Легендарный академик Борис Евгеньевич Патон не чужой человек для железнодорожного транспорта.
Разработанная в его институте технология сварки взрывом применяется для упрочнения крестовин стрелочных переводов, аппаратами Патона сварены фермы многих железнодорожных мостов. Оказавшийся ныне за границей - на Украине, Борис Патон всегда был, есть и останется "нашим" ученым. У президента Академии наук Украины свой взгляд на нашу общую историю и проблемы современных ученых.
- Для большинства киевлян вы уже превратились в памятник. Бронзовый, при жизни...
- Мне и самому не понравилось, что мне установили памятник. Я сильно возражал: не ставьте, пока я живой! Не послушались, сказали, что дважды Герою положено поставить. Хожу на работу мимо собственного памятника, не обращаю внимания, наверное, уже привык. А поначалу неприятно было. Да и непохожим я получился в бронзе.
Ваш день рождения приходится на дату и год рождения академии Украины. Символическое совпадение, не правда ли?-
- Действительно, гетман Скоропадский учредил Академию наук Украины в мой день рождения - 27 ноября 1918 года. Интересно, что моя внучка тоже родилась в ночь с 26 на 27 ноября 1984 года. Так что теперь в нашей семье 27 ноября - один большой День рождения.
- Вы хороший начальник?
- По-моему, неплохой. Потому что к людям отношусь по-людски, а не по-хамски. Скажу крамольную мысль: лучше работать с умным человеком, если известно, что он большая сволочь, чем с очень хорошим, добрым человеком, но дураком.
- А какая черта собственного характера вам не нравится?
- Всю свою жизнь я трудоголик. Ничего другого, кроме работы, у меня нет. Только спорт. Но опять-таки он мне нужен для работы. Без него ту нагрузку, что падает на меня, я просто не выдержал бы.
Я занимался водными видами спорта, несколько десятилетий катался на водных лыжах. Мне было 76 лет, когда я поломал тазобедренный сустав. Не случись этого, катался бы до сих пор! Кроме этого, играл в теннис. Но теперь из-за запрета врачей у меня осталось только плавание. До прошлого года регулярно 40 раз переплывал бассейн туда и назад. Получалось - километр. А с прошлого года перешел на 500 метров,
- Подчас трудно разделить в династии Патонов, где отец и где сын. Тем не менее у Института электросварки с вашим приходом началась совсем иная жизнь.
- Во время войны мой отец Евгений Оскарович Патон, или батя, как его называют до сих пор, крепко заболел - сердце, отек легких. Его подлечили в кремлевской больнице, и он вернулся в Киев. Но восстановить до конца своего здоровья так и не смог. И после войны я пришел к руководству институтом.
Во-первых, мы занялись судостроением, потом начали расширяться. Активно нам помогал Мстислав Келдыш. Так получилось, что он стал президентом Академии наук СССР, а я - президентом АН Украины. Мы были с ним очень дружны. Он действительно умел вжимать в 24 часа своих суток такое количество дел, которого другим хватило бы на несколько рабочих дней. Именно благодаря Келдышу меня привлекли к космическим исследованиям.
- Вспомните первый запуск вашего "Вулкана" с космодрома Байконур.
- Наш сварочный аппарат запустили на орбиту в октябре 1969 года на корабле "Союз-6". В Институте электросварки АН УССР была создана уникальная аппаратура для электронно-лучевой сварки, резки и пайки металлоконструкций в условиях открытого космоса. С нашей аппаратурой поработали на орбитах Кубасов, Джанибеков, Савицкая, другие космонавты. В институте была отработана технология сборки в открытом космосе мощных ферменных конструкций, и первые сварочные аппараты доказали, что такие работы там возможны. Это был пролог к настоящему времени, когда конструкторы размышляют о крупногабаритных конструкциях на орбитах.
В то время Келдыш уделял особое внимание развитию космических исследований в системе Академии наук СССР. К проблемам космонавтики были подключены лучшие исследовательские институты Украины. Космической биологией у нас начали заниматься с 1975 года по программе "Союз - Аполлон". Около 50 экспериментов было проведено в рамках международных программ. Несколько институтов участвовали в программе "Космическая физика металлов" по созданию новых конструкционных материалов. Исследовались и многослойные элементы тепловой защиты "Бурана", целый комплекс приборов для диагностики космической плазмы работал на "Прогнозах" и межпланетных станциях "Венера", постоянно велись наблюдения за Солнцем. В общем, наука Украины вносила весомый вклад в развитие советской космонавтики.
- А что теперь изменилось?
- Отказ от космических исследований на Украине -это откат в прошлое, уничтожение опытных конструкторских и научных кадров, ликвидация мощных научных центров, в конце концов отступление в разряд слаборазвитых стран. Думаю, что Украина все же займет достойное место в ряду космических держав. Для этого следует развивать как собственную космическую программу, так и участвовать в международных проектах. Это даст не только научные результаты, но и определенную экономическую выгоду.
Например, американцы много говорят о полетах в космос, в частности о строительстве поселения на Луне. Многие считают, что это амбиции президента Буша-младшего, мол, он хотел бы войти и в "космическую историю Земли". Отчасти это может быть и так. Но все-таки, наверное, главное в ином. На Луне много гелия. А он необходим для термоядерной энергетики. Считается, что одного рейса "шаттла" на Луну достаточно, чтобы привезти оттуда топлива на год работы всей американской энергетики.
- Это кажется фантастикой!
- Время летит быстро, а потому такие проекты довольно скоро становятся реальностью. Кстати, в фантастику я попал, когда впервые побывал на предприятии у Сергея Павловича Королева в 59-м году. Он показал мне сборочный цех, корабль Гагарина. Однажды и "Союз" показал. Королев тогда начал фантазировать: "Мы сделаем с вами оранжереи в космосе, о чем мечтал Циолковский. Это будут огромные конструкции, и мы их будем сваривать прямо на орбите!" Именно при нем начались наши совместные работы, в том числе и сварка в космосе.
- А сейчас вы занимаетесь космосом?
- Нет. Никто денег не дает. У меня стоит натурная модель аппарата для международной космической станции. Но он никому не нужен. В своем институте для космического агентства Украины мы выделили помещение, и, пожалуй, этим и ограничивается наше нынешнее участие в космических исследованиях. У них денег нет, да и в ближайшем будущем не предвидятся. Мы хотели сделать для "шаттла" так называемый "молекулярный экран", получить глубокий вакуум и поместить там камеру, в которой космонавту можно было бы работать комфортно, он мог бы в ней выращивать кристаллы.
- А американцы не интересуются этими работами?
- Они подходят к ним осторожно. Мы контактировали с Центром Маршалла. И в этом была ошибка. Надо было работать в Центром Джонсона в Хьюстоне. Там люди посмелее, да и фантазеров побольше. Американцы заключили с нами договор, выделили два с половиной миллиона долларов. Мы сделали установку. И вдруг они заявляют, что сварка в космосе:
- очень опасное дело, мол, электронный луч прожжет скафандр. Я в это время в Америке, говорю им, что мы очень любим своих женщин и я никогда не решился бы доверить им сварку в космосе, если бы не был уверен в полной безопасности. Светлана Савицкая это может подтвердить. Американцы посмеялись, но все равно отказались пускать установку в космос. Я глубоко убежден, что и сварка в космосе, и нанесение покрытий на зеркала и конструкции
- все это будет нужно. Мы занимались в открытом космосе сваркой, напылением, пайкой и плавкой. Было создано уникальное оборудование.
- Удается ли этот опыт использовать в земных условиях?
- Для антарктической станции имени Вернадского мы сделали макет емкости для топлива. Диаметр ее четыре метра и длина восемь метров. Осталось доставить емкость в Антарктиду, но для этого нужны деньги. Это прямой выход космических технологий для земных нужд. Но все-таки космос - это экзотика. В основном мы работаем на земле. Самое интересное сейчас - это подводная сварка. На мой взгляд, очень перспективное направление. Пока не все удается, но мы стараемся. По подводной технологии у нас большие возможности, но денег нет.
- Странная ситуация: нет денег, чтобы создавать новые технологии, а нет новых технологий - нет и денег. Получается замкнутый круг, не так ли?
- Это у нас. Ну а из-за океана не особенно нас привлекают, потому что понимают - нужно развивать свою науку и технику. Зачем им поддерживать конкурентов?! После развала Советского Союза американцы и европейцы давали деньги, потому что хотели удержать наших конструкторов и ученых. Кроме того, хотели выяснить наши возможности. В первую очередь речь шла о военно-промышленном комплексе. А сейчас уже все всем известно. Зачем же им нас поддерживать?!
Есть теперь разные фонды. В них, к примеру, работают вместе украинцы и американцы. Но результаты исследований становятся их интеллектуальной собственностью.
- Говорят, что новая власть отняла у вас дачу. Разве такое возможно?
- История с дачей забавна. Я получил государственную дачу, когда пришел к власти Щербицкий. К тому времени я уже десять лет был президентом Академии наук. И тогда было принято решение политбюро о выделении мне дачи. Двадцать лет я жил на ней. А потом меня попросили ее освободить, потому что ее пожелал иметь кто-то из нового начальства. Мне дали другую дачу, похуже. Но, чтобы подсластить пилюлю, выделили пожизненно.
- Почему вы считаете, что система академий наук в том виде, который существует в России и на Украине, должна сохраниться?
- В начале 90-х годов на Академию наук была предпринята мощная атака, мол, это символ тоталитаризма, наследие советской власти. Я доказывал и доказываю сейчас, что не нужно с порога отвергать то хорошее, что было в прошлом. В наших конкретных условиях не было никаких национальных лабораторий, крупных университетов, в которых развивается наука на Западе. У нас еще при Сталине появились исследовательские институты в рамках Академии наук, и они стремительно развивались. Угробить академию только ради того, чтобы копировать Запад, - это преступление! Уничтожить легко, здания институтов (а в Москве их много на Ленинском проспекте) приватизировать, и на этом можно поставить на науке жирный крест.
- На Украине атака на академию и ее президента шла иначе?
- Нашлись доброхоты, которые пытались вернуть те идеи, которые существовали при создании академии в начале прошлого века. Тогда Вернадский был за развитие естественнонаучных направлений в академии. Ну а другие настаивали, чтобы академия целиком была гуманитарной. Была принята позиция Вернадского, и он стал президентом академии. После распада СССР наши местные деятели вспомнили об этой дискуссии. Тем более что на пьедестал был поднят Грушевский, ему поставили памятник, а именно он спорил с Вернадским. И уже в наше время попытались доказать, что Грушевский был прав и академия должна быть гуманитарной. Но всем понятно: если бы такая точка зрения победила в начале XX века, то никакой академии на Украине не было бы. Впрочем, все это будировалось националистами, мол, академия должна быть символом независимости Украины. Я этого не понимаю.
