Двадцатое февраля 1988 года для нас - не календарная дата начала Карабахского движения, не народное цунами, а явление, набат. И вот уж двадцать лет для нынешнего поколения это - праздник, начало начал, исток, хотя у него была своя долгая и многотрудная предыстория - предтеча Движения.
Еще задолго до февраля 1988 года я писал в дневнике: "Мне довелось видеть истоки многих великих рек. У озера Селигер я видел родничок, в котором, как в живой клетке, заложен генетический код Волги. Перепрыгивал через ниточку-ручеек, который постепенно перерастал в широкий и могучий Днепр. И всякий раз задумывался над некоей божественной важностью начала любого Движения. . . ". И вот, заглядывая в свои тогдашние дневниковые записи, вспоминаю о том, как все это было и когда началось. Вспоминаю саму летопись нескончаемой борьбы, которую мы назвали Движением.
Древние говорили, что Движение - это жизнь. Все - производное от Движения. Даже само Время - не только философская категория, но и движение, которое имеет лишь одно измерение: от прошлого к будущему. Борьба за свободу - то же движение. Отсюда и Карабахское движение, которое началось задолго до 20 февраля 1988 года. Может, оно началось в тот день, когда азербайджанские вандалы бульдозером смели в селе Бананц Дашкесанского района памятник своим землякам войнам-армянам, погибшим в Великой Отечественной? А может, когда топором по голове прямо в борозде вспаханного поля убили восьмидесятилетнего пахаря и убийца остался безнаказанным? А может, в тот день, когда "учитель"-азербайджанец из села Карадаглу с сообщниками 8-летнему армянскому мальчику вбили в голову гвозди и выкололи глаза? А может, когда шестеро насильников из Агдама надругались над 16-летней армянской девушкой и бросили ее тело на Вечный огонь Мемориала в памяти жертв Геноцида армян и погибших на войне? Увы, было слишком много поводов и причин для начала Карабахского движения.
И все-таки началом начал, я думаю, были письма к общественности и руководству страны деятелей культуры и искусства, статьи и книги писателей, поэтов и публицистов, которые, выражая почтение высокому адресату, пытались раскрыть суть дискриминации армян в Нагорном Карабахе и Нахиджеване, в Баку и Гардманке. Сегодня с высоты времени, вглядываясь в глубь Движения, кто-то из нас считает авторов этих писем наивными людьми. Я бы посоветовал не торопиться с выводами: речь о времени, когда даже подпись под таким письмом, требовала мужества не меньше, чем заслонить амбразуру грудью.
Еще в середине шестидесятых годов при Алиеве-старшем, возглавлявшем тогда комитет госбезопасности, начались беспрецедентные репрессии против арцахской интеллигенции. Легендарная группа Баграта Улубабяна, проводившая в области огромную работу, организовала сбор подписей десятков тысяч арцахцев под требованием воссоединения исторической армянской области с Армянской ССР. И вся группа из тринадцати человек подверглась репрессиям. Многих выдворили из родных очагов, такими зловещими акциями только обостряя ситуацию и подливая масло в факел Карабахского движения. Годы спустя на одном из заседаний милли меджлиса депутат от Нахиджевана Гейдар Алиев открыто признался, что ему помешали претворить в жизнь план ликвидации армянства в Карабахе и план фактического упразднения армянского автономного образования, как это уже происходило в Нахиджеване.
Справедливости ради надо сказать, что он напрасно скромничал: принимаемые меры по реализации смертоносных для Арцаха замыслов были весьма эффективны. Начал с назначения во главе Арцаха своего выкормыша Б. Кеворкова, который на первом же так называемом идеологическом пленуме обкома партии, выполняя инструкцию шефа, взялся за избиение интеллигенции. Достаточно вспомнить изгнание из Арцаха собственного корреспондента газеты "Советакан Карабах" Яши Бабаляна - только за то, что тот в кругу коллег прочитал стихотворение Арамаиса Саакяна, полное "идеологического криминала": поэт недоумевал из-за того, что человечество уже увидело обратную сторону луны, а вот ему все не удается взглянуть на библейскую гору с другой стороны.
Тысячи писем мы разослали по белу свету. Реакция на этот, как писали зарубежные газеты, "идиотизм" и "абсурд" была столь бурной и действенной, что в Баку перепугались. Стало известно, что советские посольства в странах, где есть большие армянские колонии, информировали руководство МИД СССР об опасности подобного рода абсурдов, которые могут вызвать ответную цепную реакцию.
В 1977 году нам стало известно, что партийный лидер Баку по своим каналам упорно рекомендует подготовить для публикации в журнале "Проблемы мира и социализма" материал об Арцахе. Журнал этот был теоретическим и информационным изданием коммунистических рабочих партий планеты, печатался на 32 языках в 145 странах на деньги КПСС. Алиев хорошо расчитал: достаточно опубликовать в нем нужный ему материал о "месте Карабаха", как в общественном мнении надолго закрепится "логика" вхождения автономной области в Азербайджан. Главное, считал Алиев, чтобы материал подготовили независимые журналисты из разных стран. Интервью даст, конечно же, не кто-нибудь, а армянин - все тот же Кеворков.
Вскоре в шестой книжке журнала была опубликована беседа иностранных журналистов С. Митра и А. Хаба с первым секретарем карабахского обкома партии. На вопрос "Почему Нагорный Карабах находится в составе Азербайджана, а не в Армении, от которой он отделен лишь узкой полоской земли?" Алиев ответил устами Кеворкова: "Область отделена от Армении высокими горами. Карабах расцвел в Азербайджане и только националисты могут сказать: "Пусть я буду жить плохо, но буду связан с Арменией". И особо подчеркнул заказную фразу: "Армянский народ Нагорного Карабаха обрел государственность в составе Азербайджана и выбрал эту долю добровольно". Публикация была нашпигована нелепыми примерами, якобы подтверждающими братство армян и азербайджанцев. И заголовок беседы тоже придумали в духе тех времен: "Мы видели братство наций".
Как только журнал попал нам в руки, было решено оперативно отреагировать, причем по возможности громко. Нашли традиционную форму: открытое письмо Брежневу, который уже занял кресло Председателя Президиума Верховного Совета СССР, оставаясь, естественно, Генеральным секретарем ЦК КПСС. Имя Брежнева как бы олицетворяло уже саму державу СССР. Над письмом работали дома у Серо Ханзадяна. К тексту письма приложили аналитический комментарий.
Здесь я просто обязан сделать необходимое отступление. В разгар Гласности часто приходилось читать и слышать, как иные, с высоты своего времени, иронизировали над Чаренцем и Исаакяном, Ширазом и Капутикян и многими других за их, видите ли, сверхпочтительные письма или стихи, посвященные Сталину или другим вождям. Между тем и в этих случаях они думали, скорее, о родине, а не о себе. Старшее поколение хорошо знало, что не только судьба каждого из них висела на волоске, но и судьба каждой республики, а стало быть - каждого народа. К примеру, в новой (Сталинской) конституции, принятой 5 декабря 1936 года, сразу нескольким бывшим автономным образованиям был поднят статус.
Автономные области выросли в автономные республики, а автономные республики - в союзные. И это было сделано одним росчерком пера одного человека - Сталина. То есть от капельки чернил зависели судьбы народов. Достаточно было, скажем, армянам пойти против течения, как все тем же росчерком пера Армянскую ССР превратили бы в Армянскую АССР. Профессор МГУ Грант Епископосов писал в этой связи: "Сталин хорошо понимал: начертанная им карта Закавказья делает Армению уязвимой из-за отсутствия границы с РСФСР, что давало ему аргумент в руки для шантажа и провокаций против армян". Так что высокий слог у наших гениев и светлых умов, скорее, был проявлением не столько этикета, сколько вынужденной дипломатии. Правда, когда дома у Серо Ханзадяна работали над письмом, времена были иные. А стало быть, и стиль отношений и обращений был другим. И об этом хорошо знал Серо Ханзадян (и не только он - Сильва Капутикян, Баграт Удубабян, Рачия Ованесян, Джон Киракосян и многие другие): "Давай-ка утрем нос этим демагогам. Но для этого ты должен найти соответствующую цитату от самого адресата, от Брежнева". Нам нужно было ответить соответствующим образом на фарисейскую фразу Кеворкова: "Пусть буду жить плохо, но буду связан с Арменией".
И вот как ответил на эту фразу армянский писатель-фронтовик, член правления Союза писателей СССР, лауреат государственной премии Армении, депутат Верховного Совета, секретарь первичной партийной организации Союза писателей республики Серо Ханзадян: "А ведь фраза эта имеет отношение не просто к Армении, а к Советской Армении. И это говорится после того, как Вы, дорогой Леонид Ильич, отметив поистине расцвет Советской Армении, сказали: "Народ Советской Армении, коммунисты и беспартийные, рабочие, крестьяне и интеллигенция прекрасно сочетают дух патриотизма с другим, не менее ценным качеством советского человека - интернационализмом". Цитата эта не только обезоружила провокаторов, но и позволила заявить на весь мир о самом главном: "Армянский народ Нагорного Карабаха никогда добровольно не выбирал нынешней "доли", при которой он фактически оторван от родины. И подобная "доля", конечно, сама по себе - несправедливость, которая должна быть ликвидирована".
Письмо Серо Ханзадяна с аналитическим комментарием первой опубликовала в Бейруте рамкаварская газета "Зартонк". В течение одной только недели сентября 1977 года письмо было напечатано там же в дашнакцаканском "Аздаке", гнчакском "Арарате", социалистическом "Канче". Далее по цепной реакции "вопрос об истинном месте Арцаха" поднимался на всех пяти континентах, где имелись армянские колонии. А армянское отделение "Голоса Америки" на протяжении полугода чуть ли не ежедневно готовило специальные передачи с комментариями и откликами. Письма из зарубежных стран приходили в ЦК КПСС, в МИД СССР. Проблемой занимались в КГБ. Москва не давала покоя Карену Демирчяну и секретарю ЦК по идеологии Карлену Даллакяну. Надо признать, что оба они вели себя достойно.
Письмо Ханзадяна лишний раз показало, что эпистолярный жанр - оружие боевое, стратегическое. Под лежачий камень вода не течет. В Баку затихли надолго. Каждая подобная волна давала толчок к очередному началу Карабахского движения. В конце семидесятых - начале восьмидесятых в Ереване практически на всех плановых партийных собраниях коммунисты (да, да, именно коммунисты) поднимали вопрос Карабаха и Нахиджевана. К тому времени появились в разных учреждениях ксероксы, что позволяло распространять листовки тысячами экземпляров.
Большей частью листовки распространялись на русском языке. Их переводили на армянский только для того, чтобы пересылать в спюрк. Авторами были писатели, ученые, экономисты, ветераны войны, социологи, причем только из Армении, но и из Москвы, Ленинграда, Рязани, Ростова-на-Дону и многих других городов. Материалы несли не только информационную нагрузку, но и просветительскую.
Самым популярным термином во время Перестройки, наряду с "гласностью", "демократией", "ускорением", было слово "экология". Правда, задолго до апрельского пленума ЦК КПСС, провозгласившего 23 апреля 1985 года начало перестройки, в СССР довольно бурно обсуждали проблемы экологии. Но здесь появился новый элемент борьбы за сохранение внешней среды: митинги. Первые митинги в Советском Союзе состоялись в Армении. Они проводились сначала на партийных собраниях еще в 1986 году, а через год, летом и особенно осенью 1987 года, кто-то назовет Театральную площадь в Ереване лондонским Ай парком, где можно собраться и сказать все, что лежит у тебя на душе.
На душе у народа нашего лежали не только проблемы Севана и Еревана, о которых специально именно тогда много писали в центральной и местной печати, но и проблемы Нахиджевана и Карабаха. Здесь уже неоценимую роль сыграл Игорь Мурадян, который тщательно готовился к каждому экологическому митингу, завершавшемуся шествиями с плакатом, лозунгами и портретом Горбачева.
Именно в это время на территории Арцаха и Нахиджевана многочисленные активисты собирали подписи. На каждой машинописной странице сверху было написано "За присоединение Нахиджевана и Нагорного Карабаха к Армении", потом шли фамилия, имя, отчество, номер паспорта и подпись. Более восьмидесяти тысяч человек в Арцахе и Нахиджеване приняли участие в этом уникальном для советской действительности плебисците, считающемся бесспорной формой народного голосования. Один из самых плодовитых авторов политических листовок - Сурен Айвазян собрал все эти подписи в десять огромных томов в твердой обложке. Перед отправкой в Москву они были продемонстрированы на партийном собрании Союза писателей Армении.
Может быть, Карабахское движение началось с ханзандяновского письма? А может, с экологических и мурадяновских митингов? Может, с самого процесса сбора подписей целого народа? Может быть. Однако, по моему глубокому убеждению, Движение было всегда, начиная, пожалуй, с семнадцатого года. Возможно, с восемнадцатого, когда лидеры Дашнакской республики (название историческое, а не мое) приступили к строительству дороги Горис-Лачин-Шуши. Это как движение могучей реки, которая с каждой верстой становится все полноводнее и живительнее.
Мне кажется, надо говорить не об истоке этой реки, а о ее притоках. Разве не стало притоком письмо поистине мужественного человека, первого секретаря ЦК КП( б) Армении Григория Арутинова, адресованное Сталину в ноябре 1945 года, когда вождь всех времен и народов был после победы возведен, как Зевс, в ранг бога богов? Григорий Артемьевич очень даже хорошо знал, что именно Сталин пятого июля 1921 года самолично заставил членов Кавбюро ВКП( б) отменить ранее принятое решение и зажечь костер, который перерос в нескончаемый пожар. Арутинов не мог не знать, что, кроме всего прочего, он будет иметь дело с патологическими амбициями Сталина.
Письмо небольшое. Пять коротких абзацев. Приведу лишь один: "Вхождение Нагорно-Карабахской области в Армению дало бы возможность местным кадрам продолжить высшее образование на родном языке в вузах Армении. С другой стороны, Армянская ССР могла бы получить национальные кадры из Нагорно-Карабахской области, которые отличаются своей деловитостью и они в настоящее время, естественно, не могут быть полностью использованы в Азербайджане". Руководитель Армянской ССР завершает свое письмо логически выверенной мыслью о том, что "при положительном решении этого вопроса ЦК и Совнарком Армении войдут в Правительство с предложением о восстановлении бывшего центра - города Шуши, разрушенного перед установлением советской власти". (ПААФ, ф. 1, оп. 25, д. 42). Письмо было написано в ноябре 1945 года. Так что при желании можно и это время тоже обозначить как начало Карабахского движения.
Напомним, что тогда армянское население в Нагорном Карабахе составляло 137 тысяч человек. Общее же население - 157 тысяч. В оставшиеся 20 тысяч входили азербайджанцы, курды, русские, греки, евреи и другие.
Сталин отреагировал на письмо Арутинова исключительно по-сталински: дал распоряжение Азербайджану рассмотреть этот вопрос. А в Баку хорошо помнили, как в таких случаях решал вопрос четверть века назад их первый вождь Нариманов. Он написал Ленину и Сталину письмо, в котором говорилось об опасности угроз со стороны всего мусульманского мира. Правда, никто тогда не задавался вопросом: а что это за мусульманский мир такой? Речь-то шла всего лишь о Турции. Таким образом, Сталин в очередной раз "утопил" вопрос. А бедный Григорий Арутинов и не знал, что после этого в Азербайджане начали бурную деятельность под прикрытием лозунга "Да здравствует ленинско-сталинская национальная политика". По выражению Баграта Улубабяна, "работа велась по всей области с лисьими повадками".
Во всех деревнях устраивали собрания, на которых ораторы говорили о вековой дружбе. В то голодное и нищее время дорогостоящими подарками поощряли так называемые интернациональные свадьбы. Но самое страшное было в том, что вскоре потоками потекли в Карабах эмиссары, которые призывали карабахских строителей и разнорабочих поехать со своими семьями на "Великие стройки коммунизма" (Мингечаурская ГЭС, промышленный Сумгаит и другие). Мой дед, которого мои сверстники в Степанакерте называли дедушка Маркос, произнес в те дни фразу, которую я запомнил на всю жизнь: "Что же это делается? День и ночь вывозят из Карабаха женихов, словно мы мало их потеряли в минувшей войне". У самого дедушки Маркоса в Великой отечественной погибли три неженатых сына - Ашот, Арташес, Артавазд. Три капитана. Три невесты, не дождавшиеся своих возлюбленных, долго еще навещали родителей женихов.
Тогда в Карабахе, думаю, и во всей Армении, никто не знал, что в это время в Нахиджеванской автономной республике на глазах у наших бабушек и дедушек уже подчистую высыхали древние, как мир, армянские села. То же самое было уже в историческом армянском Гардманке. Пока крепко держались НКАО (или то, что осталось от исторического Арцаха) , Гюлистанский (Шаумянский) край и Геташенский подрайон. Держались - значит боролись. Значит, Движение жило. Карабахское движение. И все же все мы медленно, но верно, шли к тому дню, который должен был войти в нашу жизнь как рождение ребенка. Можно сказать, день этот мы видели как-то осязаемо. Знали, что он обязательно настанет.
С середины 1986 и весь 1987 годы в Москву без конца шли телеграммы и заказные письма. Авторы их уже не просили, а требовали решить вопрос Карабаха. Речь о тысячах и тысячах корреспонденций. Первого декабря 1987 года заведующий приемной ЦК КПСС А. Крынин принял армянскую делегацию с петицией. Это уже было нечто фантастическое. 4 января 1988 года Игорь Мурадян привез в Москву большую делегацию из НКАО. Мы вели с делегатами "инструктаж" в подпольной московской квартире. Делегацию принял первый заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР П. Л. Демичев и, что самое главное - заведующий новоиспеченного подотдела межнациональных отношений ЦК КПСС В. А. Михайлов, который через месяц в начале февраля принял еще одну делегацию из Арцаха. Эту же делегацию принял министр иностранных дел СССР А. А. Громыко. Все это заранее нужно было организовать. В это же время газеты спюрка регулярно печатают материалы о проблеме Арцаха. Особо выделялись в феврале рамкаварские газеты "Миррор Спектейтор" и "Пайкар", которые издавались в Бостоне.
11 февраля первый секретарь Карабахского обкома партии Б. Кеворков собирает работников аппарата и самонадеянно сообщает им, что из Баку пришла официальная информация, в которой подчеркивается: вопрос воссоединения НКАО с Арменией в ЦК КПСС не будет рассматриваться, в Кремле никто не принимает делегации из НКАО.
Москву не может не беспокоить накаляющаяся изо дня в день атмосфера не только в Арцахе и Армянской ССР, но и за рубежом. С 25 января по 20 февраля 1988 года в составе большой группы (более ста человек) писателей, ученых, артистов, кинематографов я находился в США. Делегацию возглавлял председатель Комитета защиты мира Генрих Боровик. Поездка осуществлялась в рамках уникальной программы "СССР-США - народная дипломатия". В ее состав входили всемирно известный ученый физико-химик Николай Ениколопов и главный редактор журнала "Латинская Америка" Серго Микоян. Нас разделили на небольшие группы и мы разъезжали по разным штатам. Темы встреч с американцами были заранее разработаны. Часто меняли состав групп. Так уж получилось, что в очередной раз оказались вместе Николай Ениколопов, Серго Микоян, я и писатель, искусствовед, философ Андрей Нуйкин. Все уже хорошо знали, что творилось в те дни в Арцахе, Армении и США. Достаточно сказать, что вскоре Андрей Александрович Нуйкин станет сопредседателем легендарного Комитета российской интеллигенции "Карабах". В те дни (особенно по ночам) я связывался с Ереваном и Степанакертом. Помогала мне в этом вопросе Луиз Симон-Манукян. Я делал записи в своих блокнотах. Таким образом сохранилась хроника дней, предшествовавших началу социального взрыва.
Из Степанакерта меня снабжали информацией Валерий Марутян, будущий основатель военно-медицинской службы Арцаха, и мой большой друг, инструктор ЦК КПСС в отделе идеологии Леон Оников. Вот записи тех дней: "11 февраля 1988 года по рекомендации Кремля в Степанакерт выехал из Баку второй секретарь ЦК КП Азербайджана В. Н. Коновалов. Я уверен, что это была не рекомендация Кремля, а сами руководители Азербайджана настаивали, чтобы первым в Степанакерт поехал именно русский. Ведь надо будет наводить, так сказать, порядок, то бишь, применять репрессивные меры. Так что, в случае чего, все можно свалить на русского. Но ничего ни у Коновалова, ни у очередного десанта из Баку не получилось. Ибо уже 12 февраля в Степанакерте, Мардакерте и Гадруте одновременно проходили собрания партийно-хозяйственного актива. В повестке - один вопрос: воссоединение НКАО с Армянской ССР.
В Мартунинском и Аскеранском районах произошли стычки между активистами районов и руководством области. Презрев угрозы, в обоих местах протест выразили митингами. Самое главное произошло 13 февраля. Ровно в одиннадцать часов в Степанакерте на площади Ленина состоялся не спонтанный, а заранее организованный первый митинг, который продлился час. Трудно было властям составлять тексты своих докладов руководству Кремля, ведь за объединение с матерью-родиной выступали под лозунгами в поддержку перестройки, за дружбу народов, за гласность, в поддержку политики Горбачева.
Мало кто сегодня помнит об этой первой ласточке. О первом митинге. Однако именно об этом митинге пошла информация в американские газеты и в посольство СССР в Вашингтоне от различных армянских общественных организаций. Особой активностью выделялись общественные организации в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Луиз Симон с помощью помощника Генерального секретаря ООН по социально-экономическим вопросам Бенона Севана организовала мою встречу (официально - как с членом советской делегации "Народная дипломатия" и собственным корреспондентом "Литературной газеты" в Армении) с представителями двадцати девяти стран. На встрече присутствовал также предводитель Восточно-Американской армянской епархии архиепископ Торгом Манукян. Уже минут через десять пошли вопросы в основном о Карабахе. Это было 17 февраля 1988 года. У меня на руках уже имелись сведения о том, что не только в степанакертском горисполкоме, но и в районных исполнительных комитетах проходят сессии народных депутатов, где принимается исключительно лишь одно решение: присоединение исторической армянской области к Армении. Среди присутствующих был и представитель СССР Виктор Звездин.
Ровно за неделю до двадцатого февраля наша делегация "народных дипломатов" вернулась домой. С Генрихом Боровиком состоялся не очень легкий разговор. Этот мудрый человек и талантливый публицист очень хорошо меня понимал. И я был ему признателен. Конечно, тогда он не мог знать, что всего лишь через полтора месяца после нашей беседы он со своей съемочной группой прибудет в Нагорный Карабах, чтобы в авторской программе "Позиция" одним из первых не только рассказать, но и попытаться показать ужасы Сумгаита. Кстати, то же самое можно сказать о Луиз Симон, которая вряд ли могла тогда бы предположить, что через несколько месяцев она вместе со своей дочерью, а также с Мери Наджарян и Майклом Арменом полетят на вертолете в Степанакерт, где встретятся с Аркадием Вольским. Об этой первой поездке представителей спюрка в Арцах я написал статью в "Советский Айастан", назвав ее "Первая ласточка".
Итак, Днем мечты суждено было стать субботе 20 февраля 1988 года. Именно в этот день рано утром вместе с Луиз Симон едем в аэропорт - на целых три часа раньше посадки. Накануне я узнал, что из Москвы прилетает академик Абел Аганбегян и Луиз изъявила желание познакомиться с "архитектором перестройки", как тогда величали знаменитого экономиста. Я все время поглядывал на часы. Разница со Степанакертом восемь часов. Это значит, именно в этот час, когда мы находимся по дороге в аэропорт, в Степанакерте начинается внеочередная сессия совета народных депутатов НКАО XX созыва.
В аэропорту я познакомил Луиз с академиком Аганбегяном, который рассказал о том, что вся Москва бурлит со словом "Карабах" на устах. Я ему поведал о том, что маршрут его месячного пребывания в США хорошо знаком нашим соотечественникам и что у них уже есть заготовленные вопросы о Карабахе. Он отпарировал: "У меня тоже есть заготовленные ответы".
Рано утром 21 февраля в Москве я узнаю, что начало сессии было перенесено на четыре часа. Началась она в 20 часов по местному времени. Из 149 депутатов участие в работе сессии приняли 110 человек. Об этом мне по телефону сообщил Валерий Марутян. Я попросил его взять в руки газету "Советакан Карабах" и прочесть вслух текст решения сессии. Он начал читать: "Заслушав и обсудив выступления депутатов областного Совета народных депутатов НКАО о ходатайстве перед Верховным Советом Азербайджанской ССР и Армянской ССР о передаче НКАО из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР, внеочередная сессия Нагорно-Карабахского областного совета народных депутатов решила: идя навстречу пожеланиям трудящихся НКАО, просить Верховный Совет Азербайджанской ССР и Верховный Совет Армянской ССР проявить чувство глубокого понимания чаяний армянского населения Нагорного Карабаха и решить вопрос о передаче НКАО из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР, одновременно ходатайствовать перед Верховным Советом Союза ССР о положительном решении вопроса передачи НКАО из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР". В тот же день Политбюро ЦК КПСС оперативно озвучило свой отклик на решение облисполкома Карабаха. Это был истерический визг, по сути, призывающий Азербайджан к провокациям.
Позже мы узнали, что наиболее активным был Егор Лигачев, который буквально взбесился от того что, видите ли, какие-то экстремисты позволяют себе говорить от имени народа. Он имел в виду фразу: "Идя навстречу пожеланиям трудящиxся". Самый непопулярный член Политбюро так и не понял: именно эта фраза отражала тот неоспоримый факт, что еще до областной сессии весь народ Арцаxа на районныx сессияx уже решил для себя этот вопрос. Пожалуй, за все время советской власти так грамотно, с таким соблюдением конституции не принималось ни одно решение.
Через день мне прислали "Советский Карабаx" от 21 февраля. Я должен был наxoдиться в Москве до теx пор, пока не встречусь с теми, от которыx в той или иной степени зависело решение этого вопроса. Мне регулярно присылали газеты и нужную информацию. Также регулярно звонил Игорь Мурадян и выражал беспокойство по поводу того, что уже невозможно удержать народ. Чуть ли не ежедневно я с увесистой папкой, которую мы готовили дома у профессора МГУ Гранта Епископосова, вxодил в кабинеты инструкторов, заведующиx секторами и отделами ЦК КПСС. И везде оставлял экземпляр папки. Мне помогали Леон Оников, Серго Микоян (брат его покойной жены был помощником члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева) , бывший второй секретарь ЦК КП Армении Георгий Газарян, помощник Горбачева - Георгий Шахназаров. Когда очередь дошла до секретаря ЦК Яковлева, я решил пригласить в Москву Сильву Капутикян.
А пока каждый день систематизировал поступающие материалы. Не расставался с экземпляром газеты "Советский Карабах". Это было, пожалуй, впервые в мире, когда газета выxодила в воскресенье - исключение составляла только "Правда". Думаю, когда-нибудь мы снимем фильм или напишем книгу о том, как в ночь с 20 по 21 февраля 1988 года вышла газета, запланированная на 23 февраля и посвященная 70-летию Светской Армии. Под рубрикой "Карабаxцы - военноначальники Советской Армии" были помещены материалы о шести генералаx с портретами и биографическими данными. Кстати, среди ниx - один азербайджанец. О том, как сумели ребята опубликовать решение сессии, да еще в воскресный день, конечно, стоит рассказать. Уже в те часы и минуты стало ясно, что Карабах и карабахцы настроены не "романтично решительно", а "осознанно решительно". Они четко осознали, что не сами подняли знамя борьбы за спасение Арцаха, а значит, за спасение Армении и ее будущего, а приняли это знамя, как эстафету, из рук отцов, которые великое множество раз начинали карабахское движение.
Кремль так и не понял ни исторической, ни демократической сути явления "20 февраля". В Кремле можно было только слышать, что положительное решение проблемы Карабаха приведет к опасному прецеденту, который в свою очередь приведет к цепной реакции перекройки границ в стране. А жизнь показала, что прецедентом стало не "20 февраля", а кровавый Сумгаит, безнаказанность которого, по словам Андрея Сахарова, и привела к многочисленным "сумгаитам", а затем и к распаду страны.
Что же касается самого Карабаха, то пора хотя бы спустя 20 лет, понять, наконец, что нет и не может быть никакого прецедента. Ибо не было и нет самой проблемы Карабаха. Была и есть проблема Азербайджана. Именно "20 февраля 1988" года открыло глаза миру. Стало ясно, что Карабах со своим более чем двумястами христианскими храмами и церквями (большая часть разрушена властями Азербайджана) никак не мог оказаться в государстве, которого никогда не было в природе. Об этом не я говорю - об этом пишет ученый-историк Е. А. Пахомов, по лекциям которого первые азербайджанские студенты еще в 1923 году проходили историю только что созданной советской республики. Уже в предисловии автор сборника лекций пишет: "Издавая очерк истории восточного Закавказья (вот как называлась эта часть Российской империи) , занятого ныне (! - З. Б.) Азербайджанской республикой, нахожу необходимым предпослать несколько слов. . . ".
Как легко догадаться, словосочетание "Восточное Закавказье" термин чисто географический, и ничего более того. Вот что пишет историк Пахомов на 11 странице своей монографии: "Название Азербайджан никогда не распространялось на земли севернее Аракса. Только в 1917 году (! - З. Б.) при распадении закавказского комиссариата на Грузию, Армению и Восточное Закавказье, возникло предложение (! - З. Б.) основать государство, объединяющее всех, так называемых, "азербайджанских тюрок". Этому государству было дано провизорно (от немецкого - предварительно, временно) название Азербайджан. Название это пришлось оставить - за отсутствием лучшего.
И сегодня, в год двадцатилетнего юбилея Карабахского движения, каждый, кто заполучил международные полномочия заниматься, как принято говорить, урегулированием Карабахской проблемы, должен в первую очередь уяснить: мы все имеем дело с абсурдом, когда историческую область древней Армении решением партийного органа, возглавляемого палачом многих народов, включили в состав еще вчера несуществующего государства, которому только-только временно дали название "за отсутствием лучшего".
Нельзя держать судьбоносное для целого народа решение заложником противоречивых толкований принципов Хельсинкских соглашений и пресловутых прецедентов. Это опасно не столько для Армении, сколько для всего региона в целом, а стало быть и для всего мира. Хотим мы того или нет, но вопрос этот придется решить по справедливости. Ибо не только законы, но и даже само благоразумие без справедливости ничего не стоит. Не случайно мощный набат "20 февраля" прежде всего призывал к справедливости, которая и привела к столь нужному для всех нас миру.
