"Вести образования" в августе 2007 года опубликовали "Примерное соглашение о сотрудничестве органа управления образованием субъекта Российской Федерации и централизованной религиозной организации *** епархии Русской православной церкви".
Предполагается, что этот долгожданный документ наконец разрядит напряженность, возникшую вокруг экспериментов, связанных с преподаванием "Основ православной культуры" в государственных школах. Договор презентован директором Департамента государственной политики в области образования Минобрнауки РФ Исааком Калиной. В церковных СМИ о нем пока ничего не сообщалось, а в педагогических СМИ ничего не говорится о том, кто принимал разрабатывал и подписывал этот договор со стороны Московского патриархата.
В документе много добрых слов в адрес православной культуры. Но практически все они просто взяты из преамбулы к "Закону о свободе совести". По сути же вчитывание в этот договор создает ощущение полной капитуляции церковной стороны в переговорах о введении в школах "Основ православной культуры".
Так, в документе трижды подчеркивается, что "ОПК" могут вестись только на основе добровольности и свободы выбора при соблюдении законных интересов и прав других религиозных организаций и нерелигиозной части общества.
Это естественная по нашим временам оговорка воспринимается как ритуальный оборот. Но в данном случае именно она оказывается не то палкой в колесе, не то пятым колесом в телеге.
Дело в том, что такая оговорка в правовом отношении уравнивает две вполне различные вещи - собственно религиозное обучение и культурологический разговор. Если Министерство считает ОПК религиозным предметом, то такой Договор бессмыслен, ибо порядок религиозного обучения в светской школе достаточно четко прописан в "Законе о свободе совести" (1997 г.). И этот порядок как раз и говорит о добровольности.
Если же речь идет о преподавании культурологического предмета "Основы православной культуры", то зачем тут соглашение между Министерством и кем-то. Это все равно, что заключать соглашение между министерством образования и Великобританией о том, как преподавать Шекспира в российских школах. Школа России сама вправе решать, какие произведения английского классика и с какими комментариями включать в свои программы.
Если "ОПК" есть именно культурология, светски исследуемая и преподаваемая, то это вполне светская дисциплина, и потому министерство вполне вправе самостоятельно определиться с тем, как этот предмет будет вестись в школах и лишь по доброй воле министерство может на это светское поле пригласить специалистов из Церкви. Но тогда совсем странно, почему знакомство с важнейшим пластом российской культуры должен осуществляться родительским референдумом. Может, так же будем выбирать между изучением Есенина и Маяковского?
Кроме того, отождествление правовых рамок преподавания ОПК и Закона Божия означает бессмысленность работы с ОПК именно с церковной точки зрения. Заявлений о желательности преподавания ОПК можно ожидать от уже церковных семей. Но с этими детьми мы и так можем встретиться и в наших воскресных школах и в обычных школах в рамках уроков по Закону Божию.
Замысел ОПК предполагал найти возможность обратиться с рассказом о мире православия к детям из нецерковных семей. Для этого Церковь была готова пойти на серьезнейшую революцию в своей педагогике: отказаться от прямой проповеди и освоить новый для нее язык светской культурологии.
Для того, чтобы это сделать, необходим был бы новый язык и новый метод - метод светского разговора, анализа, метод экскурсии в чужой мир. Говоря конкретно - это метод "о-странения", разговор о привычном для себя как бы со стороны. Не "Господь говорит нам" верим", а "православные христиане придают этому месту Библии такой-то смысл".
Стоит отметить, что такой подход в собственно церковной перспективе означает и определенную профанацию. По слову Марины Цветаевой - "Грех - над церковкой златоглавою кружить - и не молиться в ней!". Но именно молитвы и призывов к молитве не будет на уроках ОПК (в отличие от уроков по Закону Божию). И разговор тут должен будет вестись не о Боге, а о человеке, верящим в Бога, о смыслах, которыми его вера наполняет его жизнь.
Теперь же Церкви предлагается пойти на эту трудность ради обращения к уже и так нашей аудитории, с которой церковным педагогам легче общаться через обычный "Закон Божий".
Назначение ОПК можно понять из сопоставления с проблемами новосёлов. Вот человек въехал в квартиру, новую для него, но уже имеющую свою историю. Изначальные хозяева не оставили ему схему разводки электролиний и других коммуникаций по стенам и полам. Соответственно, каждый гвоздь, вбиваемый наугад в стену, может напороться на электропровод и привести к смертельно опасному замыканию.
"Новоселы" - это дети наших новых соотечественников. Старая квартира - Россия. Электропроводка - это внутренние и сокровенные нервы, скрытые силовые линии, определяющие код русской культуры. Чтобы не было столкновений, чтобы русский народ не ощущал себя и свои святыни угрожаемыми со стороны миграционных потоков, важно помочь гастарбайтеров сориентироваться на местности.
"Основы православной культуры" должен быть обязательным курсом именно для того, чтобы облегчить неправославным детям вживание в нашу общероссийскую культуру. Должно быть не обращение в православие, а рассказ о внутренней логике мира православного человека.
Поэтому такие уроки вполне могут быть обязательными, не предполагающими деление учеников по национально-религиозному признаку.
Правовое же уравнивание уроков по культурологии православия с собственно религиозными уроками означает, что Церковь не сможет выйти из своего гетто, и светские дети так и останутся заложниками телеразвлечений.
Действия Министерства логичны и законны: оно защищает светский характер государственного образования и не допускает появление религиозного предмета в качестве обязательного. Но верно ли Министерство квалифицировало ОПК как именно религиозный предмет? И если это ошибка - то это ошибка только Министерства, или же это еще ошибка и церковных переговорщиков и разработчиков этого предмета? Если Министерство при разговоре об "основах православной культуры" не различает религиозное образование от культурологического - его это вина или следствие лукавства тех представителей Церкви, которые вели переговоры с Министерством?
Предположим, что некая школа работает в месте, куда приехала компактная группа беженцев-армян. Руководство школы решило, что всем детям полезно приобрести хотя бы самые начальные представления о трагической истории армянского народа и о его великой культуре, и потому из резерва т.н. "школьного компонента" выделило несколько часов на ознакомление школьников с армянской культурой.
И что - тоже нужно для этого собирать подписи русских родителей и на то же самое время назначать альтернативные уроки по истории Турции?
Кстати - а собирали ли подписи родителей в школах России, когда в обязательном порядке вводили в них уроки о еврейской Катастрофе (Холокосте)? И велись ли при этом "альтернативные" уроки в соседних классах о Катастрофе Русской или об украинском голодоморе?
Предположим теперь, что в другой школе литераторы оказались единодушны в своей любви к Есенину. Школа эта находится в Рязани, и они решили за счет "регионального компонента" увеличить число уроков, посвященных жизни и творчеству Есенина. На этих уроках они поясняют детям церковнославянизмы, которые встречаются в стихах Есенина, разъясняют те его строки, которые непонятны для человека, незнакомого с жизнью и молитвами Русской Церкви.
Вопрос: с кем эти учительницы должны заключать типовой договор? Должны ли они эти дополнительные культурологические уроки оформить через родительский референдум? Должны ли они в эти же часы вести альтернативные уроки по тувинскому эпосу ("с учетом интересов представителей других религиозных организаций")?
Есть ли вообще какие-то приказы и договоры Министерства, регламентирующие ведение в школах культурологических дисциплин? Если есть - то в этих приказах введение культурологических уроков ограничено столь же жестко, как и ознакомление с православной культурой?
Или какие-то части культуры можно изучать, не спрашивая согласия родителей, а есть такие (наверно, постыдные) части нашей культуры, о которых открыто и спокойно говорить нельзя? Требуется ли собрать родительское собрание при переходе от изучения Пушкина к изучению Гоголя? Можно ли без протокола родительского собрания рассказать о Владимире Соловьеве? А об отце Павле Флоренском?
Разве нужны референдумы для открытия лицея французской культуры? Почему, если такая школа уже открыта, в ней не вводятся альтернативные уроки: или французский, или футбол? Почему в этой школе не проводятся референдумы и ученикам не предоставляется право голосованием перепрофилировать школу из культурологической в спортивную?
Министерство само подталкивает к перерождению культурологических уроков в религиозные. Ведь если "Посещение занятий по предмету "Основы православной культуры" является добровольным", то для удержания детской аудитории на дополнительном и необязательном седьмом уроке преподаватель должен говорить максимально ярко, эмоционально, личностно. То есть - воспитывать, вести проповедь, а не отстраненно-объективистски знакомить.
Так сможет ли Министерство отнестись к православной культуре как именно к культуре и переступить через двойные стандарты, отделяющие изучение других культур от изучения культуры православной? Министерство само грешит тем, в чем пресса подозревает преподавателей ОПК: в его собственных очах в словосочетании "православная культура" первое слово совершенно затмевает второе. Так пусть же оно само перенесет акцент на "культуру" - и затем будет то же самое требовать от преподавателей.
Породило ли православие свою культуру? - Да. Эта культура достойна изучения? - Да. Эта культура несет с собой добрые импульсы? - Да. Эта культура значима для понимания истории России и просто для жизни в ней? - Тоже да. Ну, значит, и к православной культуре относится статья 14 из Закона "Об образовании", гласящая, что "содержание образования должно обеспечивать интеграцию личности в систему мировой и национальной культур".
Церковь не требует, чтобы эта "интеграция" совершалась в каждой российской школе. Но хотя бы часть государственных школ России должна же работать на ту цель, которую Закон ставит перед всей национальной системой образования?
Еще два акцента в опубликованном и рекомендованном Министерством проекте договора вызывают недоумение.
Во-первых, в нем присутствует не-правовое понятие - "интересы". Мол, преподавание ОПК может вестись "только при соблюдении законных интересов и прав других религиозных организаций и нерелигиозной части общества". При этом об "интересах" Православной Церкви в тексте Договора нет ни слова.
Во-вторых, договор предполагает, что именно департаменты образования осуществляют социологические "замеры", по результатам которых и принимает решение о допущении ОПК в школы региона. Понятно, что от техники этих замеров, от формулировок вопросов, от того, какая аудитория кем и как будет опрашиваться, будут зависеть результаты. Истолкование результатов таких "замеров" также оставлено в ведении департаментов ("Департамент обеспечивает учет запроса граждан на изучение их детьми предметов по православной культуре... Обеспечивает в соответствии с учетом запроса граждан введение предметов по православной культуре на основе добровольности...").
Неясно также и то, каков же должен быть зафиксирован процент, чтобы предмет ОПК появился в той или иной школе. Акцент же на "добровольности" означает, что при любом проценте ни одна даже школа (не то что регион) не сможет ли хоть одна школа сделать ОПК обязательным для всех своих учеников за счет своего собственного резерва часов.
Опубликовано лишь "примерное соглашение". Это не Договор между Патриархией и Министерством и это не приказ Министерства. Это означает, что каждая отдельная епархия сможет самостоятельно определить, станет дли для нее такой договор тормозом и шагом назад от уже достигнутого уровня сотрудничества со школой, или же с учетом региональной специфики оно сможет оказаться прорывом.
