эта формулировка отражает специфику современного мировосприятия американской общественностью некоторых вопросов наших отношений, и, конечно, рассчитана в первую очередь на нее. Но одновременно, если понимать "охрану" советского, то есть российского ОМУ не буквально, она выражает и тот позитив, который постепенно трансформирует, в частности, в сознании американцев стереотипы холодной войны: от противоборства к сотрудничеству, какими бы экстравагантными формулировками время от времени это не сопровождалось.
Основные направления сотрудничества - утилизация сокращаемых стратегических наступательных вооружений (СНВ) и стратегических носителей, безопасная и надежная перевозка ядерных материалов, включая оружейный плутоний и уран, уничтожение химического оружия. Общий объем оказанной России помощи по программе с 1992 по 2002 год составил около 3 миллиардов долларов США, а по американским данным - около 7 миллиардов. Правда, в "Ядерном докладе" Фонда Карнеги, опубликованном в декабре 2002 года, также приводится цифра 3 миллиарда долларов. При этом практически невозможно найти полную американскую открытую статистику затрат конкретно на российские проекты и сведения о том, какая часть средств используется непосредственно в России, а какая - в США. По некоторым оценкам, у себя американцы расходуют до 60 процентов ассигнований.
- И в России, и в США программа постоянно подвергается критике?
- За десятилетия разоруженческого процесса между нашими странами критерий "прозрачности" стал одним из главенствующих. Это объясняет, почему неясности в финансовых аспектах программы составляют предмет постоянной критики со стороны российского экспертного сообщества. Кроме того, по мере накопления опыта сотрудничества и постепенного налаживания партнерских отношений возникает проблема оптимизации расходов, в том числе за счет максимально рационального выбора подрядчиков и субподрядчиков при проведении работ.
При этом в рамках уже другой интерпретации и акцентов вышеупомянутой "прозрачности", американская сторона обставляет оказание содействия такими условиями, как информирование США о планах ликвидации СНВ на ближайшие 2-3 года, предоставление гарантии полной ликвидации баз уничтожаемых МБР и сопутствующей инфраструктуры, допуском к информации, которая с нашей точки зрения представляется излишней и др.
Проблема ответственности за ущерб в связи с тем, что США в последнее время придают этому принципу статус основополагающего как в рамках реализации программы Нанна-Лугара, так и по другим направлениям сотрудничества - собственно разоруженческого, научно-технического и т.д. - приобрела принципиальное значение и по сути составляет базовую предпосылку разногласий между нашими сторонами. Фактически речь идет об отказе от ответственности американской стороны за результаты тех или иных совместных действий. Учитывая, что ряд решений принимается в условиях откровенного нажима со стороны США, такой подход не может не сужать перспективу сотрудничества, тем более, что Вашингтон ведет речь об освобождении от гражданской ответственности американских участников даже в тех случаях, когда ущерб нанесен в результате преднамеренных действий. Негативное воздействие такого подхода уже проявляется, когда, например, рамочное соглашение по научно-техническому сотрудничеству подписывается не на полный срок, а ограничивается одним годом.
- Но ведь имеются и положительные результаты?
- Безусловно. По своей сути программа Нанна-Лугара отвечает интересам обеих сторон. С 1993 по 2003 год по программе содействия Российской Федерации в ликвидации СНВ только по линии Росавиакосмоса освоено около 935,5 миллионов долларов. За счет американских средств уничтожено 423 стратегические баллистические ракеты, 37 шахтных пусковых установок межконтинентальных баллистических ракет (МБР), 19 стратегических атомных подводных лодок (АПЛ) и 42 тяжелых бомбардировщика. В совместных работах участвуют более 50 российских предприятий. Активно развивается сотрудничество по линии Минатома России и т.д.
Но одновременно нельзя не отметить, что сотрудничество с США развивается неритмично. Весной 2002 года американская администрация вообще приняла решение приостановить финансирование под предлогом несоблюдения Россией "хим- и биоконвенций". Правда, осенью того же года Капитолий предоставил Белому дому право временного исключения - "вейвера", позволяющего "разморозить" ассигнования на программу Нанна-Лугара в 2003, 2004 и 2005 финансовых годах, но предписал президенту перед ежегодным выделением средств информировать законодателей о соответствии содействия национальным интересам США.
Такой "годовой цикл" отрицательно сказывается на выполнении работ, не позволяя осуществлять долгосрочное планирование капиталоемких объектов. И это обстоятельство дает еще один повод для критического осмысления нашего взаимодействия. Трехлетнее исключение не распространяется на проекты, связанные с химразоружением, - здесь "вейвер" был выдан только на 2003 финансовый год, и лишь летом 2003 года Конгресс США принял отдельное решение дать "вейвер" и на 2004 финансовый год.
Уже вышесказанное позволяет составить представление о позитивных результатах программы Нанна-Лугара и некоторых из накопившихся разногласий. Естественно, что у американской стороны имеются свои критические замечания и соображения. Похоже, что и дальше откладывать их решение уже не представляется возможным. В частности, по новому бюджету Пентагона, предполагается ужесточить контроль за расходами на ликвидацию российского ОМУ.
- А какова общая динамика реализации программы?
- Программа прошла через ряд этапов, обусловленных конъюнктурой российско-американских отношений и различным соотношением приоритетов, сложностями налаживания организационной стороны процесса. Есть ряд законодательных инициатив, касающихся условий и самой реализации программы Нанна-Лугара. Можно привести Закон о пределах и уровнях расходов на оборону на 2004 финансовый год. Этим законом, кстати, предусматривается создание российско-американской межпарламентской группы по вопросам снижения угрозы для укрепления двустороннего сотрудничества по вопросам нераспространения, ядерной безопасности и ряду других проблем.
Это предложение представляется практически полезным, особенно, если деятельность группы будет подкреплена тесными рабочими контактами с заинтересованными ведомствами исполнительной ветви власти. Однако, чтобы программы Нанна-Лугара стала еще более результативной и продолжала закладывать прочный фундамент партнерских отношений между Россией и США, она должна перестать быть заложницей, что неоднократно случалось, сложной конъюнктуры наших отношений переходного периода.
- Что делается в этом направлении, например, Советом Федерации?
- Делается немало. Но и инерция холодной войны сильна, в том числе в мировосприятии нынешнего поколения политиков. И в этом плане нельзя не отметить еще один момент и, наверное, последний в нашей беседе.
В ноябре 2003 года по приглашению лидера республиканской фракции (большинства) в Сенате Конгресса США Билла Фриста делегация Совета Федерации во главе с Председателем Совета Федерации С.М. Мироновым посетила США с официальным визитом. До последнего времени американский сенат достаточно прохладно воспринимал наши инициативы в сфере "парламентской дипломатии". Нелишне напомнить, что с 1994 года Председатель Совета Федерации ни разу не был в США.
Главным итогом визита стало подписание Меморандума о сотрудничестве между американским Сенатом и Советом Федерации.
В соответствии с Меморандумом стороны договорились поощрять рабочие контакты на постоянной основе, создавать соответствующие механизмы межпарламентского взаимодействия, развивая и расширяя положительный опыт, уже накопленный в ходе активного диалога между Комитетом Совета Федерации по международным делам и рядом профильных комитетов Сената США.
Подписание Меморандума тем самым придает динамичное парламентское измерение инициативам и договоренностям по развитию российско-американских отношений, которые были достигнуты в ходе последних встреч на высшем уровне, а взаимоотношения верхних палат законодательных собраний двух стран обретают более прочную основу. Постоянное взаимодействие будет поддерживаться с помощью рабочей группы "Сенат - Совет Федерации", которую возглавляем мы с сенатором Т. Лоттом.
Впервые в практике взаимоотношений парламентов наших стран сотрудничество между законодателями России и США закреплено институционально. Это - принципиально новый момент и явное свидетельство позитивных изменений в умонастроениях и подходах американских законодателей к взаимодействию с их российскими коллегами.
