Вот уже полтора месяца в Чечне действует приказ о так называемых вежливых зачистках, который должен помирить военных и мирное население. Проверить, как он выполняется, в Грозный отправилась корреспондент "Власти" Елена Самойлова. И неожиданно сама оказалась зачищена.
"Я написала, что дарю солдатам две овцы"
По дороге в Грозный я заехала к своим знакомым в лагерь чеченских беженцев, расположенный на заброшенной животноводческой ферме в Ингушетии. Я увидела много новых лиц.
- Откуда вы?
- Из Курчалоя. Вышли после зачистки. Заходите к нам в гости.
Вместе с ними я вошла в плохо освещенный барак. По периметру стояли двухэтажные нары со старыми матрасами, застеленными несвежим бельем, в середине - деревянный стол с остатками еды. Молодая женщина в голубой косынке сразу бросилась его вытирать.
- Мы сами из Цацан-Юрта,- представилась мне женщина в цветастом халате.- Под Новый год нам хорошо досталось, особенно ей. (Она кивнула на женщину в косынке.) Это Айзан. Она по-русски почти не говорит. Я переводить буду. Меня Малика зовут.
Она повернулась к Айзан и продолжила по-чеченски:
- Это журналистка из Москвы. Расскажи, как все было.
Айзан покраснела, замахала руками и заговорила.
- Федералы в масках, с автоматами ворвались к ней домой посреди ночи,- переводила Малика.- Вытащили из постели в ночной рубашке: "Говори, где боевики?!" Она ответила, что не знает. Тогда ее несколько раз ударили прикладом и посадили в "уазик". Там она просидела почти двое суток. Ее избивали и говорили: будешь у нас на Новый год Снегурочкой, будешь со всеми ночевать. Она плакала, просилась к детям. Очень долго плакала. В конце концов отпустили. Потом с детьми убежала к родственникам. Все военные были в масках, и ни одного имени она не знает.
Истории посыпались одна за другой. Женщины наперебой рассказывали, как их оскорбляли и грабили.
- Многих заставили расписки писать,- грустно заметила пожилая чеченка, до этого молча сидевшая в углу.- Я написала, что дарю в подарок на Новый год солдатам две овцы, ковер и золотую цепочку. Ничего у меня не осталось.
Все возмущенно загалдели.
- Недавно вышел особый приказ,- сказала я.- Военные теперь должны представляться и заходить в дом без масок. Может, теперь будет лучше.
Женщины стихли.
- Хорошо, если правда,- вздохнула Малика.- Пусть Аллах благословит того человека, который этот приказ написал. Может, мы вернемся домой.
Приказ о "вежливых" зачистках подписал командующий Объединенной группировкой войск на Северном Кавказе Владимир Молтенской. Его я нашла в Грозном.
"Увидел, убил, закопал"
Раннее утро. У Дома правительства Чечни в ожидании приема у премьера Станислава Ильясова толпятся главы районных администраций. К зданию шествует глава Чечни Ахмад Кадыров в окружении многочисленной охраны. Неподалеку приземляется вертолет командующего объединенной группировкой.
Через несколько минут появляется Владимир Молтенской. Несколько рукопожатий, и Молтенской быстро направляется вверх по лестнице в кабинет Ахмада Кадырова. Следом за ним поднимается Ильясов. Двери кабинета закрываются, начинается совещание.
- Опять по зачисткам,- слышу я знакомый голос за спиной.- Ни один день без них не обходится.
Обернувшись, вижу главу администрации Шатойского района Сайдасана Дузаева.
- Как у вас обстановка? Военные не беспредельничают?
- В нашем районе находится Аргунское ущелье, где, говорят, скрываются боевики. Однако проблем практически нет. В нашем районе ни один человек не пропал, ни одна шальная пуля не пролетела. Единственный случай был - пару месяцев назад федералы убили учительниц. Это действительно был беспредел. Я даже не знал, что на окраине села приземлилась "вертушка" из Ханкалы. Женщины возвращались домой. Их машину остановили и всех расстреляли. Впрочем, все виновные уже наказаны.
- Впрочем, женщины это уже не оценят,- думаю я и спрашиваю:
- Что вы думаете о последнем приказе Молтенского?
- Идея правильная. Все должно быть по закону. Надо, чтобы зачистки проходили с участием ФСБ и прокуратуры. Они подготовленные люди, среди них меньше дурачков, меньше преступников, чем среди контрактников. Ведь контрактники как действуют: увидел, убил, закопал. Но это же 37-й год!
Совещание закончилось. Я подхожу к командующему:
- Владимир Ильич, разрешите поучаствовать в зачистке.
- У нас нет зачисток, у нас есть оперативно-разыскные мероприятия,- строго поправляет Молтенской и подводит меня к исполняющему обязанности коменданта Грозного:
- Надо помочь.
Комендант берет под козырек:
- Есть!
Он подносит к губам рацию:
- "Лена", "Лена"...
- Что? - откликаюсь я.
- Это бронированный "уазик" так называется,- смеется комендант.- Позывной у него - "Лена-51".
Тремя группами за два часа
Приказ Молтенского выполняется молниеносно. Уже через несколько минут к комендантскому вагончику подгоняют бронированный "уазик". В нем два вооруженных спецназовца - моя охрана. Я забираюсь на заднее сиденье и сразу спрашиваю:
- Кто обычно участвует в операции?
- Три группы. Группа захвата-досмотра; в нее входят бойцы ОМОНа, СОБРа и представители временных отделов милиции,- заученно чеканят они.- Группа прикрытия из сотрудников войсковой разведки, комендатуры и ФСБ. И еще группа внешнего блокирования, которую составляют милиционеры, саперы и представители комендантских взводов.
- Они все выедут с нами на операцию?
- Конечно. Вместе с представителями прокуратуры. Сегодня в городе заканчивается крупномасштабная операция.
Через десять минут выезжаем. Впереди две БРДМ (бронированные разведывательно-дозорные машины) - разведка и саперы. За ними два грузовика - милиционеры и комендантский взвод. Мы замыкаем колонну на "уазике".
Первая остановка - на Малгобекской улице в Ленинском районе. Несколько уцелевших пятиэтажек. Маленький базарчик, за прилавками несколько женщин.
Милиционеры вместе с солдатами комендантского взвода оцепляют второй корпус дома #3. Поднимаемся по лестнице. На первой двери надпись мелом: "Здесь живут мирные люди с маленькими детьми. Просьба не беспокоить". Один спецназовец располагается на лестнице, ведущей от квартиры вверх, другой - вниз. Автоматы наготове. Стучимся. Дверь открывает худенькая женщина с испуганным лицом.
- Майор милиции Ленинского РОВД Лавренюк,- представляется один из милиционеров и отдает честь.- Проверка паспортного режима. Ваши документы, пожалуйста.
Женщина стремглав бросается в комнату. Мы входим в прихожую.
- Вот,- она показывает потрепанный паспорт. Ее руки дрожат.
- Посторонние в доме есть?
- Нет, только я и мои маленькие дети.
Из комнаты выглядывает мальчик лет пяти.
- Домовая книга есть?
Женщина кидается за книгой. Майор Лавренюк внимательно изучает пожелтевшие страницы.
- Оружие, боеприпасы, наркотики в доме есть?
- Нет, что вы! - пугается женщина.
Поднимаемся на этаж выше. Милиционеры стучатся в дверь. Никто не открывает, однако за ней слышатся шаги. Лица военных становятся серьезными.
Чеченская беженка Айзан рассказала мне, как во время новогодней зачистки федералы хотели сделать ее Снегурочкой
- Открывайте, милиция! - барабанят они.
- Да там глухой живет,- поясняет снизу соседка.
Наконец дверь открывается. Мы попадаем в квартиру, наполовину заваленную кирпичными обломками.
- Балкон обвалился,- с ходу объясняет нам хозяин лет 60, в очках с толстыми стеклами.- Показать паспорт?
- Да,- кивают милиционеры.- Один живете?
- Меня зовут Шарпутдин Хумидов,- отвечает чеченец.
- Вы один живете? - кричит ему в ухо милиционер.
- Нет, с женой. Она в Новые Атаги поехала.
- Военные когда-нибудь оскорбляли вас при проверке документов? - спрашиваю я.
- Я 30 лет проработал на заводе "Красный молот". У меня есть трудовая книжка.
- Военные когда-нибудь оскорбляли вас при проверке документов?
- Меня проверяли три-четыре раза, все было вежливо.
Военные возражать не стали.
Дверь следующей квартиры открывает паренек лет 16, а из комнаты выбегает взволнованная женщина:
- Это мой сын! У него есть все документы: паспорт, свидетельство о рождении. У меня тоже есть все документы, и у бабушки нашей есть,- тараторит она.
- Проблемы с милицией бывают? - спрашиваю я паренька.- Документы часто проверяют?
- Часто. У нас многих ребят задерживают. Прямо в школу приходят и забирают, особенно в старших классах. Спрашивают про родственников, есть ли друзья среди ваххабитов...
Тут мать дергает сына за рукав:
- Не болтай!
Рядом пожилая пара.
- Оружие есть? - спрашивает милиционер.
- Есть,- неожиданно отвечает мужчина,- молоток, лопата, сварочный инструмент.
- Да он в 9-й горбольнице работает,- торопливо поясняет его жена,- на обед пришел.
- Ладно, извините за беспокойство, всего доброго.
Мы едем проверять частные дома, как говорят здесь - частный сектор. Ворота большинства дворов изрешечены пулями, но почти везде живут люди. Они послушно открывают двери, ведут в комнаты, показывают подвалы, несут паспорта и даже предлагают чай.
- Да ничего мы здесь не найдем,- уныло говорит собровец с загорелым лицом.- Надо ночью зачищать.
- Обязательно ночью?
- Ночью все дома сидят. Вот буквально на днях мы наткнулись на одного боевика из банды Ислама Чилаева. С автоматом и пистолетом ТТ. Пытался отстреляться, пришлось убить. Адресно надо работать. У нас сейчас как? Сначала ФСБ дает нам оперативную информацию, где, например, могут храниться боеприпасы, оружие или представители бандформирований отсиживаться. Мы потом зачищаем. А вообще, в Грозном зачищать скучно.
Когда я сама попала под проверку документов, мне так вовсе не показалось.
"Ну что? Где ее вешать будем?"
Мы возвращались с открытия Сунженского водозабора вместе с сотрудницей республиканского отдела строительства Мадиной. Нашу машину остановили на блокпосту #28, почти в центре Грозного. Мадина вытащила удостоверение:
- Торопимся, ребята!
- Подождете! - отрезал военный.- Выходите из машины! Документы!
Я с ужасом вспомнила, что паспорт у меня в сумке, которую я оставила в кабинете Мадины. Протянула военному пресс-карту.
- Это наша гостья. Мы ездили на открытие водозабора,- стала объяснять Мадина.- Мы хотим показать, что в республике все потихоньку восстанавливается.
- Да что здесь восстанавливается?! Мы уже тут два года сидим,- он махнул рукой на разрушенные дома и горы мусора.
- Нам денег не давали, чтобы их убрать. Скоро дадут, и мы уберем.
- Вам сколько ни дай, вы все сожрете.
- Но мы хотим, чтобы в журнале написали, что в Чечне налаживается мирная жизнь, что войны нет.
- Ничего здесь не налаживается и никогда не наладится. А война завтра будет.
Мадина огорченно села обратно в машину.
- Вы задержаны,- объявил мне военный.- Ждите. За вами милиция приедет.
Через полтора часа появились два "уазика". Меня повезли в Октябрьский временный отдел милиции. Мадина на машине последовала за нами.
С меня снимали показания два молодых милиционера.
- Русская?
- Русская.
- Точно? - нарочито сурово спросил меня один из них.- Не чеченка? А то надоели эти чеченские морды.
Претензий ко мне Октябрьский ВОВД не имел. Пока обыскивали нашу машину, мне разрешили выйти во внутренний двор. Там было много военных - они развешивали свежевыстиранное белье и одежду, чистили обувь. Меня сторожил улыбчивый автоматчик.
- Ну что? Где ее вешать будем? - крикнули за моей спиной.
Все расхохотались.
- Ты не обижайся,- успокоил меня автоматчик.- Тут все свои.
Наконец меня отпустили. Два "уазика" проводили нашу машину обратно на пост #28. На прощание милиционеры махали нам руками.
Вечером чеченцы, у которых я остановилась, объяснили, что в Грозном военные вообще ведут себя аккуратно. Иное дело - отдаленные районы Чечни и даже окраины самого Грозного.
Морда кавказской национальности
На выходные мой знакомый Ваха - он сотрудник миграционной службы - повез меня в поселок Черноречье. Это на окраине Грозного. Там живут сестра Вахи Хава и ее 17-летний сын Иса. Правда, Иса уже несколько дней лежал с высокой температурой. Хава хлопотала на кухне.
- Вы галушки любите? - спросила она меня.
- Украинские?
- Почему украинские? Наши.
- Я не знала, что чеченцы тоже галушки едят.
- А как же? Это наше национальное блюдо. Попробуешь.
Как только галушки были закинуты в кипящий бульон, мы отчетливо услышали несколько автоматных очередей и шум бронетранспортеров. Хозяйка метнулась к окну.
- Газки (русские.- Ъ)! Зачистка, наверное. Сюда идут!
- Все будет нормально,- сказал Ваха и побледнел.
Через минуту раздались мощные удары в ворота. Мы выбежали во двор. Полуторагодовалый кавказец Бандит рвался с цепи, захлебываясь лаем.
- Открывай! Не то сами откроем!
Посыпались матерные ругательства.
- Иду, иду! - Хава бросилась к калитке.
Однако калитка уже слетела с петель. В проеме показался рослый мужчина в камуфляже, с обгоревшим на солнце лицом. Собака рванулась в его сторону. Автоматная очередь - и Бандит, жалобно заскулив, рухнул на землю. Все оцепенели.
- Почему не открываете? - рявкнул военный.
За ним во двор вошли еще два солдата.
- Документы приготовьте.
- Кто такой? - спросил краснолицый Ваху, вплотную приблизившись к нему.
- Брат ее,- сказал Ваха, кивнув на Хаву.- Приехал проведать.
Он торопливо достал паспорт, удостоверение сотрудника миграционной службы, документы на машину и протянул военному.
- Ваши документы,- обратился ко мне краснолицый.- Вы кем приходитесь?
Я вытащила паспорт.
- Это жена моя,- соврал Ваха.- Она ждет ребенка, ей нельзя волноваться.
- Да никто ее волновать не собирается. Хотя и хочется,- ухмыльнулся краснолицый.
Солдаты загоготали.
- Кто еще в доме?
- Мой сын Иса. Он очень болен, у него температура. Он не встает с постели.
- Выводи сюда.
- Ему трудно вставать. Может, вы сами зайдете в дом?
- Сказали, выводи.
Хава нырнула в дом и через минуту вышла, держа под руку Ису.
- Пойдешь с нами, прогуляешься,- сказал Исе краснолицый.
- Нет-нет, прошу вас,- Хава заплакала,- не забирайте его. Он очень слабый. Вот его документы. Он еще учится в школе.
- Не реви, не люблю,- поморщился военный.- Ладно, пусть дома сидит.
Солдаты ушли. Мы вернулись в дом. Галушки были готовы, но никому не нужны.
