Беседа с двумя яркими представителями ушедшего в историю протестного движения, братьями-близнецами Жоресом и Роем МЕДВЕДЕВЫМИНазад
Беседа с двумя яркими представителями ушедшего в историю протестного движения, братьями-близнецами Жоресом и Роем МЕДВЕДЕВЫМИ
Их было немного. И называли их по-разному: диссидентами, инакомыслящими, правозащитниками, "шестидесятниками". Впрочем, а те давние 60 - 70-е годы теперь уже прошлого века их чаще называли "антисоветчиками", хотя сами они предпочитали называть себя "представителями протестного движения". Дело, однако, не в том, кто и как их называл, дело в другом: сегодня их мало кто вспоминает. Или, скажем определеннее, попросту забыли. Между тем это именно они стали предтечами перестройки и всего, что за этой перестройкой последовало. Хотя, строго говоря, к тому, что случилось с нашей страной в 1991 году, они отношения не имели. Может, потому-то о них сегодня и не говорят?
Мы беседуем с двумя яркими представителями ушедшего в историю протестного движения, братьями-близнецами Жоресом и Роем МЕДВЕДЕВЫМИ
- Жорес Александрович и Рой Александрович, вам не обидно, что сегодня о вас и ваших товарищах по протестному движению забыли? В лучшем случае вспомнят несколько имен - академик Сахаров, писатель Солженицын, философ Зиновьев... Вот, собственно, и все о тех, кто, без преувеличения, держал в 60 -70-е годы в напряжении всю страну и портил кровь тогдашним руководителям СССР.
Ж. М.: Не обидно. Протестное движение было частью нашей жизни, частью нашей судьбы, которую мы сами себе выбрали. На что же тут обижаться?
Р. М.: Это во-первых. Во-вторых, протестное движение, получившее позже не очень удачное наименование движение диссидентов, никогда не ставило какой-то единой для всех цели, оно происходило в разных направлениях.
Ж. М.: Происходило так потому, что в протестном движении приняли участие люди разных профессий. Я, например, занимался биологией, мой брат - историей. Я выступал против цензуры в науке, которая была близка моему сердцу, против вмешательства в науку идеологии, а Роя, хотя он философ по образованию и педагог по призванию, увлекли поиски правды в нашей непростой истории советского периода.
Р. М.: Как видите, даже родные братья ставили перед собой разные цели. Хотя, должен заметить, из-за малочисленности участников протестного движения все мы хорошо знали друг друга, по мере сил помогали друг другу, что не мешало нам и спорить друг с другом.
- Тем не менее если не все вы, то в основной своей массе крайне негативно отнеслись к развалу СССР и начатым в России преобразованиям. Амплитуда ваших поисков -от резкой критики существовавшей в СССР системы до отрицания перспективности пути, избранного Россией в начале 90-х годов - легче всего просматривается на двух произведениях Александра Зиновьева - "Зияющие высоты", в которых сатирически изображена жизнь при социализме, и "Катастройка", в которой автор выступает как апологет советской системы.
Ж. М.: Все дело в том, что никто из нас не был, по большому счету, антисоветчиком. Критиковать существовавшие при прежней системе порядки не означало отвергать саму систему. В диссидентском движении был период, когда всех нас объединил лозунг "Социализм с человеческим лицом", выдвинутый в мае 1968 года лидером чехословацких коммунистов Дубчеком. Под этим лозунгом в Чехословакии были начаты реформы, которые, как нам тогда представлялось, открывали для всех нас, родившихся и сформировавшихся при социализме, путь к интеллектуальной свободе и прогрессивным преобразованиям в экономике. Но уже в августе того же 1968 года в Прагу вошли наши танки, и об интеллектуальной свободе и прогрессивных преобразованиях в экономике пришлось забыть. Что же касается начатых в России преобразований, то ни для кого из нас не было секретом, что обрушились они на страну по западному сценарию и на западные деньги.
- Как писал английский политолог Джон Грей в статье "Закат России", "навязанная России безумная политика мало соответствовала потребностям страны. С самого начала было ясно, что для решения уникальных проблем, с которыми столкнулась Россия, требуется прагматичный подход, а не программы, имеющие идеологическую подоплеку". И вынес вердикт: "Было полным безрассудством думать, что российская экономика, основу которой составлял ВПК, сможет превратиться в англосаксонский свободный рынок".
Ж. М.: Именно так все и случилось. Идеология, как это слишком часто случалось в нашей истории, вновь одержала верх над прагматичным подходом. Правда, с обратным знаком: на этот раз идеология, выработанная на Западе применительно к СССР, одержала верх над советской партийно-номенклатурной идеологией.
- После подавления "пражской весны" вы, Рой Александрович, были исключены из рядов КПСС, а вы, Жорес Александрович, оказались в "психушке", из которой вас выпустили лишь благодаря энергичному вмешательству Андрея Дмитриевича Сахарова?
Ж. М.: Не совсем так. Мое заключение в психиатрическую больницу не было связано с подавлением "пражской весны" и несбывшимися надеждами на построение и в нашей стране "социализма с человеческим лицом". Меня заключили в калужскую психбольницу весной 1970 года. Андрей Дмитриевич, с которым я познакомился в 1964 году, действительно сыграл тогда самую активную роль в моем скором освобождении. Кстати замечу, что академик Сахаров, которого особенно рьяно обвиняли в антисоветизме, никогда антисоветчиком не был. Он до последних дней своей жизни не уставал повторять: "И капиталистический, и социалистический строй имеют возможность неограниченно развиваться, черпая друг у друга положительные черты и фактически сближаясь в ряде существенных отношений". Ельцин избрал другой путь -путь крушения социализма и слепого копирования того, что было на Западе. Что из этого получилось, не мне вам рассказывать. Но вернусь к вашему вопросу. В "психушке" я оказался, так сказать, "по совокупности преступлений", выразившихся в написании работ по биохимии и судьбах советской науки, страдающей от множества ограничений, цензуры и произвола властей. Энергичная кампания, поднятая в мою защиту Андреем Дмитриевичем, который сам в то время перенес серьезный сердечный приступ, и поддержанная Петром Леонидовичем Капицей, Александром Трифоновичем Твардовским, другими видными советскими учеными и представителями творческой интеллигенции, привела к тому, что меня вместо отправки для "лечения" в Казанскую тюремную психбольницу, как на этом настаивала специальная медкомиссия ведущих московских психиатров, спустя три недели выпустили на свободу. Вскоре после этого я лишился работы в Обнинске, где работал под началом Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского - этого Зубра, как его называли сослуживцы, был вынужден переехать в Боровск, в 1973 году отправился в служебную командировку в Англию и вскоре был лишен советского гражданства. Ну да обо всем об этом в свое время было написано много, не стану повторяться.
Р. М.: Меня исключили из партии также не за поддержку "пражской весны", а за рукопись книги "К суду истории" - о сталинских преступлениях 30 -40-х годов. Случилось это в 1969 году. Я никогда не мог согласиться с моим исключением из рядов КПСС, писал в различные инстанции, пока в 1989 году мое персональное дело не пересмотрел Комитет партийного контроля при ЦК КПСС и не восстановил меня в партии. С развалом СССР и КПСС я в 1991 году стал одним из учредителей и сопредседателем Социалистической партии трудящихся, которая просуществовала до 1999 года.
- Почему распалась ваша партия?
Р. М.: В известной мере по нашей собственной вине. Мы принципиально отказались от какой бы то ни было финансовой поддержки со стороны. Мы задумали нашу партию как независимую от любых "вливаний" со стороны, и такими же независимыми хотели оставаться и впредь. Не получилось. Видимо, мы оказались в большей степени идеалистами, чем материалистами.
* * *
14 ноября братьям Жоресу и Рою Медведевым исполнилось 80 лет, "Тверская, 13" сердечно поздравляет ветеранов протестного движения 60 - 70-х годов, положивших начало кардинальным переменам в жизни нашей страны, доброго здоровья, неиссякаемых творческих сил, новых исследований по самым животрепещущим вопросам современности.
