Александр Румянцев: `Мне повезло в выборе профессии и на встречи с хорошими людьми`Назад
Александр Румянцев: `Мне повезло в выборе профессии и на встречи с хорошими людьми`
26 июля исполняется 60 лет со дня рождения руководителя Федерального агентства по атомной энергии Александра Юрьевича Румянцева. Он родился в семье офицера-пограничника в самой южной точке Советского Союза городе Кушке.
В 1969 году после окончания Московского инженерно-физического института Александр Румянцев был направлен работать в Институт по атомной энергии имени И.В. Курчатова (сегодня - Российский научный центр "Курчатовский институт"). Там он прошел все ступеньки научной и служебной лестницы от инженера до руководителя Научного центра, директором которого был назначен в 1994 году. А. Ю. Румянцев - доктор физико-математических наук, профессор.
В 1997 году Александр Румянцев избирается членом-корреспондентом, а в 2000 г. - академиком Российской академии наук по специальности "Физика". Его методики и разработки широко используются в исследовательских лабораториях как в России, так и за рубежом. Лауреат Государственной премии СССР 1986 года в области науки за цикл работ "Новые методы исследования твердого тела на основе рассеяния нейтронов стационарных ядерных реакторов".
28 марта 2001 г. Александр Юрьевич Румянцев Указом Президента Российской Федерации назначен министром Российской Федерации по атомной энергии.
Просматривая интервью, которые дал за последние годы руководитель российской атомной отрасли многочисленным средствам массовой информации, мы в одной из газет обратили внимание на такую ремарку: "Как-то знакомый журналист поделился своими личными наблюдениями: стоит даже нормальному человеку в России стать министром, как он перестает говорить и начинает вещать. Минатому России в этом смысле, похоже, повезло. Министр Румянцев - академик. Он и выглядит как ученый, и говорит как ученый, и держится как ученый. Спокойный, остроумный, доброжелательный. Знает себе цену. Никого и ничего как будто не боится и не стремится к тому, чтобы кто-то боялся его. Обо всем, что знает и понимает, имеет собственное суждение. Не стесняется признаться, что чего-то не знает или не понимает. Власть для академика Румянцева не является самоцелью. Значит, у него есть шанс остаться собой". Думается, что в этих словах заключена довольно емкая характеристика, данная тогда министру Российской Федерации по атомной энергии, а ныне руководителю Федерального агентства по атомной энергии.
И еще хотелось бы остановиться на том, что стало определяющим в выборе того дела, которому Александр Румянцев посвятил всю свою жизнь и где добился выдающихся успехов - стал академиком РАН, вот уже пятый год возглавляет атомную отрасль страны...
Первые выпускники-одиннадцатиклассники (их выпуск состоялся в 1963 году), чье детство пришлось на послевоенные годы, росли настоящими патриотами своей Родины, гордились своими родителями, которые в тяжелейшей почти четырехлетней войне с фашистской Германией не только разгромили фашизм и водрузили Красное знамя Победы над поверженным рейхстагом, но и освободили мир от коричневой чумы. А потому многие юноши мечтали стать военными моряками, летчиками, космонавтами (тем более что всего за пару лет до получения Александром Румянцевым аттестата зрелости в космос полетел наш соотечественник Юрий Гагарин, ставший первым в мире человеком, увидевшим планету Земля из космоса). А вот Александр Румянцев решил стать физиком-атомщиком.
Как вспоминает академик А.Ю. Румянцев, в детстве он мечтал стать моряком. Позже, уже оканчивая школу, начал сомневаться в своем выборе. В то время в стране проводилась реформа школьного образования, на год было увеличено время учебы в средней школе, в результате чего выпускники вместе с аттестатом зрелости получали одну из рабочих профессий, которой они овладевали параллельно с учебой два дня в неделю на производстве. Александр сначала работал токарем на машиностроительном заводе, позже - печатником в издательстве "Правда". Но потом была введена специальность чертежника-деталировщика, и именно эту квалификацию Александр получил по окончании средней школы.
А незадолго до этого появилась новая мечта - стать авиаконструктором и поступить в Московский авиационный институт. И тут на экраны кинотеатров страны вышел фильм "9 дней одного года". Он-то и решил судьбу семнадцатилетнего юноши. "Я смотрел этот фильм раз двадцать. Он заставил меня по-иному посмотреть на специальность физика. Когда я пришел на день открытых дверей в МИФИ, - вспоминает А. Ю. Румянцев, - вышел к нам профессор Розенталь, подошел к доске и начал рассказывать о таинственном мире физики. Он увлеченно говорил о малопонятных одиннадцати-классникам вещах около часа. И все слушали его, затаив дыхание и почти ничего не понимая. Я тогда решил, что это судьба. Так я оказался в МИФИ, на факультете экспериментальной и теоретической физики. К пятому курсу своими руками изготовил, естественно под наблюдением научных сотрудников, свой первый лазер, получил первый физический результат. На последних курсах профессор Каган, ныне действительный член Российской академии наук, читал нам лекции о рассеянии нейтронов кристаллами..."
В преддверии 60-летия А. Ю. Румянцева наш корреспондент встретился с юбиляром и попросил его ответить на ряд вопросов.
КОРР: Александр Юрьевич, первый вопрос, который хотелось бы Вам задать, - о предстоящем юбилее. Вы руководитель отрасли, и обойти молчанием это событие мы просто не имеем права.
А. Румянцев. Вы имеете в виду 20 августа? (Как известно, в этот день будет отмечаться 60-летие атомной отрасли страны. 20 августа 1945 г. И. В. Сталин подписал постановление Государственного комитета обороны СССР о создании новых государственных органов - Специального комитета при ГКО и Первого главного управления при Совете народных комиссаров СССР, призванных руководить всеми работами по проблемам атомной энергии и наделенных широкими полномочиями. - Примеч. ред.)
КОРР: Нет, речь идет о Вашем юбилее. Вы родились в далекой Кушке в семье офицера, окончили московский институт, долго работали в Курчатовском институте, стали академиком, наконец, возглавили целую отрасль промышленности, причем одну из ведущих, и вот уже более четырех лет находитесь на этом ответственном посту...
А. Румянцев: Если говорить о Кушке, то там я прожил только первые две или три недели своей жизни. Отец (кстати, коренной москвич) был призван в армию еще до войны и поступил в Кушкинское военное училище. Когда же началась война, тем курсантам, которые успешно проучились там порядка года, присвоили досрочно звание лейтенант, назначили командирами взводов, и они начали готовить солдат для действующей армии. Так мой отец всю войну и прослужил на самых южных рубежах нашей Родины кадровым офицером Кушкинского военного училища. А моя мама была из эвакуированных. Там, в Средней Азии, они и встретились, затем поженились, а когда закончилась война, они уже ждали прибавления в семье. Жить в тех краях, да еще с маленьким ребенком было очень тяжело, жара достигала 50 градусов. Незадолго до моего рождения отец получил направление продолжить учебу в институте в Москве.
Но только где-то в середине августа с очередной оказией группа военнослужащих, в том числе и наша семья, смогли отправиться в Москву. Так что первые недели своей жизни я провел на самом юге Советского Союза, пока военный эшелон не увез нас в средние широты. Но память о Кушке как о месте моего рождения, которую я, понятно, помнить никак не могу, сохранилась во всех документах, чем я очень горжусь.
А что касается целеустремленности, то затрудняюсь сказать что-то конкретное, просто так жизнь сложилась. Детство было, как у большинства детей военных, в связи с переездами отца к новому месту службы пришлось сменить несколько школ. Из Кушки отец вернулся в Москву уже как слушатель Военного института иностранных языков, после окончания которого в 1951 г. был направлен под Омск, а потом в Свердловск, нынешний Екатеринбург. Семь-восемь лет моей жизни прошли в военных гарнизонах. А затем как коренного москвича отца перевели в столицу. По-этому школу я окончил уже в Москве, поступил в МИФИ, после был распределен в Курчатовский институт.
КОРР: Вместе с тем не все сотрудники Курчатовского института становятся академиками.
А. Румянцев: Там как раз много академиков. Можно сказать, что в жизни мне повезло. И еще его величество случай в чем-то помог. На протяжении всей жизни у меня было много замечательных учителей. Наверное, первым среди них следует назвать академика Юрия Моисеевича Кагана. На последних курсах Московского инженерно-физического института профессор Каган, ныне действительный член Академии наук, читал нам лекции о рассеянии нейтронов кристаллами. К тому времени этой науке было лет шесть, она только-только родилась. И она меня настолько заинтересовала, что я, студент пятого курса, после одной из лекций подошел к профессору Кагану и поинтересовался, занимается ли кто-то темой, о которой он только что прочитал нам лекцию, - рассеянием нейтронов? На это он ответил, что такие работы ведутся в Институте атомной энергии имени И. В. Курчатова, где он и сам всю жизнь проработал.
Затем Юрий Моисеевич поинтересовался, как я учусь, каковы мои успехи, как сдал последний экзамен по его предмету. После непродолжительного разговора Юрий Моисеевич сказал, что может познакомить меня с двумя выдающимися нейтронщиками - Михаилом Григорьевичем Земляновым и Николаем Алексеевичем Черноплековым. Вскоре профессор Каган устроил мне обещанную встречу, ученые-экспериментаторы долго беседовали со мной и, наверное, взяли на заметку.
В то время в Курчатовском институте как раз был организован отдел физики твердого тела, появилось относительно много вакансий, поэтому взяли на работу сразу семь молодых специалистов по физике твердого тела - выпускников МИФИ, поскольку предстояло решать много новых важных задач. Кстати, приказ о создании отдела был подписан 31 декабря 1968 года, а уже 1 апреля 1969 года я был зачислен инженером в этот отдел.
Так началась моя продолжительная работа в Курчатовском институте, где я до 2001 года занимался исследованиями по физике твердого тела методами рассеяния нейтронов на исследовательском реакторе ИРТ (сейчас он называется ИР-8), а также на многих реакторах различных исследовательских центров. Сегодня, спустя более 35 лет после начала трудовой деятельности, могу еще раз повторить, что мне нравится эта наука, я ей посвятил всю свою творческую жизнь, которую провел среди выдающихся ученых.
Вот такая история. Так что, наверное, в какой-то степени мне повезло и в жизни, и в выборе профессии, и, конечно, на встречи с хорошими людьми, которые всю жизнь меня окружали.
КОРР: Получается, что Вы очень даже вовремя обратились с вопросом к преподавателю...
А. Румянцев: Да, но мне действительно понравилась наука о рассеянии нейтронов, которой я и посвятил всю свою творческую жизнь.
КОРР: И еще один вопрос о выборе жизненного пути: если представить, что только сейчас возникла проблема выбора жизненного пути, и Вы, окончив институт, начинаете свою трудовую жизнь, какой бы путь Вы избрали?
А. Румянцев: Много раз я задавал себе этот вопрос. Впервые отвечаю на него вслух. Если бы у меня вдруг появилась такая возможность - прожить жизнь сначала, - я бы хотел прожить ее точно так же, как прожил эти шесть десятилетий. Были, конечно, ошибки и трудности, но без всего этого, наверное, не обойтись.
КОРР: Во всяком случае, нисколько не жалеете?
А. Румянцев: Да, не жалею. Хотя я уже давно достиг пенсионного возраста, уже целых десять лет пенсионное удостоверение лежит в кармане. Уж такой наукой я занимался всю жизнь, в таких условиях работал, что согласно нашему законодательству предусмотрена возможность ухода на пенсию в возрасте 50 лет. Вот и получается, что я уже 10 лет пенсионер; больше того, в нашей отрасли работает много таких "молодых" пенсионеров. И это не только у нас в атомной отрасли. Мой отец, например, прослужив 20 лет, был демобилизован из армии, тоже стал "молодым" пенсионером, но продолжил свою трудовую деятельность уже как журналист-международник.
КОРР: Следующий вопрос, Александр Юрьевич, о судьбе пятого энергоблока Курской АЭС. Об этом долгострое в последнее время много говорят, и Вы недавно, посещая Смоленскую АЭС, тоже коснулись вопроса относительно того, надо ли достраивать пятый блок или нет.
А. Румянцев: Знаете, это вопрос дискуссионный, поэтому решение должно быть принято на основе холодного разума и трезвого расчета, с учетом детального анализа всех аспектов данной проблемы. Здесь ни митинги, ни популистские заявления ни к чему не приведут. На Калининской АЭС, третий блок которой был подключен к энергосистеме в конце прошлого года, мы с подобной проблемой тоже столкнулись. Об этом я неоднократно говорил. А суть в следующем: чем выше коэффициент завершения строительства блока и больше перерыв в строительстве, тем дороже и сложнее его достройка и ввод в эксплуатацию. Потому что при достройке возникает масса проблем, связанных с необходимостью замены тех или иных узлов, морально или технически устаревших и требующих замены на новые, более совершенные с точки зрения надежности и безопасности. Все эти работы являются крайне трудоемкими и дорогими. Порой приходится заменять какие-то узлы внутри комплекса, а для этого необходимо разбирать полстанции. Труд этот, прямо скажем, является крайне непроизводительным и дорогим.
Характеризуя подобные работы, Михаил Абрамович Розенбаум (генеральный директор ООО "Севзапатомэнергострой", созданного в конце 2001 года Управлением строительства при участии концерна "Росэнергоатом" и Калининской АЭС на базе прежнего почти обанкротившегося коллектива строителей. - Примеч. ред.) сказал: "Знали бы мы, что все так получится с третьим блоком Калининской атомной, дешевле было бы многое снести до основания и потом строить". Действительно, было бы дешевле по ряду элементов начать новое строительство, чем в процессе достройки срезать трубопроводы, проникать вглубь уже сооруженного. И все это связано с дополнительным финансированием, большими издержками достройки.
Конечно, это основная наша проблема - остановленное и законсервированное строительство. Это, во-первых. Во-вторых, меня беспокоит то обстоятельство, что этот реактор в конце эксплуатации должен будет еще лет 25 работать в одиночестве.*
* Недостроенный пятый энергоблок Курской АЭС с реактором РБМК подобен тем одиннадцати блокам, которые работают на Курской, Ленинградской и Смоленской АЭС. Первый из них был запущен на Ленинградской АЭС в 1974 году, а последний - на Смоленской АЭС в 1990 году. Срок их эксплуатации установлен в 30 лет. В настоящее время идет процесс глубокой реконструкции блоков и продления их сроков службы еще на 15 лет. Первым такую процедуру недавно прошел первый энергоблок Ленинградской АЭС. Так что в случае принятия решения о достройке пятого курского блока он может быть введен в строй примерно через 10 лет, когда даже самый последний блок этой серии будет приближаться к продлению сроков эксплуатации. Вот и получится, что после остановки всех энергоблоков с реакторами РБМК в строю действующих еще в течение нескольких десятилетий будет оставаться только пятый блок Курской АЭС. И для его нормальной эксплуатации потребуется не только сохранение существующей ремонтной базы, но и производственной линии, занятой изготовлением топливных сборок специально для этого реактора. Значит надо будет сохранять всю инфраструктуру обслуживания, обеспечения топливом, хранения отработавшего ядерного топлива, наконец, утилизации отходов. В итоге многократно должны повыситься эксплуатационные расходы, что сделает работу энергоблока РБМК крайне дорогой.
Не вызывает никаких сомнений и тот факт, что город Курчатов как исторически сложившийся город атомщиков, город-спутник Курской АЭС, должен существовать и развиваться. Потенциал, наработанный там поколениями российских атомщиков, естественно, должен быть востребован, и мы будем там создавать замещающие атомные мощности, в том числе и для четырех реакторов РБМК, которые продолжают сегодня работать. Уверен, что те города, которые уже сформировались как атомные, и в будущем должны сохранять свою специализацию до тех пор, пока существует ядерная энергетика, на их базе будут осваиваться перспективные технологии.
В-третьих, если говорить формально строго, то курский пятый блок не имеет референтного блока. Его реактор не такой, как реакторы РБМК, работающие сегодня. У реактора пятого блока другое соотношение количества урана к количеству графита. Из общих соображений это должно только повышать его безопасность. Но все реакторы РБМК после чернобыльской аварии были модернизированы, и их безопасность сегодня обоснована их почти 20-летней эксплуатацией. А как быть с этим, по существу, новым реактором? Любая нештатная ситуация на нем (пусть несущественная и неопасная) снова, как в 1986 году, может поставить под удар судьбу всей ядерной энергетики? Кто сегодня возьмется сделать прогноз? Как справиться с этой не научно-технической, а социально-психологической проблемой?
В-четвертых, в ближайшей перспективе лет на 10 не предвидится дефицита в потреблении электроэнергии в регионе (если он и появится, то будет обеспечен общей энергосистемой), а вот для повышения стабильности сети в этой зоне было бы желательно создать гидроаккумулирующую электростанцию. На уровне идеи мы эту возможность активно прорабатываем с РАО "ЕЭС России" (точнее с ФСК), так как район Курской АЭС по всем параметрам соответствует возможности строительства такой станции.
Видите, сколько вопросов.
КОРР: Все, о чем Вы говорили, понятно. Но сразу же возникает новый вопрос: почему до сих пор этот вопрос остается открытым, не принято никакого окончательного решения?
А. Румянцев: Для принятия решения еще есть время. Ясно одно, что Курская АЭС будет работать не менее 20 лет, и в этом смысле перспектива г. Курчатова определена. Затем там будут построены новые блоки АЭС. Сейчас мы вкладываем средства, и это приличные деньги, в развитие общестанционной инфраструктуры, которая предусматривала возведение пятого блока. Строительство самого блока сейчас практически не финансируется. А общестанционная инфраструктура включает гидротехнические сооружения, в возведение которых вкладываются серьезные средства. Этим создается задел не столько для существующих четырех блоков, сколько для будущих замещающих мощностей. Следовательно, экономически мы ничего не нарушаем. Так уж получается, что не в состоянии сегодня концерн "Росэнергоатом" ответить однозначно на серию технико-экономических вопросов о целесообразности достройки пятого блока, которые были перед ним поставлены на научных советах и многих технических совещаниях.
КОРР: А какие типы реакторов будут строиться в будущем?
А. Румянцев: Сейчас мы находимся на таком этапе, когда, наверное, не водо-водяные реакторы являются нашим будущим, а быстрые реакторы, поэтому нужно форсированно переходить на новую ступень развития ядерной энергетики. В этой связи я думаю, как нам поступить с еще одним проблемным блоком - четвертым энергоблоком Белоярской атомной станции? Обязательно нужно форсировать решение этой проблемы. Тем более что 25-летний период работы быстрого реактора БН-600 прошел без единой помарки. Была, правда, одна авария, по-моему, в 1979 году, в новогоднюю ночь, когда от сильного мороза, достигшего 52 градусов, лопнула несущая балка конструкции здания и упала на кабельный канал. К радиационной аварии это не имело никакого отношения, а реактор-то все время работал безукоризненно.
Быстрый реактор обладает хорошими схемными решениями, и вообще у него физика очень хорошая. Кроме этого, водо-водяные реакторы работают при давлениях более 200 атмосфер, а быстрые реакторы - при совсем невысоких избыточных давлениях, всего несколько атмосфер. Когда есть сосуды под давлением, сами понимаете, это опасно. На быстрых же реакторах техника и технология намного совершенней. С этим нельзя не считаться. Поэтому надо думать над тем, как выкроить средства, а также добиться решения основной задачи - сделать этот реактор коммерчески столь же привлекательным, как и водо-водяные реакторы. И тогда вопросы о том, какие реакторы строить, отпадут сами по себе. К тому же на быстрых реакторах можно будет очень эффективно вовлекать в энергетический оборот и запасы оружейного плутония.
КОРР: Но деньги и на этот реактор не выделяются, а сроки его строительства постоянно переносятся. Еще недавно годом его завершения называли 2010 год, а теперь и этот срок перенесен.
А. Румянцев: А кто мог предсказать, что всего за несколько лет основные строительные материалы подорожают в разы? И металл, и бетон, и комплектующее оборудование - все это дорожает, и существенно дорожает, а источник финансирования строительства остается одним и тем же - это инвестиционная программа концерна "Росэнергоатом".
И потом, мы же с вами должны рассуждать по-государственному. В прошлом 2004 году в середине февраля был зафиксирован максимум потребления электроэнергии в нашей стране. При этом оказалось, что 36 ГВт установленных мощностей в энергосистеме страны находилось в резерве. В то же время известно, что наша ядерная энергетика имеет всего 23 ГВт. В связи с этим возникают вопросы к энергетикам, сетевикам, Минпромэнерго и, наконец, к нам, и вопросы очень непростые.
Поэтому деньги вхолостую мы не можем расходовать. Сегодня мы еще имеем запас по белоярскому реактору: 25 лет он уже проработал, еще 5 лет у него осталось проектного ресурса, затем лет на десять ему будет продлен срок эксплуатации, вот и получается, что лет 15 у нас еще в запасе есть. Все эти вопросы надо решить в ближайшие годы, выстроить стратегию развития. Стратегия же - это ориентиры, цифры предполагаемого развития, а не жесткий план, которым определялось, сколько надо ввести к этому году, а сколько - к следующему. Это некая тенденция развития.
А вот когда остается в резерве мощностей в полтора раза больше, чем имеет вся наша ядерная энергетика, с этим тоже приходится считаться. Правда, у нас ядерная энергетика работает в основном в европейской части, где коэффициент использования установленных мощностей значительно выше. В России избыточными являются преимущественно районы Дальнего Востока и Сибири. На Дальнем Востоке используется в основном тепловая энергетика, а в Сибири еще работает и мощнейшая гидроэнергетика.
КОРР: В апрельском номере "Бюллетеня по атомной энергии" опубликовано постановление Верховной Рады Украины о неотложных мероприятиях по подготовке к 20-й годовщине чернобыльской катастрофы. Что-либо подобное, наверно, планируется и у нас? Дело даже не в "юбилее", если можно употребить такое слово применительно к самой крупной техногенной катастрофе, а в том, что 20 лет - срок довольно большой, и очевидно, уже сделаны какие-то определенные выводы.
А. Румянцев: Мы, конечно, тоже готовимся к 20-летию со дня этой трагедии. За прошедшие годы и в реакторной науке, и в технике у нас произошли большие изменения, и особенно относительно того, что мы называем "человеческим фактором". Спустя 20 лет я совершенно уверенно могу сказать, что уровень эксплуатации такой серьезной техники остается весьма высоким. Подготовка специалистов, дисциплина, выполнение всех требований и норм - вот залог надежной эксплуатации столь сложной техники.
Чернобыльская авария очень тяжело уходит из памяти людей. Поэтому Верховная Рада Украины и приняла такое постановление, чтобы мы все помнили.
Моя обеспокоенность связана с российской действительностью: с введением закона "О техническом регулировании". Потому что не может быть рекомендательных норм и правил в ядерной энергетике. Все они должны быть обязательными. Мы должны подготовить проект поправок в действующий закон, чтобы все наши отраслевые стандарты являлись обязательными к исполнению, а не носили рекомендательный характер. Именно это обстоятельство я считаю очень важным требованием эксплуатации ядерных объектов.
КОРР: Александр Юрьевич, недавно Вы заявили, что Россия готова утилизировать иностранные атомные подводные лодки. Дело не в самом этом факте, а в том, что "зеленые" сразу же после этого подняли вокруг этого заявления очередную пропагандистскую шумиху.
А. Румянцев: Дело в том, что у нас вся инфраструктура, необходимая для утилизации некогда грозных стратегических атомных подводных ракетоносцев, и в первую очередь на Северном флоте, создается при долевом участии как России, так и иностранных партнеров. Вместе с тем заявления о том, что мы работаем только на иностранные деньги, не соответствуют действительности. Потому что Россия вкладывает в создание необходимой базы для утилизации выведенного из боевого состава атомного подводного флота половину требующихся средств, а вторую половину составляют вложения стран "большой семерки" и некоторых других. С учетом данного обстоятельства и было сделано заявление о том, что мировое сообщество, которое поставляет нам свое оборудование, делится своими технологиями, а их сотрудники работают на наших ядерных объектах, имеет право поставить вопрос об использовании созданных при их участии терминалов, являющихся продуктами высоких технологий.
В то же время многие говорят о том, что согласно закону на территорию России запрещено ввозить радиоактивные отходы. И это справедливо, к тому же никто и не собирается нарушать закон. Более того, мы не претендуем на отработавшее топливо (кстати, это не радиоактивные отходы) и даже на сам ядерный реактор. Ведь отработавшее топливо в соответствующих иностранных базах выгружается из реакторов, а сами реакторные отсеки тоже можно вырезать. А вот вся остальная конструкция бывшей субмарины может быть доставлена на наши предприятия либо на понтонах, либо еще каким-то образом, все зависит от того, как выгоднее с точки зрения экономики. Поэтому, говоря о возможности использования созданной в России базы по утилизации атомных субмарин, я тем самым обратил внимание специалистов на тот факт, что поскольку мировое сообщество вкладывает и финансовые средства, и интеллектуальный потенциал в создание этой базы, то грех было бы не воспользоваться имеющимися мощностями для продолжения процесса разоружения. Одновременно будет более эффективно загружаться уже созданная мощная материально-техническая база, являющаяся работоспособной и полностью готовой для выполнения подобных работ.
КОРР: А согласятся ли с таким предложением наши западные партнеры, которые очень тщательно охраняют свои военные секреты?
А. Румянцев: Но речь и не идет о секретах. Я сказал, что все конфиденциальные комплектующие должны быть демонтированы в портах приписки, в том числе и ядерное топливо, и сам ядерный реактор, и навигационные системы, и прочее секретное... А после того, как все это будет демонтировано, пусть свое веское слово скажет рыночная экономика.
КОРР: Большое спасибо, Александр Юрьевич, за интересные и обстоятельные ответы. И хотя разговор получился далеко не праздничный, юбилейный, а конкретный и деловой, касающийся в основном производственных проблем, с которыми постоянно сталкивается атомная отрасль страны, это тем более интересно - познакомиться с Вашей позицией по актуальным вопросам.
Николай Левченко
(журнал "Бюллетень по атомной энергии", No 7/2005 г.)
http://www.minatom.ru/News/Main/view?id=20805
