|
|
Илья Константинов: Глава XI. Похороны Союза.
Назад
|
Илья Константинов: Глава XI. Похороны Союза.
|
Обстоятельства, предшествовавшие так называемому "августовскому путчу" 1991 года, хорошо известны. 17 июня в Ново-Огарево Президент СССР Михаил Горбачев и руководители девяти союзных республик согласовали проект нового союзного договора.
Этот документ вызвал ожесточенную полемику в политических кругах. Согласно ему, республики фактически превращались в суверенные государства, за союзным центром оставались, в основном, координирующие функции. Из этого принципа было сделано лишь несколько исключений: вопросы обороны, внутренней безопасности, финансовой политики.
Подписание такого союзного договора означало бы ликвидацию СССР, как единого государства.
Я прекрасно понимал это, и, тем не менее, был ярым сторонником подписания этого документа.
Центробежные процессы набирали силу во всех без исключения республиках, российское руководство вело необъявленную, успешную войну против Горбачева, страна погружалась в хаос, но вернуть ее к старым советским порядкам было невозможно даже ценой большой крови.
29 июля в Ново-Огарево состоялась конфиденциальная встреча Горбачева, Ельцина и Назарбаева, на которой были согласованны последние детали и намечена дата подписания договора - 20 августа 1991 года.
А 4 августа Михаил Сергеевич Горбачев вместе с семьей отправился на отдых в свою крымскую резиденцию - Форос.
Учитывая чрезвычайно острую ситуацию в стране - странный поступок. Неужели Михаил Сергеевич не знал, или не догадывался, о настроениях своего ближайшего окружения: вице-президента Геннадия Янаева, премьер-министра Валентина Павлова, председателя КГД Владимира Крючкова, министра обороны Дмитрия Язова, министра внутренних дел Бориса Пуго...
Даже, принимая во внимание свойственную Горбачеву известную легкомысленность, в это трудно поверить.
Во время одной из приватных встреч с Владимиром Александровичем Крючковым я задал ему прямой вопрос: знал ли Горбачев о намерениях "путчистов"?
Владимир Александрович засмеялся тихим, чуть скрипучим смехом:
- Конечно знал. Я лично и неоднократно говорил с ним о необходимости принятия чрезвычайных мер. Показывал рабочие документы по подготовке к введению чрезвычайного положения, звонил в Форос, убеждал, просил. Да, что говорить... Михаил Сергеевич повел себя по-страусиному - предпочел спрятать голову в песок.
Маленькая ремарка. В этом же разговоре мы коснулись Жириновского, его неожиданных политических успехов.
Владимир Александрович грустно вздохнул:
- Мы, мы его породили - КГБ СССР. Курировали, помогали на первых порах. Кстати, Михаил Сергеевич был в курсе. Считалось, что таким образом постепенно будет формироваться контролируемая сверху многопартийность, - Крючков безнадежно махнул рукой, - пустое все это было. Всякой ерундой занимались...
После отъезда Горбачева в Форос события развивались стремительно.
10 августа союзный премьер Валентин Павлов направил Горбачеву серьезнейший документ, убеждая его, собрать в полном составе союзную делегацию для решающего разговора до подписания Договора о Союзе суверенных государств (так предлагалось впредь именовать СССР). Это было последнее предупреждение. Михаил Сергеевич не отреагировал.
14 августа ТАСС распространило текст нового союзного договора, в котором, кроме всего прочего, содержался пункт о переводе русского языка из статуса "государственного" в "язык межнационального общения". У понимающих людей опустились руки.
17 августа на закрытом объекте КГБ СССР "АБЦ" состоялась встреча будущих членов ГКЧП, на которой обсуждалась подготовка к введению в стране чрезвычайного положения. В ходе встречи Крючков предложил переговорить с Ельциным и лидерами других союзных республик о поддержке ими чрезвычайных мер.
Состоялся ли разговор Крючкова с Ельциным до 19 августа, я достоверно не знаю. Но, судя по уверенным действиям Бориса Николаевича в день переворота, информацией о готовящихся событиях он располагал.
18 августа, по распоряжению Крючкова и Язова, Горбачев был частично изолирован на даче в Крыму. Крючков утверждал, что изоляция была не полной. Один из каналов телефонной связи продолжал действовать.
19 августа с шести часов утра радио начинает передавать объявление о введении чрезвычайного положения, указ вице-президента СССР Геннадия Янаева о его вступлении в должность исполняющего обязанности Президента СССР, в связи с болезнью Горбачева. Заявление "советского руководства" о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, обращение ГКЧП к советскому народу.
Телевидение непрерывно крутит "Лебединое озеро".
В 9:30, без всяких препятствий со стороны спецслужб из подмосковного Архангельского в Москву прибывают Ельцин, Силаев, Хасбулатов и Собчак.
Потом, уже после подавления путча, много разговоров было о том, почему ГКЧПисты не арестовали российское руководство накануне ночью или на подъезде к Москве?
Предполагаю, что предварительный разговор Крючкова с Ельциным все-таки состоялся. Трудно сказать, чем он закончился, но лидеры ГКЧП явно не ожидали от Ельцина таких решительных и агрессивных действий. По старой советской традиции они рассчитывали кулуарно "утрясти" вопрос.
А между тем, в ночь на 19 августа Ельциным уже было подписано обращение "К гражданам России", в котором действия ГКЧП назывались "государственным переворотом", а сами ГКЧПисты именовались "путчистами".
Сами же они искренне считали, что выполняют свой долг перед страной и народом и действовали, надо признать, предельно мягко. И до странности нерешительно.
Уже в первых постановлениях ГКЧП чувствовалась определенная двусмысленность, просматривалась мягкотелость их авторов. Вот выдержки из постановления No 1 ГКЧП: "1. Всем органам власти и управления СССР, союзных и автономных республик, краев, областей, городов, поселков и сел обеспечить неуклонное соблюдение режима чрезвычайного положения... В случаях неспособности обеспечить выполнение этого режима, полномочия соответствующих органов власти и управления приостанавливаются, а осуществление их функций возлагается на лиц, специально уполномоченных ГКЧП СССР. 2. Незамедлительно расформировывать структуры власти и управления, военизированные формирования, действующие вопреки Конституции СССР и Законам СССР. 3. Считать впредь недействительными законы и решения органов власти и управления, противоречащие Конституции СССР и Законам СССР. 4. Приостановить деятельность политических партий, общественных организаций и массовых движений, препятствующих нормализации обстановки".
Вчитайтесь в эти строки. В них, что ни фраза - то двусмысленность.
В стране вводится чрезвычайное положение. По логике вещей, деятельность всех органов власти должна быть приостановлена, а их функции переданы соответствующим структурам ГКЧП. Вместо этого органы власти продолжают исполнять свои функции, за исключением случаев прямого нарушения Конституции и Законов.
Кто должен фиксировать эти случаи нарушений, рассматривать их, принимать и исполнять решения? Неизвестно.
Но ведь это же полный абсурд!
То же самое относится ко второму, третьему, четвертому пунктам постановления: "в случаях нарушений Конституции СССР и Законов СССР"...
Ельцин, Хасбулатов, Верховный Совет РСФСР, Моссовет и Ленсовет, вступившие в решительную борьбу с ГКЧП, действовали, в основном, в рамках существовавшего на тот момент правового поля. А вот решения ГКЧП являлись антиконституционными.
На что рассчитывали эти опытные неглупые люди, подписывая подобного рода беззубые постановления? На помощь М. Горбачева? Он отказался участвовать в этой авантюре. На всенародную поддержку? Но уже 19-го с утра у Верховного Совета России стали собираться тысячи противников ГКЧП.
На прилегающих улицах возводятся баррикады, по городу распространяются листовки и оппозиционные газеты. Непосредственно у Белого Дома располагается бронетехника рязанского полка ВДВ под командованием генерал-майора Александра Лебедя, прибывшая, якобы, для защиты Верховного Совета России.
Один из самых загадочных моментов "августовского путча" - появление рязанских десантников у Белого Дома. Откуда они взялись?
По свидетельству Валентина Павлова, танки и десантники к зданию Верховного Совета РСФСР утром 19 августа были вызваны Ельциным. Он напрямую связался с командующим ВДВ Павлом Грачевым и попросил прислать войска в его распоряжение. Грачев выполнил просьбу Ельцина, направив усиленный ротой разведки батальон во главе с Лебедем. Это решение было принято в обход ГКЧП. Павлов утверждает, что о нем не знал даже министр обороны Язов.
Появившуюся у Белого Дома бронетехнику демонстранты украсили трехцветными российскими флагами и цветами, а Лебедя объявили народным героем и спасителем демократии. Павел Грачев, в благодарность за свою услугу, вскоре стал министром обороны России.
Такова официальная версия. У меня есть основания в ней сомневаться. Даже мне, сугубо штатскому человеку, трудно представить себе передислокацию рязанских десантников в Москву, в условиях чрезвычайного положения, без ведома Генерального штаба и командования Московского военного округа.
Кроме того, я оказался случайным слушателем любопытного разговора между Александром Лебедем и неизвестным мне офицером. Скажу откровенно - разговор я подслушал.
Получилось это непроизвольно. Обходя строящиеся вокруг Белого Дома баррикады, я наткнулся на бронетехнику рязанских десантников и решил переговорить с их командиром. Лебедь не видел меня. Он стоял ко мне спиной и своим деревянным голосом убеждал какого-то полковника в том, что не собирается ни в кого стрелять:
- У меня приказ: занять позицию, предотвращать беспорядки, не допускать порчи государственного имущества. Приказа на применение оружия нет! Чего Вы психуете? Боевые действия открывать я не собираюсь, в магазинах у моих ребят холостые патроны. Пусть политики сами разбираются, я вмешиваться не стану.
Думаю, что в тот момент Лебедь лукавил. В случае штурма Белого Дома он должен был принять в операции самое активное участие. Хотя, возможно, он уже тогда колебался. Ведь, несмотря на свой воинственный вид, в политике Лебедь всегда действовал крайне осторожно, от ситуации, проявляя готовность к компромиссу.
Впрочем, о том, что на самом деле творилось в голове у Александра Лебедя 19 августа 1991 года, мы теперь уже никогда не узнаем.
Точно известно лишь одно. Окончательное решение генерал принял значительно позже - вечером 20 августа, когда, переодевшись в штатское, явился в Белый Дом и сообщил руководителям обороны о намеченном на три часа ночи штурме здания и о своем нежелании в нем участвовать.
Между тем у здания Верховного Совета шел массовый митинг. Ельцин взобрался на один из танков Таманской дивизии и произнес пламенную речь в защиту демократии и свободы. Вокруг была масса журналистов, работали CNN и BBC... Становилось очевидным, что информационную войну Ельцин выигрывает.
А в Белом Доме все ожидали штурма. В коридорах только и разговоров было, что о "правительстве в изгнании", да о неминуемом появлении группы "Альфа".
И только в кабинете Владимира Лукина, в то время - председателя комитета по международным делам - царило полное спокойствие. Зайдя к нему, я увидел приватную компанию, мирно беседующую за бутылкой коньяка.
- Присаживайся, Илья, - вальяжно предложил Владимир Петрович, - не нервничай, ничего страшного не случится, никакого штурма не будет. Все идет нормально. Выпей лучше рюмочку.
Много раз я задавал себе вопрос: откуда у Лукина взялась такая уверенность? Он, несомненно, что-то знал. Позже я спрашивал его об этом и неоднократно. Владимир Петрович лишь хитро посмеивался.
Дальнейший ход событий хорошо известен. Примерно в двенадцать часов Янаев подписывает указ, объявляющий все действия и постановления Верховного Совета незаконными и не имеющими юридической силы.
К этому времени принципиальное решение о штурме Белого Дома уже принято, но конкретный план операции еще не готов. Лишь к шестнадцати часам группа генералов, под руководством командующего воздушно-десантными войсками Владислава Ачалова и главнокомандующего сухопутными войсками Валентина Варенникова, подготовила план штурма. По отзывам специалистов, все в нем было продуманно до мелочей, и будь этот план приведен в действие, с Верховным Советом России, Ельциным и демократами было бы покончено за пару часов.
Но штурм не состоялся. Почему?
Во всей истории "августовского путча" это самый темный вопрос. Одни утверждают, что военные отказались выполнять приказ, другие - что забастовала группа "Альфа", третьи ссылаются на общую политическую ситуацию и разногласия внутри ГКЧП.
Для меня в этой истории все стало ясно еще 22 августа, сразу после подавления "путча". В тот день Хасбулатов попросил меня отправиться в здание КГБ СССР в качестве представителя новой российской власти - своего рода комиссара - чтобы постоянно находиться рядом с Леонидом Шебаршиным, только что назначенным на место Крючкова исполнять обязанности председателя КГБ. Ни Ельцин, ни Хасбулатов ему не доверяли и ждали какого-нибудь подвоха с его стороны.
Леонид Владимирович - до этого момента начальник Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР, то есть внешней разведки страны - производил впечатление на редкость интеллигентного и воспитанного человека. Посланца Хасбулатова он встретил, не моргнув глазом. Провел в свой кабинет, угостил чаем.
То ли в силу политической неопределенности, то ли из-за моего присутствия, но практически никаких действий он не предпринимал, указаний не отдавал, лишь изредка знакомился с поступающими сообщениями.
Разговор у нас с ним получился интересный. Начали с погоды, перешли на политику, а, под конец, в тот самый момент, когда разбушевавшаяся толпа сносила на Лубянке памятник Дзержинскому, заговорили о последних событиях - крахе ГКЧП.
Выяснилось, что именно ему - Шебаршину - как начальнику ПГУ, подчинялись в дни путча пресловутая группа "Альфа" и ряд других спецподразделений КГБ.
- Этих сил, даже без привлечения армейских частей, было бы более чем достаточно, чтобы "закрыть" проблему Верховного Совета России, - разъяснил мне Шебаршин, - кроме того, скажу Вам по секрету: в нашем распоряжении имеются новейшие образцы химического психотропного оружия. Немного газа, абсолютно безвредного для здоровья, и все защитники Белого Дома спят сном праведников. Подходи, вяжи, вывози...
Надо полагать, Шебаршин имел в виду именно тот газ, который впоследствии использовался при штурме "Норд-Оста". Только вот что касается безвредности этого оружия, Шебаршин, мягко говоря, ошибался.
- Так почему же штурм не состоялся? - задал я вопрос в лоб, - говорят "Альфа" отказалась?
Леонид Владимирович взглянул на меня как на малое дитя:
- В нашей структуре приказы не обсуждаются, а выполняются. Я не могу себе представить офицера спецподразделения КГБ, который отказывается выполнять боевой приказ. Это немыслимо!
- Так в чем же дело?
- Не было приказа.
- Как это не было?! Всем известно, что существовал план штурма, было назначено время "Ч" - 3 часа утра 21 августа, расписана дислокация подразделений...
- Все это лирика, - мягко прервал меня Шебаршин. - По группе "Альфа" и ряду других спецподразделений была объявлена готовность номер один. Но приказа на проведение боевой операции не поступало. Существует определенный порядок применения спецподразделений КГБ: приказ на боевую операцию поступает в письменном виде, за подписью председателя КГБ СССР через каналы фельдъегерской связи. А в данном случае, я услышал лишь устное пожелание Крючкова выдвинуть силы на исходные позиции. В устной же форме передал его по инстанциям. Командир "Альфы", как и положено, запросил письменный приказ. Ему было отказано. Никто не решился взять на себя ответственность.
- А если бы такой приказ поступил? - дожимал я собеседника. - Вы бы его выполнили?
- Без колебаний!
И все-таки некие неуклюжие попытки силового разрешения кризиса ГКЧП предпринимал. В ночь на 21 августа, выполняя указания Язова, колонна Таманской дивизии начала выдвигаться к Белому Дому. На выезде из тоннеля под Новоарбатским мостом, в районе Садового кольца, демонстранты попытались ее остановить. Проезд был заблокирован сдвинутыми троллейбусами. В боевые машины пехоты полетели бутылки с зажигательной смесью. Несколько военнослужащих получили ранения. Шесть машин, все-таки, прорвались через баррикады. Седьмая - завязла. На броню вскочила группа молодых людей, попыталась набросить брезент на приборы наблюдения. Горящая боевая машина начала крутиться на месте. В результате трое парней погибли. Движение колонны было остановлено.
В этом инциденте пострадал и один из наших депутатов - Олег Румянцев. Он тоже вскочил на броню БМП и провалился в открытый люк, выбив себе при этом зубы.
Насколько мне известно, больше никто из депутатов Верховного Совета в ходе "августовского путча" не пострадал.
В пять часов утра 21 августа командующий Московским военным округом генерал Николай Калинин отдает приказ о выводе войск из Москвы, одновременно останавливаются двигавшиеся к столице дивизии КГБ.
Дальнейшее развитие событий с трудом поддается рациональному объяснению. Вместо того, чтобы попытаться взять ситуацию в Москве под свой контроль (а это было еще возможно - силовые структуры продолжали подчиняться ГКЧП) Крючков, Язов, Бакланов и Тизяков вылетают самолетом в Форос для встречи с Горбачевым. Михаил Сергеевич, разумеется, отказывается их принять.
В тот же день в Форос вылетает другой самолет, на борту которого Силаев, Бакатин, Руцкой, Примаков и группа народных депутатов РСФСР. Они летят "освобождать" Горбачева.
Правда, освобождать Михаила Сергеевича им не пришлось.
По словам Александра Руцкого, подъезжая к президентской даче, он готовился вступить в бой с теми, кто содержал Горбачева под стражей. Однако, никаких вооруженных людей, кроме постоянно находившейся с президентом личной охраны, он не обнаружил.
По рассказам местных жителей, и они во все время "путча" не замечали вокруг Фороса никаких войск - все было как обычно, во время отдыха Горбачева в Крыму.
Тем не менее, президент СССР торжественно "освободили" и 22 августа самолетом доставили в Москву.
В тот же день члены ГКЧП были арестованы.
"Августовский путч" закончился полной победой Ельцина.
Но мне до сих пор не дает покоя вопрос: а может быть все так и задумывалось?
Помните, у Горького: "А был ли мальчик"?
Илья Константинов
15,09,2008
www.nasledie.ru
Док. 489952
Опублик.: 15.09.08
Число обращений: 95
Константинов Илья Владиславович
|
|
|
