26 апреля 1986 года - 20 лет назад произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции
Об уроках Чернобыля размышляет свидетель ликвидации аварии на атомной станции, депутат Государственной думы РФ Александр Николаевич КРУТОВ.
- Александр Николаевич, вы, в то время комментатор телепрограммы "Время", были первым из телевизионщиков, кто открыл стране Чернобыльскую трагедию. Как вы оказались в Чернобыле?
- Трагедия произошла утром 26 апреля. А 1 мая после репортажа о праздничной демонстрации, когда я пришёл домой, мне позвонили из редакции и предложили поехать в командировку в Чернобыль. Я согласился. Вечером того же дня со съёмочной группой, а также несколькими корреспондентами центральных печатных изданий: Губаревым Владимировичем Степановичем - редактором газеты "Правда", Иллешем Андреем Владимировичем - зам. редактора отдела информации газеты "Известия", Иткиным Владимиром Ильичом - соб. корром ТАСС и другими мы уже садились в поезд. Состав был совершенно пустой. Народ уже знал о том, что произошло. Проводницы нам рассказывали, что оттуда, из Киева, поезда идут переполненные. Люди рвутся уехать, разъезжаются по всей стране.
Мы приехали в Киев. Оттуда я сделал первые репортажи. Моя группа была - оператор Женя Шматриков и два видеоинженера: Маркелов Александр Юрьевич и Захаров Александр Михайлович - талантливые молодые ребята... Мы прорвались в Чернобыль. То, что я увидел, потрясло меня до глубины души. Подъезжая к Чернобылю, мы увидели аиста. Он сидел в гнезде. Ожидали увидеть город опустошённым, но он был наполнен людьми: здесь располагался штаб по ликвидации аварии. Еще ближе к атомной станции находится город атомщиков Припять. Он, в отличие от Чернобыля, был словно вымершим: на улицах - ни души. Впечатление жуткое.
Самое гнусное, что ответственные лица опасались говорить о происшедшем: руководство атомной станции боялось сообщить в Киев, республиканское начальство - позвонить в Москву. В итоге пострадали люди... Из Припяти начали вывозить людей только через сутки. Играли свадьбы, дети ходили в школу, ловили рыбу.
Хотел бы отметить, что именно там впервые я задумался о жизни и смерти. Вообще - о предназначении человека. Зачем мы приходим на Землю? В чём смысл жизни? Чернобыль ярко высветил и трусов, и героев, и подлецов, и честных людей. Он был как лакмусовая бумажка, там проявлялись духовные и нравственные качества человека. Кто-то бежал оттуда, а кто-то, наоборот, приезжал ликвидировать аварию и жертвовал своим здоровьем, а то и жизнью. Да, у многих из нас не было понимания того, что такое радиация. Многие слышали о её воздействии на человека, но когда опасность невидима - её трудно осознать...
Я стоял на берегу реки Припять - красивейший пейзаж, небо голубое, яблони в цвету. Кажется, что ты в совершенной безопасности. И отрезвляло только осознание того, что ты вдыхаешь радиоактивный воздух, что у тебя на зубах хрустит радиоактивный песок.
- Даже песок?
- От него там некуда было деться. Ветер поднимал пыль, которая забивалась в глаза, уши, рот. А респираторов, как и многого другого, на всех не хватало. Ведь нас в Чернобыле никто не ждал. Мы были первыми, кто туда пробрался. Когда нас увидел там академик Велихов, он за голову схватился и воскликнул: "Что вы здесь делаете?! Кто вас сюда пустил?!".
- Вы сказали, что "пробрались" туда, но неужели центральному телевидению не был дан "зелёный свет"?
- Это была закрытая зона. Мы объяснили охране, что доедем только до границы воинской части, а сами поехали вглубь. Других журналистов пустили гораздо позже, после нас. Десять дней ежедневно мы давали репортажи из Чернобыля.
- Как это происходило?
- Мы ночевали в гостинице в Киеве. Рано утром садились в машину, ехали в Чернобыль, делали репортаж, возвращались назад, готовили видеоматериал и снова уезжали в радиоактивную зону.
- Что вам более всего запомнилось за эти десять дней?
Икона
"Чернобыльский Спас"
была провезена
по всем заражённым
- Было ощущение нереальности происходящего. Я даже сейчас в любое время года вновь и вновь часто представляю себе тот солнечный весенний день, наполненный зеленью, светом, белым цветением яблонь. Вокруг - красота Божьего мира, а в душе понимание того, что ты, человек, сотворил зло. Я понимал, что каждый день пребывания здесь сокращает мою жизнь. Однажды мы остались ночевать в Чернобыле, где располагался правительственный штаб по ликвидации последствий аварии, и до поздней ночи сидели за чашкой чая с заместителем главного инженера Чернобыльской атомной станции по строительству Евгением Ивановичем Акимовым. И вдруг вижу: по полу бежит мышка. Мимо нас пробежала, перевернулась, задрыгала лапками, опять перевернулась, - и уже не бежит, а ползёт: задние лапки волочатся. Я спрашиваю: "Что такое с ней?" Он ответил: "Да нахваталась уже..." Спрашиваю: "Чего нахваталась?" - "Радиации", - отвечает.
- Вы испугались?
Мемориал на Митинском кладбище
в честь погибших ликвидаторов Чернобыльской аварии
- Нет. Но в душе появилось ощущение холода. Вышел на крыльцо: звёзды, луна, небо, бескрайняя Вселенная... Слева - церковь: купола, крест высвечиваются в лунном свете, как бы указывая путь к спасению. И я вдруг почувствовал вокруг холодящую смертельную угрозу, от которой одно спасение - Господь.
- В этот момент вы впервые подумали о Боге?
- Я был крещён в младенчестве, но православным стал именно там, в эту ночь. Вдруг задумался и понял, что мне нужно выбирать или временную жизнь на Земле, или вечную - на Небе. Или служить земным "владыкам", или нашему Творцу... Ярким воспоминанием остаётся полёт на вертолете над дымящимся реактором, который мы снимали. Помню, лётчики говорили: "Вы только не забудьте положить себе на сиденье свинцовые листы!".
- Вы не забыли?
Почти такое же облако
увидели люди в момент взрыва
четвёртого блока,
как и на образе Серафима Саровского
в деревне Выдренка
Могилёвской области
- А как же!? Но был ли от них толк? Не знаю. Ведь мы работали, а не сидели на одном месте: вставали, высматривали наиболее подходящие планы съёмок. Мы видели красные пятна в жерле расплавленного реактора четвёртого энергоблока, из которого вверх поднимался столб радиоактивного воздуха. А на крыше третьего энергоблока взрывом были разбросаны сотни тонн высокорадиоактивной массы - куски графитовой кладки реактора. И все эти сотни тонн потом пришлось сбрасывать солдатам-добровольцам. Они заменили не сработавших в этой ситуации электронных роботов. Это была смертельно опасная работа... Все лётчики, с которыми мы летали, - уже умерли. У них была опасная работа - они сбрасывали в раскалённую пасть реактора мешки со свинцом, бором, песком.
- А как ваша группа?
- Мы болели потом. Но, с Божией помощью, выдюжили.
- А чем болели?
- Легкие, щитовидка... Пришлось лечиться и в больницах, и в госпиталях...
- Вы тогда не думали, что это, по сути дела, самоубийство - летать над реактором?
- Нет. Это воспринималось просто как работа, обязанность: рассказать людям правду о Чернобыле и никому не навредить, никого не напугать, не стать виновником паники. Вот почему я сегодня в Государственной думе так часто говорю о недопустимости жестокости и насилия на экране. О том, что нужно ввести ограничения по освещению тех же контр-террористических операций. Во время чернобыльской трагедии зарубежные голоса доносили: "Вырыты огромные ямы, куда сваливают десятки тысяч трупов умерших".
- Это правда?
- Это ложь, которая была источником паники. Тогда я понял, что с ложью надо бороться только правдивым описанием событий, а не умалчиванием о том, что происходит. Ведь руководители Украины, которые потом во всём обвинили Москву, сами в первые дни трагедии так и не объяснили людям, что происходит. В результате аварии радиоактивному заражению была подвергнута значительная территория Украины, Белоруссии, некоторые области Российской Федерации: всего около 500 населённых пунктов, 60 тысяч жилых домов и других зданий и сооружений... Первое сообщение о том, что там происходит на самом деле, прозвучало в моём репортаже в программе "Время" - его показали по центральному телевидению только через несколько дней после аварии... Чернобыль выявил и нравственные проблемы в нашем обществе. Виновны были одни, а ответ держали другие. Одни отсиживались в убежище, раздумывая, как скрыть масштабы катастрофы, а бесстрашные пожарные сражались с огнём, получая смертельную дозу радиации. Люди совестливые понимали, что это опасно, но всё же шли к реактору. А начальники скрывались, уезжали.
- Вы можете их назвать?
- Мне не хочется называть конкретные имена. Не хочу вспоминать даже фамилию директора атомной станции. Каждый из них уже пред судом - людей, истории, Бога. А героев, - их много, хочу назвать. Во-первых, это пожарные. Они всё-таки потушили пожар. Хотя и прекрасно понимали, что ценой собственной жизни. Майор пожарной службы Телятников остался жив. Это удивительно, ведь он получил смертельную дозу радиации. А его подчинённые все погибли. Тушение пожара в Чернобыле началось через несколько минут после взрыва. Однако, не зная уровня радиации, пожарные без спецзащиты вели борьбу с огнём непрерывно, бессменно. Хочется вспомнить добрым словом Эрика Николаевича Поздышева. Это исключительно грамотный инженер, прекрасный организатор. Прибыл со Смоленской атомной АЭС. День и ночь находился рядом с Чернобыльской АЭС в первые дни после аварии. Самые сложные и ответственные работы по наладке, пуску первого и второго блока лежали на его плечах. Он же потом сменил на посту бывшего директора Чернобыльской станции. Настоящим солдатом Чернобыля был и академик Валерий Алексеевич Легасов. Он внёс огромный вклад в ликвидацию последствий в первые часы после аварии. Был мужествен и самоотвержен. Легасов лично выезжал к аварийному реактору и произвёл необходимые измерения. Его смерть потрясла меня до глубины души...
Рядом с Евгением Михайловичем Акимовым работал его сын Игорь. Он был корректировщиком на вертолёте, обрабатывающим пылеподавляющим раствором крыши первого и третьего энергоблоков. Игорю пришлось написать десяток заявлений с просьбой о том, чтобы его направили к отцу для участия в ликвидации последствий аварии. И жена Евгения Михайловича, Людмила, тоже была вместе с ними. Вспоминаю тех, кого знаю по Чернобылю: генерала Тараканова, Юрия Самойленко, Александра Юрченко, офицеров Сотникова, Савушкина, покойного подполковника Кучеренко. Владимир Ильич Иткин - мой друг - умер от радиации. Это был удивительно талантливый журналист... Я хотел бы отметить и то, что 2 мая в Чернобыль прилетели председатель Совета министров Николай Иванович Рыжков и секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачёв, которые организовывали работу по ликвидации аварии. Надо отдать им должное.
- Несмотря на критику в их адрес?
- Поразительно: сказать правду для многих - страшнее смерти. Удивительная вещь: с одной стороны, человек рискует собственной жизнью, а с другой - боится вышестоящего начальства и не докладывает ему о реальной обстановке, чтобы не получить нагоняй. Так грешный человек устроен. И потому команда об эвакуации Припяти была дана только через сутки после аварии: люди в городе продолжали работать, учиться, дышать смертельно опасным воздухом, пить отравленную воду...
- После десяти дней работы в Чернобыле вы вернулись в Москву. Вы стали всесоюзной знаменитостью? Как вас встретила столица?
- Нормально встретила. В первый же день супруга выбросила всю одежду, в которой я был в Чернобыле, в том числе (несмотря на мои возражения) дорогую куртку на меху. Жена у меня молодец: настоящая русская православная хозяйка. А по поводу известности одно можно сказать: телевидение есть телевидение. На улицах меня стали узнавать еще в Киеве. Все предлагали свою помощь, бесплатно подвозили, даже вертолеты давали. - Спецкор "Известий" Андрей Иллеш мне говорил: "С тобой хорошо везде ездить. Великая вещь - телевидение.". В Москве нам вручили премию Союза журналистов - за серию чернобыльских репортажей. Наш документальный фильм "Боль Чернобыля" был признан лучшим на Международном кинофестивале в 1986 году в Монте-Карло. После той первой поездки я был в Чернобыле еще несколько раз. Осенью того же года мы отсняли там второй фильм, который назвали "Предупреждение". Хочу отметить, что после моего возвращения отношение ко мне моих товарищей и коллег по телевидению было очень тёплым и добрым.
- Последующие поездки в Чернобыль были уже не такие опасные?
- Конечно. Мы уже многое знали. Былая острота пропала. В первые дни ведь никто даже не представлял, как бороться с этой бедой. Спасибо академику Валерию Алексеевичу Легасову, который понял, что там нет нейтронного излучения. К сожалению, он покончил жизнь самоубийством.
- Отчего?
- Легасов сыграл одну из самых важных ролей в ликвидации аварии. А потом те, кто отсиживался в Москве, стали говорить, что надо было делать не так. Его критиковали, травили. И он просто сломался. Его критики не подумали о том, что подобная авария случилась в мире впервые. Никто не знал, что и как надо делать. Он работал на станции в то время, когда там голуби с неба мёртвыми падали под ноги. Радиация была дикая. Помню, как прекрасный организатор и человек Игнатенко, один из руководителей ликвидации, сказал: "Из Чернобыля все умные уехали. Остались только куры да мы". В процессе работы вскрывались новые нюансы. Например, думали, что территория в зоне заражения сплошь радиоактивная. Оказалось - нет. Стояли два человека рядом - один получил смертельную дозу, а второго она даже не коснулась. То есть, радиация идет пятнами. Здесь она есть, а тут нет. Помню, подъезжаем к станции, а там лес рыжего цвета - от радиации. Мы его проскакивали на огромной скорости, чтобы "не нахвататься". Во всей округе потом стали расти невероятных размеров грибы, яблоки. Из близлежащих посёлков и городков выселяли десятки тысяч людей. Многие оставались, даже прятались. Старики говорили: "Нас даже немец не взял, а тут какая-то радиация". Это поразительно: многие из них до сих пор там живут, а если и умирают, то от естественной старости. С Божьей помощью не взяла их радиация. А вот ликвидаторов очень много поумирало. Я с ними разговаривал, как с вами сейчас, а через два дня - они были уже мертвы.
- Каковы уроки Чернобыля?
- Во-первых, нужно говорить людям правду. Не ради сенсации, а ради того, чтобы они знали, как поступать. Во-вторых, надо иметь совесть. И в-третьих, надо верить в Бога. Безбожный человек, по своей самонадеянности и тщеславию, может сотворить великое зло. Те, кто соприкоснулся с Чернобыльской трагедией, осознали, что они - песчинка во Вселенной. В Откровении Иоанна Богослова сказано о приближении конца Света: упадёт с неба звезда Полынь, и треть вод, морей и рек на Земле станут горькими. А Чернобыль в переводе с украинского - полынь. Это одно из предупреждений безбожному миру о том, чтобы не думали, будто природу можно покорить. В век высоких технологий человек, отошедший от Бога, становится безнравственным, страшным и, как следствие, уязвимым.
- Вы сейчас поддерживаете отношения с вашими коллегами по Чернобылю?
- Мы созваниваемся, иногда встречаемся, вспоминаем минувшие дни. Делимся творческими планами. Бывший спецкор "Правды" Володя Губарев, который ездил с нами в Чернобыль, пишет интересные книги, сценарии, пьесы. Лично для меня Чернобыль - огромное событие, повлиявшее на мою жизнь и мировоззрение. Откровенно говоря, я лично не совершил ничего героического или из ряда вон выходящего, но был свидетелем героизма других людей. И мне сегодня больно оттого, что забывают ликвидаторов. Ведь это был подвиг десятков тысяч людей. И я невольно задаю себе вопрос: "А если бы авария произошла сейчас, смогли бы мы ликвидировать её?" Я сомневаюсь в этом. Ведь тогда была огромная страна. Вся мощь империи была брошена на ликвидацию катастрофы: люди, средства, финансы, техника. Одна Украина не смогла бы справиться. Да и народ был другим, самоотверженным. Тогда поистине жили по пословице "Чужой беды не бывает". Сегодня, увы, всё решают деньги. Но ныне и за огромные деньги в пекло не многие полезут. Люди быстро забыли Чернобыль, где все мы были вместе и победили в единстве и согласии страшную силу разбуженного атома. Мы вспоминаем ядерный Чернобыль. Но в душе современного человека происходит духовный Чернобыль. Люди теряют нравственный стержень, который помогает правильно оценивать то, что происходит в мире. И потому они дичают, становятся бесоподобными. Очень жаль, что многие этого не понимают.
