Россию ждет новое испытание, и оно будет более продолжительным, чем миротворческая операция в Южной Осетии. Я имею в виду информационную войну. Уже ясно, что с окончанием боевых действий информационный обстрел российских позиций не закончится. По-настоящему он только начинается. И выдержать этот обстрел будет непросто. Прежде всего потому, что Запад находится во власти устойчивых, стереотипных представлений о политике России в отношении Грузии. Насколько эти представления отражают реальность, в какой мере являются заблуждением, а в какой соответствуют истинному положению дел, можно спорить. Но то, что в мировом общественном мнении Россия выглядит недругом Грузии, - это факт.
Стереотипному восприятию происходящего в той же Южной Осетии или Абхазии невольно способствует и тщательная дозированность российских информсообщений о ситуации там. К тому же на информационном поле Россия ведет бои скорее оборонительные, нежели наступательные. Так было и на этот раз. Во всяком случае - поначалу. Все необходимые слова о том, что обстрел мирного населения есть грубейшее нарушение международного права и подпадает под действие международного суда, что усиление российского миротворческого контингента объясняется масштабами гуманитарной катастрофы и желанием предотвратить ее нарастание, что Россия направила армию в Южную Осетию, чтобы защитить своих граждан и в полном соответствии с выданным ей мандатом миротворца, что с юридической точки зрения действия России обоснованны и легитимны, - все эти слова прозвучали с опозданием. А в течение всей пятницы, 8 августа, в мировом телеэфире царил Саакашвили. Таким образом, Грузия получила фору в своей трактовке событий. Эта трактовка не всегда опиралась на факты. Но в российском освещении событий тоже случались передержки - например, не получившие подтверждения сообщения о том, что грузинские силовики добивают раненых мирных жителей. Не всегда вызывала доверие и информация, поступавшая из Генштаба. Его представители сперва опровергали факт российских бомбардировок Гори и Поти, потом признали, сообщив, что в этих населенных пунктах располагались стратегически важные грузинские военные объекты.
На мой взгляд, самым твердым плацдармом для отражения информационных атак стал в те дни для России зал заседаний Совбеза ООН. Российский постпред Виталий Чуркин проявлял чудеса дипломатического героизма, был находчив и темпераментен, блистал тонкой иронией. Весьма впечатляющей для мировой телеуадитории, думаю, стала его перепалка с американским постпредом. Ссылаясь на конфиденциальный разговор госсекретаря США Кондолизы Райс с российским министром иностранных дел Сергеем Лавровым, и предав огласке тот фрагмент беседы, в котором Лавров сказал: "Саакашвили должен уйти", - американский постпред патетически воскликнул: "Чего добивается российское правительство? Смены режима в Грузии? Это абсолютно недопустимо и уже выходит за рамки. Вы пытаетесь свергнуть демократически избранного президента, демократически избранное правительство?!" И был срезан иронической репликой своего российского коллеги: "Я обнадежен тем, что вы публично об этом говорите. Я полагаю, что эта идея вас заинтересовала, и вы готовы вынести ее на суд международной общественности".
Примечательная подробность: ведя информационную войну, Грузия и Россия нередко пользовались одним и тем же словарным боезапасом. Слово "агрессия" было в ходу у обеих сторон. Россия маркировала им действия Грузии против Южной Осетии, Грузия - действия России против своего государства. То же и со словом "геноцид". Высказанную в телефонном разговоре с Сергеем Лавровым просьбу Кондолизы Райс воздержаться от употребления этого слова Москва оставила без внимания. Тбилиси ответил тем же, назвав российскую миротворческую операцию "геноцидом грузинского народа".
И еще одно наблюдение. Язык войны, где, казалось бы, нет места недомолвкам и околичностям, Москва обогатила эвфемизмами: "гуманитарная интервенция", "принуждение к миру", "безвозвратные потери"... Многосложным, развернутым эвфемизмом стала и формулировка последнего из шести принципов урегулирования конфликта между Грузией и Южной Осетией. Фразу о начале международного обсуждения вопросов статуса Южной Осетии и Абхазии грузинское руководство сочло неприемлемой. Тогда записали: "Начать международное обсуждение путей прочного, устойчивого обеспечения безопасности Южной Осетии и Абхазии". Что это значит, разъяснил Сергей Лавров: "Конечно же, она (эта фраза. - В.В.) означает, что эти вопросы решать вне контекста статуса невозможно. Они должны рассматриваться именно в статусном ключе".
Эта война породила и лексическую новацию. На федеральных российских телеканалах названия южноосетинской и абхазской столиц отныне произносятся не иначе как "Цхинвал" и "Сухум". С присущими русскому языку падежными окончаниями. Взятием этой "высотки" Россия едва ли приблизит свою победу в информационной войне. Для победы требуется более основательный словарный боезапас, чем тот, что использовался с 8 по 12 августа. Предстоит ведь не менее, а, возможно, и более трудное - убедить мир в своей правоте.
