Буквально через несколько дней можем отметить важную, глубоко символическую дату: ровно двадцать лет назад были отменены так называемые "пайки" для высшей номенклатуры - "авоськи", говоря по-простонародному, "лечебное питание" если официально.
Народ, как всегда, ярок и точен, но официальная формулировка мне все-таки нравится еще больше.
"Лечились" они так. Ежемесячно платили в кассу семьдесят (тех еще, советских) рублей и получали крохотную книжечку с обложкой белого картона. На обложке ФИО счастливого владельца, печать (на печати слова: "для талонов") и ничего не говорящая подпись: Брюханов. Должность Брюханова не указана, был же он зав столовой лечебного питания - той самой, легендарной, на московской улице Грановского (имелось у нее еще два филиала: в "Доме на набережной" и в Большом Комсомольском переулке). В книжечке - собственно талоны, столь же с виду невыразительные - на сумму сто сорок рублей (то есть, в два раза большую, нежели заплатил из собственного кармана). Для сравнения: инженер получал сто двадцать в месяц, буфетчица в гостинице "Москва" семьдесят пять, корреспондент "Комсомольской правды" сто пятьдесят, врач-хирург высшей категории сто семьдесят, академик - пятьсот, член политбюро - тысячу сто. Кило докторской колбасы стоило тогда два тридцать, сливочного масла - три шестьдесят, буханка черного - шестнадцать копеек, поллитровая бутылка кефира - тридцать. Черная икра - сорок рублей за килограмм.
По идее, талонами полагалось расплачиваться за обеды в этой самой столовой на Грановского. но так, конечно же, практически никто не поступал. Потому что продукты можно было на отведенную сумму получать непосредственно сухим пайком и лечиться вместе с домашними. И в столовой всегда стояла небольшая, опрятная и нешумная очередь из тех, кто имеет право, люди неспешно между собой разговаривали, делились новостями, пока им заказы формировали. Сам я (сразу скажу во избежание недоразумений) ни разу там не был, ибо талонов не удостаивался, но за иными столами с полученными здесь продуктами, бывало, сиживал. Поверьте на слово: очень, очень качественными были эти продукты, а ассортимент исключительно разнообразен, характеризовать его можно словами: все, что душе угодно.
Что же до качества... В среде самих пользователей родилась замечательная байка о том, как разговаривают в очереди две дамы, и одна другой жалуется, что у маленькой дочки вчера весь день живот болел. "Может, городского чего поела?" - сочувственно спрашивает другая...
Кстати, примерно в это же время я писал материал о конфликте в коллективе Института питания АМН СССР, и вот жду, когда меня директор примет, хожу по коридору, стенд с соцобязательствами рассматриваю. И читаю соцобязательство: довести содержание мяса в вареной колбасе до 12-ти процентов... Тогда я и понял, почему мой кот есть эту колбасу категорически отказывается...
Городского в столовой на Грановского не держали. Колбаса была - из мяса, сосиски - из мяса. И вообще они - были. Колбаса, сосиски, сыр, рыбка деликатесная... Вот только алкоголя и сигарет не допускалось...
Для сравнения. Тогда же, летом 88-го, был подписан "в свет" знаменитый сборник "Иного не дано" объединивший самые звонкие имена перестроечной публицистики - от академика Сахарова до политолога Миграняна. В этом сборнике есть статья Леонида Баткина, в которой он в том числе пишет: "Heдавно встретился со знакомыми свердловчанами, мне показали бледножелтые талончики продовольственных карточек. В каждом подъезде есть уполномоченный, который их раздает. На семью восемьсот граммов вареной колбасы ежемесячно. Кажется, четыреста граммов сливочного масла. И два килограмма мяса в год - к майским и октябрьским праздникам. По воскресеньям подчас исчезают даже лапша и крупа: скупают деревенские..." Эка, удивил!.. В командировке в Волгограде я видел, как очереди за молоком занимали с пол-шестого утра, а сам всю неделю питался исключительно простоквашей "Снежок", так как ничего другого в буфете гостиницы "Юность" не продавали... В Москве, конечно, было получше - с лапшой и крупами - но за колбасой (той, которую мой кот не ел) да и за молоком тем же постоять тоже приходилось...
На Грановского перебоев, как правило, ни с чем не бывало. И совершенно понятно, что одно это, само по себе, вполне могло вызвать революцию, если бы стало известным широким массам.
Но из кого же формировались кадры этих счастливчиков? Самая высшая партийная номенклатура, руководители министерств, ведомств, центральных изданий, старые большевики... В семье исключенного из партии Молотова, например, паек получала только его жена, персональная пенсионерка Жемчужина, но хватало всей семье.
И вот - отменили.
Тихо, без фанфар. Поставили, так сказать, точку.
Правда, и после этого я что-то не слышал о голодных обмороках среди высшего руководства страны и в очередях городских магазинов этих людей тоже не видел.
Но в этом ли дело?
Егор Кузьмич Лигачев, давая отпор клеветникам и злопыхателям, постоянно подчеркивал, что у коммунистов есть лишь одна привилегия: работать двадцать четыре часа в сутки. Но прошел всего год год, и на Первом съезде народных депутатов, борьба с этими самыми привилегиями приобрела такую остроту, что была даже создана специальная комиссия, Примаков выступал с революционным предложением пересадить начальников с черных "волг", на "волги" другого цвета (чтобы, значит, людей меньше раздражать). Тогда же, мой друг, депутат Щекочихин, разоблачил маршала Ахромеева по факту покупки Ахромеевым четырех, кажется, холодильников за сугубо символическую плату и приватизации (столь же дешево ему обошедшейся) государственной дачи вместе с казенной же мебелью (еще через два года по телевидению проскочил сюжет об этой даче и выяснилось, что маршал когда-то не врал: дача, и правда, находилась в полуразваленном состоянии, мебель убогая, а семья - большая). А всеобщий аллерген молодой ленинградский депутат Болдырев уже замахивался на святое, публично, с трибуны заявлял, что депутатский корпус снова покупается распределяемым между депутатами дефицитом, что, правда, вызвало всеобщее возмущение и на скамьях консерваторов, и на скамьях демократов, а Анатолий Иванович Лукьянов даже обвинил обличителя в попытке сорвать работу Верховного Совета.
Слава Богу, мы знаем, что с привилегиями было уже тогда покончено раз и навсегда, что новая демократическая власть ни разу не унизила ни себя, ни демократию чем-то недостойным (разве что спикер Хасбулатов вселился в квартиру построенную когда-то для Брежнева общей площадью - страшно вымолвить! - почти четыреста квадратных метров; но Хасбулатова за это дружно осудили). И завершившаяся двадцать лет назад история пайков для начальства голодной страны, интересна лишь именно как факт далекого и избытого прошлого.
Поэтому закончу еще одной цитатой - из книги первого президента России Бориса Николаевича Ельцина, которую он продиктовал, когда еще отнюдь не был президентом. Книга называлась "Исповедь на заданную тему".
"Пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, не могу мчать на машине, минуя светофоры и шарахающиеся автомобили, не могу глотать импортные суперлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка... Потому что стыдно".
Как хорошо писал Борис Николаевич! Даже и комментировать нечего.
Очень хорошо, что сегодняшней нашей власти стыдиться в этом смысле абсолютно нечего.
12.08.2008
http://www.ruj.ru/authors/gut/080812-1.htm
Док. 476386
Перв. публик.: 12.08.08
Последн. ред.: 14.08.08
Число обращений: 49
Гутионтов Павел Семенович
|
