Важно всегда помнить о стратегической принадлежности России не просто к группе развитых стран, а к лагерю рыночных демократий. В этом смысле России в XXI столетии предстоит пройти дорогу, которой уже шли многие государства Европы. И здесь вопросы взаимовыгодного сотрудничества и сбалансированного, безопасного сосуществования с соседями по региону принимают первостепенное значение. Я экономист и попытаюсь взглянуть на проблему с экономической точки зрения.
Безопасность - очень дорогостоящий продукт. Можем ли мы надеяться на то, что сумеем обеспечить для России хотя бы европейские стандарты безопасности XXI века, обеспечить, находясь в некой изоляции от основного мира? Я в этом не уверен, потому что у нас несоизмеримые с Европой угрозы безопасности.
Южной границей страна обращена к неустойчивому региону, неустойчивому уже сегодня и потенциально неустойчивому в будущем. Возьмите Ближний Восток, Срединную Азию или Кашмир. Что там будет через 5-6 лет? Думаю, никто из экспертов на такой вопрос не ответит. Производительность труда в России, не будем забывать в четыре раза ниже, чем в Европе, с соответственным разрывом по доходам на душу населения. Можем ли мы обеспечить европейский стандарт безопасности в нынешней изоляции, не имея ни друзей, ни союзников? Для меня ответ однозначен: не сможем. Именно в результате своего географического положения.
По той же самой причине американцы, во всяком случае, часть политического истеблишмента США, ищут с нами прямых, а не каких-то стандартных "трансатлантических" отношений. Потому что если Россия станет черной дырой на границах северных держав, то мало никому не покажется.
Понятие многовекторности действительно представляет собой теоретический шаг вперед от многополярности. Я бы вообще говорил о переменной геометрии интересов, что абсолютно нормально для современного мира, когда часть интересов стран совпадает, а часть нет. У Великобритании и Испании весьма драматические отношения по поводу Гибралтара, временами создаются кризисные группы, отзываются послы и т.д. И притом у них единая политика по поводу миграции или рыболовства.
Сильнейшим инструментом российской внешней политики в XXI веке станет энергетическая дипломатия. Мы еще сами до конца этого не понимаем, между тем в ОПЕК, в Международном энергетическом агентстве уже идет борьба за Россию, вернее, за ее сырьевые мощности. Поэтому не надо надеяться на новый план Маршалла - он нереален. Но реально другое - нормальное инвестирование. Все мы понимаем, почему сегодня капиталы идут именно в США со скоростью примерно миллиард долларов в день. Достаточно очевидно, что и в России надо создавать условия для приема капитала. Готовы ли осмыслить это направление внешней политики наши государственные институты?
Соглашусь с тем, что наши внешнеполитические механизмы разбалансированы. Совет Безопасности явно не справляется сегодня с функцией внешнеполитического стратегического планирования. Наши доктринальные документы по внешней политике безнадежно устарели. Я давно ношусь с идеей ежегодных посланий Президента по вопросам национальной безопасности. В рамках таких посланий можно было бы формулировать задачи на предстоящий год и оценивать успехи, провалы, достижения года предыдущего. И вокруг подобного стержня можно было бы строить работу Совета Безопасности, который в нынешнем его виде не отвечает современным представлениям о выработке позиции по стратегической безопасности страны.
Сейчас российский СБ опасен тем, что вольно или невольно создает иллюзию прикрытия важнейшего внешнеполитического направления. Но что на деле он сможет предложить в условиях внезапного вызова, когда на принятие решения потребуются не месяцы, а дни? Я не имею в виду самый худший сценарий событий. Обвальный рост инвестиций в нашу экономику тоже может в будущем обернуться катастрофой, если заранее не продумать концепцию экономической безопасности...
Александр Дынкин,
первый заместитель директора ИМЭМО РАН, член-корреспондент РАН,
член Аналитического совета Фонда "Единство во имя России",
