В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Абдусалам Гусейнов: Человек и его дело Назад
Абдусалам Гусейнов: Человек и его дело
В ближайший круг учеников, друзей, сотрудников Ивана Тимофеевича Фролова я никогда не входил. В то же время как человек, так или иначе причастный к московской философской среде второй половины столетия, я имел прямые или косвенные контакты с ним, а в последние годы, когда Иван Тимофеевич работал только в Академии наук, мог наблюдать его и общаться с ним достаточно часто. Мои впечатления - впечатления человека, имевшего дело с академиком И.Т.Фроловым всегда в связи с событиями философской и научной жизни и находившегося от него на дистанции официальной уважительности. Такая позиция имеет недостатки: она не позволяла разглядеть личность И.Т.Фролова в тонкостях и потому, к сожалению, я не могу обогатить материалы к его биографии неизвестными другим деталями. Но зато у нее есть и преимущества, позволившие мне наблюдать его в наиболее крупных, характерных, общественно-значимых чертах - тех самых чертах, в силу которых он в течение, по крайней мере, четверти века занимал лидирующее положение в отечественной философской жизни. Ведь недаром говориться: большое видится на расстоянии.

Первый раз И.Т.Фролова я увидел в роли помощника секретаря ЦК КПСС по идеологии на собрании партийного актива МГУ им. М.В. Ломоносова в 1965 г. Хотя сам я был одним из 2,5 тысяч участников актива, т.е. сугубо статистической величиной, а И.Т.Фролов самым приближенным к человеку, игравшему центральную роль в описываемом мероприятии, тем не менее его роль и место вызвали тогда у меня известное недоумение и даже смущение. В моей голове не укладывалось как доктор философских наук мог быть при ком-то, тем более при партийном работнике - в это время ЦК и его секретари в академической среде уже не пользовались большим уважением. (Замечу в скобках, в последнем "Всемирном биографическом энциклопедическом словаре" за 1998 год имя академика И.Т.Фролова есть, а имя того партийного секретаря, чьим помощником он был, отсутствует - так что ответ на вопрос о том, кто при ком находится, получает с течением времени может сильно меняться).

Однажды в начале 70-х годов мой коллега и товарищ А.Я.Ильин, сам доктор философских наук, профессор, заведующий центральной тогда на философском факультете кафедрой диалектического материализма в откровенном разговоре сказал мне, что он в философии ориентируется на Ивана Фролова. Речь шла не только о практических позициях, принадлежности к какому-то "лагерю", а прежде всего об общей ориентации в философской жизни, включая также тематические, исследовательские приоритеты. Надо было знать А.Я.Ильина - человека широкой образованности, тонкой европейской культуры, острого до циничности ума, изысканных вкусов, чтобы понять: так просто он не стал бы никому доверяться. На мое возражение: ведь тот, о ком он говорит, принадлежит не только философии, но и околопартийным карьерным кругам, Арчжил Якимович ответил в том духе, что если Иван считает нужным так поступать, значит это правильно. Ты знаешь, добавил он, в нас культивируют профессорскую рассеянность и интеллигентское чистоплюйство, но это - часто всего лишь хитрость, чтобы держать нас подальше от власти и в подчинении у нее.

Таково было мое первое знакомство с Иваном Тимофеевичем Фроловым, настроившим меня на внимательное и серьезное отношение к этому имени. Сейчас, стремясь соединить разрозненные впечатления о нем в цельный образ, я ловлю себя на мысли, что при моей очень слабой и, может быть, именно поэтому спасительно выборочной памяти, я очень отчетливо помню все, что каким-то образом связывало меня с ним. В этих заметках я попробую суммировать свои личные впечатления и мнения об И.Т.Фролове, соотнося и проверяя их тем, что он сделал для развития отечественной философии.

Почти все, кто имел дело с Иваном Тимофеевичем Фроловым, и высказывал свое мнение о нем, подчеркивают, что он был сильным человеком. Это верно. Я его тоже воспринимал таким. Однако очень важно определить природу, характер той силы, которой он был силен. Это была не просто сила витальности, игра чрезмерных страстей, хотя, как говорится, природа в его случае ничем не поскупилась. И не просто сила хитрости, способности социального самоутверждения, хотя, думаю, мало кому удавалось обвести его вокруг пальца. И не просто сила убежденности, духовной устремленности, хотя, вне всякого сомнения, - человек он был идейный. В Иване Тимофеевиче Фролове богато, равномерно, дополняя друг друга, были представлены и природное буйство, и практическое благоразумие, и духовная устремленность. Именно это сочетание было самым характерным и удивительным.

Существует клишированное представление, согласно которому русский характер отличается складом мечтательным, склонным к теоретизированию в отличие, например, от американского характера, которому свойственна акцентированная деловитость. Это во многом верно, свидетельством чего могут служить различия философских приоритетов русских, тяготеющих к религиозной философии, и американцев, национальной философией которых стал прагматизм. Однако в советский период российской истории наряду с колоссальным развитием техники, промышленности, радикальными хозяйственными и социальными преобразованиями произошел также качественный скачок в развитии человека. На протяжении нескольких поколений, в напряженнейшем и исключительно сложном труде, требовавшем колоссальной энергии и еще больше моральной самоотдачи, выковался человеческий тип, который сохранив традиционно русскую склонность к утопизму, созерцанию, мечтательности, получившую обильную пищу в социалистической идее, дополнил ее целеустремленностью, деловитостью, способностью умело ставить и решать практические проблемы. Пожалуй, наиболее зримо и полно этот тип воплотился в тех областях деятельности, где успех находился в прямой зависимости от научного взгляда и творческих решений, и где понимание сути процесса прямо совпадало с его организацией и технологией. Так появился совершенно особый культурный феномен и человеческий тип советских академиков 30-х - 50-х годов, которые, делая фундаментальные открытия, одновременно основывали свои институты и возглавляли крупные научно-технологические проекты и которые как управленцы, организаторы (менеджеры, как сказали бы сейчас) прославились не меньше, чем как исследователи. Достаточно назвать имена И.В.Курчатова, С.П.Королева, А.Н.Несмеянова. Академик И.Т.Фролов, - разумеется, с теми поправками, которые необходимо сделать с учетом специфики философского труда, - находится в этом ряду. В его деятельности соединялись широта взгляда, размах, перспектива с практической хваткой, продуманной целеустремленностью, созерцательность с волевым началом, благородство характера с твердой рукой.

В богатой людьми и событиями биографии И.Т.Фролова было, надо думать, много случаев, когда он давал выход тому или иному из отмеченных выше аспектов своей натуры, или когда оба они представали слитыми в едином действии. Я назову некоторые, быть может, не самые характерные, но те, о которых могу свидетельствовать не только я.

В 90-е годы в нашей философско-гуманитарной литературе и преподавании возникла мода на антропологическую проблематику и антропологические дисциплины. В ней, как и во всякой моде, было, много поверхностного, пустого, утрированного, даже карикатурного. В этой связи предпринимались попытки спровоцировать И.Т.Фролова выступить против односторонностей и искажений в трактовке человека, играя на том, что многие работы по данной тематике проходят мимо него и руководимого им института., написаны с иных позиций. И.Т.Фролов не только не пошел на такой внешне вполне благообразный ("защита истины от всякого околонаучного шарлатанства"), а по сути весьма сомнительный шаг. Он сделал нечто противоположное: поддержал антропологические штудии во всем их тематическом, содержательном и институциональном многообразии, со всеми свойственными им недостатками. Когда в Институте повышения квалификации при МГУ им. М.В.Ломоносова проводились многомесячные тематические курсы по проблемам философской и социальной антропологии, он принял в них участие наряду с десятками других специалистов. Комментируя свое участие в данном мероприятии (по-моему, это было на одном из заседаний президиума Философского общества), И.Т.Фролов как раз и выразился в том духе, что его хотели натравить на коллег. В данном случае обнаружилась широта кругозора и благородство характера И.Т.Фролова. Поза судьи, человека, который выступает от имени истины, науки, ему была глубоко чужда. Он был не просто терпим к другим мнениям, но у меня создалось впечатление, что он ценил само разномыслие. Кстати сказать, он скептически отнесся и к факту создания Президиумом РАН комиссии по борьбе с лженаукой.

С именем И.Т.Фролова связан ХIХ всемирный философский конгресс (в 1993 г.) - и решение о его проведении в Москве и в особенности само его проведение. Есть люди, которые знают все перипетии, связанные с подготовкой конгресса, намного лучше, чем я, и они, надо думать, в какой-то форме и когда-нибудь расскажут об этом. Я был знаком с этим процессом через заседания президиума Философского общества, который был основной организационной структурой, готовившей конгресс. Конгресс должен был состояться (и состоялся) в 1993 г. А в конце 1991 г. распалось прежнее государство, рухнула система власти. Возник вопрос, можно ли и стоит ли проводить конгресс в Москве. Международная федерация философских обществ, ответственная за всемирные философские конгрессы, заколебалась и была готова пересмотреть свое прежнее решение. От новых российских властей никакой финансовой или организационной помощи ждать не приходилось, а противодействие вполне было возможно. Что касается коллег по философскому цеху, то они в целом, были равнодушны. И, кажется, был только один человек, который твердо верил в возможность проведения конгресса в России, в Москве, несомненно, хотел и твердо добивался этого - И.Т.Фролов. Конечно, кто-то его поддерживал, кто-то помогал. Но именно: поддерживал и помогал. Держалось же все на И.Т.Фролове, при том до такой степени, что можно сказать: без него в Москве бы конгресса не было. Это - наглядный пример того, как волевой человек идет против обстоятельств и сам становится решающим обстоятельством. В истории с конгрессом ярко проявились незаурядные волевые качества, организационный талант, деловая хватка И.Т.Фролова.

Личность И.Т.Фролова наиболее полно, в единстве широких теоретических замыслов и практической целеустремленности реализовалась, на мой взгляд, в создании Института человека РАН. Институт этот был создан исключительно его усилиями и держался исключительно на его имени. Он до настоящего времени рассматривается многими как его прихоть, его иллюзия. Не касаясь самого института и желая ему всяческих успехов, я хотел бы отметить только тот момент, что он явился завершением, своего рода логически-организационной точкой большой, сознательно осуществлявшейся на протяжении многих десятилетий философско-научной программы академика И.Т.Фролова.

Однажды в публичном разговоре (кажется, это было на "круглом столе" "Вопросов философии", посвященном преподаванию философии, где, между прочим, И.Т.Фролов говорил о том, что философия есть царская наука и не обязательно ее навязывать всем), касаясь возможного (так, к сожалению, и не доведенного им до конца) второго издания учебника "Введение в философию" (одного из самых замечательных его проектов), И.Т.Фролов сказал приблизительно так: "Это будет не учебник философии вообще, а учебник новой гуманистической философии, нашей философии". Тогда, честно признаться, это утверждение смутило меня. Мне показалось, что он говорит о себе лично. "Неужели, - подумал я, - он претендует на свою особую философию?!". Позже, еще раз мысленно вернувшись к мысли И.Т.Фролова, я понял, что он имеет ввиду не только себя лично, но всю отечественную философию как она сложилась в 60-80-ые годы и в лучших своих достижениях резюмирована во "Введении в философию". Но и при таком уточнении, думалось мне, вряд ли наша философия обладает той концептуальной цельностью и системностью, которые оправдывают создание специального учебника. Сейчас я уже не так уверен в своих сомнениях и больше склонен находить в утверждении И.Т.Фролова непонятый мной смысл. Во всяком случае, чем больше я знакомлюсь с состоянием и тенденциями философской мысли у нас в стране и в мире, тем больше я начинаю ценить достижения советской философии 60-80-х годов, и даже не вообще достижения, а ее направленность, основной гуманистический вектор развития - вектор, в выработке которого исключительная роль принадлежала И.Т.Фролову.

Уже многими отмечался тот факт, что в 60-е годы творческие, философские одаренные специалисты уходили в наиболее далекие от прямого идеологического контроля области философского знания: логику, историю философии и философию естествознания. И.Т.Фролов занимался философией биологии и очень успешно, его научная работа в этой области во многом способствовала реабилитации отечественной философии за лысенковские грехи в естествознании. Однако, высоко ценя то, чем он занимался, и вплоть до самого последнего времени возглавляя в рамках Академии наук Научный Совет по философским и социальным проблемам науки и техники, И.Т.Фролов быстро осознал сциентистскую опасность для философии и для современной культуры в целом. И он как в своих научных занятиях, так и в общественной деятельности в качестве человека (гл. редактора "Вопросов философии", член АН СССР и т.д.), оказывающего влияние на тематику и характер философских исследований, сделал два существенных поворота. Во-первых, он занялся глобальными проблемами (опасностями) современности, осмысление которых требовало, с одной стороны, в рамках науки выхода за традиционно сложившиеся узко дисциплинарные рамки исследования, а с другой стороны, рассмотрения самой науки в более широком историческом и культурном контексте. Во-вторых, он непосредственно занялся этической проблематикой, придав последней современный вид и вернув подобающий ей первостепенный статус в рамках философии. В рамках этики он опирался на традиции русской нравственной философии, акцентировав внимание, прежде всего на проблеме смысла жизни. Он тем самым подчеркивал, что этика может покончить со своим отведенным ей философией ХХ века периферийным существованием только в качестве действенного жизнеучения. Одновременно он проявил чуткость к новым веяниям в этике и моральной жизни общества, связанным с прикладной этикой, прежде всего с этикой науки и биоэтикой.

Оба шага, сделанных И.Т.Фроловым, разворачивали философию в гуманистическом направлении, ориентировали на человека как ее преимущественный предмет. Разумеется, то, что делал И.Т.Фролов и плеяда поддержавших его специалистов по философии науки, не исчерпывала новые гуманистически ориентированные импульсы, которые испытывала отечественная философия в те годы. Здесь можно назвать еще дискуссию о ценностях, интерес к философии экзистенциализма, деятельностный подход к общественному бытию и многое другое. Однако, большинство из этих импульсов были в той или иной степени основаны на заимствованиях (из западной философии, из других областей знания). Деятельность И.Т.Фролова имела одну особенность и, на мой взгляд, преимущество, состоящие в том, что он разворачивал в новую сторону саму советскую философию, строил, опираясь на лучшие ее достижения. И в этом смысле он был самобытен.

В многогранной жизни И.Т.Фролова главным, по-видимому, было то, что он сам назвал новой гуманистической философией. Именно эта большая цель, которую он воспринимал как личное дело и в качестве одного из воплощений которой он мыслил Институт человека, придавала цельность его натуре.


http://www.guseinov.ru/publ/chelov.html

Академик Иван Тимофеевич Фролов. М.: Наука, 2001


Док. 482847
Перв. публик.: 21.03.01
Последн. ред.: 29.08.08
Число обращений: 291

  • Гусейнов Абдусалам Абдулкеримович

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``